VIII Глава. Сосуществование двух Заветов

· Какова цель г-на Осипова внушать своим слушателям учение о существовании Ветхого и Нового Заветов, при том, извращая само понятие Ветхий Завет? Цель вполне теософская - показать, что люди, не верующие во Христа и не знающие Христа, находятся в Ветхом Завете, в какой бы исторический период они не жили.

· Первая неправда. Ветхий Завет как раз учил о Христе со времен Адама, и люди, находящиеся в Ветхом Завете, т.е. включенные в Ветхий Завет, верили во единого Бога и в обещанного им Мессию. Г-н Осипов в своих теософских целях подменяет понятие ветхозаветного времени как периода от Адама до Христа словами "Ветхий Завет", т.е. союз Бога с человеком, включающий определенные условия, которые человек должен исполнить. Поэтому г-н Зайцев, манипулируя двумя понятиями, произвольно включил в Ветхий Завет как древних идолопоклонников, так и современных иноверцев, а также людей, руководствующихся началами не религии, а философии.

· Ожидания людей Ветхого Завета исполнились; они были искуплены Христом (оправданы), т.к. были подготовлены к спасению своей верой. Господин Осипов, включив язычников - идолопоклонников и философов, индифферентных к вере, в Ветхий Завет, хочет показать, что они без веры и без надежды на грядущего Спасителя получат вечную жизнь во Христе благодаря одним добрым делам.

· Язычество,- по словам псалмопевца, "бог и язычников - суть бесы",- демонообщение, демонопоклонение, союз с сатаной. Теперь демонопоклонников г-н Осипов хочет показать как участников Завета с Богом. Цель г-на Осипова - извратить само понятие веры, уничтожить ее как первое и необходимое условие для спасения, заменить веру моралью.

· Господин Осипов даже забывает, насколько низкой и развращенной была мораль языческого мира, хотя надо отметить, что там существовали определенные традиции и законы, но вовсе не тождественные ни с Откровением Божиим, ни с так называемой "естественной совестью" человека. Пророки писали о мерзости язычества: прежде всего как замене Бога демонами, а затем как нравственной развращенности. Поэтому, если мы даже условно примем концепцию г-на Осипова о спасении по делам "естественной совести", то среди язычников, выдержавших такой суд, было бы очень немного людей, как говорится "кот наплакал".

· Жестокость и насилие были нормами языческого мира и основой общественных структур. Постоянная путаница двух понятий: ветхозаветного Закона и ветхого человека, в смысле человека, не пробужденного к духовной жизни и жившего по своим страстям,- является основным методом г-на Осипова в этом вопросе, чтобы запутать читателя.

· Между тем, ветхозаветный Закон и ветхий человек вовсе не одно и то же. Наоборот, древнее Предание, включавшее в себя заветы Адама, Ноя и Авраама и закон Моисея, призывало людей верить в единого Бога и Его Мессию, бороться с греховными страстями и быть милосердным к людям. Если мы сравним законы Моисея с законодательствами языческих народов, то мы увидим огромную разницу: закон Моисея был основан на высокой нравственности, законы языческих стран - на насилии и порабощении, где само право для немногих основывалось на бесправии большинства. Если мы сравним религиозные обряды ветхозаветного храма, имевшие прообразательный характер и высокий символический смысл, с языческими обрядами, включающих человеческие жертвоприношения и ритуальный разврат (например, вакханалии, мистерии Асириса, обряды шиваистов, празднества инков в честь солнца), а также семейную жизнь библейских ветхозаветных праведников и язычников, то мы увидим, что Ветхий Завет похож на луч света в подземном царстве.

· Язычники жили в ветхозаветное время, но не в Ветхом Завете. Путаница этих понятий является возмутительной. Поэтому ни в коем случае нельзя рассматривать язычников в одном ракурсе с ветхозаветными праведниками, что так хочется г-ну Осипову. Главной целью Ветхого Завета было приготовление людей к пришествию Мессии. Ветхий Завет не может существовать в настоящее время уже потому, что он исполнился в лице Христа, как исчезает зерно, которое дало из себя колос.

· Теперь Ветхий Завет с ожиданием Мессии был бы отрицанием уже пришедшего Мессии, т.е. Иисуса Христа из Назарета. Разумеется, в Откровении Божиим, данном ветхозаветным людям, было высокое понятие о Боге, нравственные заповеди, примеры и назидания, которые принадлежат всем временам, но ведь не об этом говорит г-н Осипов, а именно о том, что в Ветхом Завете без самооткрытия Божества, без обязательных нравственных правил, без ожидания Мессии находятся все народы. С кем они, интересно, заключили союз и какой союз?

· Все доказательства г-на Зайцева основываются на перетасовке трех понятий: Ветхий Завет, ветхий закон и ветхий человек. В апостольских Посланиях и патристике ветхий человек означает пораженного грехом, живущего под импульсом своих страстей, не знающего Бога или противящегося Ему. В этом смысле ветхий человек является антигностом Ветхого Завета - союза Бога и человека до пришествия Христа.

· Господин Зайцев говорит: "Святые Отцы Церкви оценивали понятие "Ветхий Завет" не по каким-то внешним, историко-хронологическим или другим формальным признакам".

· Когда Святые Отцы говорили о Ветхом Завете как историки и богословы, т.е. употребляли слово "Ветхий Завет" в буквальном, реальном смысле, то они определяли его как раз по внешним, "историко-хронологическим или другим формальным признакам". Но когда употребляли слово "Ветхий Завет" в относительном, условном, метафорическом или психологическом значении, то тогда пользовались этим понятием как средством языковой выразительности - иносказательно - символически.

· В византийских академиях были специальные предметы, называемые поэтикой и риторикой, где подробно разбирались все возможности и способности речи, а также литературные стили и жанры. К сожалению такого специального предмета в наших духовных школах не существует, и поэтому если человек не имеет нужного самообразования, то он легко может запутаться, где буквальная речь, где косвенная, где логическое подлежащее, где его предикат, где буквальный смысл слова или понятия, не меняющийся в зависимости от контекста или взаимодействующим с ним фактором, а где он имеет относительное условное значение, т.е. является не самостоятельной реалией, а средством изображения. Добавлю, что еще легче запутаться, когда тебя сознательно путают.

· Далее г-н Зайцев продолжает: "Ветхий Завет был для них прежде всего духовной реальностью, выражением которой служит родственное понятие "ветхий человек".

· Во-первых, "духовная реальность" Ветхого Завета - это ожидание Мессии, но об этой реалии почему-то г-н Зайцев умалчивает. Для него реалия Ветхого Завета - это понятие "ветхий человек". Однако слово "ветхий человек" не является синонимом Ветхого Завета. Ветхий человек - это человек, живущий под законом греха. Ветхий Завет - это богоданный путь ко спасению, который должен завершиться во Христе, Спасителе мира, в Его Голгофской жертве. Не все ветхие люди были включены в Ветхий Завет, а только те, кто верил в единого Бога, хранил Предание и ожидал Мессию. Г-н Зайцев, представляющий в данной брошюре г-на Осипова, другого мнения об этом. Он говорит: "Ветхий Завет - это жизнь по естественному закону, по закону совести в рамках ветхой, не-обновленной благодатью Святого Духа природы".

· В таком случае Ветхий Завет, включающий в себя первобытное Предание и четыре известных нам Завета: Адама, Ноя, Авраама и Моисея (последний зафиксирован как письменный закон), эти главные вехи в истории Ветхозаветной Церкви, эти четыре этапа в союзе Бога с человеком, а точнее с общиной, принявшей этот союз, оказываются ничем, оно ничего не прибавило и не дало человеку; вступил ли человек в Завет или не вступил - он не имеет преимуществ или потери. Более того, г-н Зайцев отождествляет Ветхий Завет с жизнью по "естественному закону". Для чего нужны явления Божества праотцам и особенно Моисею,- непонятно.

· Господин Зайцев многократно говорил, что "естественный закон" и "естественная совесть" вложены в природу человека. Выходит, что Ветхий Завет - не Откровение Божие, а проявление человеческой природы. Все это нужно для того, чтобы смешать в одну бесформенную массу хранителей ветхозаветного Предания и язычников-идолопоклонников. Наверное, Сократ столько не трудился, чтобы познать себя, а через себя - первопричину мира, как г-н Осипов - чтобы уровнять Сократа с Моисеем и ввести его в круг ветхозаветных святых, а за Сократом - всю плеяду античных философов, и всех остальных идолопоклонников.

· Далее г-н Зайцев продолжает: "Ветхий (естественный) Завет служит духовным приготовлением к принятию Нового (сверхъестественного, благодатного) Завета".

· Итак, г-н Зайцев называет Ветхий Завет естественным, значит явление Святой Троицы Аврааму - это "естественное" явление природы? Разве громы и молнии и мрак на Синае - это атмосферное явление? Разве Бог являлся людям для того, чтобы сказать им: "Живите, как жили, по своему природному естеству. Подчиняйтесь своей совести, а об остальном вы узнаете после смерти?" И вообще, может ли быть феофания естественной, а богоявление - не несущим в себе новое?

· Господин Зайцев хочет уверить нас, что Пятикнижие Моисея и книги пророков - это то же самое, что совесть язычников. Напротив, Ветхий Завет, особенно Синайское богоявление, дали людям новое познание о Божестве, открыли волю Божию через нравственный закон - отношения человека к Богу и людям.

· Если бы это был естественный закон, то у других народов были бы равноценные аналоги Синайского десятисловия и законодательства, были бы подобные библейским пророчествам откровения о будущем, были бы прообразовательные обряды и ожидания Мессии. Поэтому объяснить Ветхий Завет как естественное состояние человека это значит заниматься сознательной фальсификацией и отрицать Откровение, данное до Рождества Христа Спасителя.

· Далее г-н Зайцев пишет: "Ветхий Завет, настаивают они (Святые Отцы), продолжается в новозаветную эпоху не только для "внешних", то есть тех, кто по объективным причинам не услышал евангельской проповеди в своей земной жизни, но и для большинства христиан, - для всех тех членов Церкви, которые реально не пережили еще обновления своего ветхого естества, не пережили рождения от Святого Духа (не путать с принятием Таинства Крещения, которое является лишь залогом этого рождения)".

· Во-первых, Святые Отцы не настаивают, они молчат, а может быть, удивляются беспардонности модернистов. Раньше г-н Зайцев ограничивался словами, что "святые высказывали такую мысль", теперь пишет, что "святые настаивают", т.е. спекуляция именами святых приобретает все более нарастающий и категоричный характер. На чем же все-таки "настаивают" эти неизвестные святые, за которых говорит и горячится г-н Зайцев?

· Оказывается, на том, что Ветхий Завет продолжается в новозаветную эпоху не только для людей, не слышавших евангельское учение, но и для большинства христиан, для "тех членов Церкви, которые реально не пережили еще обновления своего ветхозаветного естества, не пережили рождения от Святого Духа (не путать с принятием Таинства Крещения, которое является лишь залогом этого рождения)".

· Простите, но об этом говорили не Святые Отцы, а говорили и говорят протестантские пасторы. Они говорят о рождении Духом Святым, отдельным от Крещения, об определенном внутреннем воодушевлении, которое переживает человек. Как далека эта экзальтированность от переживания богоявления Отцов Восточной Церкви, которые никогда не называли его вторым рождением, а только видением тайны будущего века, притом такому видению предшествовала глубокая покаянная молитва, а после явления божественного света, - еще большее чувство своей греховности.

· Здесь мы видим не Святых Отцов, но Билли Грэхема с его призывом принять Дух Святой после его проповеди, родиться заново и стать новым творением. Иногда проповеди и лекции протестантских пасторов оканчиваются призывом: "Кто принял Духа Святого, поднимите руку" или "Кто реально принял Духа Святого и пережил свое обновление, выходите на сцену, чтобы вас видели наши младшие братья, а остальные сидите на месте". После этого некоторые по очереди рассказывают, как они "приняли" Духа Святого и что пережили при этом. Не Святые Отцы, а протестантство - это тот маяк, к которому хотят направить корабль Церкви обновленцы.

· Далее калужский теолог пишет: "Речь идет не только о номинальных христианах, для которых членство в Церкви лишь дань традиции или же средство для достижения личной корысти (карьерный рост, обогащение, слава и т.п.). Это относится и к искренним и благочестивым христианам, которые, однако, не освобождены еще от власти ветхого человека".

· Здесь опять Ветхий Завет путается с ветхим человеком. Автор продолжает развивать протестантскую идею. К Ветхому Завету относятся "искренние и благочестивые христиане, которые, однако, не освобождены еще от власти ветхого человека". Святые Отцы никогда не учили о том, что, приняв благодать, мы полностью, раз и навсегда освобождаемся от "ветхого человека" с его страстями и грехами. Мы вступаем с ним в борьбу, а до конца победить "ветхого человека" во время земной жизни не удается даже святым, иначе они не грешили бы. Поэтому для святых спасение всегда остается даром Божиим.

· В словах автора чувствуется сектантская экзальтированность от уверенности в том, что субъективное состояние религиозного воодушевления, которое они принимают за "рождение" Духом Святым, уничтожает в них "ветхого человека". Достаточно ознакомиться с аскетической православной литературой, чтобы узнать о благодати, которая все больше открывает перед человеком бездну его грехов и переживание ада в собственной душе. "Я буду там, где диавол", - говорил прп. Пимен Великий - этот земной ангел. "Прямо в рай", - бодро говорят сектанты. Вот что пишет об этом ап. Павел: Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек( Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7,23,24).

· Во-первых, ап. Павел отличает естественное состояние человека от закона Божиего и свидетельствует, что, действуя по закону Божиему, он получает удовлетворение. При этом слово "закон Божий" может относиться как к Ветхому, так и Новому Заветам. Затем ап. Павел говорит о другом законе, находящемся в членах человека и противоборствующем "закону ума". Он называет его "законом греховным". Он восклицает: Бедный я человек( Кто избавит меня от сего тела смерти?

· Разумеется, ап. Павел говорит здесь не о природе тела, созданного Богом, а о грехе, проявляющемся через тело. По мнению калужского теолога, истинный христианин только тот, кто освобождается от власти "ветхого человека", т.е. превосходит ап. Павла, который сказал: Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим. Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха (Рим. 7,25).

· Значит (если автор не оговорился), все христиане находятся в Ветхом Завете, так как "ветхий человек", говоря современным диалектом, активно проявляет себя во всем человечестве, не исключая г-на Зайцева. Разумеется, каждый человек способен ошибаться, но некоторые мыслители ошибаются так "удачно", что на ошибках строят целую концепцию.

· Святые Отцы использовали в своих поучениях и проповедях все изобразительные средства речи: метафоры, гиперболы, сравнения, иносказания и т.д. Один из авторов капитального труда "История Византии" академик Сказкин, несмотря на жесткую цензуру, существующую при власти коммунистов, писал, что у величайшего оратора древности Демосфена был только один преемник, равный ему, - это святой Иоанн Златоуст.

· В творениях Святого Иоанна Златоуста, озаренных благодатью Божией, проявился еще дар блестящего ритора - мастера речи, который своими словами как ювелир ковал золотые украшения. Благодаря силе слова, он умел пленять сердца народа, внимавшего ему. О св. Василии Великом говорили в византийских школах: "Зачем нам учиться красноречию по Цицерону, когда у нас есть Василий". Но когда дело шло о догматических истинах, то язык Святых Отцов становился одномерным и лаконичным, где каждое слово было как бы взвешено на весах, где каждый тезис напоминал по своей точности математическую формулу.

· Понятие и слово может быть употреблено в двух значениях. Первое - собственное, устойчивое, постоянное; второе - относительное, условное, служащее средством к пояснению общей мысли. Здесь понятие теряет свое значение и приобретает форму метафоры.

· Одной из грубейших логических ошибок является употребление метафоры как суждения или идеи. Тогда путаница не только возможна, но неизбежна. Такую искусственную путаницу создают наши оппоненты. Такие слова, как закон и Ветхий Завет, употребленные святыми метафорически, в иносказательном смысле, они принимают буквально (вернее хотят, чтобы мы так поняли). Далее они не поясняют, о каком законе они говорят: о естественном законе, о законе Моисея или о законе греха, что делает путаницу еще более крутой.

· По нашему убеждению, для патролога необходимо знание лингвистики и филологии, так как семантика святоотеческих творений может быть раскрыта и понята только при скрупулезном и честном филологическом анализе. Разумеется, для этого нужно еще и другое условие: включенность самого исследователя в святоотеческую традицию. Что же касается поисков богословских теологуменов для защиты и оправданий своей позиции, то мы считаем, что пользование теологуменами также безнравственно, как пробабелизм иезуитов - ссылки на частный случай жизни какого-нибудь авторитета для того, чтобы оправдать свой сомнительный или экстравагантный поступок. Здесь Предание стараются заменить частным мнением, поэтому мы видим дискредитацию вероучительных книг и цитирование частных мнений без всякого разбора и анализа, как некую автономную самодовлеющую ценность.

· Само слово "теологумен" вошло в наш богословский обиход сравнительно недавно - в конце XIX столетия. Между тем, частные и индивидуальные мнения вовсе не дополняют церковного Предания, не сопутствуют ему, не существуют параллельно с ним, а тем более не углубляют и не обогащают его, а, напротив, противоречат и противостоят Преданию. Частные мнения провоцируют отрыв от общего русла Предания; теологумены, подхваченные модернистами, переходят в открытый вызов к Преданию и борьбу с ним. Поэтому переход от Предания к индивидуальным мнениям, это один из методов внутреннего разложения Церкви.

· Все эти частные мнения - горючее вещество, которое собирают модернисты за стенами Церкви, чтобы затем внести его в Церковь, и здесь устроить пожар. Индивидуальное мнение, которым хотят модернисты заменить Предание - это серьезная провокация нашего времени, это размывание церковного сознания и переход от единства и соборности к группировкам. Модернисты всех мастей, даже те, которые для вида грозят друг другу кулаками, одинаково ненавидят Предание, как каторжанин свои оковы. Спросите наших оппонентов: какая вероучительная книга, где изложено церковное учение, авторитетна для них?

· Вряд ли они смогут ответить. В лучшем случае ответят так же, как баптистский пресвитер, что единственна книга - это Евангелие (как будто для Евангелия не нужны святоотеческие толкования и Предание, чтобы правильно понять его). Если единственно вероучительной книгой остается Евангелие, то зачем тогда их лекции, проповеди, книги и аудиокассеты, которыми они хотят заменить ортодоксальное богословие?

· В лекциях профессора Осипова мы видим желание разрушить все константы богословия и оторвать богословие от литургики. Модернисты стараются показать традиционалистов фанатичными приверженцами формы (как будто форма и содержание не связаны друг с другом, как будто само содержание не определяет форму, а форма не хранит содержание).

· Модернисты знают, что если изменить форму, то изменится в какой-то степени содержание. Они стараются внушить, что традиционализм - это даже не консерватизм, который стремится сохранять наследие веков, а отождествляют его с фанатизмом и застоем. Действительно, традиционализму дорого все, чем живет Церковь: ее догматы, каноны, обычаи, символический и богослужебный язык, устав и времяисчисление. Но это не автономные сакралы, они воспринимаются синтетически в едином церковном организме, и приверженность к ним подтверждается постоянным внутренним опытом, и как раз этот внутренний опыт делает не только Таинства, но и атрибутику Церкви жизнью человеческой души. У человека возникает то, что я назвал бы эмоциональной преданностью к Церкви. Религиозное чувство - это внутреннее свидетельство о бытии и присутствии Божием.

· Но существует еще у православных христиан чувство Церкви, т.е. свидетельство о спасительности Церкви, о своем внутреннем единстве с Церковью. Это не только догматическое сознание о чистоте церковного учения и о единственном спасении в Церкви; это чувство совершенной зависимости от Церкви не внешней, а внутренней, - как мы чувствуем, что наша телесная жизнь связана с биением сердца, Церковь, так же и образно говоря, воспринимается нами не только как поле божественной благодати, но и как сокровенное сердце нашего сердца, как душа нашей души. Поэтому мы храним Православие подобно тому, как человек хранит свое сердце. Церковь берет в себя всего человека, его личность, и человек должен взять в свою душу всю Церковь, т.е. поверить и принять все, чему учит Церковь.

· Модернисты не могут прямо отрицать Церковь, иначе они сразу же разоблачили бы себя. Поэтому они соглашаются, что спасение в Церкви, но расширяют границы Церкви, в результате чего, вместо единой, Святой, Соборной, Апостольской Церкви, оказывается неизвестная нам церковь, охватывающая неопределенное метафизическое пространство. При этом Церковь теряет свою жизненную конкретность или, если угодно, конкретную реальность и превращается в абстракцию. Здесь теряется даже этимологический смысл слова "Церковь" и ее сотериологическое значение.

· Модернизм хочет заменить единую веру множественностью мнений, общее - частным и индивидуальным, поэтому нам предлагают обновленный вариант протестантизма. Модернисты желают под видом изучения патрологии собрать теологумены, извратить святоотеческие мысли и из полученных фрагментов, как из конструкций, создать здание новой церкви, а вернее антицеркви.

· Господин Зайцев не согласен с утверждением ап. Павла, что время Ветхого Завета окончилось, на котором я основывал свою критику концепции г-на Осипова о том, что Ветхий Завет продолжается. Он риторически заявляет, что ему "ничего не остается делать, как объяснять то, что должно быть известно любому семинаристу" (но, добавлю от себя, не известно апостолу Павлу).

· Интересно, что г-н Зайцев знает о том, что известно или не известно семинаристу, неужели он преподает в семинарии, читает лекции семинаристам и принимает у них экзамены? Замечательная осведомленность жителя Калуги; можно подумать, что не г-н Осипов, а он является преподавателем богословия. Вообще чувствуется, что в лице г-на Зайцева Осипов А.И. имеет не только ученика, но и будущего конкурента.

· Однако что должен объяснить г-н Зайцев? Оказывается, что "понятие "Ветхий Завет" имеет несколько значений". В этом отношении я ничего не имею возразить г-ну Зайцеву, более того, как раз на этом основании я утверждаю, что концепция г-на Осипова (о продолжении Ветхого Завета и сосуществовании двух Заветов) порочна.

· Слово может иметь несколько значений в следующих случаях: когда оно является омонимом, т.е. при фонетико-графическом тождестве содержит в себе совершенно различный смысл и понятие, или когда кроме прямого значения слово или понятие употребляют в относительном, условном, метафорическом значении, как изобразительное средство языка. Поэтому мне ничего не остается делать, как объяснить то, что должно быть известно любому преподавателю семинарии.

· Порочность метода г-на Осипова заключается в том, что он основывает свою концепцию на метафоре, что совершенно недопустимо. Этот вопрос настолько важен, что требует особого рассмотрения и анализа, так как у модернистов вошло в привычку спекулятивное употребление образов и символов.

· Метафора, употребляемая как суждение, приводит к абсурду. Этим часто пользовались идеологи и агитаторы атеизма для осмеяния религии. В текстах, приводимых г-ном Зайцевым, слово "Ветхий Завет" употребляется метафорически.

Это подтверждает он сам, когда пишет, что "оба Завета - Ветхий и Новый - реально сосуществуют в канонических границах одной и той же новозаветной Церкви, и, добавим, могут сосуществовать даже в одной и той же человеческой душе".ul

· Метафоры помогают понять мысль автора посредством ассоциативных связей. Они создают определенный эмоциональный подтекст; но метафора всегда остается условным средством речи, которое не может заменить суждения и идею. Поэтому о метафорах не спорят. Автор имеет право на метафоричность своих выражений, которая будет подобна красочному мазку на картине, но он не должен спекулировать ей, т.е. брать в основу своих умозаключений. Уже давно доказано, что логика не может существовать без лингвистики, а логические суждения - без филологического анализа. Разработкой этого вопроса особенно тщательно занималась Пражская логическая школа в первой половине ХХ столетия.

· Господин Зайцев предлагает мне не ограничиваться "схоластическими стереотипами символических книг" (их надо поскорее сдать в исторический архив), а "ознакомиться со святоотеческими творениями поосновательнее и не оценивать их, подвергая насилию, только сквозь призму "символических книг". Это значит, что г-н Зайцев предлагает отбросить Предание и заняться самостоятельным исследованием патристики, чтобы на ее основании делать личные выводы, т.е. вполне протестантский метод субъективного исследования.

· Позвольте спросить г-на Зайцева: а как семинарскому повару определить истину, если он не может заняться серьезным исследованием патристики, не имея для этого подготовки и будучи занят приготовлением трапезы для семинаристов и их учителей с утра до вечера? Что ему выбрать для определения правильности веры? Кому поверить,- вероучительным книгам и катехизису Митрополита Филарета или же лекциям г-на Осипова, которые он может удобно слушать по кассетам, прокручивая их во время чистки картошки?

· Господин Зайцев предлагает мне убедиться, что цитаты, представленные им для доказательства сосуществования двух Заветов, не содержат искажений. Вполне возможно, г-н Зайцев, но отказавшись от вероучительных книг, чем вы можете проверить свои собственные выводы,- вашим собственным чувством достоверности? Поэтому позвольте задать библейский вопрос: Разумеешь ли, что читаешь? (Деян. 8,30). Ефиоплянин на вопрос апостола Филиппа ответил с поразительной, даже для нас, мудростью: Как могу разуметь, если кто не наставит меня.(Деян. 8,31).

· Значит, умный ефиоплянин понимал или знал, необходимость Предания или Откровения, через которые можно правильно понять смысл пророческих книг. За свое смирение ефиопский князь услышал проповедь о Иисусе и принял ее с радостью. Если бы ефиопский министр вступил бы в беседу с г-ном Зайцевым, то тот, возможно ответил бы ему: "Оставь в стороне "кодифицированное" предание, покрытое налетом католицизма, а займись самостоятельным изучением Библии и все сам поймешь". А может быть, сказал бы более радикально: "Занимайся добрыми делами, и тебе все будет открыто на том свете".

· Однако учение о том, что Ветхий Завет не сменился Новым Заветом, а оба Завета смешались и перетасовались друг с другом, так что могут одновременно находиться в одном человеческом сердце, приняв форму богословской концепции, перестало быть таким безобидным, как это может показаться на первый взгляд.

· Господин Зайцев пишет: "В этом смысле все, что архим. Рафаил именует "внешним обнаружением" (религиозные и нравственные каноны, все формы кодификации Предания, все, что принято называть церковной экономией и т.д.), можно расценивать как обновленную версию Ветхого Завета, цель которой все та же: подготовить человека к вступлению в Новый Завет с Богом - Завет благодати".

· Господин Зайцев с подкупающей наивностью написал о том, что вряд ли хотели бы обнаружить так явно его учителя. Он пишет, что религиозные каноны и нравственные заповеди, все формы кодификации Предания, т.е. вероучительные книги, все церковное домостроительство, а затем - многозначительное "и т.д." - это только "обновленная версия Ветхого Завета". То, что мы считали принадлежностью, достоянием и богатством Церкви, для наглого взгляда модернистов оказывается ветхой одеждой, за которую мы цепляемся, а мы сами - не больше не меньше - ветхозаветными обновленцами, которые, продолжая исполнять внешнее, еще не вступили в Новый Завет с Богом.

· Итак, согласно словам Зайцева А.А., Православная Церковь - это еще не Церковь Нового Завета, а только подготовка к ней. Значит, в самой Церкви есть еще другая церковь - общество просвещенных и посвященных, которым не нужны общие законы и обряды. Чем это не гностическое учение с делением Церкви на профанов, довольствующихся традиционным учением и обрядами, и эзотериков, которым открыто "истинное" учение, скрытое от толпы?

· Говорить о том, что жить в литургическом поле Церкви, иметь ориентирами ее законы и постановления - это жить в Ветхом Завете, похоже на гностическое разделение людей на соматиков, психиков и пневматиков. Соматики -- это живые мертвецы, не способные к религиозным переживаниям; психики - люди верующие, но довольствующиеся официальной Церковью; а пневматики - те, которым открыто "истинное" учение, это как бы "церковь в самой церкви".

· Надо сказать, что и в других религиях мы видим притязания на духовную или интеллектуальную элитарность. В иудаизме это каббалисты и хасиды, в мусульманстве - суфии и измаилиты и т.д. Гностики, как правило, говорят о ненужности обрядов и законов, которые якобы являются принадлежностью детского возраста, а затем должны быть сброшены, как пеленки.

· Господин Зайцев ссылается на книгу схимонаха Иллариона "На горах Кавказа", содержащую много грубых ошибок. Эта книга послужила началом имяславской ереси (как я думаю и надеюсь, против желания ее автора). Почему книга "На горах Кавказа" вызвала горячее сочувствие у части нашей интеллигенции и декаденствующих богословов? Неужели вопросы об Иисусовой молитве так кровно интересовали их?

· Этот интерес проявился после того, как имяславчество приняло форму оппозиции Церкви, а затем внутреннего раскола. Надо сказать, что имяславство имеет под собой такую же ошибку, которую допускают учителя г-на Зайцева, а именно, метафоризмы Святых Отцов понимались буквально. Только имяславцы в отличие от современных модернистов путали не метафоры с догматами, а психологизмы с теологией.

· Голодно живется г-ну Зайцеву, что ему приходится искать корм в книге, осужденной греческими патриархами и Священным синодом Русской Церкви, и еще лживо называть автора книги "православным подвижником". Вообще модернисты и либералы начинают снова поднимать имяславство "на щит". Поэтому оно требует как богословского, так и философского анализа. Метод выдернутых цитат превратил дискуссию между двумя сторонами - православными богословами и имяславцами - в тавтологию. В этом споре как раз выявилась бесперспективность того метода составления цитатников, который хочет навязать нам г-н Осипов, разумеется уничтожив всякую связь между отдельными цитатами и церковным Преданием.

· Почему модернисты разорвали связь с богословием прошлого столетия, почему они утверждают, что "кодифицированное" Предание, притом во всех формах, - это Ветхий Завет в Православии? Потому что, несмотря на декларативные и популистские заявления об "очищении Православия от схоластики средневекового католицизма", они на самом деле проявляют глубокую зависимость от католицизма постреформационного времени, а именно, от иезуитства, в данном случае от иезуистского пробабелизма, основывая свою резиновую мораль на единичных примерах частных мнений и специально подобранных цитатах.

· Схимонах Иларион - трагическая фигура. Он стал тем, кем меньше всего хотел быть - ерессиархом. Он был "поэтом молитвы", но когда захотел стать "богословом молитвы", то сорвался вниз и до конца жизни не мог осознать своей ошибки. Если даже г-н Зайцев считает вопросы о имяславстве не решенными, а дискуссионными, все равно он должен называть схимонаха Иллариона не "православным подвижником", а "подвижником с сомнительным православием".

· В цитате, взятой г-ном Зайцевым из книги схимонаха Иллариона, говорится: "В ком духовное чувство восприняло Самого Господа..., тому чтение псалмов, канонов, акафистов и тропарей делается затруднительным, а в большей части и ненужным". Некоторые пустынники заменяли (отчасти, а иногда в значительной степени) обычное правило, читаемое по богослужебным книгам, Иисусовой молитвой, произносимой по четкам, но только в редчайших исключениях они прекращали чтение Псалтири.

· Пустынники считали чтение псалмов благословенным приготовлением к Иисусовой молитве, а Псалтирь, образно говоря, младшей сестрой Евангелия. Но дальше схимонах Илларион пишет как раз не от опытного свидетельства, как думает г-н Зайцев, а от разгоряченного воображения или неумения выразить свою мысль, следующее: "Предстоя лицу Божию умом в сердце своем, не может внимания своего ни на миг уклонить от Сладчайшего Иисуса".

· Еще не родился и никогда не родится святой, который не уклонил бы ни на миг внимания в своем сердце от Сладчайшего Иисуса. Это значит, что такой человек уже не мог бы грешить, так как мысль, ни на миг не оторванная от имени Иисуса Христа, не может сочетаться с греховным помыслом или образом. Здесь явно неверная интерпретация молитвы. Даже у тех, кто добился состояния так называемой умной молитвы, ум вступает в борьбу с помыслами, а не остается постоянно распятым на кресте молитвы. Священное Писание и все Святые Отцы утверждают, что ни один человек не может без греха провести хотя бы один день. Отцы Карфагенского собора свидетельствуют, что святые в молитве "Отче наш" просили Бога о прощении грехов не только своих ближних и даже всего человечества, а также своих собственных ежедневных.

· Но не будем останавливаться на этом, так как здесь, может быть, просто неудачные выражения, употребленные схимонахом Илларионом. Нас более тревожат следующие слова схимонаха Иллариона: "...то все есть Ветхий Завет". Значит, богатство православного богослужения - это только Ветхий Завет? Значит, Псалтирь - это не глубочайшая исповедь человеческой души, где соединено покаяние и прославление Бога, не книга, о которой свт. Иоанн Златоуст сказал: "Лучше солнцу не светить, чем Псалтирь не читать", а книга, уводящая людей от Христа в Ветхий Завет? Неужели чередной священник, читающий у мощей прп. Сергия акафист, живет в Ветхом Завете и находится не у раки святого, а во дворе Иерусалимского храма для прозелитов? Неужели каноны мученикам и преподобным, которые так любил читать прав. Иоанн Кронштадтский, озарены духом не Евангелия, а законом Моисея?

· На таких гнилых подпорках модернисты не только хотят построить свое учение, но уверить людей, что это "дом премудрости на семи столпах"(см.Притч.9,1), о котором говорит Священное Писание.

· Какими словцами и выражениями наполнена брошюра г-на Зайцева! Наверно такими же, как и лекции г-на Осипова: "несомненно", "обязательно", "иначе быть не может", "так думают все святые", "это несомненная истина",