Дело Дэна живо 1 страница

Подытоживая значение реформ Дэна Сяопина, можно сказать, что они имели огромный успех и заняли свое достойное место не только в судьбе Китая, но и в мировой истории.

Китайские реформы 1970-1980-х гг. обладали яркой спецификой, которая в значительной степени обусловила эффективность предпринятых преобразований и способствовала появлению «китайского экономического чуда».

Во-первых, коммунистическое руководство КНР во главе с Дэном Сяопином не тратило усилий на разрушение и критику старой системы, а сосредоточилось на созидании новой хозяйственной реальности.

Во-вторых, китайская реформа завоевала общенародную поддержку вследствие обращения прежде всего к нуждам населения. С самого начала реформаторами в качестве основной задачи деятельности новых хозяйственных структур ставилось обеспечение населения продовольствием и товарами народного потребления.

В-третьих, весь смысл реформ состоял в том, чтобы сбалансировать реальное развитие миллиардного китайского народа при крайней ограниченности внутренних ресурсов. При этом руководство исходило из особенностей своей страны, ограничившись лишь изучением и применением приемлемого зарубежного опыта.

В-четвертых, основным условием реализации реформ был принцип поступательности и применения экспериментальных методов, что позволило стране избежать обвальной либерализации экономики.

В-пятых, при формировании рыночных отношений наряду с сохранением государственных экономических структур постепенно создавались независимые субъекты рынка, которые, в свою очередь, привлекали иностранный капитал.

В-шестых, принцип либерализации экономики «снизу» позволил сохранить государственный контроль на макроэкономическом уровне, что в последующем стало действенным регулятивным рычагом в руках властей.

И последнее, с первых же лет реформ руководством страны был предпринят серьезный подход к вопросу собственности: на основе анализа реальной социально-экономической и политической ситуации была разработана уникальная схема развития многообразных форм собственности.

В результате уже к началу 1990-х гг. экономический рост в КНР достиг 12-14% годовых. Еще тогда журнал «Business Week» оптимистично прогнозировал, что Китаю суждено стать «экономической сверхдержавой XXI века».

Этот успех Китая стал прямой заслугой отца китайских реформ Дэна Сяопина. И, наверное, подводя жизненные итоги, он был вполне счастлив, ведь дело всей его жизни стало реальностью и самое главное - было в надежных руках.

Дэн Сяопин видел, как быстро меняется мир, и последовательно проводил политику по формированию нового поколения управленцев. В 1994 году он добровольно ушелв отставку, оставив после себя достойную смену из числа молодых профессионалов. Однако буквально до последнего его дня китайские руководители, включая Цзяна Цзэминя и Ху Цзиньтао, советовались с патриархом при принятии наиболее важных государственных решений.

В 1997 году 92-летний Дэн Сяопин умер. Дэн жил скромно, умер и похоронен – также. Согласно завещанию Дэна Сяопина после кончины его тело было кремировано, а прах развеян над океаном. Он просил не устраивать пышной церемонии и пригласить на похороны только близких ему людей.

Тем не менее, 25 февраля 1997 года более 10 тысяч лучших представителей китайского народа скорбно прощались со своим великим сыном. На церемонию не были допущены иностранные представители, хотя весь мир выразил свое соболезнование. Руководство Китая объявило траурную неделю, которая была посвящена осмыслению жизненного пути замечательного руководителя, политического и военного стратега, искусного дипломата, и, наконец, главного архитектора китайской модели социалистической реформы.

В отличие от Мао Цзэдуна Дэну Сяопину не воздвигали усыпальницы и мавзолеи. Такова была воля самого Дэна. И действительно, бессмысленно воздвигать роскошный мавзолей человеку, лучшим памятником которому является мощное и богатое государство, уверенное в своем завтрашнем дне.

«Красный дракон» в XXI веке

В 1990-х гг. XX века в среде синологов стал модным по­ветрием вопрос о перспективах развития Китая в «пост­дэ­новский» период. Многие серьезно полагали, что конец эпо­хи Дэна Сяопина неминуемо повлечет за собой свер­ты­вание модернизации в стране. В настоящее время оче­вид­но, что Китай вопреки всем опасениям успешно про­дол­жает следовать по пути реформ, начатых Дэном Сяопином.

Вот уже более 25 лет Китай проводит реформы, давшие по­зитивные результаты в экономической и социальной сфе­ре. В ходе поиска своего пути Китай превратился в эконо­ми­чески мощное государство, имеющее современную эко­номику, проводящее эффективную внутреннюю по­ли­ти­ку и имеющее высокий международный авторитет. Он пол­­нос­тью нормализовал свои отношения со всеми круп­ней­ши­ми державами мира - США, Японией, Россией, Индией - и своими ближайшими соседями.

В начале XXI в. Китай уверенно продолжает реформы в стра­не. Как отмечалось в документах XVI съезда КПК, Ки­тай успешно справился с задачами первого и второго этапов прог­раммы «трех шагов» («саньгэ буцзоу»), что позволило ре­шить задачу «обогреть и накормить» народ и обеспечить по­вышение его жизненного уровня.

Среднегодовые темпы прироста ВВП с 1979 по 2005 год составили 9,4% в год, что значительно выше сред­не­го­­довых темпов развития мировой экономики - 3,8%. В 2004 году КНР оказалась на шестом месте в мире по объе­му ВВП, и ее доля в объеме мирового ВВП составила 3,4%. В последние годы по этому показателю Китай обо­шел Италию и стремительно догоняет такие экономически раз­витые страны, как Франция и Великобритания. В соот­вет­ствии с планом развития народного хозяйства КНР до 2050 года среднегодовые темпы роста ВВП должны соста­вить 7,5% до 2010 года, 6,5% - до 2020 года, 5,5% - до 2030 года, 4,5% - до 2040 года и 3,5% - до 2050 года. В этом слу­чае нетрудно подсчитать, что в 2010 году объем ВВП сос­та­вит 2,2 трлн. долл., в 2020 году - 4,2 трлн., а в 2050 году этот пока­затель достигнет 15,6 трлн. При сохра­не­нии нынешних тем­пов роста ВВП США - 3,2% в год и при выполнении на­меченных темпов роста ВВП Китая до 2050 году к середине XXI в. Китай будет вполне в состоя­нии обогнать США по объему ВВП.

Таким образом, в XXI в. Китай смог выйти на новые экономические рубежи. В настоящее время Китай присту­пил к реализации третьего этапа программы, целью которого является выход на уровень экономически раз­ви­тых стран.

Китайским руководством выдвинута задача построения «об­щества достатка» («сяокан шэхуэй»). Для решения этой за­дачи к 2050 году планируется завершить модернизацию, значительно усилить совокупную мощь страны и ее международную конкурентоспособность, завершить ин­дуст­риализацию, повысить удельный вес городского насе­ления, сократить разрыв между городом и деревней, отдельными регионами, улучшить систему социального обеспечения, сделать более полной общественную заня­тость, повышать доходы населения и обеспечить народу более зажиточную жизнь.

Способен ли Китай решить поставленные задачи к 2050 году? В последние годы стало ясно, что Китай на пути своих масштабных реформ может столкнуться с не менее гран­диозными проблемами.

Вызовы эти носят как внутренний, так и внешний характер, и многие из них являются своеобразной платой за модернизацию.

К серьезнейшим внутренним вызовам следует отнести прежде всего колоссальное демографическое давление, необходимость поддержания роста благосостояния, удовлет­ворения культурных и материальных потребностей насе­ления. Для этих целей Китай ежегодно расходует около 4% из 8% прироста ВВП. Иными словами, для осу­щест­вления задачи модернизации и решения социальных проблем Китай должен постоянно поддерживать темпы развития не менее 7%.

Остро стоит проблема занятости. По оценкам китайских аналитиков, количество безработных и полубезработных колеблется от 153 до 180 миллионов человек, и данная цифра увеличивается на 15 млн. человек в год. Особенно болезненна проблема занятости для сельской местности, на которую и приходится подавляющая часть безработных. Огромные массы людей в поисках хлеба насущного мигрируют из деревень в города, и государство вынуждено расходовать огромные средства на поддержание их существования.

Разрыв и между городом и деревней, несмотря на все усилия властей, продолжает расти: уровень благосостояния в деревне в пять, а в западных районах в десять и более раз ниже, чем в городе.

Наблюдается сильный разрыв и в уровне жизни жителей различных регионов, прежде всего - приморских и внут­ренних районов. Так, разрыв в уровне жизни шанхайцев и жителей западных провинций достигает почти 15 раз. Это связано с неравномерностью темпов и уровня социально-экономического развития регионов.

Продолжается катастрофическое разрушение окружаю­щей среды. В ХХI веке Китай вступает в «самый узкий экологический проход», вызванный наличием огромного населения, резким сокращением пахотных земель, острой нехваткой воды, ростом стихийных бедствий, порож­ден­ных деятельностью человека, наводнениями из-за обезле­се­ния и опустынивания страны со скоростью 1,5 тыс. квадратных километров в год.

Одна из серьезных проблем Китая - низкая эффек­тив­ность промышленности, низкое качество рабочей силы и низкая производительность труда. Рост достигается преж­де всего за счет громадных вложений капиталов и живого труда. Велики энерго- и ресурсозатраты, по-прежнему доминирует экстенсивный метод хозяйствования.

Наиболее это характерно для государственных пред­приятий, составляющих костяк промышленности Китая. И хотя на XV съезде КПК в 1997 году их реформа была приз­нана одной из важнейших задач, стоящих перед китайским обществом, тем не менее, предприятия госсектора остают­ся в наименьшей степени затронуты реформами.

За последние годы особую остроту приобрела деф­ляция. В 1998-1999 гг. в Китае впервые наблюдалось падение внутренних цен на 1-2%. Дефляция в Китае стала косвен­ным следствием азиатского финансового кризиса, который привел к сокращению роста китайского экспорта и увеличению предложения товаров на внутреннем рынке без соответствующего увеличения платежеспособного спро­са. Причиной же дефляции является нерациональная структу­ра производства. Для ее преодоления китайское руко­вод­ство прибегло к мерам стимулирования личного потреб­ления и крупных инвестиций в общественные работы - строительство дорог, мостов, дамб, жилищное строи­тель­ст­во. В целом это позволило преодолеть нынешние дефля­ционные тенденции, однако без глубокого реформирования государственного сектора, банковско-финансовой системы и стимулирования роста экспорта и доходов населения угроза дефляции сохраняется.

Национальным бедствием объявлена коррупция. Цзян Цзэминь был вынужден признать, что «КПК погибнет, если она не одолеет коррупцию». В условиях рынка вмеша­тель­ство властей в распределение ресурсов приводит к факти­ческой коммерциализации власти, позволяет бюрократии через властные рычаги производить распределение при­были в свою пользу. Это явление в Китае получило название «серое распределение» и расценивается китайскими анали­ти­ками как незаконное использование власти для накоп­ле­ния первоначального капитала.

На повестке дня стоит и вопрос демократических поли­ти­ческих реформ. Не секрет, что одним из пунктов, по ко­то­рому обвиняется современный Китай со стороны много­численных международных правозащитных организаций, является отсутствие демократии.

Как видим, вопросы, стоящие сегодня перед Китаем, очень серьезны. Но думается, что, несмотря на огромные трудности и проблемы, которые предстоит решить китайскому обществу, не стоит забывать, что Китай является глубоко самобытной цивилизацией, и ему на протяжении более чем 20 лет все же удавалось соединять капиталистическую экономику с коммунистической идеологией.

Поэтому многие уверены, что XXI век станет «золотым столетием» в истории Китая, а дальнейшая международная стабильность и экономическое благополучие планеты все больше будут зависеть от «азиатских тигров», роль безусловного лидера среди которых прочат именно Китаю, уже сегодня готового сделать «решающий прыжок» в завтра.

Имя этого политика окутано шлейфом скандалов и не­однозначно воспринимается в мире. У одних оно вы­зывает неподдельное раздражение. Другие иск­рен­не восхищаются им, величая его не иначе как героем Юга. Но факт остается фактом. Всю свою жизнь и карьеру этот человек посвятил борьбе с бедностью: бедностью соб­ственного народа, бедностью близких ему по вере ис­лам­ских государств, бедностью развивающихся стран «тре­тьего мира», к числу которых буквально несколько де­ся­тилетий назад относилась и его родная Малайзия.

Махатхир Мохамад по праву признается одним из наи­бо­лее ярких политических лидеров второй половины XX ве­ка. Никто – ни Шарль де Голль, ни Индира Ганди, ни Джон Кеннеди, ни Маргарет Тэтчер, ни Дэн Сяопин – не мог бы сказать о се­бе: «Я унаследовал бедное, никому толком не известное, жи­вущее вывозом сырья государство и превратил его в од­ну из процветающих стран, ключевых в мировой политике и экономике».

В самом начале своей карьеры Махатхир Мохамад зая­вил, что у нищеты его страны нет оправдания. За 22 года его премьерства Малайзия, которая ассоциировалась преж­де с непроходимыми джунглями, изнурительным трудом на оловянных рудниках и каучуковых плантациях, прев­ра­ти­лась в один из ведущих центров производства элект­ро­ни­ки, компьютерных компонентов и новейших технологий. За годы его правления резко возросли темпы роста эко­но­ми­ки и доходы населения, а МВФ объявил страну эталоном эко­номического развития и социальной стабильности для Азии.

Сегодняшняя Малайзия – зеленые города с уст­рем­лен­ны­ми в синеву небоскребами, опрятные красивые села, бла­го­получные жители. Малайзия сегодня – одна из самых раз­витых и богатых стран Юго-Восточной Азии, круп­ней­ший в мире экспортер высокотехнологичной электронной про­дукции, 18-я торговая нация мира, лидер Движения не­при­соединения и Организации Исламская конференция (ОИК).

Как и почему именно Махатхир добился того, чего не смог­ли сделать десятки лидеров других стран? Каков ре­цепт от доктора «М», как уважительно называют его ма­лай­цы?

Его метод руководства страной называют перманентной шо­ковой терапией. Одна грандиозная цель ставится за дру­гой, все традиции, все представления о том, как надо ра­бо­тать, ставятся под сомнение. Начать делать автомобили соб­ственной марки, построить самое высокое здание в мире, разработать космическую программу, воздвигнуть но­вую столицу...

Ни одна из этих идей премьера не была встречена без изум­ления и недоверия. Но все они одна за другой успешно реа­лизовывались. Махатхир научил мир простой истине: что­бы нация добилась того, чего не может ни одна другая, она должна просто-напросто захотеть этого. То есть по­ста­вить себе задачу амбициознее, чем у других, поверить, что она способна добиться этих целей, и никогда не ус­по­каи­ваться на достигнутом.

Третий путь от Махатхира

Как признался однажды сам Махатхир Мохамад, его са­мым страстным желанием всегда было доказать, что му­суль­манские государства способны занять передовые по­зи­ции в современном мире, а не прозябать на задворках ци­вилизации.

И здесь у Махатхира имеется собственная и, как по­ка­за­ло время, достаточно эффективная формула.

Доктор «М» не приемлет крайних полюсов, характерных, с одной стороны, для реформаторского курса ле­ген­дар­но­го Кемаля Ататюрка, который пошел на решительный раз­рыв с исламским наследием Османской империи, а с другой - для ортодоксальных мусульманских государств, про­по­ве­дующих возвращение к истокам на основе реставрации «под­линного» ислама и закрепления его норм в го­су­дар­ст­вен­ном устройстве, системе права и общественной жизни.

Идеология Махатхира четко выражена в его речи на юби­лейном 50-м заседании Организации Исламская кон­фе­ренция в 2003 го­ду: «Ислам - это религия, годная не только для VII века. Это религия на все времена. А времена из­менились. Хотим мы того или нет, но мы обязаны из­ме­нить­ся: не изменяя на­шу веру, но прививая ее учение к но­вым реалиям, к но­во­му миру, радикально изменившемуся со времен первого ве­ка Хиджры».

«Мы должны, - продолжает Махатхир, - как учит нас наша ре­лигия, стремиться к знанию, которое позволит ис­лам­ско­му миру выйти из нынешней отсталости. Мы должны на­ра­щивать свою мощь по всем направлениям. Наши страны дол­жны быть стабильными и хорошо управляемыми, эконо­мически и финансово сильными, технологически продви­нутыми».

Третий путь от Махатхира основан на новом облике ислама - современном высокотехнологичном обществе, приоб­щен­ном к самым последним достижениям цивилизации, с одной сто­роны, и сохранившем приверженность традиционным му­суль­манским ценностям в вопросах семьи, брака, морали, с дру­гой. «Не в этом ли заключается истинное возвращение к ис­токам?», – вопрошает Махатхир Мохамад.

Такой путь Махатхиру подсказала сама жизнь. Будучи в са­мом центре восточно-азиатского культурного ареала и имея перед глазами успешный опыт азиатских тигров, Ма­лай­зия органично восприняла идею модернизации на ос­но­ве синтеза традиционной культуры с рыночными прин­ци­пами и передовыми технологиями в экономике. Однако в качестве культурной основы были взяты не конфуцианско-буд­дистские ценности, а исламские каноны, что не­уди­ви­тель­но, учитывая, что население Малайзии в большинстве своем является мусульманским.

Вместе с тем, такой путь требует постоянного и умелого ба­лансирования словно по лезвию бритвы.

Трагедия 11 сентября 2001 года, когда США под­верг­лись крупнейшему теракту со стороны исламских тер­ро­рис­тов, стала настоящим испытанием не только для за­пад­ной цивилизации, но и для мусульманской общины всего мира.

Последовавшие вслед за терактом крупномасштабные во­енные акции США в Афганистане и Ираке привели к рез­ко­му всплеску радикальных настроений в мусульманской сре­де стран Юго-Восточной Азии.

В Малайзии многочисленные плакаты и транспаранты со сло­вами «Мы любим джихад» и портретами Бен Ладена пре­вратились едва ли не в постоянный атрибут собраний ма­лайской молодежи. В соседней с Малайзией Индонезии ри­торика о глобальной священной войне – джихаде – против тайного «мирового сговора сионистов», призывы к ней – стали одной из главных тем выступлений ряда исламских дея­телей. Эти выступления в значительной степени спо­соб­с­твовали прокатившейся впоследствии по стране целой се­рии кровавых погромов с большим числом жертв. Явная ра­дикализация мусульманского движения наблюдалась и на Фи­липпинах, где заметно активизировался Исламский фронт освобождения Моро, и усилилась вооруженная борь­ба в провинциях мусульманского юга.

Рассматривая террор как бесчеловечный и самое глав­ное – абсолютно тупиковый путь, Махатхир с самого начала за­нял предельно жесткую позицию в отношении тер­ро­рис­тов, независимо от того, какой бы идеологией они ни прик­ры­вались. И в первую очередь, это касалось экстремистов, выс­тупающих под знаменем его собственной веры - ислама.

«Разве принесет какую-либо пользу насилие, когда мо­ло­дые мужчины и женщины приносят себя в верховную жерт­ву, взрывая себя и убивая людей? Разве такова воля Ал­лаха?», – с горечью спрашивает Махатхир в одном из своих публичных выступлений, обращаясь к мусульманам.

Памятуя это, в сентябре 2001 года, несмотря на свою рез­кую реакцию по поводу наклеивания на ислам ярлыков фун­да­ментализма и терроризма, Махатхир Мохамад весь свой гнев об­рушил на террористов, кровавым деяниям которых в его гла­зах не было никакого оправдания.

«Терроризм, - заявил премьер, - явление международное, а не исламское. Малайзия будет продолжать борьбу с дейст­вую­щими в стране радикальными происламскими силами, что­бы предотвратить ее превращение во «второй Афганистан». В те дни в Малайзии были арестованы свыше 70 человек, за­по­доз­ренных в причастности к террористической сети «Джемаа ис­ламийя».

По сути, вся политика Махатхира – это призыв к ци­ви­ли­зо­ван­ной борьбе за свои права; призыв к преодолению кризиса, ко­торый мусульманский мир переживает последние несколько сто­летий, на основе глубокого понимания ислама и осознания его места в современном мире; призыв развеять миф о не­сов­местимости ислама с модернизацией.

То, что это возможно, а провозглашаемый им третий путь впол­не реален, Махатхир красноречиво доказал на примере собс­твенной страны.

Малайская дилемма

Когда в 1957 году Малайзия обрела независимость, мно­гие предрекали ей расовые и межэтнические конфликты и вечное прозябание в нищете. И для этого были более чем серьезные основания.Бывшая британская колония, представлявшая собой фе­де­рацию из девяти султанатов и двух штатов, являлась на тот момент одним из беднейших государств Юго-Вос­точ­ной Азии. Основу ее экономики составляло сельское хо­зяйс­тво, в котором бы­ло задействовано большинство населения страны. Сфера де­ловой активности ог­ра­ни­чи­ва­лась добычей олова, воз­де­лыванием каучуковых деревьев, оптовой и розничной тор­говлей товарами первой необ­хо­ди­мости и некоторыми пред­метами роскоши. Промыш­лен­ность в стране прак­ти­чес­ки отсутствовала, сфера услуг нахо­дилась в зачаточном сос­тоянии. Сфера коммунального обслуживания и объекты ин­фраструктуры находились в собственности пра­ви­тель­с­т­ва и управлялись им, не только не принося каких-либо до­хо­дов, но, наоборот, требуя субсидий из общественных фон­дов. Образовательный уровень населения был чрез­вы­чай­но низок, число выпускников университетов было не­ве­лико, а квалифици­рованных специалистов - и того мень­ше.Но главная проблема малайзийского общества, гро­зившая дальнейшему развитию молодого независимого го­су­дарства, заключалась в острых межэтнических про­ти­во­ре­чиях. Отношения между ведущими этническими общи­на­ми, представленными коренным населением страны – ма­лай­цами и потомками иммигрантов из Китая и Индии, ос­тав­ляли желать лучшего. В основе взаимной неприязни ле­жа­ли не столько этнические и расовые предрассудки, сколь­ко экономическое неравенство между этническими об­щи­на­ми.Дело в том, что Малайзия оказалась в ситуации, когда ма­лайцы, составлявшие свыше половины населения, владе­ли лишь 2,5% национального богатства. Бумипутра или сы­новья земли, как называют сами себя малайцы, про­жи­ва­ли в деревнях и были заняты преимущественно в сель­с­ком хозяйстве. Весь бизнес - и соответственно богатства – ока­за­лись в руках потомков китайских и индийских эмиг­ран­тов, фактически монополизировавших не только тор­гов­лю и бизнес, но и профессии, требовавшие образования, а так­же городские кварталы. Малайцам же, по словам Ма­хат­­хира Мохамада, осталась их деревня и нищета, они поч­ти превратились в граждан второго сорта на земле своих пред­ков.Слабый просвет забрезжил с обретением Малайзией не­за­висимости, когда сотни малайцев получили возможность по­ступить на государственную службу. В тот период в ма­лай­зийском обществе даже сложился стереотип, что пре­де­лом мечтаний для малайца является карьера го­су­дар­с­т­вен­ного служащего, а для китайца – завести свое дело. Тем не менее, число госслужащих-малайцев было не­зна­чи­тель­ным в силу практически поголовной безграмотности ма­лайс­кого населения. Кроме того, многие малайцы стре­ми­лись реализоваться в сфере бизнеса. В свою очередь, ки­тай­цы и индусы считали, что у них тоже есть право работать в структуре государственного управления.По мере того как малайцы и китайцы все яснее заявляли о своем желании работать в традиционных сферах дея­тель­нос­ти друг друга, напряженность в обществе нарастала. По­пыт­ки правительства как-то изменить ситуацию и выделить, к примеру, малайцам лицензии на мелкооптовую торговлю на­толкнулись на фактический бойкот со стороны китайских тор­говцев.Недовольство росло как со стороны малайцев, так и со сто­роны китайцев. Взаимные претензии в любой момент мог­ли перерасти в открытые межэтнические столкновения. Но правительство усиленно делало вид, что ничего не про­ис­ходит, и старалось не замечать надвигавшейся беды. И она не заставила себя ждать.Поводом для конфликта послужили всеобщие выборы в парламент страны в мае 1969 года. Крайне болезненная те­ма межэтнических противоречий оказалась в центре пред­вы­борных дискуссий и стала причиной всплеска социальной нап­ряженности в обществе. Положение усугублялось еще и тем, что многие политики, включившиеся в пред­вы­бор­ную гонку, в погоне за голосами избирателей намеренно ра­зыгрывали национальную карту, тем самым подливая мас­ла в огонь. В результате, к моменту выборов ситуация на­ка­лилась до предела.В конце концов, несмотря на то, что выборы состоялись, си­туация вышла из-под контроля и пролилась кровь. В стра­не начались массовые беспорядки и стихийные столк­но­ве­ния между малайцами и китайцами, приведшие к мно­го­чис­ленным жертвам с обеих сторон. За несколько дней в Куа­ла-Лумпуре были разгромлены и сожжены десятки до­мов, магазинов и автомобилей, принадлежавших за­жи­точ­ным китайцам.В стране было объявлено чрезвычайное положение. Выбо­ры в штатах Сабах и Саравак, расположенных в Вос­точ­ной Малайзии, были отложены, сформированное пар­ла­мен­том правительство распущено. По распоряжению премьер-ми­нистра Тенку Абдула Рахмана был сформирован На­циональ­ный оперативный совет (НОС), который был наделен все­ми полномочиями по управлению страной. В Совет вош­ли представители всех трех основных общин страны – ма­лайс­кой, китайской, индийской; руководители вооруженных сил и полиции, ученые, а также ряд депутатов вновь изб­ран­ного парламента. Подобные органы были сфор­ми­ро­ва­ны и на уровне штатов.Спорадические вспышки насилия продолжались еще на про­тяжении нескольких недель. И только решительные и жест­кие меры в отношении всех, кто нарушал ко­мен­дант­с­кий час или имел при себе оружие, независимо от на­цио­наль­ности, позволили навести законность и порядок в стране.Как только мир и спокойствие были восстановлены, на­ча­лись дебаты относительно будущего Малайзии.Национальный оперативный совет внимательно изучил все обстоятельства произошедшей трагедии. Его выводы под­твердили то, о чем все давно знали или догадывались: глав­ная болезнь малайзийского общества заключалась в эко­номическом неравенстве этнических общин, и наиболее бед­ными среди них были малайцы.В рамках мер по преодолению сложившейся ситуации пра­вительством Тенку Абдула Рахмана были предприняты по­пытки повысить уровень жизни малайцев за счет вы­де­ле­ния им дополнительных земельных участков. Однако не­дос­таток земельных ресурсов ограничивал возможности пра­вительства. Был также предложен и осуществлен ряд мер, направленных на расширение участия малайцев в сфере биз­неса. К примеру, как только прекратились беспорядки, во многих районах Куала-Лумпура были построены киоски, что­бы помочь малайцам развивать розничную торговлю. Так­же им выделялись лицензии на ведение лоточной тор­гов­ли и других видов предпринимательской деятельности. Тем не менее, было очевидно, что это не решит проблемы эко­номического неравенства. Необходимо было принять куда более масштабные меры, и как можно скорее.

«Майская трагедия 1969 года, - позже писал Махатхир Мо­хамад, - убедила меня в необходимости устранения эко­но­мического неравенства между общинами. Нужна была прин­ципиально иная политика».

Рецепт от доктора «М»

Программным документом, перевернувшим жизнь со­вре­менной Малайзии и заложившим основу «малайзийского чу­да», стала выпущенная в 1970 году книга Махатхира Мо­ха­мада «Малайская дилемма».

С первых же дней книга получила скандальную из­вес­т­ность и буквально расколола страну на два лагеря: ярых сто­ронников и не менее ярых противников.

Книга начинается с жесткой и нелицеприятной кон­с­та­та­ции фактов, которые произносить вслух считалось не­без­опас­ным: никто не хотел обострять межэтнические от­но­ше­ния в стране, хотя все знали, что факты эти имеют место. При этом Махатхир обращает свой полемический заряд не столь­ко против китайцев и индусов, сколько делает внушение собственному народу - малайцам. Он заявляет им, что ради своего выживания им надо отказаться от таких на­циональных черт, как фатализм, пассивность, нежелание знать цену деньгам, собственности и времени. Или это, или национальное вырождение - вот дилемма, которую пред­стоя­ло решить малайзийскому народу.

Стремительная и блестящая карьера Махатхира на­чи­нает­ся именно с этого вызова, рискованной откровенности: это ведь не шутка сказать в лицо своей нации, что она не просто боль­на, а изначально не годится для выживания на собст­вен­ной земле.

«Малайская дилемма» стала идейной основой раз­ра­бо­тан­ной правительством государственной стратегии раз­ви­тия на период 1971-1990 гг. В историю она вошла как «Но­вая экономическая политика» (НЭП).

Новая экономическая политика была призвана решить дву­единую задачу: во-первых, снизить бедность среди на­се­ления независимо от расовой принадлежности, во-вто­рых, ликвидировать расовую монополию на отдельные ви­ды экономической деятельности и выровнять эко­но­ми­чес­кое положение этнических общин.

Программа предусматривала увеличение доли малайцев в на­циональном богатстве страны до 30%. Доля немалайцев дол­жна была вырасти с 34,3% до 40%, а иностранцев - умень­шить­ся с 63,3% до 30%. При этом перераспределение пред­по­лагалось проводить не за счет дискриминации или экс­про­приа­ции, а за счет расширения возможностей для малайцев и об­щего увеличения «экономического пирога».