Проблемы допустимости тактических приемов при допросе обвиняемого (подозреваемого)

Допрос, несомненно, является одним из наиболее сложных следственных действий. Р.С. Белкин справедливо считал, что «это обусловлено не только тем, что следователю в ряде случаев противостоит человек, не желающий говорить правду и даже вообще не желающий давать показания, но и тем, что в показаниях человека, искренне стремящегося сообщить следователю все известное по делу, могут быть ошибки и искажения, заблуждения и вымысел, которые при допросе надлежит своевременно обнаружить и учесть при оценке и использовании показаний» [1, с. 97].

На предварительном следствии сотрудниками правоохранительных органов нередко применяются тактические приемы и состоящие из них тактические комбинации. Тактические приемы производства допроса в целом хорошо исследованы криминалистической наукой. Вместе с тем проблема допустимости тактических приемов, правомерности их использования, пожалуй, более дискуссионна, чем вопросы об их целесообразности и тактических нюансах применения.

Профессор В.А. Образцов предлагает следующее определение: тактический прием – адекватный ситуации способ речевого и неречевого воздействия на объект, способствующий эффективному собиранию и использованию информации, оптимизации решения других задач при подготовке и проведении какого-либо действия в уголовном процессе [2, с. 345].

Существует ряд критериев допустимости тактического приема, поскольку далеко не всякий способ решения следственных задач может рассматриваться как правомерный и разрешаемый в уголовном процессе.

Вполне очевидно, что тактический прием должен:

- соответствовать нормам закона;

- не бросать тень на правоохранительные органы;

- быть безопасным для жизни и здоровья участников следственного действия, иных людей, его применение не должно причинять вреда иным охраняемым законом отношениям (например, отношениям собственности).

Не допускаются приемы, основанные на лжи, унижении чести и достоинства людей, нарушении их законных прав, разжигании национальной, религиозной вражды, провокациях, использовании слабостей и негативных черт личности.

Считаем, что отдельного внимания заслуживают тактические приемы, получившие названия “следственные хитрости”, “психологические ловушки”. К ним следователь или оперативный работник, как правило, прибегают с целью создания у подозреваемого (или обвиняемого) преувеличенного представления об имеющейся доказательственной информации относительно того или иного обстоятельства.

Вопрос о самой правомерности “следственных хитростей”, “психологических ловушек” и т.д. всегда был дискуссионен.

Особое раздражение у противников концепции правомерности «следственных хитростей» вызывали получившие распространение термины (хитрости, ловушки и т.п.), весьма далекие от этики устоявшихся представлений об отечественном судопроизводстве. Действительно, само название и терминология неудачны, носят двусмысленный, сомнительный характер и неточны по своему существу и содержанию. Тем не менее, данная терминология прочно вошла в обиход. Сочетание со «следственными» и «психологическими» несколько нивелируют их первоначальный смысл и значение.

Противники их наличия в арсенале сотрудников следствия или органов дознания свое отрицательное отношение мотивировали в основном тем, что «советские криминалисты всегда отрицали возможность использования следователем лжи, обмана, шантажа и других неправомерных форм насилия, какими бы высокими целями они ни оправдывались» [3, с. 137].

Исследование данной проблемы позволяет считать, что в конечном итоге все возражения сводились к отрицанию возможности использования психологии подозреваемого или обвиняемого.

Вместе с тем известный отечественный исследователь А.Р. Ратинов по этому поводу отмечал, что воздействие следователя на психику участвующих в деле лиц является одним из основных элементов следственной тактики [4, с. 195].

В связи с этим необходимо заметить, что «воздействие» не значит «использование». Нужно полностью отрицать возможность использования психического насилия под прикрытием «воздействия на психику». Если заявить подозреваемому, что в случае признания вины условия содержания в следственном изоляторе будут лучше, нежели в случае отрицания, то это также носит характер психического насилия.

Снижая или выключая сознательный волевой контроль со стороны участвующих лиц, следователь всегда рискует толкнуть их на объективно неправильный образ действий, который в силу увлеченности или предубеждения лишь представляется ему соответствующим истине, не являясь в действительности таковым [5].

Совсем недопустимо «физическое воздействие на личность». В криминалистической литературе справедливо замечается, что исключения из этого категорического правила возможны лишь при прямом предписании закона и касаются лишь мер процессуального принуждения, например, в случае задержания.

Анализ практики показывает, что в большинстве случаев процесс расследования проходит в конфликтных ситуациях “со строгим соперничеством”. Подозреваемые (обвиняемые) придерживаются ранее выбранной позиции, принижая свою вину либо вообще отрицая участие в совершении преступления.

Мы разделяем точку зрения Р.С.Белкина, А.Р.Ратинова и других исследователей, согласно которой для воздействия на личность допрашиваемого в условиях конфликтной ситуации “со строгим соперничеством” допустимы и наиболее ощутимы методы морального и психического принуждения. Их действенность наиболее эффективна в сочетании с тактическими приемами убеждения, когда, например, при допросе обвиняемого следователь обращается к имеющимся доказательствам и установленным обстоятельствам совершенного хищения. Своевременное предъявление всех или определенных доказательств в зависимости от личности допрашиваемого, занимаемой им позиции и сложившейся ситуации может стать эффективным средством преодоления следователем избранной обвиняемым линии поведения относительно искомой информации [6, с. 112].

Как метод воздействия убеждение состоит в передаче нравственных, интеллектуальных, эмоциональных и других представлений от одного субъекта к другому; «являясь наиболее естественным способом воздействия на человека», призвано воспитывать у граждан внутреннюю потребность и стойкую привычку правомерного поведения» [7, с. 17]. В основе всех процессуальных и криминалистических средств и методов предупреждения и разрешения конфликтов в деятельности следователя лежит убеждение как первостепенный и основной и метод принуждения как подчиненный и факультативный.

Посредством убеждения следователь предоставляет субъекту противодействия возможность вникнуть в суть неправомерности его намерений и поступков, а также предостерегает от действий, которые могут причинить существенный вред как личности, так и интересам правосудия в целом, заблаговременно воздействуя на мотивационную сферу правонарушителя, помогает ему порой избежать заблуждений. Здесь преследуется цель – конкретное лицо отказывается от намерения противодействовать расследованию, сознает и отчетливо представляет себе, что в подобной ситуации бессмысленно воздействовать на участников процесса без ущерба собственным интересам.

Нам представляются весьма эффективными приемы убеждения, именуемые в криминалистике «тактическими приемами демонстрации возможностей расследования». В частности, ко времени допроса обвиняемого целесообразно произвести определенные экспертизы, проанализировать их результаты, провести допросы свидетелей, обыски, выемки и иные следственные действия.

Вместе с тем необходимо отметить, что рекомендуемый в криминалистической литературе прием убеждения, направленный воздействовать на эмоциональную сферу психики допрашиваемого, когда следователь обращается к его положительным качествам, нередко оказывается малоэффективным. Это особенно проявляется в тех случаях, когда в качестве обвиняемых, например, допрашиваются рецидивисты либо лица с откровенной криминальной установкой, заранее просчитавшие возможные последствия раскрытия преступления и принявшие максимум мер по сокрытию своего участия.

Более эффективным, на наш взгляд, является тактический прием, именуемый в криминалистической литературе «разжиганием конфликта». На практике обвиняемые, в той или иной степени изобличенные в участии в хищении, нередко пытаются принизить свою вину, возлагая основную ответственность на соучастников. При наличии некоторых слабых мест в психике допрашиваемого к признанию им вины может привести демонстрация ему субъективных показаний соучастников. При этом возможно получение доказательств вины других участников. Именно с использованием подобных методов была получена дополнительная информация о хищениях в Ростовском банке «Прогресс-2000», когда обвиняемые в убийстве председателя правления этого банка указали на заказчика убийства и на причины, повлекшие заказ [8].

Вместе с тем отношение к допустимости приема «разжигания конфликта» не является однозначным. В определенных случаях применение подобных приемов может привести к самооговору допрашиваемого или оговору им невиновных лиц. Однако мы полагаем, что подобные приемы не могут быть полностью исключены из следственной практики, тем более что косвенные доказательства оцениваются в совокупности с другими доказательствами. От профессионализма следователя зависит в конечном итоге нахождение верного решения.

В свою очередь, к примеру, при допросах обвиняемых мы считаем возможным, а в строго конфликтных ситуациях необходимым, применять некоторые варианты «следственных хитростей». В частности, приемы:

- направленные на создание у обвиняемого преувеличенного представления об осведомленности следователя обо всех обстоятельствах совершенного хищения и наличии определенных уличающих доказательств;

- приемы, направленные на создание у виновного представления о том, что другие соучастники хищения сознались;

- приемы, направленные на обнаружение скрываемых лиц, денежных средств и материальных ценностей;

- приемы, направленные на сокрытие намерений следователя относительно целей допроса (беседа вроде бы ни о чем, создается впечатление, что следователь все знает и показания обвиняемого ему особенно не нужны);

- приемы, использующие при допросах фактор внезапности, неподготовленности подозреваемого (обвиняемого) ко лжи по отдельным вопросам, его неосведомленности относительно собранных доказательств, имеющейся у следователя информации, в том числе оперативной.

Нами уже отмечалось, что тактический прием – это наиболее целесообразный, наиболее эффективный способ действия, поведения лица, осуществляющего расследование. Не предусмотренный в законе, тем не менее допустимый с точки зрения законности, способ действия не перестает быть из-за этого тактическим приемом.

Мы считаем, что в следственной практике должны иметь место и неординарные тактические приемы. Однако их использование должно зависеть, прежде всего, от конкретной ситуации, а также от нравственных устоев и профессионализма следователя.