Основной категориально-понятийный аппарат практической социальной психологии 20 страница
Вполне понятно, что законсервированная лиминальность и псевдолиминальность представляют реальную опасность не только для конкретной личности, но и для общества в целом, так как это искусственно ограничивает и разрушает его личностный потенциал, а следовательно, и кадровый потенциал организации.
Практические социальные психологи, работающие с организациями, должны в силу своих профессиональных обязанностей разрабатывать психологически обоснованную личностно поддерживающую систему ритуального сопровождения изменений позиций личности во властной структуре. В рамках корпоративной культуры должны быть выработаны технологии, позволяющие использовать индивидуальные периоды лиминальности как ресурсно обогащающие, а не разрушающие личность социальные «уроки».
195
Личностный конструкт [от лат. constructio — построение] — создаваемый субъектом классификационно-оценочный эталон, с помощью которого осуществляется понимание объектов в их сходстве между собой и отличии от других. Понятие «личностный конструкт» предложено Дж. Келли. По своему структурному содержанию личностный конструкт отражает характер интерпретации человеком элементов окружающего мира (событий, явлений, людей) как сходных между собой и в то же время отличных от других. Личностные конструкты различаются по тому, насколько широка область их приложения: личностные конструкты, применимые лишь в отношении определенного незначительного класса элементов, личностные конструкты, отражающие наиболее обобщенную оценку воспринимаемых объектов. По степени их устойчивости, неизменности различаются основные и ситуативные личностные конструкты. Совокупность личностных конструктов представляет собой систему, важнейшей характеристикой которой является ее относительная когнитивная сложность, выражающая количество составляющих систему единиц, их разветвленность и связь. Экспериментальные данные указывают на зависимость между когнитивной сложностью системы личностных конструктов человека и его способностью углубленно описывать, анализировать и оценивать воспринимаемые объекты в их противоречивом единстве.
Для содержательной оценки личностных конструктов, используемых индивидом при интерпретации значимых других, Дж. Келли разработал «Репертуарный тест ролевого конструкта» (Реп-тест), наиболее распространенная модификация которого — техника репертуарных решеток, подробно описана в третьей части настоящей «Азбуки».
Разрабатывая теорию личностных конструктов, Дж Келли исходил из представления о человеке как об ученом, который, исходя из имеющихся данных и предшествующего опыта, формулирует гипотезу о том, как будут развиваться события в той или иной ситуации, и в соответствии с ней строит программу собственных действий. Если в результате гипотеза подтверждается, то имеет место валидизация конструкта, в противном случае происходит его инвалидизация. Описывая данный процесс, Дж. Келли отмечал что, «...стоит только человеку предположить, что с помощью данного конструкта можно адекватно прогнозировать и предсказать какое-то событие в своем окружении, как он начнет проверять это предположение по событиям, которые еще не наступили. Если конструкт помогает точно прогнозировать события, человек, вероятно, сохранит его. И наоборот, если прогноз не подтвердится, конструкт, на основании которого он был сделан, подвергнется пересмотру или даже вообще может быть исключен. Валидность конструкта проверяется с точки зрения его прогностической эффективности, степень которой может меняться»1.
Надо сказать, что при всем внешнем сходстве процессов валидизации личностных конструктов и научного поиска между ними существуют принципиальные различия. Ученый стремится к максимально объективным учету и интерпретации всей совокупности фактов, причем как подтверждающих, либо опровергающих изначальное предположение, так и промежуточных в данном отношении. В повседневной же практике большинство людей, во-первых, склонны, как отмечал сам Дж. Келли, интерпретировать жизненный опыт именно в логике «черного-белого», а не с учетом наличия полутонов, и, во-вторых, не просто избирательно искать подтверждение своих исходных конструктов, но и выстраивать собственное поведение таким образом, чтобы они оказались прогностически эффективными. Например, индивид, приступивший к работе
196
в новой организации с убеждением, что другие сотрудники видят в каждом новичке потенциального конкурента и настроены к нему недоброжелательно, скорее всего, выберет схему поведения, характеризующуюся закрытостью, настороженностью, возможно, даже агрессивностью, тем самым провоцируя реакцию коллег, подтверждающую исходный конструкт. Именно этим объясняется распространенность феномена самореализующегося пророчества. Тем не менее, личностные конструкты представляют собой структурные образования совершенно необходимые с точки зрения социальной адаптации индивида. По мнению Дж. Келли, «человек судит о своем мире с помощью понятийных систем, или моделей, которые он создает и затем пытается приспособить к объективной действительности. Это приспособление не всегда является удачным. Все же без таких систем мир будет представлять собой нечто настолько недифференцированное и гомогенное, что человек не сможет осмыслить его»1.
В этой связи нельзя не упомянуть весьма близкую к теории личностных конструктов концепцию ментальных моделей К. Крэйка, хронологически предшествующую работам Дж. Келли и в последнее время все более востребованную в практике организационной психологии и психологии менеджмента. Согласно К. Крэйку, «...ментальные модели представляют собой форму обращения человека с множеством внутренних представлений об окружающем его (внешнем) мире. Если в голове человека хранится “мелкомасштабная модель” внешнего мира и сценариев его возможных действий в нем, то он может осуществить отбор различных альтернатив; сделать заключение о том, какая из них является лучшей; заблаговременно отреагировать на ситуации, которые могут возникнуть при столкновении с чем-то непредсказуемым, действуя при этом наиболее правильно и компетентно»2. В дальнейшем, развивая концепцию ментальных моделей, современный исследователь Ф. Джонсон-Лэйрд отмечал: «Ментальные модели играют центральную и объединяющую роль в представлении объектов, состояния дел, последовательности событий, форм существования окружающего мира, а также социальной и психологической составляющей повседневной деятельности. Они позволяют людям делать умозаключения и прогнозы, понимать явления, выбирать способы действия и контроля его исполнения. Но, прежде всего, они помогают усваивать опыт; пользоваться языком для создания представлений, сравнимых с теми, которые могут быть получены в ходе непосредственного ознакомления с окружающим миром. И еще: они устанавливают соответствие между словами и миром в форме концепций и сенсорных ощущений»3.
Данное определение не только отчетливо пересекается в содержательном плане с понятием «личностный конструкт», но и предвосхищает предложенную Дж. Келли модель действий человека в ситуации неопределенности, ключевым моментом которой является, так называемый, «цикл О-В-И» (ориентация — выбор — исполнение). Суть данного цикла заключается «...в последовательном обдумывании нескольких возможных конструктов и выбора того из них, который окажется лучшим для интерпретации ситуации.
В ориентировочной фазе человек рассматривает несколько конструктов, которые можно использовать для интерпретации данной ситуации — то есть он намеренно обдумывает различные возможности, которые могут иметь место. Это аналогично рассмотрению вопроса со всех сторон. Фаза выбора наступает, когда человек ограничивает число альтернативных конструктов (гипотез) до количества наиболее приемлемого
197
в данной ситуации. В этот момент он решает, какие преимущественные альтернативы наиболее уместно использовать. И наконец, во время фазы исполнения он выбирает направление действий и сопровождающее его поведение. Выбор делается, иначе говоря, на основании оценки, какой альтернативный конструкт наиболее вероятно приведет к расширению или определению системы»1. При этом под расширением понимается способ действий, направленный на познание мира, приобретение нового опыта и в конечном счете увеличение диапазона применимости выбранного конструкта. Определение (некоторые авторы используют термин «осаждение») предполагает выбор, с максимальной вероятностью подтверждающий валидность исходного конструкта. Вполне понятно, что именно выбор по принципу расширения наиболее адекватен продуктивному личностному развитию индивида, принятию инновационных, креативных решений. С другой стороны, выбор по принципу определения позволяет снизить уровень личностной тревожности, когда степень неопределенности ситуации и «цена вопроса» слишком велики. Как показали исследования Д. Стермана, «когда обстановка становится по-настоящему сложной, лица, принимающие решения, не реагируют на это созданием новых ментальных моделей. Вместо этого они ... скорее всего, попытаются вернуться к более старым и более простым моделям. По наблюдениям Стермана, лица, принимающие решения, намного чаще пользуются усредненными оценками, основанными на прошлых данных, и экстраполяцией прошлых тенденций, а не результатами осмысления расклада действующих сил... и предположениями о том, какова их роль в будущем»2. Хотя методологической базой работ Д. Стермана являлась концепция ментальных моделей, его выводы вполне справедливы относительно проблемы выбора по принципу расширения, либо определения.
Совершенно очевидно, что и теория личностных конструктов, и концепция ментальных моделей имеют самое непосредственное отношение к таким социально-психологическим проблемам, как социальное научение, социальное взаимодействие, атрибуция и ряду других. Кроме того, на основании своих исследований, Дж. Келли сделал два важных вывода о роли личностных конструктов в социальном контексте. Так, вывод об общности гласит: «Если человек интерпретирует опыт в какой-то мере подобно тому, как это делает другой человек, то его психические процессы подобны психическим процессам другого человека». На практике это означает, что, во-первых, люди со схожими конструктами будут в одинаковых условиях вести себя похожим образом и, во-вторых, между ними с большой вероятностью возникнут отношения близости по принципу «подобное тянется к подобному».
Другой вывод — о содружестве, гласящий: «Один человек может играть роль в социальном процессе, включающем другого человека в той мере, в какой первый анализирует интерпретационные процессы второго», подчеркивает «...что социальное взаимодействие состоит, в первую очередь, из попыток одного человека понять, как другой человек осознает действительность»3. В этой связи особый интерес представляет интерпретация Дж Келли понятия «роль», которое он определял как «психологический процесс, основанный на понимании ролевым игроком аспектов аналитических систем тех людей, к которым он пытается присоединиться в социальном предприятии»4. Такое понимание роли в сочетании с выводом о содружестве дает социальному психологу дополнительные средства как теоретического
198
осмысления, так и практического воздействия при работе с межличностными конфликтами, групповой динамикой, при отборе кандидатов в команду. Техника репертуарных решеток получила широкое распространение в практике рекрутмента, при планировании профессиональной карьеры, во внутрикорпоративном обучении, психологии рекламы.
Для практического социального психолога крайне важно то, что метод личностных конструктов может быть использован вне его связи с когнитивной психологией, в рамках которой он был предложен, как сравнительно простой прием изучения процесса категоризации, а социально-психологическая модификация техники «репертуарных решеток» позволяет определить стадию вхождения конкретной личности в референтную для нее реально функционирующую группу.
Личность — сам индивид как активный субъект социальных отношений и целенаправленной деятельностной активности, а также системное качество индивида, обусловленное его осознанной активностью в системе социальных связей и складывающееся в условиях взаимодействия и общения. Историки психологии многократно подчеркивали, что понятие «личность», имея в рамках психологической науки базово-категориальный статус, трактовалось в теоретических построениях разных научных школ и направлений принципиально по-разному. Так, например, А. В.Петровский, отмечая неоднозначность понимания психологической сущности личности многочисленными ее исследователями и прослеживая историческую траекторию научного продвижения в изучении психологического содержания этого понятия, отмечал: «в «гормической психологии» (В. Мак-Даугалл), в психоанализе (З. Фрейд, А. Адлер) личность трактовалась как ансамбль иррациональных бессознательных влечений. Бихевиоризм фактически снимал проблему личности, которой не оставалось места в механистической системе «С-Р» («стимул — реакция»). Весьма продуктивные в плане конкретных методических решений концепции К. Левина, А. Маслоу, Г. Олпорта, К. Роджерса обнаруживают определенную ограниченность, которая проявляется в физикализме, переносе механики на анализ проявлений личности (К. Левин), в индетерминизме в «гуманистической психологии» и экзистенциализме. Заметны успехи западной эмпирической психологии в области психотерапии личности, тренинга общения и т. д. В российской психологии человека как личность характеризует система обусловленных жизнью в обществе отношений, субъектом которых он является. В процессе взаимодействия с миром активно действующая личность выступает как целое, в котором познание окружающего осуществляется в единстве с переживанием. Личность рассматривается в единстве (но не тождестве) чувственной сущности ее носителя — индивида и условий социальной среды (Б. Г. Ананьев, А. Н. Леонтьев). Природные свойства и особенности индивида выступают в личности как социально обусловленные ее элементы... Личность характеризуется активностью, то есть стремлением субъекта выходить за собственные пределы, расширять сферу своей деятельности, действовать за границами требований ситуации и ролевых предписаний (мотивация достижения, риск и т. п.). Личность характеризуется направленностью — устойчивой доминирующей системой мотивов, интересов, убеждений, идеалов, вкусов и т. д., в которых проявляют себя потребности человека, глубинными смысловыми структурами («динамическими смысловыми системами» по Л. С. Выготскому), обусловливающими ее сознание и поведение, относительно устойчивыми к вербальным воздействиям и преобразующимися в совместной деятельности групп и коллективов (принцип деятельного
199
опосредствования), степенью осознанности своих отношений к действительности: отношения (по В. Н. Мясищеву), установки (по Д. Н. Узнадзе, А. С. Прангишвили, Ш. А. Надирашвили), диспозиции (по В. А. Ядову) и т. п.». На сегодня наиболее научно «продвинутое» представление о личности в рамках отечественной социальной психологии обозначено как концепция персонализации (В. А. Петровский), в рамках которой существует видение личности как единства трех ипостасей существования собственно личности и личностности: а) как относительно устойчивой совокупности интраиндивидных качеств: симптомокомплексы психических свойств, образующих ее индивидуальность, мотивы, направленности личности, структура характера личности, особенности темперамента, способности и т. п.; б) как включенности индивида в пространство межиндивидных связей, где взаимоотношения и взаимодействия, возникающие в группе, могут трактоваться как носители личности их участников; в) как идеальная представленность индивидов в жизнедеятельности других людей, в том числе и за пределами их актуальных контактов, как результат осуществленных личностью значимых изменений смысловых образований партнеров по взаимодействию, их аффективно-потребностной сферы и особенностей поведенческой активности. При этом человек испытывает закономерную, социально детерминированную потребность «быть личностью», то есть быть в максимально возможной степени «идеально представленным» в сознании других людей, прежде всего, теми своими особенностями, гранями индивидуальности, которые он сам ценит в себе. Очевидно, что потребность «быть личностью» может быть удовлетворена лишь при наличии соответствующей способности. Легко также понять, что разрыв, «вилка» между этими потребностью и способностью может привести к серьезным нарушениям процесса личностного развития, качественно искривить линию личностного роста, нарушить общую поступательную направленность движения к подлинной личностной зрелости.
Вполне понятно, что объем эмпирических исследований, так или иначе связанных с проблемой личности поистине огромен. При этом, как совершенно справедливо отмечает Г. М. Андреева, «проблема личности является не только проблемой всей совокупности психологических наук... . В настоящее время интерес к проблемам возможностей человеческой личности настолько велик, что практически все общественные науки обращаются к этому предмету исследования: проблема личности стоит в центре и философского, и социологического знания; ею занимаются и этика, и педагогика, и генетика»1. Не случайно в зарубежной психологии широко используется термин персонология, охватывающий не только весь спектр собственно психологических концепций личности, но и представления о ней смежных наук.
В этой связи необходимой, хотя и достаточно трудноразрешимой, задачей является вычленение именно социально-психологической специфики изучения личности. С точки зрения Г. М. Андреевой, «социальная психология, пользуясь определением личности, которое дает общая психология, выясняет, каким образом, т. е., прежде всего, в каких конкретных группах, личность, с одной стороны, усваивает социальные влияния (через какую из систем ее деятельности), а с другой — каким образом, в каких конкретных группах она реализует свою социальную сущность (через какие конкретные виды совместной деятельности)»2. Для решения этой задачи, по мнению Г. М. Андреевой, необходимо изучить традиционные для социально-психологических исследований проблемы группы, но при этом рассмотреть их именно
200
под «личностным», а не «групповым» углом зрения и при этом отдельно исследовать ряд специфических проблем: социальной установки, социальной идентичности личности и т. п.
В зарубежной социальной психологии, наряду с разработкой трех обозначенных Г. М. Андреевой проблем, большинство собственно социально-психологических исследований личности так или иначе связано с Я-концепцией индивида. Надо сказать, что понятие Я-концепции достаточно широко трактуется различными авторами, однако, если обобщить наиболее распространенные взгляды, ее можно охарактеризовать как совокупность представлений индивида о себе самом, или, иными словами, сумму значимых личностных идентификаций.
С известной степенью условности можно утверждать, что Я-концепция формируется на основе информации, получаемой из двух источников — внутреннего (самовосприятие) и внешнего (социальные контакты).
Термин «самовосприятие» был предложен психологом Д. Бемом для обозначения склонности людей (на основании рефлексии собственных устойчивых предпочтений и поведенческих паттернов) делать обобщающий вывод о тех или иных своих личностных особенностях. Например, если человек периодически бурно реагирует на несогласие с собственной точкой зрения, он может характеризовать себя как вспыльчивого, эмоционального и т. п. При этом, как считал сам Д. Бем, «многие важные стороны собственного “Я” имеют ясные внутренние референты в форме устойчиых убеждений, установок и аффективных предпочтений, поэтому существует вероятность того, что самовосприятие в качестве источника знания о себе применимо в основном к второстепенным, а не к значимым сторонам собственного “Я”»1.
Внешние источники информации, на основе которой формируется индивидуальная Я-концепция достаточно разнообразны, но основными из них являются два: отраженная оценка и обратная связь.
Отраженная оценка предполагает, что люди рассматривают свое социальное окружение как своеобразное «зеркало» и оценивают себя в зависимости от реакции окружающих. При этом существенно важной является референтность для индивида субъекта, воспринимаемого им в качестве «зеркала» (это справедливо и при получении обратной связи). О том, что это действительно так, отчетливо свидетельствуют результаты эксперимента, проведенного группой социальных психологов в одном из университетов США. Одной из двух экспериментальных групп, состоявших из студентов-католиков, показывали фотографию нахмурившегося Папы Римского, в то время как другой — фотографию также нахмурившегося совершенно незнакомого человека. Контрольной группе, состоявшей из студентов, не являвшихся приверженцами католицизма, предъявлялась та же фотография Римского Папы, что и первой экспериментальной группе. Затем «студентов попросили оценить некоторые из присущих им самим личностных качеств. Ревностные католики, которым была показана фотография нахмурившегося Папы Римского, оценивали себя более строго, чем студенты, увидевшие ту же фотографию, но не являвшиеся строгими приверженцами католицизма, или те католики, которым демонстрировалась фотография незнакомого им человека»2.
Данный эксперимент также наглядно продемонстрировал, насколько отраженная оценка как источник информации о себе самом подвержена атрибутивным, проективным и иным искажениям в субъективном восприятии индивида. Совершенно
201
очевидно, что «хмурость» Папы Римского на фотографии не имела и не могла иметь никакого отношения к испытуемым. Тем не менее реакция тех студентов, для которых Папа являлся референтной фигурой, была таковой, как если бы невербально выраженное неодобрение главы католической церкви адресовывалось им лично.
С этой точки зрения, обратная связь в большинстве случаев является более достоверным источником информации, поскольку предполагает достаточно прямую и адресную реакцию социального окружения на те или иные поступки индивида и его личностные качества. При этом, наряду с непосредственной обратной связью, существуют ее косвенные формы. Так, например, своеобразной обратной связью являются приглашения (или, напротив, неприглашения) к деловому сотрудничеству, совместному проведению досуга и т. п.
Под влиянием внешней и внутренней информации формируется такой важнейший с практической точки зрения элемент Я-концепции, как самооценка. По практически единодушному мнению социальных психологов, специализирующихся в самых разных прикладных сферах — от организационного до семейного консультирования, «люди, обладающие высокой самооценкой, имеют четкое представление о том, какими личностными качествами они обладают, думают о себе хорошо, ставят перед собой соответствующие цели, используют обратную связь для повышения самооценки и успешно справляются с трудными ситуациями. С другой стороны, люди с низкой самооценкой обладают менее ясными Я-концепциями, думают о себе плохо, часто останавливают свой выбор на нереальных целях или вообще избегают каких-либо целей, склонны к пессимистичному отношению к будущему, им также свойственны более неблагоприятные эмоциональные реакции на критику или иные виды негативной обратной связи и они более обеспокоены собственным социальным влиянием на других людей»1.
Широко известным подтверждением справедливости последнего утверждения является тот факт, что имеющиеся практически в каждой школе по-настоящему проблемные ученики, реально склонные к деструктивному и асоциальному поведению, как правило, крайне невысоко оценивают свои не только интеллектуальные, но и морально-нравственные качества. Не случайно один из наиболее известных в мире специалистов в области психотерапии детей и подростков — В. Сатир — рассматривала повышение самооценки как одно из основных средств модификации проблемного поведения.
Однако значение самооценки велико не только применительно к детским и детско-родительским отношениям, но и к гораздо более широкому социально-психологическому контексту. В этой связи совершенно закономерным выглядит тот факт, что большое количество исследований в зарубежной социальной психологии было направлено на изучение механизма поддержания самооценки в процессе межличностного взаимодействия. Одна из наиболее интересных концепций, описывающих такого рода механизмы, была разработана Э. Тессером. Он пытался понять, каким образом достижения значимых других влияют на самооценку индивида (стоит добавить, что отношения межличностной значимости рассматриваются в рамках данной концепции преимущественно, но не исключительно, с точки зрения аттракционных предпочтений). Э. Тессер пришел к выводу, что реакция на успех значимого другого зависит не только от степени его аттракционной привлекательности и референтности, но и от того, насколько сфера деятельности, в которой этот успех достигнут, соответствует самоопределению индивида. В зависимости от сочетания этих двух
202
факторов будет иметь место или эффект сравнения, или эффект отражения. Разница между ними в концепции Э. Тессера сформулирована следующим образом: «Эффект сравнения. Когда другой человек превосходит нас в деятельности или определенном типе поведения релевантных нашему самоопределению, то чем больше его успех и чем ближе наши отношения, тем более велика угроза нашей самооценке. Мы чувствуем ревность, фрустрацию и даже гнев. Эффект отражения. Когда другой человек привосходит нас в деятельности или поведении нерелевантных нашему самоопределению, то чем больше его успех и чем ближе наши отношения, тем благоприятнее это отражается на нашей самооценке. Процесс отражения заставляет нас чувствовать себя позитивно и испытывать гордость за успех другого человека»1.
Концепция Э. Тессера получила подтверждение в целом ряде исследований. Повседневный жизненный опыт также свидетельствует о ее справедливости. Покупка нового автомобиля соседом, с которым поддерживаются добрые отношения, гораздо чаще вызывает у людей зависть и фрустрацию (при том обязательном условии, что они также автомобилисты), чем аналогичное приобретение незнакомого человека, проживающего на другой улице.
В целом основные положения Я-концепции, хотя и далеко не исчерпывают предметное содержание социальной психологии личности, позволяют практическому социальному психологу существенно упростить процедурную сторону оценки личностных особенностей тех или иных членов конкретного сообщества и дают ему интерпретационные «ключи», позволяющие сделать достоверные выводы на основе информации, полученной в процессе включенного и внешнего наблюдения, интервью и других относительно простых и экономичных методов исследования личности.
Это тем более важно в силу того, что практический социальный психолог, работающий с группами и организациями, решая практикоориентированные и прикладные проблемы управления, должен опираться на психологически выверенные теоретические наработки, в том числе и в сфере социальной психологии личности, без чего ему будет попросту невозможно решать даже самые «проходные», сиюминутные задачи профессионально адекватного сопровождения групповой жизнедеятельности.
Локус контроля [от лат. locus — место, местоположение и франц. contrôle — проверка] — личностная характеристика, отражающая предрасположенность и склонность индивида атрибутировать ответственность за успехи и неудачи своей активности либо внешним обстоятельствам, условиям и силам, либо самому себе, своим усилиям, своим недочетам, рассматривать их в качестве собственных достижений или результатов собственных просчетов, а также попросту отсутствия соответствующих способностей или недоработок. При этом данная индивидуально-психологическая характеристика является достаточно устойчивым, слабо поддающимся изменениям личностным качеством, несмотря на то, что окончательно формируется в процессе социализации. Во многом эта стабильность локус контроля обусловлена тем, что он практически напрямую связан с таким показателем социальной ориентации личности, как экстернальность (экстернальный, или внешний локус контроля) и интернальность (интернальный, или внутренний локус контроля). Принято считать, что само понятие «локус контроля» введено в социальную психологию и психологию личности американским психологом Д. Роттером. Уже впоследствии был разработан методический инструментарий, позволяющий психологу-экспериментатору, с одной стороны, определять характер локус-контроля, свойственный конкретному испытуемому, а с
203
другой — фиксировать те закономерности и зависимости, которые раскрывают связь этой личностной характеристики с другими. Достаточно однозначно в целом ряде экспериментальных исследований показано, что индивиды, демонстрирующие свою приверженность к внутреннему локус-контролю, как правило, обладают адекватной самооценкой, у них чаще всего (если это не сугубо ситуативные обстоятельства) не проявляется неоправданные тревога, чувство вины и страха, они склонны к достаточно последовательному решению поставленных задач, умеют постоять за себя, оправданно доброжелательны к окружающим, коммуникабельны и испытывают готовность к взаимодействию на партнерских началах. Что касается тех личностей, которых характеризует внешний локус контроля, то они нередко избыточно тревожны и подвержены неоправданной фрустрации, неуверенны как в своих способностях в целом, так и в отдельных своих возможностях и потому чаще всего не готовы решать стоящие перед ними задачи в логике «сегодня и здесь», а склонны скорее подходить к их решению по схеме «завтра и где-нибудь». Помимо этого они, как правило, не способны на личностное самоопределение в группе, адекватную атрибуцию ответственности в условиях совместной деятельности, демонстрируют отсутствие действенной групповой идентификации. Следует специально отметить, что локус контроля личности нередко предопределяет ее статус в неформальной структуре власти сообщества. Так, в группах высокого уровня социально-психологического развития чаще всего именно внутренний локус контроля оказывается одним из оснований психологически благоприятной позиции индивида, в то время как, например, в корпоративных группировках внешний локус контроля в сочетании с официальной высокой властной позицией, как правило, характеризует именно лидера группировки.