Русская Церковь в центре «большой политики».

К началу Великой Отечественной войны Московская Патриархия уже несколько лет не вела международную деятельность. В докладе 1946 г. в ЦК ВКП(б) председателя Совета по делам РПЦ Г.Карпова отмечалось, что к 1935-1936 гг. она полностью прекратила связь с заграницей*1. Правда, еще оставалось 5 приходов в ее юрисдикции в Западной Европе, несколько в США, но их связи с Москвой практически оборвались. Государственные органы целенаправленно ликвидировали все контакты Русской Церкви с внешним миром, чтобы сведения о ее разгроме и уничтожении духовенства не стали достоянием мировой общественности.

С нападением Германии ситуация изменилась. Теперь для руководства СССР большое значение приобрели отношения с союзниками по антигитлеровской коалиции, прежде всего Великобританией и США. Правительствам этих стран было небезразлично положение Церкви в Советском Союзе. Так, особую заинтересованность в этом вопросе проявил президент Ф.Д. Рузвельт, являвшийся очень набожным человеком. Уже в конце октября 1941 г. прибывший в Москву его личный представитель А.Гарриман сообщил И.Сталину об обеспокоенности американской общественности судьбой Русской Церкви и передал просьбу президента улучшить ее правовое и политическое положение. Советское руководство учло и имевшиеся у Московской Патриархии значительные возможности для установления тесных контактов с влиятельными религиозно-клерикальными течениями в западных странах и ее способность влиять на антифашистскую борьбу в оккупированной Восточной Европе. В поступившей к И.Сталину докладной записке из НКВД отмечалась важная консолидирующая роль Русской Церкви в набиравшем силу антифашистском движении славянских народов на Балканах*2.

И сразу же после наступившего перелома в ходе Сталинградской битвы, когда положение на фронтах улучшилось, руководство Московской Патриархии выступило с целым рядом посланий к православным верующим восточно-европейских стран. В ноябре и декабре 1942 г. митр. Сергий обратился к румынскому духовенству и солдатам румынской армии с призывами «окончить войну с русским народом, с которым румыны связаны узами христианского братства, и прекратить пролитие братской единоверной крови»*3. Эти послания готовились и распространялись с санкции высшего партийного руководства. Например, 23 апреля 1943 г. заместитель наркома внутренних дел В.Н. Меркулов писал секретарю ЦК ВКП(б) А.С. Щербакову: «По просьбе Всеславянского комитета борьбы с фашизмом, глава православной церкви в СССР митрополит Сергий составил антифашистское обращение к славянским народам»*4. После одобрения ЦК обращение «Всем христианам в Югославии, Чехословакии, Элладе и прочих странах и народам, томящимся под гнетом фашистских оккупантов» было напечатано в типографии и переправлено через линию фронта.

Особенно активно участвовал в организации пропаганды за границей митр. Николай (Ярушевич). Он являлся членом созданного правительством Всеславянского комитета, призывавшего братьев-славян поддержать СССР в борьбе с нацистами. В мае 1943 г. митрополит впервые появился в президиуме на III Всеславянском митинге в Москве и его речь опубликовали в газетах. Состоя членом Чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений фашистских захватчиков, владыка Николай оказался в числе подписавших заявление о том, что убийство тысяч польских офицеров под Катынью было совершено немцами. Неоднократно писал митр. Николай и антифашистские послания к народам Европы, например, «Братьям-славянам!» от 11 июня 1943 г.*5.

Но подобная деятельность являлась только началом. Уже весной 1943 г. И.Сталина стал беспокоить вопрос о будущем разделе сфер влияния в Европе. Он понимал, что преодолеть идеологический барьер с ее народами будет неизмеримо легче, если прибегнуть к религии, обеспечить передачу своих идей по церковным каналам. Прежде всего предполагалось использовать Православные Церкви Восточной Европы. Кроме того, с Московской Патриархией были связаны и более глобальные планы утверждения ее первенства в Православном мире, превращение в своего рода «Московский Ватикан». Определенное значение имело и то, что во многих странах имелась паства Русской Церкви. Советскому руководству представлялось возможным распространять свое влияние таким образом на добрую половину мира. Ведь существовали экзархаты, епархии, благочиния, духовные миссии: в Китае, Японии, Северной и Южной Америке, Палестине, Корее, Бельгии, Венгрии и т.д. Лишь небольшая часть из них оставалась в каноническом подчинении Московской Патриархии, однако духовные связи в Русском Православии сохранялись. И 5 июня 1943 г. И.Сталин подписал секретное постановление Государственного комитета обороны «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведовательных органов СССР», в котором религиозные организации впервые были отнесены к категории интересов советской внешней разведки*6.

Международная деятельность Московской Патриархии существенно активизировалась с сентября 1943 г. сразу же после приема председателем СНК митрополитов Сергия, Алексия и Николая. Конечно, нельзя ее оценивать исключительно с политических позиций. Русская Православная Церковь имела традиционные многовековые связи с различными религиозными конфессиями. И поэтому было естественным, как только оказались сняты запреты, восстановление их. Эти контакты касались и сугубо церковных вопросов. Однако, внешние связи Патриархии являлись областью, в которой зависимость Церкви от государства ощущалась более всего. Некоторые иерархи были заинтересованы в восстановлении могущественной Русской Церкви с ее дореволюционным международным влиянием, сочувствовали они и идее «Великой Руси». Правда, активность руководящих деятелей Патриархии в выполнении чисто политических акций, тяготивших их, оказалась весьма далека от расчетов сталинского окружения.

8 сентября — в день избрания Патриарха было принято «Обращение Собора епископов Русской Православной Церкви ко всем христианам мира». А через полторы недели произошла встреча первосвятителя с делегацией Англиканской Церкви. В начале осени руководители стран антигитлеровской коалиции готовились к первой личной встрече в Тегеране. Для оказания воздействия на союзников с целью скорейшего открытия второго фронта И.Сталин использовал различные способы, в том числе влиятельные общественные движения. В числе таких организаций, с руководителями которых председатель СНК вел личную переписку, был Объединенный комитет помощи Советскому Союзу в Англии во главе с одним из высших деятелей Англиканской Церкви, настоятелем Кентерберийского собора Х.Джонсоном. В движение за скорейшее предоставление помощи СССР в Великобритании активно включились и другие иерархи, в том числе архиепископ Кентерберийский Коэмо Г. Ланг, написавший специальную молитву о даровании победы русскому воинству*7. Руководство Англиканской Церкви в конце лета 1943 г. обратилось к советскому правительству с просьбой разрешить визит своей делегации в Москву. Накануне Тегеранской конференции такой визит был признан И.Сталиным желательным и полезным.

Делегация прибыла в Москву 19 сентября и за 10 дней своего пребывания несколько раз встречалась с иерархами Московской Патриархии, осмотрела разрушенный фашистами Ново-Иерусалимский монастырь в г.Истре. Пропагандистская цель визита была полностью достигнута. Во время прощального посещения Патриарха архиепископ Йоркский С.Ф. Гарбетт заявил: «По приезде в Англию, меня будут осаждать корреспонденты, они будут спрашивать «есть ли в России свобода отправления религиозного культа», и я отвечу, что «безусловно, да», а когда книга «Правда о религии в России» будет переведена в Англии на английский язык, она принесет много пользы в деле понимания в Англии разных сторон русской церковной жизни»*8.

Делегацию Московской Патриархии несколько раз приглашали посетить Лондон. Но И.Сталин в тот момент высказался против поездки, и когда Патриарх обратился за разрешением на ответный визит к Г.Карпову, то получил отказ. Заместитель председателя СНК В.М. Молотов 13 октября 1943 г. дал председателю Совета по делам РПЦ следующие указания: «От посылки в Англию церковной делегации следует воздержаться. В разговоре с патриархом, если он будет напоминать, скажите, что в силу национальной гордости нам не следует кланяться и так быстро реагировать на их предложение, к тому же и воюют они еще плохо. Одно дело, когда они приезжали к нам на поклон, другое дело нам ехать туда. Я считаю, что нужно воздержаться»*9.

Получив отказ, Патриарх Сергий больше не проявлял особой инициативы в международных делах. Например, даже после трехкратных просьб о приеме в Москве греческой принцессы Ирины, он так и не сделал запрос в правительство (впрочем там знали об этих просьбах, но молчали). Тем не менее Патриархии приходилось все больше внимания уделять внешнеполитическим проблемам. На заседаниях Свящ. Синода 20-28 октября 1943 г. рассматривался доклад патриаршего экзарха, митрополита Алеутского и Северо-Американского Вениамина об общем положении дел, образовании нового прихода в Буэнос-Айресе, ему было поручено возбудить ходатайство перед правительством США о передаче Московской Патриархии зданий и имущества, принадлежавших когда-то Русской Церкви. Кроме того «Синод определил необходимым провести надлежащее выяснение об имуществе и зданиях, ранее принадлежавших б.Русской Православной Духовной Миссии в Палестине, после чего возбудить ходатайство о возвращении их»*10.

К 1945 г. Русской Церкви удалось возобновить многие международные связи. Большой резонанс имели антифашистские обращения патриарха Алексия к православным румынам и болгарам. Завязалась активная переписка с Восточными патриархами. Теснимые другими религиозными течениями, они ожидали получить от сильной и богатой Русской Церкви разнообразную помощь. Ярким примером роста авторитета последней явилось обращение в ноябре 1944 г. через штаб 4-го Украинского фронта представителей Мукачевско-Пряшевской епархии о принятии ее в юрисдикцию Московской патриархии. 8 декабря делегация посетила митр.Алексия, а 11 декабря Карпова, через которого передала письмо Сталину о желании, не только Церкви, но и всей Карпатской Руси (входившей до войны в состав Чехословакии) воссоединиться с великой Россией*11.

На январском 1945 г. Поместном Соборе присутствовали главы и представители 8 автокефальных Православных Церквей, не только заявившие о своей признательности правительству СССР, но и фактически давшие согласие на совместную борьбу с Ватиканом, который представлялся советскому руководству основным противником в новой религиозной международной политике. В ответ гостям Собора было подарено 80 музейных предметов драгоценной церковной утвари*12. Щедрая материальная поддержка Восточных Патриархов, как инструмент воздействия на них, активно применялась и в дальнейшем. Установившиеся связи были закреплены поездкой Патриарха Алексия в мае-июне 1945 г. с официальным визитом к Иерусалимскому, Антиохийскому, Александрийскому Патриархам, опиравшейся на традицию паломничества к святым местам. В начале 1946 г. Карпов предлагал Сталину «усилить влияние на восточные патриархаты, которые хотя и малочисленные, но считающиеся авторитетными в православном мире, с целью использования их в будущем на своей стороне при решении ряда важных церковных вопросов». Согласие было получено и в ноябре-декабре 1946 г. митр. Григорий (Чуков) побывал в Сирии, Ливане, Египте, одаривая крупными суммами валюты, и везде получал заверения местных иерархов, что «возглавляемые ими патриархаты и церкви всегда будут поддерживать Московскую патриархию в международных церковных вопросах»*13. Наибольшую озабоченность вызывала позиция Константинопольского Патриарха Максима V и ему в 1946 г. выделили 50 тыс. долларов*14. Это дало свои плоды. Так, например, Вселенский Владыка несмотря на давление турецкого правительства отказался осудить греческих коммунистов, развернувших вооруженную борьбу в своей стране.

Еще больший успех был достигнут в Восточной Европе. В январе 1945 г. Патриарх Алексий активно содействовал снятию Константинопольской Патриархией схизмы с Болгарской Православной Церкви, и в апреле глава последней митрополит Стефан заявил Московской делегации: «Православная русская церковь заняла ведущее место в большом семействе славянских народов, как старшая и передовая среди православных церквей»*15. Правда, взаимоотношения Болгарского экзарха с новым правительством страны нормализовались далеко не сразу. Посетившие в апреле-мае 1945 г. Югославию и Румынию делегации Московской патриархии были торжественно приняты руководителями этих государств. В октябре 1946 г. Румынский Патриарх Никодим, всю войну занимавший крайне недоброжелательную позицию к СССР, нанес ответный визит в Москву. Была достигнута договоренность, что возглавляемая им Церковь не примет участие в экуменическом движении, Московской Патриархии передадут храм в Бухаресте для организации подворья. Согласно докладной записке Г.Карпова в Совнарком: «Патриарх Никодим и участвовавшие в беседе румынские епископы Николай и Юстиниан высказывали также мысль о том, что Москва должна стать центром православия, а Русская православная церковь возглавить борьбу с католицизмом. При этом они дали согласие принять участие в 1947 г. в совещании православных церквей славянских государств для обсуждения этой проблемы»*16. И после возвращения Патриарх принялся оказывать помощь демократическому фронту в подготовке к выборам. В докладе в ЦК ВКП(б) об итогах работы за 1946 г. Г.Карпов подчеркивал, что в период разгара борьбы в Румынии духовенство активно поддержало сторонников социалистических преобразований: «Это особенно сказалось во время последних выборов в парламент, когда Румынская православная церковь, по указанию Никодима, только что вернувшегося из Москвы, во многом способствовала победе демократического фронта»*17. Не случайно Патриарха Алексия и Г.Карпова наградили орденом «Звезда Румынии», причем это награждение было одобрено 23 декабря 1946 г. специальным постановлением Политбюро ЦК ВКП(б)*18. Особенно тесными стали связи Русской и Румынской Церквей после смерти Никодима и избрания в мае 1948 г. нового Патриарха Юстиниана.

Сербский Патриарх Гавриил, заключенный в 1944 г. в концлагерь Дахау на территории Германии, после освобождения поселился в Италии и долгое время не желал переезжать в Югославию, ожидая возвращения в страну короля Петра. Только переговоры осенью 1946 г. с представителем Московской Патриархии архиепископом Елевферием заставили его изменить решение. В докладе Г.Карпова в ЦК ВКП(б) от 14 февраля 1947 г. отмечалось, что архиеп. Елевферий «по поручению патриарха Алексия, провел с Гавриилом ряд бесед и убедил его в необходимости вернуться в Югославию и сотрудничать с демократическим правительством»*19. После возвращения Патриарх занял лояльную позицию к гражданским властям страны и вплоть до своей кончины в 1950 г., несмотря на разрыв И.Сталина и И.Б.Тито оставался верным другом Русской Церкви.

В Чехословакии после расстрела фашистами в 1942 г. единственного епископа Горазда и значительной части священников встал вопрос о самом существовании Православной Церкви в стране. Позволила ей возродиться и многократно вырасти прежде всего помощь из СССР. Приехавший в октябре 1945 г. архиепископ Орловский и Брянский Фотий провел переговоры с представителями верующих о принятии Чехословацкой Православной Церкви в юрисдикцию Московской Патриархии. Этот вопрос был решен в январе 1946 г., а в апреле главой учрежденного экзархата архиепископом Пражским и Чешским оказался назначен бывший епископ Ростовский Елевферий. В 1947 г. первый чехословацкий студент стал учиться в Ленинградских Духовных школах, а 14 ноября 1948 г. удалось открыть Православную семинарию в Карловых Варах*20. В апреле 1948 г. глава делегации Московской Патриархии в Албании еп. Ужгородский и Мукачевский Нестор участвовал в хиротонии во епископа бывшего партизана архимандрита Паисия (Водица). Последний в 1949 г. возглавил Албанскую Православную Церковь, целиком ориентируясь на Москву.

Более сложная ситуация существовала в Польше. Местная Православная Церковь в 1920-е гг. объявила себя автокефальной, независимой от Российской, за что подверглась запрещению. После окончания войны глава ее «антисоветски настроенный» митрополит Дионисий был отстранен от управления и Патриарх Алексий настаивал на вхождении Польской Церкви в юрисдикцию Московской Патриархии. Однако польское правительство заняло в этом вопросе резко отрицательную позицию. В ноябре 1946 г. в беседе с Карповым министр юстиции Г.Свентковский заявил о необходимости автокефалии, одновременно подчеркнув, что о руководителе Польской Церкви «должен позаботиться ваш патриарх Алексий, на которого мы смотрим как на главу всех славянских церквей»*21. 22 июня 1948 г. Синод Московской Патриархии согласился с самостоятельностью польского Православия, а в 1951 г. на кафедру митрополита Варшавского и всея Польши был поставлен недавний архиепископ Львовский и Тарнопольский Макарий. Постепенно сложился крепкий союз восточно-европейских Православных Церквей под эгидой Московской Патриархии.

Успешно на первых порах проходило и воссоединение русских эмигрантских приходов. Этому способствовало массовое патриотическое движение в эмигрантской среде в годы войны, появление чувства гордости за свою великую, победившую фашистские державы родину, связь с которой для большей части была возможна только лишь через церковные каналы. «Атмосфера, существовавшая во Франции к концу войны и в период сразу после войны, была исключительно благоприятной как для Советского Союза, так и для Московской патриархии... Сильная волна советского патриотизма захватила этот район русской эмиграции»*22. Уже вскоре после освобождения Парижа, в ноябре 1944 г. глава Западно-Европейской русской епархии, находившейся в юрисдикции Константинопольской Патриархии, митрополит Евлогий написал Патриарху Алексию о желании пересмотреть свой статус и восстановить связи с Москвой.

В книге воспоминаний о владыке Евлогии его настроения оценивались так: «Огромная непобедимая Россия, от Ледовитого океана до Индийского (мечта!), гроза пограничных сильных держав, покровительница малых, сестра родная всех славян... и Москва — кто знает! — быть может, всемирный центр Православия... Известие о прекращении гонений, а потом о Соборе и избрании Патриарха Владыка воспринял как великую радость духовной победы, связанную с победой на полях сражений, как знак «прощенности» русского народа»*23. В марте 1945 г. планировался приезд митр. Евлогия в Москву, но он не состоялся из-за его болезни. Воссоединение 75 евлогианских приходов с Московской Патриархией произошло в сентябре этого года в результате поездки во Францию митрополита Николая (Ярушевича). Из епархии был образован особый экзархат. Правда данное достижение «церковной дипломатии» в конечном итоге оказалось временным. Уже 25 декабря 1945 г. заместитель наркома иностранных дел В.Деканозов с тревогой писал Г.Карпову: «Успехи митрополита Николая Крутицкого вовсе не закреплены и могут быть легко разрушены. Тов. Богомолов (посол во Франции) считает, что следует поспешить с присылкой в Париж постоянных представителей Московской патриархии и закрепить первоначальные успехи Николая, иначе англо-американцы захватят заграничные православные организации в свои руки и обратят их в орудие борьбы против нас»*24. Но это предложение казалось тогда советскому руководству явной перестраховкой.

В сентябре 1945 г. воссоединился с Московской Патриархией и глава Западно-Европейской епархии Заграничного Архиерейского Синода митрополит Серафим (Лукьянов). Подобные процессы охватили русские приходы в Германии, Австрии, Венгрии, Югославии, Великобритании и многих других странах Европы, Африки и Азии. Так, сразу же после избрания Патриарха Алексия архиереи дальневосточных епархий Заграничной Русской Православной Церкви во главе с митрополитом Харбинским и Маньчжурским Мелетием стали возносить на богослужениях его имя, несмотря на угрозы и репрессии японских властей. В октябре 1945 г. они были приняты в юрисдикцию Московской Патриархии, как и Русская Духовная Миссия в Китае*25.

В Финляндии монахи Валаамского монастыря еще в ноябре 1944 г. ходатайствовали о воссоединении. В октябре 1945 г. в эту страну приехал митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий, принял в каноническое общение Коневецкий и Валаамский монастыри, 2 прихода в Хельсинки и взял письменные обязательства архиереев Финляндской Православной Церкви о скором возвращении их из Константинопольской Патриархии в Московскую. В 1946 г. и правительство Финляндии, судя по заверениям ее посла в СССР, было согласно с этим актом, намеченным на декабрь*26. Но запланированный приезд финской делегации в Москву не состоялся. Видя, что разработанный план сорвался, в Совете по делам РПЦ решили изменить тактику и другим способом завоевать нового союзника. В мае 1948 г. Патриарх Алексий известил архиепископа Германа о своем решении даровать возглавляемой им Финляндской Православной Церкви полную автокефалию при условии предварительного возвращения в юрисдикцию Московской Патриархии. 16 ноября Патриарх даже составил соответствующее постановление Синода, однако Собор Финляндской Церкви был перенесен с осени 1948 г. на 1950 г., причем и тогда отложил решение этого вопроса до 1955 г. Таким образом, в Финляндии воссоединились с Московской Патриархией лишь 4 указанных монастыря и прихода.

Подводя итоги работы Совета по делам РПЦ за 1943-1946 гг., Г.Карпов писал И.Сталину, что его роль, функции и объем работы значительно вышли за рамки, предусмотренные положением о Совете, так как после окончания войны основное внимание уделялось внешнеполитической деятельности, предусматривавшей расширение сфер влияния Русской Церкви. Только в 1945 г. были организованы выезды ее делегаций в 15 стран. В результате с Московской Патриархией воссоединилось три митрополита, 17 епископов и 285 приходов*27. В другом отчете в ЦК ВКП(б) от 14 февраля 1947 г. указывалось: «Русское духовенство, в частности, сыграло большую роль в деле агитации за принятие советского гражданства бывшими эмигрантами... Русская эмигрантская печать, пользующаяся поддержкой церкви, также почти повсеместно изменила свое политическое лицо, благожелательно относясь к Советскому Союзу... Осуществляя мероприятия по воссоединению Русской православной церкви заграницей с Московской патриархией и развивая связи с православными церквами славянских государств, Совет ставил основной целью использование Русской церкви в качестве канала для проведения нашего влияния за рубежом»*28. Так как до революции в крупнейших городах мира действовало 55 посольских храмов России, Г.Карпов считал возможным вернуть их и организовать на базе этих церквей Духовные Миссии. Намечалось и добиться возвращения зданий, имущества уже существовавших ранее Русских Миссий в Палестине, США, Китае, Японии, Корее (что частично удалось). В упоминавшемся отчете от 14 февраля 1947 г. подчеркивалось, что они «являлись бы надежной базой для распространения русского влияния заграницей»*29.

Возвращению русских эмигрантских приходов в юрисдикцию Московской Патриархии первоначально способствовал острый кризис Зарубежной Русской Православной Церкви. Ее высший орган — Архиерейский Синод в 1944 г. по разным причинам сократился до 3 членов и фактически больше года активно не функционировал. Советская пропаганда распространяла утверждение о том, что он перестал существовать. Окончательная ликвидация влиятельной в своей сфере Зарубежной Русской Церкви была важной задачей Совета по делам РПЦ. 10 августа 1945 г. патриарх Алексий написал обращение «К архипастырям и клиру так называемой карловацкой ориентации», призывая их принести покаяние. Однако ожидаемого результата оно не принесло. Зарубежная Церковь пополнилась оставившими в годы войны Родину десятками тысяч верующих из Украины, Белоруссии, России и постепенно восстановила многие свои позиции. Весной 1946 г. в ней насчитывалось уже 26 иерархов и 10 мая Архиерейский Собор в Мюнхене принял заявление по поводу обращения Патриарха: «Мы не находим для себя нравственно возможным пойти навстречу этим призывам до тех пор, пока высшая церковная власть в России находится в противоестественном союзе с безбожной властью, и пока вся Русская Церковь лишена присущей ей по ея Божественной природе истинной свободы»*30.

На настроениях русских эмигрантов неблагоприятно сказывались политические акции, которые предпринимала Московская Патриархия под давлением государственных органов. Если бы не эта явная компроментирующая зависимость, воссоединение эмигрантских приходов шло бы значительно успешнее. Сыграло свою роль и открытое давление властей ряда западных государств, прежде всего США. Так, например, священники русских приходов Египта и Южной Кореи, вернувшихся в юрисдикцию Московской Патриархии, были арестованы и после тюремного заключения высланы из этих стран*31. В 1946 г. православные японцы обратились к Патриарху Алексию с просьбой прислать им епископа, но американские военные власти не пропустили его и вскоре спровоцировали раскол, способствовав приезду в Японию епископа из США и передав ему все храмы и помещение Русской Духовной Миссии. Ощутимую неудачу потерпела Московская Патриархия после смерти в августе 1946 г. возглавлявшего Западно-Европейский экзархат митрополита Евлогия. 17 октября епархиальное собрание клира и мирян высказалось за пребывание в качестве автономного экзархата в лоне Константинопольской Патриархии. Верными Патриарху Алексию остались лишь около 20 приходов*32.

Упорная борьба развернулась в Северной Америке. Ряд православных архиереев и священнослужителей перешли там в юрисдикцию Московской Патриархии в 1944-1945 гг. Автономная Северо-Американская митрополия, в 1935 г. восстановившая связь с Заграничным Архиерейским Синодом, с октября 1943 г. кроме его главы митрополита Анастасия стала возносить за богослужением и имя Патриарха Сергия. В феврале 1945 г. делегация митрополии посетила Москву с ходатайством о предоставлении автономии в составе Патриархии. Однако она получила указ с требованием, чтобы Американская Церковь соборно декларировала распоряжение по всем приходам об отказе от политических выступлений против Советской власти. Именно это далекое от церковных канонов условие стало главным препятствием и вызвало категорическое несогласие с переходом в юрисдикцию Московской Патриархии Собора епископов митрополии в мае 1945 г. В дальнейшем оно было заменено требованием прекращения всякого общения с Заграничным Синодом. И состоявшийся 26-29 ноября 1946 г. Всеамериканский Собор клира и мирян подавляющим большинством голосов постановил просить Московского Патриарха принять их в лоно своей Церкви при условии сохранения полной автономии, с прекращением какого-либо подчинения Заграничному Синоду. Глава Американской Церкви митрополит Феофил в феврале 1947 г. послал телеграмму с согласием на приезд делегации Патриархии для окончательного урегулирования вопроса, но вскоре не без воздействия внешних сил изменил свою позицию. Он отказался от встречи с находившимся в июле-октябре 1947 г. в США митрополитом Григорием (Чуковым). Последнему передали проект автономии Русской Православной Церкви в Северной Америке, фактически предусматривавший полную внутреннюю самостоятельность, вплоть до необязательности постановлений патриарха и Поместных Соборов. Проект шел вразрез с объединительной тенденцией Московской Патриархии на началах централизма. Соглашение не состоялось и Американская Церковь по-прежнему осталась независимой*33.

Отпугивала русских эмигрантов и открытая борьба Московской Патриархии с Ватиканом, постепенно назревавший конфликт с Англиканской Церковью. В 1945 г. отношения с последней были еще вполне лояльными. В мае Великобританию посетил митр. Николай (Ярушевич), встречавшийся с королем Георгом VI, архиепископом Кентерберийским и эмигрантской русской общиной. Он прозондировал почву для организации в Лондоне приходов Московской Патриархии, участия англичан в планируемой всемирной конференции христианских Церквей в Москве. В ходе визита архиепископ Йоркский выступил с антикатолическими заявлениями, назвав Ватикан общим врагом Православия и Англиканства. Это дало повод Г.Карпову в отчете ЦК ВКП(б) сделать вывод, что «Англиканская церковь, так же как и Русская православная церковь отрицательно относится к Ватикану и готова принять участие в тех или иных мероприятиях, направленных против Ватикана, хотя и занимает пока в этом вопросе пассивные позиции»*34.

В июне-июле 1945 г. почти два месяца по личному приглашению И.Сталина находился в СССР настоятель Кентерберийского собора Х.Джонсон. Председатель СНК проявлял заинтересованность в контактах с ним, в письмах неизменно посылал приветы, теплые пожелания. И на июньской пресс-конференции в Ереване, накануне открытия Потсдамской конференции Х.Джонсон заявил: «Я полностью и от всего сердца согласен с тем, что области, отторгнутые от Турции, должны быть как можно скорее возвращены Армении»*35. И.Сталин высоко оценил большую работу Х.Джонсона на посту председателя Объединенного комитета помощи СССР, удостоив его не только теплого приема в Кремле 6 июля 1945 г., но и проведя через Президиум Верховного Совета решение о награждении его орденом Трудового Красного Знамени*36.

Однако уже в 1946 г. отношения с англиканами стали портиться. Камнем преткновения стала их руководящая роль в экуменистическом движении, выступавшем за объединение христианских конфессий (от греческого ойкумена — вселенная, обитаемый мир). В февральском 1947 г. отчете Совета по делам РПЦ указывалось: «экуменистическое движение во главе с англиканской церковью все более и более скатывается на реакционные политические рельсы, оставляя церковные вопросы на заднем плане. Об этом особенно красноречиво говорят принятые на последнем заседании экуменистов в Женеве в 1946 г. решения с требованием пересмотра потсдамских решений в отношении Германии, борьбе с марксизмом и т.д.»*37. Правда, в то время еще считалось возможным, как писал Г.Карпов, обеспечить «руководящее влияние в экуменистическом движении Русской православной церкви и других религиозных организаций СССР»*38. Для этого Московская Патриархия должна была в 1947 г. предъявить во время переговоров с архиепископом Кентерберийским два условия своего участия в движении: «а) отказ экуменистов от политических выступлений и обеспечение чисто церковной деятельности этого движения; б) значительное расширение представительских мест для православных церквей во главе с Русской церковью»*39. Однако соглашение с англиканами достигнуто не было, не вступили они в конечном итоге и в создаваемый антиватикановский церковный блок.

Борьба с Ватиканом была одной из важнейших составляющих сталинского плана создания мирового религиозного центра в Москве. Хотя и эта борьба разгорелась далеко не сразу. Внешняя политика Ватикана имела непростую динамику. В 1939-1942 гг. для нее была характерна двойственная линия. Сначала попытки избежать крупного военного конфликта, чреватого катастрофой для западного мира, затем оказание моральной поддержки оккупированной Польше, но и нежелание открыто осудить лидеров германского нацизма. Папа Пий XII не поддался давлению держав «оси», настаивавших, чтобы он после нападения Германии на СССР провозгласил «крестовый поход» против коммунизма, однако ватикановская дипломатия активно сотрудничала с немецкой, рассчитывая добиться разрешения на деятельность католических миссионеров в восточных землях. 14 августа 1941 г. было заключено соглашение с германским военным командованием о совместных мероприятиях с Ватикановской восточной миссией, но без санкции руководства НСДРП и Главного управления имперской безопасности, из-за чего оно так и не вступило в силу*40.

С 1943 г. дипломатическая роль Ватикана значительно возросла, он стремился стать посредником между странами «оси» и западными союзниками. Так, Папа резко отозвался о совместном заявлении Ф.Рузвельта и У.Черчилля, сделанном в Касабланке 20 января о безоговорочной капитуляции фашистских держав. Он видел в будущей Европе сильную, по возможности не нацистскую Германию, протянувшуюся как можно дальше на восток католическую Польшу, очень опасался возможной «коммунизации» Италии. С сентября 1943 г., после капитуляции фашистской Италии обострилась дипломатическая борьба США, Великобритании и Германии за влияние на Ватикан. Речь все больше шла о планах послевоенного переустройства мира*41.

За колебаниями в политике Римского престола внимательно следили в Москве. Продвижение советских войск на Запад, в регионы традиционного католического влияния поставило перед дипломатическим ведомством СССР задачу поиска контактов с Ватиканом. В декабре 1943 г. И.Сталин попросил через начальника 2-го Управления НКГБ составить справку «О состоянии римско-католических костелов на территории СССР» (подготовленную 4 мая 1944 г.)*42. Этой темой вплотную занялись работники госбезопасности, Совет по делам РПЦ, а с лета 1944 г. и недавно созданный Совет по делам религиозных культов. Первоначально государственные органы приступили к поиску компромиссов с руководством католических общин в западных районах СССР. В Латвии было разрешено возобновить деятельность духовной Семинарии. В апреле-мае 1944 г. СССР посетил американский католический священник С.Орлеманьский. Он был принят И.Сталиным и В.Молотовым, которые заявили, что Советский Союз готов к сотрудничеству с Папой Римским и не собирается ущемлять права католиков*43.

Летом 1944 г. был освобожден Львов и, вопреки зарубежным прогнозам, отношение новых властей к униатам Западной Украины сначала оказалось вполне терпимым. Глава Греко-Католической (Униатской) Церкви митрополит Андрей Шептицкий в конце августа направил в Москву письмо с заявлением о лояльности и просьбой принять его делегацию для окончательного урегулирования отношений. Смерть Шептицкого и избрание нового главы Церкви — митрополита Иосифа (Слипый) задержали приезд делегации до декабря 1944 г. Ее члены выразили «приветствие и благодарность Советской власти, Красной армии и ее Главнокомандующему товарищу Сталину» и заявили об осуждении бендеровского движения, стремлении участвовать в «устроении мирной жизни» на освобожденной территории Украины. Руководство Совета по делам религиозных культов, по согласованию с В.Молотовым и Н.Хрущевым, с свою очередь указало, что все просьбы униатов, не расходящиеся с законом, будут удовлетворены. От делегации приняли 100 тыс. рублей в фонд Красного Креста*44. Председатель Совета И.В. Полянский, встречаясь в первых числах января 1945 г. с американским журналистом Д.Фишером, подчеркнул, что некий компромисс Католической и Униатской Церквей с государством достигнут и эти Церкви «живут»*45. Таким образом Москва всячески демонстрировала свое желание нормализовать отношения с Ватиканом.

Однако Папа «не понял» подаваемых «сигналов» и не изменил своей позиции в отношении «безбожного большевистского режима». В определенной мере это было и успехом германских дипломатов, осознавших, что между СССР и Ватиканом возможно урегулирование отношений и не допустивших такого развития событий. В начале 1945 г. в выступлениях Пия XII вновь зазвучали мотивы враждебности к коммунистам, СССР и одновременно призывы к милосердию к побежденным в войне и установлению «мягкого мира». У Ватикана возникли идеи создания конфедерации Придунайских стран, организации комитета «Католического действия» («Акцио Католика») для развертывания борьбы против леворадикальных элементов*46. В этих условиях советское руководство отказалось от поисков компромиссов и курс в отношении католицизма начал меняться. Отныне Ватикан характеризовался как «защитник фашизма», стремящийся к усилению своего влияния в послевоенном мире. Стратегия закрепления в восточно-европейских странах стала включать и задачу преодоления этого влияния.

Антикатолические планы впервые были опробованы на Пом