Глава двадцать первая. КОНЕЦ, ОЗНАЧАЮЩИЙ НАЧАЛО НОВОГО

Момо задержалась, расшифровывая надпись. Когда она проскользнула в ворота, последний из Серых господ уже исчез.

Перед ней был огромный строительный котлован, глубиной метров в тридцать. Вокруг стояли экскаваторы и еще какие-то строительные машины. В глубину котлована вела наклонная дорога, на ней застыли внезапно остановившиеся самосвалы. Тут и там окаменели в различных позах строительные рабочие.

Куда теперь? Куда мог скрыться Серый господин? Никакого особого входа Момо не заметила. Она взглянула на Кассиопею, но и та, видно, ничего не предугадывала. Ее панцирь был пуст.

Момо спустилась в котлован и огляделась. И опять увидела знакомое лицо! Это был Никола, каменщик, нарисовавший когда-то цветы на стене ее комнаты. Конечно, и он был недвижим, как другие, но его поза была очень странной. Он стоял, приложив ко рту ладонь – словно кричал кому-то, другой рукой он укапывал на отверстие гигантской трубы, торчавшей возле него из дна котлована. Казалось, что Никола смотрит прямо на Момо.

Момо сочла это за благоприятный знак. Не долго думая она полезла в трубу. Очутившись внутри, Момо сразу заскользила куда-то вниз – труба была почти отвесной. Она то и дело поворачивала, и Момо кидало из стороны в сторону. От бешеного скольжения она ничего не видела и не слышала. Иногда она входила в штопор, вертясь вокруг собственной оси, и летела вниз головой, в темноте, крепко прижимая к себе черепаху и Цветок Времени. И чем глубже она спускалась, тем становилось холодней.

«Как я отсюда выберусь?» – мелькнуло у нее в голове, но не успела она об этом хорошенько подумать, как труба вдруг кончилась, и Момо очутилась в подземном коридоре. Вокруг был разлит пепельно-серый свет, исходивший, казалось, от самих стен.

Момо вскочила на ноги и побежала дальше. Ее шаги были беззвучными, она бежала босиком, – а впереди опять раздавались шаги Серых господ.

От главного коридора расходились в обе стороны боковые ходы, все это разветвление простиралось, очевидно, далеко под кварталом новостроек.

Момо услышала голоса. Она пошла прямо на них, дошла до какого-то угла и осторожно выглянула из-за него.

Ее взгляду открылся огромный зал с длинным столом посередине. Вокруг него в два ряда сидели Серые господа – вернее, то, что от них осталось. Как убого выглядели эти последние из воров времени! Их костюмы превратились в лохмотья, серые лысины были в шишках и ссадинах, лица искажены от страха. В бледных губах зажаты горящие сигары.

Момо разглядела в противоположной стене зала большую стальную дверь. Оттуда веяло ледяным холодом. И хоть Момо знала, что это бесполезно, она все же опустилась на корточки и закутала ноги пиджаком.

Говорил Серый господин, восседавший во главе стола на фоне бронированной двери:

– Надо экономнее обходиться с нашими запасами. Мы не знаем, как долго нам еще ими пользоваться. Мы должны себя ограничивать.

– Нас мало осталось! – крикнул другой. – Запасов хватит на годы!

– Чем быстрее мы начнем экономить, тем дольше продержимся, – продолжал оратор, не обращая внимания на выкрик. – Вы знаете, господа, что я подразумеваю под экономией. Будет вполне достаточно, если катастрофу переживут только некоторые из нас. Мы должны быть объективными! Сидящих за этим столом слишком много, господа! Число их должно быть значительно уменьшено. Так подсказывает разум. Могу я попросить вас произвести подсчет присутствующих?

Все быстро пересчитались. Председатель вынул из кармана монету и объявил:

– Кинем жребий! Решка будет значить, что останутся четные, орел – что останутся нечетные.

Он подкинул монету и поймал ее на лету.

– Решка! – крикнул он. – Господа с четными числами остаются, тех, у кого числа нечетные, прошу немедленно раствориться!

По рядам пробежал беззвучный стон, но никто не посмел воспротивиться. Воры времени с четными числами вытащили у других изо рта сигары – и осужденные растаяли.

– А теперь, – продолжал в полнейшей тишине председатель, – теперь, если я осмелюсь попросить, господа, повторим все еще раз.

Та же самая процедура повторялась во второй раз, потом в третий и даже в четвертый. Под конец осталось всего шесть Серых. Они сидели и смотрели друг на друга ледяными глазами – по трое с каждой стороны стола.

Момо наблюдала за всем этим, содрогаясь от ужаса. Она заметила, что, по мере того как сокращалось число Серых господ, убывал и холод. Терпеть его стало намного легче.

– Шесть – некрасивое число, – сказал один из Серых.

– Хватит, – ответил с противоположной стороны другой, – сокращаться дальше нет смысла. Если шестеро не предотвратят катастрофу, то трое и подавно.

– Не скажите! – возразил другой. – Но в случае необходимости мы всегда можем к этому вернуться. Я имею в виду – потом.

Некоторое время было тихо.

– Хорошо, что дверь на склад была открытой, как раз когда началась катастрофа, – сказал один из Серых. – Если бы ее тогда захлопнули, никакая сила на свете не могла открыть бы ее! И мы бы погибли!

– К сожалению, вы не совсем правы, милейший, – ответил ему другой. – В открытую дверь из холодильных камер улетучивается холод. Цветы Времени постепенно оттаивают. А вы прекрасно знаете, что, если они оттают, мы не сможем помешать им вернуться туда, откуда они прибыли.

– Вы считаете, – сказал третий, – что мы не сможем поддерживать необходимый холод?

– К сожалению, нас всего шестеро, – ответил второй. – Подсчитайте наши возможности. Мне кажется, что преждевременно было так резко сокращаться. Этим мы ничего не выиграли.

– Надо было выбирать из двух возможностей, – крикнул первый. – И мы выбрали!

Опять наступила тишина.

– Что же мы – будем годами сидеть и глядеть друг на дружку, ничего не делая? – спросил один. – Весьма безотрадно!

Момо задумалась. Просто сидеть и ждать не было смысла. Значит, Цветы Времени сами оттают. Только бы не было здесь этих господ! Но они есть. И если она ничего не предпримет, они так тут и останутся. Но что делать: дверь на склад остается открытой, и Серьге господа обеспечены сигарами?..

Кассиопея вдруг шевельнулась в ее руках, и Момо взглянула на нее.

«ТЫ ЗАКРОЕШЬ ДВЕРЬ!» – стояло на панцире.

– Ничего не выйдет! – прошептала Момо. – Она неподвижна.

«ДОТРОНЬСЯ ДО НЕЕ ЦВЕТКОМ!» – ответила черепаха.

– Я ее сдвину, если дотронусь цветком? – переспросила Момо.

«ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ!» – стояло на панцире.

Если Кассиопея предсказывает, значит, так и будет. Момо осторожно опустила черепаху на землю.

Потом она осторожно спрятала под пиджаком Цветок Времени – он уже сильно привял, лепестков на нем стало меньше.

Момо удалось незаметно залезть под стол. Там она добралась на четвереньках до другого конца и теперь сидела, съежившись, между ногами воров времени. Сердце бешено колотилось...

Момо тихонько вытащила из-под пиджака Цветок Времени, взяла его в зубы и проползла под стулом. Никто из Серых господ этого не заметил.

Вот и открытая дверь – Момо дотронулась до нее цветком. Одновременно она нажала на дверь рукой, та бесшумно повернулась на петлях – и с гулом захлопнулась!

Многократное эхо пробежало через зал и дальше – но бесчисленным коридорам и переходам.

Момо вскочила. Серые господа, которые вовсе не рассчитывали, что кто-нибудь, кроме них, может двигаться в этом окаменевшем мире, застыли от страха в креслах, уставившись на девочку.

Момо бросилась к выходу. Очнувшись, Серые господа кинулись за ней.

– Это она! – крикнул один. – Страшная маленькая Момо! Это Момо!

– Непостижимо! – крикнул другой. – Как она может двигаться?!

– У нее есть Цветок Времени! – заревел третий.

– И она закрыла им дверь! – крикнул четвертый. Пятый с размаху стукнул себя по голове:

– Мы тоже могли бы! Ведь у нас их сколько угодно!

– Было, было! – завизжал шестой. – Но теперь дверь закрыта! Есть еще выход: отобрать цветок у девчонки! Иначе все кончено!

Момо уже пропала где-то вдали – в разветвляющихся без конца коридорах. Но Серые господа ориентировались здесь, конечно, лучше нее. Момо мчалась по переходам как попало – вкривь и вкось, иногда она бежала прямо в руки кому-нибудь из преследователей, но ей каждый раз удавалось вовремя ускользнуть.

Кассиопея тоже участвовала в этой борьбе на свой лад. Бегать она, правда, не могла, но так как заранее знала, где преследователи появятся, она вовремя оказывалась в нужном месте, где Серые господа спотыкались об нее и падали. Бежавшие следом натыкались на лежащего – и так черепаха много раз спасала Момо от неминуемой гибели.

Во время этой беготни Серые господа теряли свои сигары – они словно обезумели от желания схватить цветок – и постепенно таяли в воздухе. Наконец их осталось двое.

Момо уже вернулась в зал заседаний. Оба вора времени бесполезно гонялись за ней вокруг стола. Потом они разделились и с двух сторон устремились к девочке. Спасения не было! Момо стояла в углу зала и со страхом смотрела на преследователей. Цветок она прижала к себе. На нем оставалось всего три лепестка.

Первый из двоих поднял было за цветком руку, но второй оттолкнул его.

– Нет! – заорал он. – Цветок мой! Мой!

Они отпихивали друг друга. При этом один выбил у другого изо рта сигару – тот завертелся волчком, издал душераздирающий крик, стал прозрачным и исчез. Последний из Серых господ направился к Момо. В углу его рта еще дымился малюсенький окурок.

– Отдай цветок! – прохрипел он, но тут окурок выпал у него изо рта и откатился в сторону.

Серый бросился на пол, протянул за окурком руки, но не достал его. Он повернул свое пепельно-серое лицо к Момо, с трудом приподнялся и воздел дрожащую руку.

– Пожалуйста, – прошептал он, – пожалуйста, милая девочка, отдай мне цветок!

Момо все еще стояла, забившись в угол, держа у сердца цветок, и отрицательно качала головой, не в силах произнести ни слова.

Серый господин съежился.

– Это хорошо, – бормотал он, – хорошо – что все – теперь – прошло...

И он исчез.

Момо растерянно смотрела перед собой – туда, где только что лежал последний Серый господин. Но там появилась Кассиопея, на панцире которой стояли слова:

«ТЫ ОТКРОЕШЬ ДВЕРЬ».

Момо подошла к двери, прикоснулась к ней последним лепестком цветка и отворила ее настежь.

С исчезновением последних воров времени исчез и холод из зала.

С широко раскрытыми глазами вступила Момо в огромные камеры хранения. Будто остекленевшие, стояли на полках бесчисленные Цветы Времени – один красивее другого и ни одного похожего, – сотни тысяч Цветов Времени, миллионы часов жизни. Становилось все теплее, теплее, теплее – наконец стало тепло, как в оранжерее.

И когда в руках Момо опал с цветка последний лепесток, вокруг поднялась своего рода буря. Целый сонм Цветов Времени закружился вокруг Момо – и мимо нее, вылетая в дверь. Это была теплая весенняя буря, буря освобожденного времени!

Как во сне, оглянулась Момо вокруг и вдруг увидела возле себя на полу Кассиопею. На панцире черепахи стояла сияющая надпись: «ЛЕТИ ДОМОЙ, МАЛЕНЬКАЯ МОМО, ЛЕТИ ДОМОЙ!»

Это были последние слова, которые Момо прочла на панцире. Цветочная буря стала такой неописуемо мощной, что подняла Момо на воздух и понесла ее вдаль, будто Момо сама была цветком, – понесла все дальше и дальше, вон из мрачных коридоров и переходов – наружу, наверх, в чистый воздух над землей и над большим городом. Момо летела над крышами и башнями посреди огромного облака цветов, которое все увеличивалось. Все это было похоже на веселый танец, в котором Момо парила то выше, то ниже, то вращаясь вокруг самой себя.

Потом цветочное облако тихо и нежно опустилось, и все цветы упали на застывшую землю, как хлопья снега. И как снег, они нежно растаяли и стали опять невидимыми, чтобы вернуться в сердца людей, где им и надлежало быть.

В то же самое мгновение возникло исчезнувшее время и все снова пришло в движение. Тронулись с места автомобили, засвистели регулировщики уличного движения, голуби замахали крыльями, и маленький песик возле фонарного столба опустил наземь заднюю ногу и побежал дальше. Никто из людей так и не заметил, что целый час мир стоял на месте. Для них это было – как взмах ресниц.

И все-таки что-то изменилось. Потому что у всех вдруг стало бесконечно много времени. Каждый, конечно, обрадовался этому, но никто не знал, что это было его собственное время, удивительным образом к нему вернувшееся.

Очнувшись, Момо увидела себя на той самой улице, где она видела застывшего Беппо – он все еще стоял там! Стоял к ней спиной, опираясь на метлу, задумчиво глядя перед собой. Он вдруг почувствовал, что ему больше некуда спешить, и никак не мог себе объяснить, почему он так бодр и полон надежд.

«Может быть, прошли те самые сто тысяч часов и я выкупил Момо?!» – подумал он.

В этот момент кто-то дернул его за пиджак, он обернулся – перед ним стояла маленькая Момо!

Нет таких слов, которые могли бы описать радость этой встречи. Они попеременно смеялись и плакали, наперебой рассказывая друг другу о своих приключениях, при этом, конечно, говорили и разную чепуху, как это обычно бывает с опьяневшими от счастья. Они без конца обнимались и обнимались, а проходившие мимо останавливались и тоже радовались, и смеялись, и плакали вместе с ними, ведь времени теперь всем хватало.

Наконец Беппо водрузил на плечо свою метлу – о работе он сегодня больше не думал. Рука в руке, прошли они через весь город домой – к старому амфитеатру. У них было что рассказать друг другу.

А в большом городе творилось необычайное, чего давно уже никто не наблюдал: дети играли прямо на улице, и водители машин останавливались и улыбались им. Некоторые даже выходили, весело разговаривая, внимательно расспрашивая друг друга о здоровье. А у тех, кому пора было на работу, еще оставалось время на то, чтобы полить на подоконнике цветы или покормить птичку. И у врачей оказалось достаточно времени, чтобы внимательно выслушать больного.

И рабочие трудились спокойно, с любовью к делу, им не надо было больше спешить сломя голову. У каждого было столько времени, сколько ему нужно, – ведь времени стало с избытком.

Но мало кто знал, кому он всем этим обязан и что, собственно, произошло в тот самый миг, который казался не длиннее взмаха ресниц. Да большинство людей всему этому и не поверило бы. Знали это и верили этому только друзья Момо.

Когда Момо и Беппо вернулись в старый амфитеатр, все друзья уже ждали их: Джиги-Гид, Паоло, Массимо, Франко, девочка Мария с маленькой сестренкой Деде, Клаудио и все другие дети, и трактирщик Нино с толстой женой Лилианой и ребенком, и Никола-каменщик, и все люди, которые приходили сюда раньше, чтобы Момо их выслушала.

А потом был праздник, и веселились они так беззаботно, как это умеют только друзья Момо, – пока не загорелись на небе звезды.

После всех объятий, рукопожатий, смеха и криков все уселись наконец на поросших травой каменных ступенях. Стало совсем тихо.

Момо вышла на середину травяного круга и остановилась. Она думала о голосах звезд и о Цветах Времени.

И ясным голосом запела...

А в Доме-Нигде сидел на стуле возле изящного столика Мастер Хора, разбуженный вернувшимся временем, и смотрел, улыбаясь, сквозь Всевидящие Очки на Момо и ее друзей. Он был еще очень бледен, словно только что очнулся от тяжелой болезни. Но его глаза сияли.

Он почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Мастер Хора снял очки и нагнулся. Перед ним сидела черепаха.

– Кассиопея, – нежно сказал он и пощекотал ей шею, – вы хорошо это сделали! Ты должна мне все рассказать, потому что на этот раз я ничего не видел.

«ПОЗЖЕ!» – зажглось на панцире. И черепаха чихнула.

– Не простудилась ли ты? – озабоченно спросил Мастер Хора.

«И ЕЩЕ КАК!» – ответила Кассиопея.

– Это Серые господа простудили тебя, – сказал Мастер Хора. – Представляю, как ты устала! Тебе надо хорошенько отдохнуть. Залезай-ка в свой панцирь.

«СПАСИБО!» – ответила черепаха.

Она, хромая, отошла в сторонку, чтобы найти себе тихий и темный уголок. Там она втянула под панцирь голову и ноги, и на ее спине зажглось слово, видимое сейчас только тем, кто прочел эту книгу:

«КОНЕЦ».

Короткое послесловие автора

Весьма возможно, что у некоторых читателей остались кое-какие вопросы. Но я боюсь, что не смогу им помочь. Всю эту историю я записал по памяти – так, как сам ее слышал. Лично я никогда не знал ни маленькой Момо, ни ее друзей. Я не знаю, что было с ними дальше, как они живут сейчас. Что касается большого города, то я в нем никогда не бывал.

Вот единственное, что мне хотелось бы добавить.

Находясь тогда в далеком путешествии (оно и сейчас еще не кончилось), я однажды ночью разговорился в купе с весьма странным пассажиром. Тем более странным, что никак не мог определить его возраст. Сперва я подумал, что напротив меня сидит старик, но вскоре понял, что ошибся, ибо попутчик вдруг показался мне необычайно юным. Но и это впечатление оказалось обманчивым.

Это он той ночью рассказал мне всю эту историю.

Когда он кончил, мы некоторое время молчали. Потом загадочный пассажир произнес еще одну фразу:

– Я рассказал вам все так, словно это было в прошлом, – сказал он. – Но я мог бы рассказать и так, словно оно в будущем. Для меня тут особой разницы нет...

Очевидно, он сошел на другой станции, потому что через некоторое время я заметил, что еду один. Больше мы не встречались.

Если я его когда-нибудь встречу, то о многом еще расспрошу.

Наши рекомендации