ТАТЬЯНА. Дом, который всё умеет сам

Регрессионные воспоминания Антона позволяют нам вернутся к заданной теме – воспоминаниях наших с вами сограждан о наблюдениях за иными живыми общностями, в которых некогда они принимали участие. Поэтому продолжим. Иногда на такие сюжеты попадаешь случайно. В сеансе регрессионного поиска оператор может предложить регрессанту вернуться в прошлое на некий четко установленный период времени – на пятьсот лет, тысячу лет и т.д. Мысленно будучи в заданной временной точке, человек может оказаться как в воплощенном состоянии, так и в развоплощенном, а где именно – заранее это неизвестно. Поэтому оператор предлагает клиенту сосредоточиться на образах, которые возникают перед его мысленным взором.

Надо еще сказать, что задаваемая временная точка часто несколько условна – не всегда человек оказывается в моменте времени, отстоящем от настоящей минуты, скажем, ровно на тысячу лет, и ни секундой больше или меньше. Иногда, если близко к заданной точке на линии времени находится какое-то значимое для личности событие, то подсознание человека подводит его именно к этому событию. В общем-то, пока и не столь важно, тысячу или, скажем, тысячу десять лет и три дня прошло с этого момента. Важен принцип.

Так вот, с осмотра образов начался еще один удивительный сюжет.

Татьяна: … это что-то такое, что вообще человеческим языком описать сложно. Во-первых, очень большое столпотворение кого-то. Это живое, это живущее, но оно какое-то… не такое. Это отдельные особи, их много, я пока не могу их образ точно рассмотреть. Это их место жительства. Они пешеходные, скажем так, то есть они ходят по земле, у них есть твердая опора под ногами. Напоминают мышей в норе - не по внешнему виду, а по типу отношений – и перелезут друг через друга, и прижмутся друг к другу. Очень тесные физические контакты между ними. Или это из-за столпотворения? Они разные, отличаются друг от друга. Их небольшое количество в этой группе – можно считать сотнями, скорее всего. Парадоксальное ощущение, что они почкуются.

Оператор: Ты – одна из них?

Татьяна: Нет, я вижу себя человеком. Не сказать, что они меня воспринимают, как чужую, а, может быть, они даже не понимают, что я – это другое.

Оператор: Опишите место, где находитесь Вы и эти существа.

Татьяна: Ощущения своеобразные, непривычные. Светила или вообще нет, или это сумерки. Я не могу понять, что там за освещение. Во-первых, свет какой-то серовато-сиреневато-зеленоватый, во-вторых, он – это даже не свет, это ощущение окружающего пространства – это как бы просто воздух такой. Растительности нет. Хотя, может быть, ее именно в этом месте нет. Ощущение того места – как бы ощущение замкнутого пространства, может, это атмосфера чем-то ограничена.

Оператор: Орудия труда или приспособления какие-то есть?

Татьяна: У них или у меня?

Оператор: У Вас.

Татьяна: Оружия нет. Орудия труда каким-то образом встроены в одежду. Это приборы. Отношение к этой колонии у меня спокойное, как к равноценной форме жизни, но я понимаю, что у нас с ними не может быть полноценного контакта, потому что они - другие. У меня даже ощущение, что они не понимают, кто я и что я. Что они меня, может быть, даже не замечают.

Оператор: Энергию откуда они берут, вот эти существа?

Татьяна: Осмос – всасывают из окружающей среды. Их размер примерно сопоставим с моим, но формы совершенно другие. Я их различаю, как разных особей, но не всегда могу определить, кто есть кто. То есть сказать, что вот эта особь – Вася, а вот эта – Петя, не могу.

Оператор: Вы здесь как наблюдатель?

Татьяна: Да, даже как терапевт в какой-то мере. Элемент помощи чувствуется – с моей стороны в их адрес, а не просто отстраненное наблюдение. Это обычная работа.

Оператор: Пребывание там определяется Вашей волей? Или Вас направили?

Татьяна: Вопрос о воле не стоит. Это просто надо так. Мое пребывание там - это, наверное, комплексное наблюдение.

Оператор: Вы о них только сейчас узнали?

Татьяна: Это недавнее открытие. Может быть, они поэтому еще и не поняли, что мы – чужие. И вообще такое ощущение, что это живое, но не сознательное. Или, может быть, на таком уровне сознания, который еще от животного мало отличим. У них какой-то специфический тип существования, но с чем его сравнить-то? Интереса к чему-то постороннему у них мало. По внешности – это как бы надутый слоник, сидящий на заднице, или еще похож на серо-сине-зеленого кожаного снеговика из многих шариков. Органы восприятия у них интересные: кожный покров воспринимает что-то вроде тактильных ощущений, есть немножко ощущения запахов, ощущение зрения – специфическое, как будто бы кожей свет воспринимают.

Оператор: Где это все находится?

Татьяна: Далеко. Нас сюда доставил какой-то транспорт. Кроме меня, там еще люди есть, может, больше ста человек, потому что таких колоний – несколько. Мы, люди, специально сюда пришли.

Оператор: Откуда?

Татьяна: Оттуда, где живем.

Оператор: Давайте вернемся туда, где живем.

Татьяна: Легко сказать, вернемся!

Оператор: А что здесь такого? Вот есть транспорт…

Татьяна: Он по форме напоминает плоский овал. Как-то мы интересно называли этот наш визит – что-то типа «понаблюдать за муравейником» или «за сусликами», какое-то несерьезное отношение. Возникает ощущение легких и быстрых челночных переходов, без длительных сборов. Внутри транспорта – люди, он заполнен, не порожняком ж его гонять. Я моих попутчиков вижу как людей, точно как людей. Тип славянский.

Оператор: Есть ли друзья среди них?

Татьяна: Есть друзья, есть просто знакомые… Двое или трое молодых людей – мы с ними в особо приятельских отношениях, переговариваемся по дороге. Дорога недолгая, занимает несколько часов, хотя у нас и у «сусликов» разные звездные системы. Наверное, поэтому там только сидячие места, в этом транспорте. Мы не спим, мы сидим расслабленные, но это не анабиоз. Ощущение, что мы работаем единой командой, с кем-то ближе, с кем-то дальше, собственно, как и в любом коллективе.

Оператор: А кого отбирают для этой работы? Нужна ли специальная подготовка?

Татьяна: Для этой работы набирали тех, кто занимается именно вот этим вот делом. Вертится что-то на языке, но не могу сказать, как там это дело называется. Это не поиск, поиском занимаются другие, а мы делаем как бы первоначальное наблюдение.

Оператор: Чем Вы пользуетесь? Есть ли таблицы, классификация?

Татьяна: Нельзя классифицировать то, что еще не знаешь. Еще не так много материала, чтобы можно было классифицировать.

Оператор: В аппарате этом вы сидите? Стало быть, есть сила тяжести? Есть ли освещение?

Татьяна: Ну, не плаваем под потолком, это уж точно. Освещение спокойное и разлитое, не вижу источников света.

Оператор: Есть ли средства контроля за передвижением?

Татьяна: Это как? Нет, это не входит в наши обязанности, мы же пассажиры. Кресла – «дутики», но не массивные, легкий светлый материал. Спинки очень высокие, в них на спинках сверху какие-то приборы. Это не просто седалища, они технически оснащены. Возможно, это для контроля за состоянием организма. Аналоги в нашем языке вряд ли найдешь.

И снова возникла та же самая проблема. Татьяна отлично видела приборы, место их расположения, знала, для чего они предназначены. Но описать принцип действия не могла. Собственно, так происходит почти всегда - в отношении описываемых технических устройств регрессанты могут детально описать внешний вид и эффект от их действия, но не принципы, на которых они работают, и не техническое устройство. Тогда, в прошлом, они не задумывались об их устройстве, а просто использовали, как и мы сейчас используем телевизоры, микроволновые печи и прочие предметы нашего быта.

Оператор: Каким образом вы узнаете, что прибыли? Кто или что разрешает вам встать с кресла?

Татьяна: Просто открывается выход. Мы выходим и оказываемся в одном из помещений большого комплекса. Все сделано из интересного материала – это не металл, а органика, он не холодный. Так, мы идем по коридору. Что, мы сразу выходим? Нет, мы должны посетить другое помещение, и там оставить то, что на нас надето, потому что оно одето специально для таких путешествий.

Оператор: А информацию, которую Вы получили при наблюдении, что с ней делаете?

Татьяна: Она в текущем порядке передается. Мы по мере наблюдения обмениваемся информацией и друг с другом, и с каким-то центром, который там у нас присутствует. Никаких отчетов о командировках, там, конечно, нет. Так, оставляем одежду. Она наша, потому что она приспособлена под каждого из нас, но мы ее оставляем там на хранение до очередной потребности . Под ней такие… как бы трико, это легкая повседневная одежда. Она удобная, мягкая, комфортная к коже, и под спецодежду нужно обязательно одевать что-то в таком духе. Кажется, могут быть и другие варианты одежды. Во всяком случае, нет ощущения униформы.

Оператор: Вы женщина или мужчина?

Татьяна: Я – женщина. Есть и мужчины.

Оператор: Есть ли существа других полов, не мужчины и не женщины?

Татьяна: (смеется) Да нет, с этим все в порядке. Мы расходимся по домам отдыхать. Прощаемся друг с другом. Там, по крайней мере, в этом месте нет ощущения жестких дорог – только тропинки.

Оператор: Тем не менее, мы добираемся до дома. Это не так далеко, я так полагаю?

Татьяна: Да. Нет многоэтажных домов, есть индивидуальное жилье. Дом - это исключительно мой дом, он под меня приспособлен, он не перегружен ничем, он просто для отдыха, для комфорта.

Оператор: Как вы входите в этот дом?

Татьяна: Интересно, дверь не открывается, а как бы пропадает. То есть я нажимаю на какое-то место, участок этой двери, и просто вхожу в образовавшийся проем. Место, куда нужно нажать, оно чем-то отличается от стены. Стена из такого же искусственного материала, как и посадочный комплекс, цвет ее - темно-молочный. Мой дом немного приподнят над землей. Есть опоры, но я конструкцию не совсем хорошо вижу. Внутри мы только спим и отдыхаем. Не так, как в наших квартирах, где все перегружено мебелью, информацией, книгами, посудой, - там все, что связано с душой, сердцем и головой – это все в каких-то других местах делается, а дом исключительно для отдыха. Хотя я знаю, что именно из дома есть очень легкий доступ к информации. Он вообще интеллектуален, как-то так… Очень светло внутри, как будто бы он свет пропускает. Очень большие окна. Вот интересно – снаружи он как будто непрозрачный, а внутрь заходишь и видишь здоровенное окно, которое совершенно прозрачное. Ощущения полной безопасности, все совершенно комфортно и привычно.

Оператор: Есть ли вода внутри?

Татьяна: Нет канализации, но воду можно получить. Как будто через стены дома проходит капиллярная система, она работает на принципе осмоса. Для чего? Попить… Так, для мелких нужд.

Оператор: А как удаляются отходы жизнедеятельности?

Татьяна: Материал, из которого сделана домашняя обстановка и одежда, так устроен, что он перерабатывает все выделения организма. Дома мы только спим или занимаемся чем-то, для чего нужно одиночество. А отдых – для него я могу куда-то пойти, поехать, пообщаться с кем-то, то есть это коллективное времяпровождение и не связано с домашней обстановкой. Однако я знаю, что есть что-то типа наших гостиниц. То есть я не обязательно могу домой возвращаться, могу и где-то переночевать.

Оператор: То есть ночь и день есть. Светило какое?

Татьяна: Более белое, чем Солнце, и менее крупное, мне почему-то так кажется. Вот над тем местом, где я нахожусь, оно почти по вертикали перемещается. Эклиптика вертикально расположена. Планета в сравнении с Землей будто бы немного больше, но сравнить сложно. Она более плоская, без гор. Моря – или я их не вижу, или они более мелкие и маленькие…

Сравнишь такой суперустроенный быт и нашу повседневную действительность с отключениями то горячей, то холодной, а то и обоих вод сразу, с боковыми местами в плацкарте у туалета, и поневоле хочется что-то изменить…

Важно отметить вот что. Люди, которые воспринимают себя как потомков светлой высокорослой расы, идентичной современному человечеству, они все без исключения рассказывали, что их сообщество было основано на партнерских отношениях между людьми. Их общество (точнее, общества, потому что таких обществ было не одно) делилось на профессиональные группы по видам занятий (условно говоря, путешественники, защитники, те, кто обеспечивал питанием и проч.). Однако, жесткое закрепление субъекта за профессиональной группой отсутствовало. В зависимости от склонностей и способностей каждого человека могла происходить смена вида деятельности в любое время на протяжении жизни. Могла иметь место и полифункциональность. Так, Евгений (точнее, человек, которым он являлся в прошлом времени) в силу имевшихся у него тогда интеллектуальных и психофизиологических способностей сменил профессию и вместо земледельца стал учителем. Сделано это было исключительно по его доброй воле, т.е. он мог и отказаться.

Для светлокожих антропоморфных рас характерен партнерский тип отношений. Понимая, что тот или иной субъект занимает более высокое положение внутри подгруппы, другие субъекты относятся к нему как к товарищу или брату, но не как к господину или начальнику. То есть, авторитарность в таких обществах отсутствует. Характерно, что такой же тип социального поведения и восприятия своего окружения присущ этим людям и сейчас. Вообще, способ организации общества у белых человекоподобных рас основан не на управлении по искусственно придуманным законам, а на основе природосообразия: они понимают, к каким последствиям для природы может привести то или иное действие, и свою деятельность основывают именно исходя из этого понимания. Видимо, потому и способ расширения занимаемого пространства для таких рас – в том числе и способ колонизации Земли – более мягкий, основанный на достижении взаимопонимания и постепенной ассимиляции, а не на жестком подчинении уже проживающих существ.

Кстати, приведенное выше описание дома, непрозрачного снаружи и прозрачного внутри, интересным образом пересекается с другим сюжетом, полученным совершенно от другого человека. Раньше мы только упомянули о Сергее, наблюдавшем встречу аборигенов нашего Севера с пилотами дисковидного аппарата. Аппарат, который доставил пришельцев на нашу планету, имел такое же устройство. Он был непрозрачный снаружи, но открывал полный обзор местности для тех, кто находился внутри. Воспоминания же Сергея достойны того, чтобы рассказать о них подробнее.