Возможности использования командной работы с парой в рамках системной семейной психотерапии

И. Ю. Хамитова, Т. С. Драбкина

В данной статье речь пойдет об использовании командной работы с парой в рамках семейной психотерапии. Авторы поделятся своим взглядом на функции, цели и преимущества использования командной терапевтической работы с супружеской парой и проиллюстрируют его описанием случая.

История вопроса

Совместное проведение терапевтических сессий стало активно использоваться с возникновением семейной психотерапии – не позднее чем с начала 1950‑х годов. Терапевты, индивидуально работавшие с членами семьи – например, с супругами – теперь проводили совместные сессии с семьей.

В 1953 г. Чарлз Фулуэйлер, работавший в Калифорнийском университете в Беркли, начал использовать одностороннее зеркало (Саймон, 1996) как для терапии, так и для обучения студентов, наблюдения, оценки и контроля их работы. Он наблюдал за семьей через одностороннее зеркало, затем входил в помещение, где она находилась, сообщал ей свои впечатления, давал задания, затем вновь возвращался за зеркало для наблюдения и обсуждения с коллегами.

С тех пор одностороннее зеркало очень широко применяется в семейной терапии для организации командной работы как в терапевтическом, так и в учебном контекстах. Оно стало известно благодаря Джею Хейли, который провел за ним довольно много часов, наблюдая работу Фулуэйлера и пытаясь понять его вмешательства.

Хейли тогда был членом группы Грегори Бейтсона, и в результате в бейтсоновской программе тоже стали использовать одностороннее зеркало. Затем оно стало появляться во многих терапевтических и исследовательских центрах. Оно давало семейным терапевтам возможность, которую трудно переоценить, – наблюдать за работой друг друга, обмениваться самым непосредственным опытом, обсуждать то, чему каждый был свидетелем. Отчасти этому семейная терапия обязана своим стремительным развитием, быстрым распространением многих находок и достижений. Она развивалась в большой мере как «коллективное» мероприятие.

Поначалу одностороннее зеркало использовалось исключительно для наблюдения – зрители, сидевшие за ним, не вмешивались в процесс. Позже при супервизии «вживую» стала применяться связь по внутреннему телефону: терапевту, работающему с семьей, можно было дать указание, задать вопрос, при необходимости вызвать его из комнаты. Таким образом, терапия осуществлялась более чем одним человеком. Однако в учебном процессе, в частности, при супервизии, эти люди не были равны по статусу. Поэтому такое сотрудничество еще нельзя было назвать командой.

Дальнейшее развитие терапевтического сотрудничества при проведении сессий в 1960–1970‑е годы происходило преимущественно в рамках стратегического подхода, что неудивительно: из всех направлений семейной терапии этот подход наиболее техничен, в наибольшей степени требует подробного наблюдения и анализа материала. Терапевту сложно одновременно разговаривать с семьей, наблюдать за всеми ее членами и строить терапевтическую гипотезу, необходимую для планирования интервенции. Казалось (и оказывалось) эффективным разделить эти функции: кто‑то беседует с семьей, а кто‑то сидит за односторонним зеркалом: наблюдает, строит гипотезы, отслеживает поведение беседующего терапевта, направляя и корректируя его. Иерархические отношения здесь были бы помехой, поскольку могли бы искажать процесс обсуждения и принятия решений. Поэтому терапевтические команды в идеале строятся на паритетной основе, без учета престижа и статуса.

В Миланском центре исследования семьи в 1967–1974 гг. под руководством Мары Сельвини Палаццоли был разработан стратегический подход для терапии семей с тяжелыми симптомами, при котором стандартный формат сессии включал повторяющийся цикл командного наблюдения и взаимодействия: 1) наблюдение терапевтической команды за стилем семейного взаимодействия без комментирования процесса; 2) перерыв, в течение которого терапевты обсуждают свои наблюдения, формулируя или корректируя гипотезы по поводу семейного функционирования (перерыв может объявляться по инициативе любого из участников команды); 3) выработка командой на основе обсуждений позитивной коннотации и предписания семье; 4) командная встреча после завершения сессии для обсуждения того, как семья приняла задание и для письменного подведения итогов сессии (Сельвини Палаццоли и др., 2002). Своими эффектными успехами Миланская группа была в большой мере обязана командной организации работы.

С 1971 по 1979 гг. Миланская команда состояла из четырех постоянных участников – двух мужчин и двух женщин. На каждой сессии двое терапевтов разного пола вели прием; двое остальных наблюдали за зеркалом. Использованию гетеросексуальной пары придавалось большое значение: по мнению миланских исследователей, различия во взаимодействии семьи с терапевтами разного пола, а также различия в восприятии происходящего этими терапевтами помогали понять правила семейной игры.

Гетеросексуальные терапевтические пары могли меняться с каждой новой семьей; требовалось лишь, чтобы каждый член команды отрабатывал равное количество часов как терапевт и как наблюдатель (Саймон, 1996).

Впоследствии, когда в 1979 г. Миланская четверка распалась, а метод Сельвини Палаццоли претерпел разительные трансформации, приблизившись к конструктивистским подходам, принцип командной работы в нем тем не менее сохранился. Взаимодействие с новой командой из трех молодых психотерапевтов происходит на тех же паритетных основах. Сельвини Палаццоли оставалась твердо убеждена, что без команды очень сложно разобраться в семейных взаимодействиях – коалициях, интенциях и т. д. – настолько, чтобы терапевтическое послание семье стало эффективным. Ведущий голос при формулировании гипотез принадлежал, разумеется, наблюдателям за зеркалом.

В 1974 г. работой Миланской команды заинтересовалась Пегги Пэпп из Института Аккермана в США. Позже она переработала многое из того, что узнала у них, и применила в собственном подходе. В своей работе по Проекту краткосрочной терапии она использовала «консультационную группу», наблюдающую за ходом сессии через одностороннее зеркало. В ее подходе команда использовалась для того, чтобы достаточно ярко выразить семье дилемму изменения. Она постоянно посылала сообщения, в которых комментировалась эта дилемма и взаимоотношения между терапевтом и семьей. Команда здесь была как бы «голосом с неба» – верховным арбитром и пророком (Пэпп, 1998).

Чтобы придать команде максимальный авторитет, ее представляли семье как группу, состоящую из ведущих специалистов в данной области, каждый из которых – эксперт по своей конкретной проблеме. По желанию членов семьи их могли представить группе. Но после этого какие‑либо контакты исключались. Команда присутствовала на расстоянии – недоступная и непререкаемая. Реально ее сообщения составлялись в сотрудничестве с терапевтом, у которого было решающее слово по их содержанию. Терапевт также сам решал, когда использовать команду. Пэпп приводит ряд приемов использования наблюдающей команды. Например, терапевт и команда могут выражать противоположные мнения по поводу изменений в терапии. При этом команда, как правило, выступает против изменения, указывая на последствия устранения симптома и опасности нарушения равновесия, а терапевт доказывает способность семьи приспособиться к переменам и называет ее ресурсы. Семья своим дальнейшим поведением может присоединиться к той или другой стороне. Но поскольку для семьи является неприемлемым признать, что цена изменения слишком высока, то, скорее всего, дальнейшими событиями она подтвердит правоту терапевта. Таким образом, взаимодействие в терапии развертывается не в диаде семья – терапевт, а в треугольнике семья – терапевт – команда. Отношения в треугольнике могут варьироваться почти бесконечно: терапевт может критиковать группу, уговаривать ее, предлагать компромиссы и т. д. Та коммуникация по поводу симптома, которая происходит в треугольнике и в высокой степени определяется ролями, принятыми терапевтом и командой, обычно вытесняет принятую в семье коммуникацию о симптоме. Это само по себе способствует прерыванию привычных для семьи паттернов.

Поскольку семья не имеет доступа к команде, она не может ее контролировать.

В целом можно сказать, что в подходе Пэпп наблюдающая команда прежде всего помогает терапевту контролировать терапию, побеждать семью в борьбе за власть, преодолевать ее сопротивление, формировать ситуацию двойного послания и т. п.

Миланская четверка также использовала командную работу для этих целей, но еще и для того, чтобы сохранять нейтральность и богаче воспринимать происходящее во время сессии. Представляется, что командная рефлексия здесь играла б льшую роль, а манипулирование – меньшую, чем у Пэпп в Проекте краткосрочной терапии.

В обоих приведенных выше примерах использования терапевтической команды в семейной терапии она не привносит ничего концептуально нового, однако всякий раз акцентирует особенности подхода, делает работу более «идеологически чистой». Можно видеть, что благодаря использованию команды:

• семейная система может быть воспринята более детально, точно, богато;

• облегчается сохранение терапевтами нейтральности;

• облегчается формулирование гипотез;

• поведение семьи на сессии, возможно, более разнообразно и в большей мере отражает ее «естественные» процессы;

• вместо диады терапевт – семья формируется терапевтический треугольник – система, как известно, более стабильная и управляемая;

• ведущий беседу терапевт может позволить себе быть более спонтанным, чем если бы он работал в одиночестве: команда не даст ему утратить нейтральность, да и вообще ответственность разделена.

Хейли писал по поводу Миланского Центра: «<…> Я думаю, на 80 % их популярность объясняется тем, что они работают вместе – командой. Многие, когда берутся за семейную терапию, не очень‑то понимают, что у них выходит, и предпочитают работать сообща. И потом – когда не нужно брать все на свою ответственность, это такое облегчение для большинства психотерапевтов» (цит. по: Саймон, 1996).

В связи с этой весьма критической иронией можно сказать, что разделение ответственности действительно характерно для Миланской школы и не столь характерно для команды Пэгги Пэпп, где решающий голос принадлежит непосредственно взаимодействующему с семьей терапевту. Во втором случае темы власти и борьбы с сопротивлением семьи, а также манипулятивность в терапевтической системе более выражены. Хейли – терапевт, склонный рассматривать проблемы семьи как борьбу за власть, а терапию семьи как технологию обретения контроля и власти терапевтом. Неудивительно, что он скептически относился к разделению ответственности.

Чем в большей мере работа с семьей понимается как сотрудничество, а не преодоление сопротивления, чем больше ответственность за процесс разделена между семьей и терапевтом, тем более разделена ответственность и в терапевтической команде. Таким образом, взаимодействие в команде зависит от терапевтической школы.

Дальнейшее развитие семейной терапии пошло по пути подходов, еще в большей мере ориентированных на сотрудничество. Это «постмиланская» модель, связанная с именем Линн Хоффман; «ориентированная на решение» терапия Стива де Шейзера; нарративная терапия Майкла Уайта и Дэвида Эпстона; наконец, добавленная Томом Андерсеном к «постмиланской» и де‑Шейзеровской моделям рефлексивная команда. Всем этим терапиям близок подход Милтона Эриксона: «Пациент знает решение проблемы. Только он не знает, что знает его» (цит. по: Korman, Süderquist, 1993). Системная семейная терапия становилась более «смиренной и уважительной» (там же). Одновременно она увеличивала свой круг клиентов, включая в него также индивидов и группы, а также расширив понятие семьи. Из «системной семейной» терапии она превращалась в «системную» терапию.

Новые подходы имели общую философию – социального конструктивизма. Их основополагающими идеями были представления о множественности человеческих миров, субъективности любого знания, социальной обусловленности любых норм и стандартов. Если какое‑то знание считается безусловно правильным, то это основано не на «объективной истине», которой не существует, а на властной позиции носителя этого знания.

Для психотерапии это означает, что терапевт, исходящий из идеологии социального конструктивизма, не стоит на позиции эксперта – он не ставит диагнозы, не знает, каким должен быть клиент, чтобы ему было хорошо. То, как он видит ситуацию клиента, зависит от множества социальных и личностных факторов, которые относятся к его собственному миру, а не к миру клиента. Экспертом признается клиент, который не просто определяет цели работы, но воспринимается как желающий измениться, знающий, как это сделать, и обладающий необходимыми ресурсами для этого.

По мере развития конструктивистских подходов в системной семейной терапии задачи и организация команды также меняются.

У де Шейзера в его классической схеме команда еще сидит за односторонним зеркалом. Она призвана описывать паттерны, о которых говорит и которые демонстрирует семья. Де Шейзер называет это «составлением карты». «Карта» призвана описывать мир семьи таким, как его воспринимает семья, а не таким, каким он мог бы выглядеть в соответствии с той или иной теоретической схемой. Терапевта, беседующего с семьей, называют в этом подходе «проводником».

В соответствии с конструктивистской позицией, команда осознает себя не как внешнего наблюдателя, а как участника терапевтической ситуации, члена терапевтической системы наряду с проводником и клиентом.

Следует вспомнить, что в стратегической терапии команда неизменно считается находящейся на «метапозиции» – способной видеть быстрее и правильнее, имеющей доступ к некоему «подлинному и объективному знанию». Одностороннее зеркало как бы ограждает ее от пагубного воздействия семейной дисфункции, от «влипания в систему». Это различие отражает фундаментальную разницу терапевтических позиций в конструктивистских и «классических» терапиях.

Согласно базовой схеме де Шейзера, команда функционирует следующим образом.

Накануне первой встречи с семьей она встречается и обсуждает свои заметки о сходных случаях. В результате проводник получает некоторые указания по поводу того, какие вопросы ему следует задавать, чем интересоваться. Однако команда стремится, чтобы эти указания были достаточно общими и расплывчатыми, – чтобы у проводника не возникло предубежденности, которая может оказать влияние на сбор информации. Команда может включать специалистов с разным опытом и даже с разной подготовкой. Более того, это приветствуется: чем больше различия между членами команды, тем меньше вероятность, что проводник получит слишком жесткие и ригидные установки, которые помешают ему задавать адекватные вопросы.

На протяжении сессии команда:

1. Описывает паттерны семьи, которые она непосредственно наблюдает, а также те, о которых рассказывает семья.

2. Строит «карту» поведения, связанного с жалобой, и переформулирует интерпретации членами семьи поведения друг друга, обычно связанные с негативной оценкой, в те, что предположительно будут позитивно оценены членами семьи. Переформулирование не является парадоксальным. Оно дает материал для формулирования «комплимента» – послания семье или индивиду, содержащего описание ресурсов, которыми они обладают для выполнения задания, даваемого непосредственно вслед за комплиментом.

3. Во время консультативного перерыва команда формулирует комплимент и задание.

4. Когда после перерыва проводник излагает то и другое клиенту, команда наблюдает за реакциями членов семьи. Если она не видит признаков принятия комплимента, она может вмешаться в беседу и предложить коррективы.

Таким образом, у де Шейзера функции проводника и команды за зеркалом четко разделены: проводник собирает материал, команда его обрабатывает. Этому распределению функций соответствует распределение ответственности, поскольку каждая из сторон имеет решающий голос в своей задаче. Никаких «терапевтических треугольников» здесь не проявляется: и проводник, и команда проявляют себя как союзники клиента, желающего измениться, и просто выполняют в этом сотрудничестве разные задачи.

На следующем этапе развития методов системной терапии клиенты сделались свидетелями обсуждения в команде. Впервые, согласно Хоффман (Саймон, 1996), это произошло следующим образом. Однажды норвежский психиатр Том Андерсен, работавший в рамках миланского подхода, руководил стажером из‑за зеркала. Тот вел беседу с негативными коннотациями, несмотря на все усилия Андерсена побудить его к позитивному переформулированию. Андерсен осознал, что его собственные указания противоречат идеологии позитивной коннотации. И тогда он предложил стажеру спросить семью, не хочет ли она послушать сидящих за зеркалом. Семья согласилась. Группа стала высказывать свои соображения, семья и стажер слушали. Потом семью попросили высказаться в ответ. В результате исчезла необходимость супервизору критиковать стажера, а стажеру – семью. Кроме того, семья стала полноправным участником процесса.

Когда одностороннее зеркало перестало использоваться для обеспечения приватности командных обсуждений, оно перестало быть обязательным. Идеология участия команды в терапевтической сессии уже не противоречила тому, чтобы она располагалась в одном помещении с клиентом и терапевтом.

Если терапия устроена так, что терапевтическая рефлексия прозрачна для клиента, многое меняется. Во‑первых, стратегический компонент окончательно утрачивается, поскольку клиенты имеют теперь доступ ко всему многообразию высказываемых идей. Логика процесса терапии требует, чтобы выбор подходящих взглядов на ситуацию и способов поведения оставался за ними. Для того чтобы использовать преимущества новой ситуации, команда должна изменить свои установки и цели или по крайней мере сдвинуть приоритеты: вместо того чтобы помогать терапевту сохранять нейтральность, собирать материал для формирования терапевтической гипотезы, разрабатывать интервенцию и прогноз, команда становится ориентированной прежде всего на создание богатого описания – взгляда на ситуацию, содержащего как можно больше альтернатив. Терапевты исходят из того, что не могут вместо клиентов выбрать наиболее подходящее для них, и предпочитают минимизировать свою предубежденность, свой осознанный или неосознанный предварительный выбор, который суживал бы «поле зрения» клиентов. Беседующий с клиентом терапевт из проводника идей команды за зеркалом и/или интервьюера превращается в «фасилитатора», помогающего клиенту осмыслить командную рефлексию. Соответственно, члены семьи и терапевт могут выразить несогласие с мнениями команды или просить от нее прояснений. С другой стороны, члены команды, когда они находятся в том же помещении, менее склонны думать, что они «знают больше». Они не обязаны приходить к единому мнению или искать «правильный» ответ. Клиент получает (и принимает) больше ответственности за направленность и содержание терапевтической беседы.

Команда, функционирующая в присутствии клиентов, стала именоваться рефлексивной. Особенности ее работы, как они описывались Андерсеном и Хоффман, вполне оправдывают это название.

1. Поскольку задача команды – создавать максимально богатое, мультивариантное описание, то она не должна приходить ни к каким консенсусам, не должна ни учить, ни советовать, ни инструктировать. Члены команды могут делиться сюжетами своих личных историй, перекликающимися с историей клиента; сообщать свои ассоциации с идеями, которые они восприняли в клиентской истории; описывать образы или метафоры, каким‑то образом интегрирующие для них услышанное. Они размышляют над тем, что услышали, как внешние свидетели, настроенные уважительно, скромно и любознательно. Команда не стремится прийти к решению, хотя нередко оно, как сообщают впоследствии клиенты, появляется в процессе командной рефлексии.

2. Если участник рефлексивной команды думает о случае в своей профессиональной семантике, на профессиональном сленге, ему приходится все время контролировать и «редактировать» свои высказывания, поскольку их слышат клиенты. Такой контроль весьма утомителен, он снижает спонтанность и готовность к диалогу. Естественная для члена рефлексивной команды перемена – переход на «позицию незнания», на которой «экспертные» знания используются лишь как один среди многих источник ассоциаций. Профессионализм члена команды связан с искусством слушания, ведения беседы, диалога, а не с диагностикой и экспертизой. Таким образом, язык обсуждения в рефлексивной команде – это скорее язык данных конкретных клиентов, чем профессиональный язык.

3. В ходе терапевтической сессии команда и клиенты поочередно берут слово для того, чтобы размышлять об услышанном: клиент – семья или индивид – рассказывает свою историю, затем команда размышляет о клиентской истории, затем клиент – об идеях команды по поводу его истории и т. д. Слушание друг друга, обогащение каждого следующего «раунда» тем, что услышано на предыдущем, открывает путь неожиданным взглядам.

Рефлексивная команда воплощает в терапевтической практике главную конструктивистскую идею: значения, смыслы и интерпретации не существуют ни объективно сами по себе, ни «внутри» индивидуальной психики, – они генерируются в процессе диалогов.

В настоящее время терапевтические команды используются в самых разнообразных форматах. Они могут насчитывать более десяти человек, а могут состоять из одного‑единственного участника. Команда может находиться за зеркалом или в том же помещении, что и клиенты; клиенты могут присутствовать при командном обсуждении, могут слушать его из‑за одностороннего зеркала или же могут совсем его не слышать. Каждый из вариантов соответствует определенному стилю работы, определенному подходу. Команды широко используются при обучении психотерапевтов: каждый член команды активно участвует в терапевтическом процессе, но не обязан брать на себя большую ответственность. Терапевт, непосредственно беседующий с клиентом, чувствует себя безопаснее благодаря поддержке команды. Команда помогает нарабатывать навыки наблюдения, концептуализации, ведения сессии. Она также является средством обмена опытом, взаимопомощи в профессиональном росте, поддержания профессиональной позиции.

Важные предпосылки эффективной командной работы, особенно в конструктивистских подходах, – разделение ответственности и позитивная установка. Разделение ответственности требует, чтобы каждый участник терапии знал свои функции, которые были бы достаточно ясными и простыми. Позитивная установка должна характеризовать не только отношение к клиентам, но в той же мере и позицию членов команды по отношению друг к другу. Опыт показывает, что работа достаточно эффективна и конструктивна, если они стремятся поощрять и поддерживать друг друга, если они отмечают хорошую работу друг друга.

Наши рекомендации