Немного о моих друзьях

Итак, интересы наши начали расходиться. Мы с Зевсом были недовольны циклом, хотели перераспределить хотя бы часы. Но Артист непреклонно повторял программу. Не буду описывать вам тонкости. Постепенно главные творческие интересы у нас изменились и уже не были связаны с основ­ной работой. Об этом я писал выше.

Зевс стал заниматься криминальной психиатрией. У него появились свои дела с органами правопорядка. Кроме того, он организовал частную фирму «Возрождение», которая также успешно функционировала, занимаясь лечением психических больных и больных с сексуальными аномали­ями. Где-то там у него шла основная жизнь, о которой мы имели смутное представление. Многим нашим сотрудни­кам он давал возможность подработать, многие потом и переходили на работу к нему.

Я организовал психотерапевтический клуб, при котором были различные краткосрочные и долгосрочные курсы. Кроме того, я стал совершенствовать психотерапевтический процесс на циклах психотерапии. Я наконец понял, что я хороший исполнитель, но плохой организатор. Вначале я хотел работать под прикрытием Зевса, но вскоре понял, что под ним я работать не смогу. Окончательное решение созрело после одного случая.

Как-то один из его будущих пациентов приехал не в его центр, а в клинику и наткнулся на Артиста, который с ним побеседовал, все растолковал. Будущий пациент выложил емув подарок 8 или 9 баллонов черной икры. Зевс был в командировке. Артист распределил эту икру между сотруд­никами кафедры. Мне тоже досталось. Зевсу было отдано больше, чем всем остальным.

Вернулся Зевс, поднял шум, потребовал, чтобы икру ему вернули, что всё и сделали, ибо съесть не успели, Я вернуть отказался и сказал, что могу отдать деньги за икру. По сути, я поддерживал Зевса. Я Артисту говорил, что не стоит ее распределять. Сам же взял ее, так как решил, что Зевс мне сам бы мне подарил. Ибо незадолго до этого я помог одно­му очень близкому ему человеку. Ни о каких денежных рас­четах у нас, конечно, не могло быть и речи, но подарок, я считал, вполне заслужил. Деньги, в конечном итоге, он с меня не взял.

Во всем этом меня возмутила форма возвращения. Все это нужно было делать тихо. Ребята спокойно бы ему все и вернули. Но он собрал кафедральное совещание, где при­сутствовали молодые сотрудники, не имеющие к этой ис­тории никакого отношения, высказался на эту тему с комсомольским задором и партийными угрозами. Конечно, молодежи лестно было наблюдать, как чистят элиту. Это былцирк. К моей радости, внутри у меня ничего не коло­тило. Для себя же я твердо решил серьезных совместных планов с Зевсом не строить. По-видимому, он тоже пришел к этому же мнению.

На кафедре социальный статус у нас был равным, и у нас был общий начальник — Артист. Где-то даже я Зевсом восхищался. Восхищался его независимостью и умением быть выше дружеских связей, которые он легко рвал, когда это могло вызвать затруднения в решении его проблем. При решенииличных вопросов на него всегда можно было положиться. В его оправдание я хочу сказать, что если и делал что-то неприятное, то не всегда осознавал, что это может быть кому-то неприятно. Кроме того, с нимможно было спорить. Он если и не уступал, то мог понять, что у другого может быть и своя точка зрения, особенно если это не мешает осуществлению его планов. И он не был злопамятным.

Артист все свои творческие силы направил на органи­зацию выпускных вечеров курсантов, которые проходили в виде КВН без спиртного. Подготовка начиналась за две недели до окончания цикла, что, по-моему, не вполне по­ложительно сказывалось на ведении педагогического про­цесса. Я по слабости душевной вначале тоже в этом участво­вал. Зевс же довольно быстро от всего этого отстранился. Кроме того, Артист организовывал факультетские вечера, а также участвовал еще в каких-то районных и городских смотрах и, естественно, раз в неделю репетировал. Новые веяния он не принял. Сам ничего не организовал, и доволь­но быстро впал в нищету. И хотя он не хотел работать в структурах Зевса, все же принимал от него заказы. Я, как мог, помогал и ему немного подработать. Кроме того, я обеспечивал ему и отдых на море. Ваши идеи он понимал, но не принимал. Каких-то личностных изменений в нем, к сожалению, не происходило. Не наблюдалось и социаль­ного роста. Я думаю, что большой радости на душе от мое­го и Зевса успехов у него не было. Конечно, он был талан­тливей нас, но такое распыление на общественной работе его довольно сильно затормозило в росте. Докторской дис­сертацией он не занимался, книг не писал.

В первые годы у нас на цикле не было секретаря и пи­шущей машинки. Печатать могли только я и Зевс. Вот мы с ним и делили работу. Не помню, в каком году, где-то в 1990-м году благодарные спонсоры подарили нам пишущую машинку. Артист увлекся печатанием. Научился сам печа­тать одним пальцем, и всю секретарскую работу взял на себя, хотя Оптимист уже разрешал пользоваться услугами секретарши. И во время, когда он не был занят лекциями и осмотром больных, все время что-то печатал. Это были всевозможные программы, методички, стихи, сценарии вы­пускных встреч и пр.

Научной работой он не занимался. Он просто перелопачивал материалы своей кандидатской диссертации и по ми­нимуму что-то публиковал. Мне было очень жаль его. Я несколько раз пытался втянуть его в свои дела, но в самые критические моменты он уходил. Был он в подавленном настроении и, к сожалению, он все понимал.

Однако, следует отметить, в его поведении практически ничего не менялось. Тяжело менять алгоритм поведения.

Комментарий: