Дополнение: Сайд‑проекты 4 страница

– Я съездил с ними в одно турне по Америке в 1987 году ‑ в качестве звукооператора и роуди, – говорит Баррет Джонс. ‑ Было очень прикольно. Большинство концертов устраивалось молодыми чуваками, но клубы всегда были достаточно большие – на триста‑пятьсот человек. Однажды, на концерте в Техасе, в старой компании по продаже гробов, не оказалось никакой аппаратуры. Кто‑то пытался принести собственный аппарат – небольшой усилок для гитары и микрофон. После концерта организатор отказался платить группе и достал пушку. В Техасе живут одни психи.

– «Scream» – легендарная группа, – объяснял Грол Стиви Чику. – Большинство вашингтонских команд родом из округа Колумбия или из Мэриленда. Виргиния ведь находится на самой линии Мэйсона‑Диксона. Если отъехать чуть южнее округа Колумбия – уже начинается «Юг»; Хоть Я вырос и не в рабочей семье, но в детстве охотился на уток и ездил на пикапах. Люди из Виргинии считались чуть более провинциальными, лузерами по сравнению со всеми опальными. Попасть в хардкор‑команду из Вашингтона было практически нереально – человеку со стороны там очень сложно оказаться.

Но «Scream» были просто отморозками. Первый раз я их увидел в 1983 году, еще мальчишкой – а они уже зажигали. И они были из Виргинии! Когда я узнал об этом, то чуть не спятил. Они были моими кумирами.

Однажды в 1986 году я зашел в местный музыкальный магазин в Фолс‑Черч, ‑Виргиния, купить барабанные палочки. На стене объявлений среди прочего я обнаружил следующее: «"Scream" нужен ударник, звоните Францу». Ох‑ре‑неть! Я позвонил Францу, прибавив себе лет – мне было тогда семнадцать, но я сказал, что двадцать два, – и уговорил его дать мне шанс. Он попросил меня сыграть чью‑либо песню – «Zeppelin» или «АС/DС». Я сказал: «Нет, давайте сыграем что‑нибудь из "Scream"». Мы прошлись по всему их репертуару, от ноты до ноты, и они предложили мне играть с ними. Я испугался, потому что они ездили по всей Европе, по всем Штатам, а я не бывал дальше Огайо. Пришлось бросить школу. Это было непросто, но я сделал это.

Но в «Scream» тоже не все шло гладко. Мы ездили в турне по

США уж и не помню сколько раз. Мы жили в дороге, поэтому не искали работу дома. Особых денег не было, но всегда находилось место для ночлега, кто‑нибудь нас кормил, иногда перепадало по аре пива после концерта. И это нормально. Но потом в самой группе стало твориться всякое – люди начали уходить, потому что больше не выдерживали; мы находили замену, потом люди возвращались, уходили снова – и опять. Кто‑то скалывался. Я уже _ начинал подумывать о том, что работа на мебельном складе это не так уж и плохо. Что семь долларов в день – не совсем достаточно; наесться досыта можно только в «Тако Белл». Я все больше курил – а это тоже немалые траты. Все эти мысли стали появляться в 1990‑м, когда мы были в Лос‑Анджелесе, в нашем последнем туре – когда басист просто ушел из группы, ничего никому не сказав.

Я позвонил Баззу из «Melvins» и сказал: «Скитер опять ушел, все зависло». Он спросил: «Что собираешься делать?» Я ответил понятия не имею, никто не хочет выпускать диск, а у меня нет денег». Я тогда укладывал плитку в кофейнях в Коста‑Меса, чтобы заработать на пропитание. Он говорит: «Ты слышал что‑нибудь о "Nirvana"? Эти парни были на концерте в "I Beam" в Сан‑Франциско и видели, как ты играешь. Им сейчас нужен ударник. Может быть, стоит им позвонить».

Я взял номер телефона и стал ждать, – продолжает Дэйв. ‑ Я уже достаточно много потерял, но и представить себе не мог, что уеду из Виргинии. После нескольких голодных дней я подумал ‑ да какого хрена? Позвонил Крису и сказал «привет». Потом спросил, нужен ли им ударник. Они ответили, что уже позвали Дэна Питерса. Но обещали звякнуть, как приедут в город, – выпьем, повеселимся. И все.

Они перезвонили тем же вечером и сказали, что было бы неплохо, если бы я приехал к ним порепетировать. Я разговаривал с ними еще несколько раз, мы обсуждали музыку. Они оба знали и любили «Scream». У нас было много общего: нам нравилось все, от Нила Янга до «Public Enemy», от «Black Flag» до «Black Sabbath». С самого начала казалось, что мы идеально подходим друг другу. Я купил диск «Bleach» и послушал его раз десять. Потом пошел в супермаркет и купил большую картонную коробку. Я разобрал свою ударную установку, упаковал все барабаны в коробку, кинул туда свой рюкзак, заклеил все клейкой лентой и полетел в Сиэтл.

Я не знал, чего ожидать. «Nirvana» я видел только на обложке «Bleach», и они казались мне грязными, долбаными байкерскими выродками. Я не ожидал, что в жизни они окажутся такими приятными. Когда приехал туда со своей коробкой, Крис и Курт встретили меня в аэропорту.

Желая показать свое дружеское расположение, Дэйв предложил Курту яблоко. «Нет, спасибо, – отказался Курт. – У меня от них десны кровоточат».

Мы забрались в их старый фургон, – продолжает Дэйв, – и отправились домой к Крису, где я с тех пор стал жить.

– Моя квартирная хозяйка [в Вашингтоне] как‑то узнала, что у меня дома студия, и просто вышла из себя, – вспоминает Баррет Джонс. – Она пришла вечером, когда у нас была репетиция группы, и начала орать. Дала мне две недели, чтобы убраться оттуда. В это же самое время в Лос‑Анджелесе распались «Scream». Я пытался уговорить Дэйва вернуться, чтобы мы могли вплотную заняться нашей группой («Churn»). Он упомянул об одной команде из Сиэтла ‑ о «Nirvana». Он собирался произвести на них впечатление. Я знал, что так и будет. Потому что нельзя отрицать, что он очень крутой барабанщик.

– Я жил у Криса в Такоме около полутора месяцев, а потом переехал в Олимпию к Курту, – рассказывает Дэйв. – Мы жили в крошечной квартире, которая была вся раздолбана, настоящая гребаная свалка. Я там только спал: ложился спать в 6.30 утра ‑ солнце там зимой тогда еще не всходило – и просыпался около 16.30, как раз к закату.

Мы очень много репетировали в амбаре в Такоме [новая репетиционная база «Nirvana» – с коричневым ворсистым ковром и громоздкими шипящими динамиками]. Телевизора у нас не было, только небольшая стопка дисков, магнитофон и повсюду сигаретные окурки и палочки из‑под корндогов. Иногда по ночам было очень тихо – Курт в своей комнате писал тексты, дневники, поэзию или еще что‑нибудь. А я жил на диване 140 сантиметров в длину (мой рост 180 сантиметров) – это был настоящий кошмар!

Первое выступление Дэйва с «Nirvana» состоялось 11 октября 1990 года в Олимпии, в клубе «North Shore Surf Club». О концерте объявили за один день – все билеты были раскуплены. «"The Surf Club" – большой, пустынный бар, куда вмещалось около трехсот человек, – вспоминал Слим Мун. – Все просто сходили с ума по "Nirvana". Что‑то изменилось с приходом Дэйва Грола. Внезапно они стали казаться намного более крутой группой».

Во время первой песни – ка вера на «Son Of А Gun» «The Vaselines» – дважды вышибало электричество. А Дэйв молотил С такой силой, что сломал малый барабан. Курт взял его и поставил на передний край сцены – в знак того, что в группе появился новыйи последний – ударник.

– Если он уйдет, группы не будет, – заявил Крист.

Но окончательно Грола взяли в последний момент. Когда группа прибыла в Лондон, где должно было начаться их недельное турне по Британии с «L7», их менеджер турне Алекс Маклеод ожидал увидеть Дэна Питерса, проходящего через таможню, – именно его имя было указано в списках. Алекс был не в восторге от Грола – он уже был знаком струп пой «Scream». Тем не менее в Англии состоялась очередная сессия у Пила – четыре кавера: «D‑7» группы «The Wipers», «Turnaround» группы «Dеvо» и «Molly's Lips» и «Son Of А Gun» группы «The Vaselines». Билеты на все концерты были раскуплены – на каждое выступление приходило до 600 человек. А 24 октября в лондонском клубе «Astoria» собралось больше 1000 человек.

– С Дэйвом я познакомился в том турне, – комментирует Крэй Монтгомери. – Он был как глоток свежего воздуха – молодой, прикольный, и с ним было весело. Он придал им то звучание, которое и вывело их в высшую лигу. А живые выступления много выигрывали от его умения гармонично дополнять вокал Курта. О играл и выглядел очень солидно, за четкость ритма не приходилось волноваться.

– Дэйв очень приятный, чуть эксцентричный чувак, просто нереальный, – говорит Антон Брукс. – Тогда у него была огромная шевелюра с дредами. Он постоянно жестикулировал, что‑то объяснял, над всеми подшучивал. Всегда улыбался, очень обаятельно. Он вписался тут же. С Дэйвом они стали рок‑группой. Он смог найти общий язык с Куртом и Кристом – потому что до этого они общались, по сути, только друг с другом, начиная со школы. Дэйв стал последним кусочком в паззле. Он был не просто очень энергичным парнем, он добавил «Nirvana» дополнительное измерение.

– Помню, Курт был просто без ума от Дэйва, – лаконично замечает Джанет Биллиг.

«L7» – так называлась женская хард‑рок‑группа из Лос‑Анджелеса, которую иногда ошибочно относили к «Riot Grrrl», что девушек очень злило, поскольку они воспринимали это как снисходительность. Правда, это не самое худшее – Торстон Мур из «Sonic Youth» для обозначения музыки, которую играли «BabesIn Toyland», «L7», трэш‑группы из Нью‑Йорка «Lunachicks», «Dickless» и «Hole», придумал термин: фокскор.

– «Nirvana» и «L7» всегда тусовались в одной гримерке, напивались и сходили с ума, – вспоминает Крэйг. – Прикалывались друг над другом, над клубом, бросались едой. Кто‑нибудь мог проделать дырку в двери или доске, все засовывали туда голову и кричали друг на друга. Много снимали на видео, это было настоящее безумие … такое ощущение, что находишься в центре вселенной.

Для развлечения «Nirvana» возила с собой видеомагнитофон и две кассеты – «Монти Пайтон» и «Это – "Spinal Тар"», обязательные к просмотру любой рок‑командой в турне.

– Курту приходилось беречь голос, – объясняет Крэйг. – Если он пел много дней подряд, начинались проблемы с голосом. Он никогда не брал уроков вокала, по крайней мере, я ни о чем таком не слышал. Не думаю, что его манеру пения можно назвать правильной. Он разрывал голосовые связки, постоянно пил какой‑то сироп от кашля и вечно болел.

Они все еще делали саундчеки сами, – добавляет звукооператор. – Курту требовалось много мониторов для микрофона – поскольку они играли очень громко, сложно было выводить его голос в должном объеме. По‑настоящему проверить это удавалось только с ним. А если не проверить, то возникали проблемы с фидбэком. Мы постоянно парились из‑за этого.

– Однажды вечером Курт и Крист зашли ко мне на чай, – вспоминает Антон Бруке. – Курт покрасил волосы в сумасшедший синий цвет и чинно сидел за столом, будто готовился познакомиться с родителями своей девушки, – волосы гладко зачесаны, очень вежливый. Мои друзья по квартире говорили: «Охренеть! Это Курт Кобейн!» Они рвались войти, поздороваться, взять автограф – но боялись. Если бы тогда были мобильные телефоны, они бы наснимали фотографий и рассылали бы эсэмэски: «Ты не поверишь, кого я только что видел». Участники «Nirvana» были еще не очень известны, но уже тогда все ходили и говорили: «Эта‑группа станет знаменитой».

В Эдинбурге Курт встретил одного из своих музыкальных кумиров – Юджина Келли из «The Vaselines».

– Мне кажется, у них [у Юджина и Фрэнсиса Макки, участников «The Vaselines»] просто прекрасные отношения, – говорил мне Курт в 1992 году. – Я не знаю, так это или нет, но мне кажется удивительным, что люди могут жить вместе и писать такие прекрасные песни. Как будто делят свою жизнь со всеми людьми. Юджин и Фрэнсис это «Captain & Tennille» [семейный поп‑дуэт 70‑х годов в США] андеграунда.

– Меня попросили собрать «The Vаsеlines» для концерта «Nirvana» в «Carlton Studios», – рассказывал Келли журналу «Кью»[211]. – Я знал, что они записывают кавер на «Molly's Lips», но мне стало интересно, почему мы им так нравились, ведь мы играли очень непонятную музыку. Их творчества мы не слышали. Когда мы приехали, снами связался их Areнт и предложил: «Хотите познакомиться с Куртом?» Он сообщил, что Курт очень нервничал перед знакомством со мной!

– Мы напились в Эдинбурге на бесплатной вечеринке у «Island records», – вспоминает менеджер «The Vаsеlines» Рассел Уорби в той же статье. – Фантастика! Я спал в одной комнате с Кристом и Крэйгом, и мы реально напились в баре отеля «Аилса Крэйг». Мы вписали туда пятерых, но в итоге там было человек шестнадцать. Крист ужрался в хлам. Там была туалетная кабинка – он посреди ночи на нее забрался. При мне были все деньги [Рассел выполнял роль менеджера турне, потому что Алекс уже был занят], и мне снилось, что на меня сыплются доллары. Я проснулся с криком, весь в бумаге, и подумал: «О господи, деньги!» Как выяснилось, Крист нашел кучу брошюр на крыше кабинки и стал их раскидывать по комнате, крича «Фру‑фру!». Эта ночь вошла в историю как «Ночь фру‑фру».

Последний концерт турне состоялся 27 октября в Ноттингеме.

Фотограф «Мелоди мейкер» Cтивен Cвит смотрел концерт в «Trent Polytechnic» с балкона; он рассказывает, что, когда зажгли свет и измотанные зрители стали с трудом пробираться к выходу, Курт выбежал на сцену со словами: «у нас очень важный гость для вас». Все ломанулись обратно к сцене, ожидая, по меньшей мере, Тэда, но Курт закончил фразу: «Эверет Тру из журнала "Мелоди мейкер"».

Я доковылял до микрофона и промямлил, что сыграю песню, только если «Nirvana» выступит после меня. Курт надел на меня свою леворукую гитару – причем неправильно надел, – а они с Кристом уселись за ударную установку и начали колотить. Около двух минут мы играли мой сингл «Dо Nuts», вышедший на «Sub Pop», после чего Курт начал методично разрушать барабаны – я закончил петь, обернулся и стал смотреть[212].

После концерта кто‑то принес фальшивые солнечные очки с нарисованными глазами, и Курт сфотографировал каждого в этих очках. Я был очень пьян, но при поддержке «Nirvana» мне удалось убедить «L7», что я вовсе не являюсь лондонским журналистом, приехавшим на интервью с ними. Черт, надо было видеть, как они взбесились, узнав правду.

– На том концерте мне вспомнился фильм 1962 года «Бунтарь» с Тони Хэнкоком[213]‑ говорит Свит. В этом фильме Хэнкок сыграл клерка, который пытается вырваться из своего офисного рабства. – Там есть один момент, когда он стоит в комнате в окружении битников и объясняет им, что в его среде все одеваются абсолютно одинаково … затем камера отъезжает – вокруг все стоят в свитерах под горло и темных очках. И у меня было точно такое же чувство – вокруг толпились тинейджеры с длинными волосами и футболками с символикой «Mudhoney» и «Nirvana».

я: Расскажи о Дэйве Гроле.

– Однажды вечером мы сидели у меня дома в Лос‑Анджелесе, на кровати. Он играл на гитаре как настоящий сонграйтер, – вспоминает Дженнифер Финч. – Я спросила, устраивают ли его наши отношения. Он сказал «да», а я ответила, что он не прав, и попросила его уйти. Я увидела его год спустя, он спросил: «Ты получала мое письмо?» Я не получала никаких писем. В 1996 году, когда скончался мой отец, я обнаружила стопку писем, которые лежали неоткрытыми. Я нашла то письмо, оно до сих пор у меня. Так и не открытое. Это мог быть мой счастливый билет, Эверетт.

я: Ты помнишь парочку пьяных англичан на своем концерте в Ноттингеме?

– Я хорошо помню тебя, – смеется басистка. – Тогда я не понимала, что нужно брать интервью, чтобы попасть в группу.

я: Что‑нибудь еще запомнилось из той поездки в Великобританию?

– Потом я прекрасно провела время. Что тебе еще сказать, что ты хочешь услышать? Тогда мы сошлись с Дэйвом, мы встретились во второй раз. За пару лет до этого я организовывала концерт его группы «Scream» в Лос‑Анджелесе вместе с группой «Bad Religion». Я гуляла в сквере, ходила в зоопарк. У меня есть очень милые фотографии, где мы с Дэйвом держим в руках голубей и кормим их ‑ вы, англичане, так делаете. Мы пытались слиться с обстановкой.

Наши рекомендации