Сама жертва в обрядах необходима для двойного замещения: замещение всех членов группы одним и замещение изначальной жертвы жертвой из удобоприносимой категории.

Сакральные характеристики жертвы:жертва всегда ущербна (или внутренне,или внешне) выделенность и одновременная вовлеченность в общину (чуждость и поклонение – с одной стороны жалкий, с др – культ) Пример: двойственное обращение с жертвами жителей сев Африки: их или съедали на месте, или пленники сначала проводили годы в общине с теми, кто их должен съесть.

Королевские инцесты: на время король принимает на себя роль жертвы, тем самым становясь «машиной для переработки заразного насилия в позитивные ценности». => сенсационность (прибавляет королю «священного», как я поняла)

Второй вариант:

Если объект насилия недосягаем, гнев переносится на случайный, первый попавшийся объект, который и выполняет функцию замещения. Если же этот объект выбрать не случайно, то он станет своеобразным молниеотводом, позволяющим напряжениям внутри человеческого коллектива уничтожить жертву и только ее. Поэтому с помощью жертвоприношения в общности можно установить мир, оно защищает общность от дезинтеграции, "лечит", исцеляет ее, т.е. делает "целой"

Жирар различает некую изначальную заместительную жертву, которая выбирается чисто случайно, и ритуальную жертву, которая уничтожается для того, чтобы восстановить единодушие в сообществе. При этом ритуальная жертва должна быть похожа на изначальную, т.е. выбираться в соответствии с законами мимесиса.

Жирар считает, что жертвоприношение в качестве средства предотвращения эпидемии насилия было открыто, скорее всего, путем проб и ошибок. Точно так же поступает и медицина, пытаясь применить для лечения неизвестной болезни все средства до тех пор, пока не будет найдено подходящее. Жертва должна быть чем-то внешним по отношению к данной человеческой общности и в то же время похожей на человеческие существа, не подлежащие принесению в жертву. Если в жертву приносится животное, то отличия очевидны, если же человек, то их трудно обнаружить. Поэтому обоснованной представляется точка зрения, согласно которой первыми жертвами были люди, но "непричастные" к обществу - пленные, рабы, неженатые юноши и незамужние молодые женщины. Главная трудность состояла в том, чтобы найти такую жертву, за которой не потянулся бы шлейф мести, т.е. ответного насилия. Человеческие жертвоприношения должны были дать умереть некоторой части для того, чтобы спасти целое. Заместительные жертвы появляются позже.

Жертва - это не заместитель того или иного индивида, это одновременно замещение и приношение всех членов сообщества всем членам сообщества, так что жертва оказывается, по сути дела, фетишизацией социальной целостности. Поэтому она защищает сообщество от его собственного насилия, впитывая в себя всю накопившуюся среди людей взаимную агрессию. В связи с этим Жираром рассматривается многообразие ритуалов жертвоприношения и вводится само понятие "Ж.К.".

"ЖЕРТВЕННЫЙ КРИЗИС" - понятие философии Жирара, фиксирующее необходимый этап социальной динамики, предполагающий разрешение ситуации "войны всех против всех" посредством жертвоприношения. Концепция "Ж.К." фундирована у Жирара презумпцией амбивалентности жертвы, которая выступает и как нечто, подлежащее уничтожению, и как объект поклонения.

Отправной точкой рассмотрения является анализ "жертвенного механизма" в качестве основания сферы "религиозного". В этом контексте выявляются особенности мимесиса и его связь с насилием, подчеркивается антимиметический смысл всех запретов культуры. Воспроизводятся основные моменты теории "Ж.К.", согласно которой принесение жертвы превращает ситуацию "все против всех" в ситуацию "все против одного". Это делает насилие уже не разрушительным, а обосновывающим, тогда как жертва становится сакральной. Далее теория "религиозного" применяется к исследованию становления культуры и ее институций. В частности обращается особое внимание на взаимосвязь монарха и божества. Монарх, согласно Жирару, - это жертва, освобождающая человеческое сообщество от всякой ответственности, жертва пассивная, но создающая иллюзию активности и всемогущества, поскольку жертве всегда приписываются сверхчеловеческие свойства. Для этого будущий монарх сначала делается жертвой: он должен быть либо гонимым, либо на него публично возлагается вина за многие реальные и мнимые преступления. Отчетливые следы такого превращения в преступника и, стало быть, в жертву сохранились во всех ритуалах возведения на престол. Если же принесение созданной таким образом жертвы отсрочить, то это превращает ее в монарха, приобретшего власть и суверенитет исключительно как прямое следствие сверхчеловеческих свойств всякой жертвы и ее социокультурного престижа, вызывающего у сообщества ужас почитания. В итоге реальное принесение в жертву монарха, воплощающего в себе власть внутри сообщества, становится почти невозможным. Более того, отсрочка жертвоприношения - исток и тайна всякой власти, которая изначально может быть только сакральной. Если же жертва, воплощающая в себе коллективное насилие, уже принесена, то она вытесняется за пределы сообщества и превращается в божество. В случае монарха в силу имманентности процесса возможно точное повторение превращения в жертву и отсрочки жертвоприношения. Напротив, божество находится за пределами сообщества, а потому точное повторение изначального жертвенного замещения невозможно. Это ведет к идее производства сакрального в меньших количествах с помощью замещения ритуальными жертвами, к представлению о возможности роста божества и, следовательно, о необходимости его кормления, а последнее совершенно неправильно, как убежден Жирар, толкуется в качестве сути акта жертвоприношения. Таким образом, монарх и божество - два различных способа разрешения "Ж.К.", но в случае монарха доминирует то, что предшествует жертвоприношению, а в случае божества - то, что происходит после жертвоприношения. Не только монарх является "живым божеством", но и божество является "мертвым монархом".

25. Проблема тождества насилия и священного (по работе Р.Жирара «Насилие и священное»)

Любопытно, что среди жертв мы находим первенцев, которых жертвовали сами родители. В связи с этим подчеркивается, что жертва традиционно связывалась с божеством и с сакральным. Ведь жертвоприношение всегда предполагает некоторое незнание, поскольку приносящие жертву люди не знают и не должны знать о роли насилия, равно как и о невиновности жертвы: в противном случае насилие не может быть единодушным. Поэтому именно божеству приписывается способность прекращать жертвоприношения: ему, и никому другому, эти жертвы и приносятся, следовательно, он вправе ими распоряжаться. Если же не признавать наличия такого божества (как, впрочем, и никакого божества вообще), то вся совокупность совершенно реальных ритуалов жертвоприношения должна считаться вращающейся вокруг полностью иллюзорных представлений.

Убивать жертву преступно поскольку она священна, но она не будет священной, если ее не убить.

Жертва должна быть объектом нашей ненависти; но в некоторых случаях ее роль настолько важна, что наша благодарность возвышает ее, обожествляет и делает священной. Моисей, убитый соплеменниками, задним числом превращается в учителя и пророка. Козел, символ Диониса, преображается в агнца, символ Христа. Как мне кажется, Жирар мог бы подробнее объяснить условия, при которых это происходит. Истории сакрализации жертвы уникальны и потому чрезвычайно важны; но гораздо чаще погромы, гонения и убийства происходят в тишине и беспамятстве. В тех случаях, которые особенно интересуют Жирара, религия защищает общество благодаря последовательным заменам: всеобщего насилия на жертвенное, человеческой жертвы на заклание животного и, наконец, кровавого жертвоприношения на символическое. Создатели великих религий сумели заместить «учредительную жертву» воспоминаниями о ней, не требующими отмщения. Когда этот механизм теряет эффективность, общество предается самоуничтожению, но в какой-то момент, испугавшись или раскаявшись, переизобретает жертвоприношение. История по Жирару состоит из таких циклов агрессии, вины и искупления.

26. Сущность «выстрела в себя» как основания этического акта (по работе С.Жижека «Хрупкий абсолют, или почему стоит бороться за христианское наследие»)

Миф о Медеи (Медея ждет свою любовь Ясона, он её кидает, а они сначала убивает невесту Ясона, а потом их общих детей)

Миф об Антогоне (Антону хоронят заживо, потому что она по всем обычаям хотела похоронить своего старшего брата (который погиб в схватке с младшим), а делать это было запрещено правителем, который пришел на место этих братьев)

Антигона это делает потому что свои внутренние устои (похоронить брата по правилась), она возносит до божественных принципов (они для неё важнее, чем жизнь) => т.е. своим поступком она создает новый моральный закон.

А Медея делает это не ради каких-то законов (внутренних или внешних)=> она делает это просто так, ради освобождения. =ВЫСТРЕЛ В СЕБЯ!

Она освобождается от невротического объекта, который является её центром, т.е. теперь она децентрализована и обрела НИЧТО (т.е. пустоту внутри себя, на месте которой можно создать что-то новое) АССОЦИАЦИЯ С ЖИРАРОМ И ЕГО ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯМИ

Разрыв=>Пустота=> Свобода

27. Духовный конфликт христианства. Христианство как атеистический проект (по работе С.Жижека «Хрупкий абсолют, или почему стоит бороться за христианское наследие»)

Христианство проповедует равенство и прямой доступ к универсальности, к божественному, утверждая радикальное различие, разрыв. Здесь коренится различие христианства от буддизма. Согласно буддийским представлениям, мы можем достичь освобождение от наших прошлых деяний, только через радикальное отречение от того, что воспринимаем как реальность. В освобождении от стимула желания, которое определяет нашу жизнь. И тогда мы погрузимся в первоначальную пустоту Нирваны.

То есть буддизм говорит, что надо от всего земного отречься. Для того, чтобы погрузиться в божественное. В конечном счете, согласно буддизму, нужно отречься от своей жизни в целом. И только тогда мы соединяемся с божественным. А христианство этому противостоит. Христианство каким-то образом, с т.з. Жижека, восстанавливает святость самой жизни. Не противопоставляет грешное, земное потустороннему, в случае с буддизмом – Нирване (для которого надо всем пожертвовать: желаниями и т.д.). А оно наоборот говорит, что именно в этих желаниях, в этом земном существовании заключается божественная иллюзия.

В отличие от буддизма, христианство делает ставку на возможность радикального Разрыва, слома Великой Цепи Бытия уже в этой жизни, пока мы еще живы, чтобы в этой жизни уже достичь освобождения. Жертва Христа дает символ такого освобождения.

Жижек говорит, что христианство не нужно рассматривать, как порочную религию («обозначает ли парадоксальность происходящего, что Богу не перед кем было требовать с человека жертвы, что он сам дал закон, сам за его нарушение наказал, сам изгнал, сам помиловал, сам простил, сам искупил, сам себя принес в жертву?») Жижек пишет, что нужно по-другому прочитать распятие Христа.

Бог, вместо того, чтобы наказать людей, берет все их грехи на себя. И наказывает самого себя (распятие Христа). Это приостанавливает логику греха и наказания.

Совершив акт самоустранения («выстрела в себя»), Бог, как бы указал людям, что грех может быть прощен. Вводиться система произвольного прощения. Когда человек грешен, он не должен быть наказан. Благодаря тому, что он совершил акт осознания греха, он уже может быть прощен. Получается, что человек обретает освобождение при жизни.

28. Жертва Христа как центр христианской веры: ее основания и следствия (по работе С.Жижека «Хрупкий абсолют, или почему стоит бороться за христианское наследие»)

Бог, вместо того, чтобы наказать людей, берет все их грехи на себя. И наказывает самого себя (распятие Христа). Это приостанавливает логику греха и наказания.

Совершив акт самоустранения («выстрела в себя»), Бог, как бы указал людям, что грех может быть прощен. Вводиться система произвольного прощения. Когда человек грешен, он не должен быть наказан. Благодаря тому, что он совершил акт осознания греха, он уже может быть прощен. Получается, что человек обретает освобождение при жизни.

Иисус Христос, как посредник, между человеческой общиной и трансцендентным Богом, должен был принести себя в жертву. Чтобы человеческая община соединилась с божественным, посредник должен самоустранится. Иначе говоря, пока Христос здесь, не появится святой дух. Который суть фигура воссоединение бога и человечества. Две сферы надо соединиться.

Будучи посредником Христос выступает как препятствие, не позволяющее непосредственное взаимодействие между противоположными полюсами. Если есть посредник, то это два разных мира.

Христос сын Бога, но при этом человек. И чтобы объединить полюса, посредник должен устранится. Как отмечает Гегель, на кресте умирает не человеческое воплощение транцендентого бога, но бог по ту сторону самого себя.

Кто же такой Христос? Жижек исходит и существующего церковного догмата, не разводя теологический диспут: Иисус – Богочеловек .У него есть природа божественного и человеческого. Христос – это БОГ (бог отец и бог сын в христианстве едины). Это один Бог. Весь бог берет и воплощается в человека и становится полностью человеком, оставаясь при этом полностью Богом.

В конце концов, мы получаем ситуацию, как с котом Шредингера: сто процентов бог, сто процентов человек одновременно (самый безумный вариант – самый нелогичный вариант).

И вот в конце Жижек пишет: весь Бог полностью воплощается в человеке. Этот человек полностью умирает. Без какой либо возможности на чудеса. Но ведь этот человек есть Бог. Значит, Бог умер? Нет, пишет Жижек.

В самом начале христианской религии не сам Бог приносит в жертву самого себя, сына и т.д. Религия приносит в жертву свое самое драгоценное (вспоминаем миф о Медее). Она приносит в жертву Бога. Полностью его убивает. Но умереть должен был посредник между трансцендентным и имманентным. А посредником выступает сама трансценденция и она сама себя убивает. То есть посредник утрачивается, но вместе с ним утрачивается и трансценденция. И после всего этого происходит чудо. Которое было предрешено – чудо воскресения. Оно не было бы чудом, если оно было гарантировано (умирает Бог, умирает человек. А человек, обычно, не воскресает). Когда человек воскресает, он уже несет в себе божественное. Святой дух оказывается перенесенным в человека. Восстанавливается богоподобие, которое человек утратил из-за своих грехов. Внутрь человека возвращается духовное, за счет уничтожения трансценденции. Теперь нет потустороннего мира. Это потусторонне теперь в человеке.

29. Христианство и секуляризация (по работе Дж.Ваттимо «После христианства»)

ДО СИХ ПОР речь шла о двух важнейших проявлениях смерти Бога: прежде всего, завершение метафизики, являющейся верой в обоснованный и стабильный, порядок бытия, сопровождалось смертью нравственного Бога, Бога философов, но одновременно и возрождением самых разнообразных форм сакрального. С другой стороны, для Хайдеггера - это завершение означает переход от бытия структуры, к бытию понимаемому как событие, судьба которого - ослабление. Под ослаблением следует понимать секуляризацию.

Секуляризация — это то, что объединяет завершение метафизики и возрождение сакрального.

Секуляризация – это цель Христианства.

Мысль Ваттимо: нужно дойти до аттеизма, чтобы мог появиться просто Бог.

Церковь к секуляризации не стремится, а христианство – да.

30. «Смерть Бога» и возможность новой религиозности (по работе Дж.Ваттимо «После христианства»)

Смерть Бога(Ницше: нигилизм – а возможен ли он вместе с какой-либо формой веры в божественное?)

Смерть метафизики(Хайдегер: заверешение метафизики (так как все науки рационализировали все и сделали её бесполезной) приводит к завершени любой возможности религиозного опыта)= одно и тоже => Это приводит к образованию новой расчищенной территории, на которой становится возможен новый религиозный опыт.

Наши рекомендации