Лекция 5. Керенский и Корнилов: предчувствие гражданской войны

В августе 1917 года возник конфликт между главой Временного правительства Александром Федоровичем Керенским и верховным главнокомандующим генералом Лавром Георгиевичем Корниловым. У этого конфликта были очень серьезные последствия — последствия необратимые: сценарий гражданской войны в России стал неизбежным. Июльский кризис создал для Керенского необычайные возможности — он потерпел поражение на фронте, но власть Временного правительства, казалось, укрепилась. Большой вопрос, почему этот конфликт состоялся и каковы были его послед­ствия.

Во время июльского кризиса большевики и их союзники попыта­лись оказать давление на правительство. Они требовали от лидеров советов и комитетов, находившихся под контролем меньшевиков и эсеров, взять власть в свои руки. Этого не последовало. Большевиков арестовали, некоторые их га­зеты были закрыты, а часть сторонников — разоружена. Казалось, возникла возможность для некоторой стабилизации страны. Двое­властие прекратило свое существова­ние, потому что лидеры меньшевиков и эсеров объявили правительство прави­тельством спасения революции и декларировали свою безусловную поддержку Керенскому, чего они не де­лали по отношению к пред­шествующим правитель­ствам. Однако, хотя двое­властие и прекратило свое существование, единовла­стия Временного прави­тельства так и не наступило. Некоторые советы и коми­теты все-таки сохранили изрядную долю своего влияния. Это и советы рабочих и солдатских депутатов, это и войсковые коми­теты в армии, и некоторые дру­гие организации, которые возникли в это время в империи, например Цен­тральная рада в Киеве, созданная украинскими национальными активистами.

Вместе с тем ситуация во власти осложнялась еще одним обстоятельством. В результате июльского кризиса, после наступления, сменившегося пораже­нием, резко возросла роль Ставки верховного главнокомандующего. И тут важна роль не только институции, но и роль человека, возглавившего этот орган власти. Новым верховным главнокомандующим был назначен Лавр Георгиевич Корнилов. Это удивительно смелый человек, крайне решитель­ный, уверенный в себе, довольно образованный. Он с детства знал несколько восточных языков, получил академическое образование, действовал в качестве разведчика на территории различных азиатских стран. Он был довольно из­вестным путешественником, своего рода герой Киплинга на русский лад. Его отчет о путешествии в Кашгарию, Восточный Туркестан, территорию, контро­лируемую Китаем, представляет собой том, который мог бы потянуть на док­торскую диссертацию. Вместе с тем этот смелый, образованный и решитель­ный человек был, как и многие другие генералы того времени, политически наивным. Традиция российской армии требовала от офицеров быть людьми аполитичными, и суждения многих генералов в годы революции поражают своей простотой и неподготовленностью к этому времени.

При этом Керенский и Корнилов во многих отношениях имели и немало схо­жего. Оба — провинциалы, оба — люди внешние по отношению к дорево­лю­ционной элите, оба — безусловные патриоты. Керенский пытался по-своему восстановить боеспособность российской армии. А Корнилов готов был сотруд­ничать с революционной властью: он носил красный бант, использовал рито­рику революционного времени, приветствовал Керенского с красным знаменем в руках. То есть для некоторых старорежимных генералов, в душе своей сохра­нявших лояльность по отношению к императору, Керенский и Корнилов были похожи. Корнилов выглядел для этих людей выскочкой революционного времени.

Таким образом, у них были точки соприкосновения, но вместе с тем союза не получилось. В это время политические круги — либеральные, консерватив­ные и правые — решили, что настало время остановить революцию и обратить ее вспять, и своим инструментом они избрали генерала Корнилова. Но это создавало определенные проблемы. Если раньше в качестве уникального спа­сителя страны рекламировался Керенский, то теперь на эту роль претендо­вал Корнилов. У страны не может быть двух уникальных вождей-спасителей, и это уже закладывало основы для некоторого конфликта.

Кроме того, Корнилов и поддерживающие его политические силы начали решительное наступление на войсковые комитеты в армии. В этом были свои резоны, потому что восстановить традиционную дисциплину при комитетах было невозможно. Но вместе с тем это было явной политической наивностью. В комитетах были десятки, даже сотни тысяч энергичных, амбициозных лю­дей, часто с боевым опытом, которые ощущали себя новым политическим классом России, которые участвовали в подготовке наступления. Некоторые их товарищи погибли в результате этого наступления, некоторые были ранены. Они ощущали себя героями и не готовы были принять все обвинения со сторо­ны Корнилова, генералитета и либерально-консервативной прессы.

Кроме того, сторонники Корнилова решили расширить фронт своего насту­пления на политические партии и стали обвинять в бедах России не только большеви­ков и анархистов — все больше огонь критики сосредотачивался на лидере со­циалистов-революционеров, партии, где формально состоял и Керенский. Этим человеком был Виктор Михайлович Чернов. Удар нано­сился по наиболее известному и авторитетному лидеру самой крупной поли­тической партии России.

Тем не менее Керенский и Корнилов пытались достигнуть какого-то соглаше­ния. Разговор был непростой, стороны преследовали разные цели, при этом и Корнилов, и Керенский весьма зависели от своего окружения. Но в общем соглашение было достигнуто: Корнилов перебрасывал под Петроград несколь­ко элитных кавалерийских дивизий Российской армии с тем, чтобы потом командование могло, опираясь на эти войска, навести порядок в петро­градском гарнизоне, затянуть дисциплину сначала в Петрограде и Кронштадте, а потом и во всей стране. Теоретически предполагалось, что тем самым укрепится власть Временного правительства.

Однако соглашение было очень непрочным. Керенский и его сторонники про­должали интриговать против Корнилова, а тот со своими сторонниками — против Керенского. Между участниками соглашения не было доверия. Все это затруднялось еще и тем, что Корнилов большую часть времени находился в Могилеве, где была Ставка верховного главнокомандующего, и встречи с Керен­ским в Петрограде и Москве, во время московского государственного совеща­ния, не во всем способствовали нормализации отношений. Кроме того, по­средники между Керенским и Корниловым тоже иногда вели свою игру и недо­статочно точно формулировали послания.

Политику сложно представить без интриги, но в данном случае было слишком много интриг, затенявших это политическое решение. Керенский получил сведения о том, что Корнилов нарушает достигнутые между ними соглашения в отдельных очень важных деталях. Действуя, возможно, чрезмерно импуль­сивно, без должной проверки, он объявил об отстранении Корнилова от долж­ности верховного главнокомандующего. Зная Корнилова лучше, можно было бы предположить, каким будет его ответ. Корнилов не только отказался сдать свою должность, но фактически объявил, что во Временном правитель­стве находятся предатели России. С этого момента Корнилов бросил вызов не только советам и комитетам, но и власти Временного правительства.

Казалось бы, у Керенского нет никаких шансов на победу. В Петрограде нахо­дится демократизированный, не очень дисциплинированный гарнизон — а к городу двигаются по трем железным дорогам три боевые элитные кавале­рийские дивизии Российской армии. Казалось, что они сметут всех и вся. Од­нако логика политического конфликта отлична от логики военного времени. Брошенные в политический конфликт дисциплинированные части оказывают­ся совсем не таким эффективным механизмом. В результате кавалерийские дивизии, в разной степени распропагандированные, застыли, не достигнув Петрограда. А деморализованный по большому счету и непригодный к боль­шой войне петроградский гарнизон оказался достаточно решительным для того, чтобы оказать в случае чего сопротивление Корнилову.

Лавр Корнилов потерпел поражение еще до того, как он выступил против Алек­сандра Керенского. Вызов, брошенный им войсковым комитетам, факти­чески лишал его каких-то шансов на политическую победу. Укрепления власти Кор­нилова не хотел никто: ни дезертиры, ни боевые солдаты, которые были чле­нами войсковых комитетов. В равной степени, хотя и по разным причинам, Корнилов для них олицетворял абсолютное зло. В конце концов Корнилова арестовали. Причина его поражения объясняется не только поведением Керен­ского, они лежат гораздо глубже. Нельзя провести военный переворот против воли армии. Роль войсковых комитетов здесь была колоссальной, недооценка их влияния стала фантастической ошибкой.

Почему же — еще раз зададим этот вопрос — Керенский и Корнилов не до­стигли соглашения? Свой ответ на него дает Федор Степун, русский философ, который в это время служил начальником политического управления армии. То есть был сотрудником Керенского, хотя и во многом симпатизировал Кор­нилову. Он говорил о том, что за конфликтом этих людей стоит некий куль­турный конфликт, культурный раскол в русском обществе. Для Керенско­го, хотя он и пытался восстановить армейскую дисциплину, армия все-таки была чем-то чужим. Он воспринимал Российскую армию с позиции радикаль­ного интеллигента, с антимилитаристским зарядом. Он не чувствовал внутрен­ней дисциплины традиционной армии, не понимал красоты этой дисциплины, писал Степун. В свою очередь и Корнилов не был обычным генералом, генера­лом-солдафоном. Но и для него Керенский был не просто человеком, а олице­творением совершенно иной и чуждой ему социальной группы. Для кадрового офицера Корнилова Керенский — интеллигент, адвокат, краснобай, человек, заменяющий дела словами. Они пытались найти некоторые точки соприкос­новения, но им это не удавалось.

И если мы поместим этот конфликт, который не был, конечно, конфликтом только личным, в международный контекст, то получим материал для срав­нения. Вскоре после начала российской революции произошло немало других революций. В ноябре 1918 года началась революция в Германии. Всякая рево­люция — потенциальная гражданская война, и это нужно понимать тем, кто в ней участвует и в ней живет. В Германии возникли локальные гражданские войны. В январе 1919 года произошел конфликт в Берлине, который закончился убий­ством коммунистов Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Была подавлена Советская республика в Баварии, после чего там начался «белый» террор. Эти конфликты вспыхивали в Германии вплоть до 1923 года. Но там локальные гражданские войны не переросли в гражданскую войну. Отчасти это объяс­нялось тем, что с самого начала был заключен некоторый пакт между немец­кими социал-демократами и генералитетом. Генералы и социал-демократы не очень-то любили друг друга, они были из разного теста. Но в годы Первой мировой войны некоторые из них имели опыт сотрудничества. Они смогли немножко притереться друг к другу, и при сохранившемся недоверии им уда­лось заключить брак по расчету, который выдержал некоторое испытание временем.

В России это было не так. Российские социалисты — гораздо более левые и ме­нее опытные, чем их немецкие партийные товарищи, — не обладали никаким фактическим опытом участия в государственной деятельности. А российские генералы совершенно не представляли себе социалистов. Поэтому стабилизи­рующий союз, сдерживающий страну от сползания к гражданской войне, не мог сложиться, и это одно из важнейших последствий так называемого дела Корнилова. Механизм гражданской войны был запущен.

Казалось, Керенский выиграл от поражения Корнилова. Но на самом деле он оказался проигравшим, потому что терял базу своей поддержки. Некоторые организации, всевозможные революционные комитеты, созданные для борьбы с Корниловым, фактически сохранили свое существование и позже. Они кон­тролировали запасы оружия, сохраняли контроль над цензурой, то есть во мно­гие рабочие поселки Центрального промышленного района Октябрь пришел уже в сентябре. Но это касается и некоторых других, более крупных террито­рий. Страна распадалась на регионы с совершенно разными политическими режимами. Возможности для общенационального компромисса были урезаны. Линия соглашения между либералами и умеренными социалистами, между кадетами с одной стороны и меньшевиками и эсерами с другой стороны становилась все более неопределенной, а возможность коалиции — все менее вероятной.

В конце концов Керенскому удалось воссоздать коалиционное правительство, в которое вроде бы вошли и меньшевики, и эсеры, и представители тех, кого тогда называли буржуазией. Но показательно, что в это правительство не во­шел ни один крупный политический деятель ни с одной, ни с другой стороны. Это правительство оставалось в первую очередь правительством Керенского, терявшего свою популярность.