Издевательства над женщинами 6 страница

В Феодосии раскрыта база «зеленых» — расстреляно 3 гимназиста и 4 гимназистки в возрасте 15–16 лет. По другому делу «зеленых» расстреляно 22 (пр. — доц. Пушкарев, Боженко и др.) в Симферополе.

В связи с зелеными и без связи с ними раскрываются все новые и новые «заговоры» с кровавыми эпилогами, о которых сообщает «Крымроста». Террор широко захватывает и татарские элементы населения, напр., в августе расстреляно несколько десятков мусульман за «устройство контрреволюционного собрания в мечети».[132]

В сентябре, поверив «амнистии», с гор спускаются две партии зеленых во главе с татарином Маламбутовым. Показательна его судьба — о ней рассказывает автор дневника, напечатанного в «Последних Новостях»:

«Чекисты, захватив Маламбутова, выпустили за его подписью воззвание к еще оставшимся в горах зеленым, в котором указывают на свое миролюбие и на то, что „у всех нас, товарищи зеленоармейцы, — один враг… этот враг — капитал“ и т. д. в том же роде. Попавшийся Маламбутов принужден был отправиться со своим штабом, в сопровождении значительного отряда чекистов, в горы и выдать все укромные участки и заветные места зеленых. Крестьяне окрестных деревень передают, что вот уже вторые сутки идет отчаянная пальба: это — красные выкуривают последних зеленых, преданных несчастным Маламбутовым. Сегодня Маламбутова с его товарищами гнусно расстреляли, обвинив в шпионаже.

В расклеенных по улицам города объявлениях под мерзким заголовком „За что карает советская власть“ (в списке 64 человека) так и было указано: за шпионаж. Запуганные обыватели передают из уст в уста, что чекисты не успели заманить в ловушку всех, спустившихся с Маламбутовым, зеленых, и большая часть их, пронюхав о готовящейся провокации, с боем пробилась обратно в горы (оружие, по договору, им было оставлено)…»

«В отместку за казнь Маламбутова — добавляет корреспондент — зеленые мстят красным жестоко и зверски. Попадающихся в их руки коммунистов подвергают средневековым пыткам».

На юге повсюду еще действуют повстанцы, так называемые «зеленые», и повсюду свирепствует «красный террор». Подавлено «восстание» в Екатеринодаре 27–28 сентября, и в местных «Известиях» появляется список 104 расстрелянных, среди них заштатный епископ, священник, профессор, офицер и казак. Около Новороссийска действуют повстанцы под руководством ген. Пржевальского — Чрезвычайная комиссия Черноморского флота расстреливает сотнями арестованных повстанцев и так называемых заложников. Идут ежедневные казни. Ликвидированы «12 белогвардейских организаций» в харьковском военном округе, «заговоры» ген. Ухтомского и полк. Назарова в Ростове и мн. др. В конце марта раскрыла заговор пятигорская губчека — расстреливается 50 главарей этой организации.[133]Терская областная Ч.К. расстреливает в Анапе по определенно провокационному делу 62 человека, виновных лишь в попытке бежать в Батум от ужасов советской действительности.[134]

Что происходило в Области Войска Донского, в Кубанской области, показывает хотя бы такое обращение В.Ч.К. к населению Кубанской области и Черноморского Побережья за подписью особоуполномоченного В.Ч.К. по Северному Кавказу К. Ландера в октябре 1920 г.[135]

1. Станицы и селения, которые укрывают белых и зеленых, будут уничтожены, все взрослое население — расстреляно, все имущество — конфисковано.

2. Все лица, оказавшие бандитам содействие — немедленно будут расстреляны.

3. У большинства находящихся в горах зеленых остались родственники. Все они взяты на учет и в случае наступления банд — все взрослые родственники сражающихся против нас будут расстреляны, а малолетние высланы в центральную Россию.

4. В случае массового выступления отдельных сел, станиц и городов — мы вынуждены будем применять к этим местам массовый террор: за каждого убитого советского деятеля поплатятся сотни жителей этих сел и станиц…

«Карающая рука советской власти беспощадно сметет всех своих врагов» — заключало воззвание.

Усмиряется повстанческое движение на Украине. Здесь нет передышки: между 1920 и 1921 г. разницы не будет. Это повстанческое движение многообразно. И трудно подчас различить, где это движение носит характер махновщины или самостийно-украинский, где оно имеет связь с так называемыми «белыми», где оно переплетается с укрывающимися «зелеными», где оно чисто крестьянское на почве взимания продналогов и пр., где оно отделимо от «белогвардейских» и иных заговоров.[136]Но при ликвидации их нет уже оттенков. Приказ № 69 по киевскому округу, повидимому еще 1920 г., предписывал применение массового террора против зажиточных крестьян вплоть до истребления их «поголовно»; приказ заявлял о расстреле всякого, у кого найдется хоть один патрон после срока сдачи оружия и т. д. При активном сопротивлении террор, как всегда, превращается в кровавую бойню. В Проскурове жертв считается 2000. Близ Киева выступает атаман Тютюник — в Киеве ежедневно расстрелы нескольких десятков человек. Вот официальный документ, воспроизводящий протокол заседания от 21-го ноября 1921 г. специальной чрезвычайной комиссии — пятерки по рассмотрению дела разбитой и захваченной банды Тютюника.[137]Он констатирует, что зарублено в бою свыше 400 человек и захвачено 537. «В момент боя некоторые из чинов высшего комсостава, — видя безвыходность положения, сами себя расстреливали и взрывали бомбами». «Позорно и гнусно для предводителя вел себя Тютюник» — он с некоторыми приближенными бежал в самом начале боя. Судил Ч.К. 443 — остальные умерли до суда. Из них, 360, как «злостные и активные бандиты», приговорены к расстрелу немедленно; «остальные направлены для дополнительного допроса следственным властям…» Когда мы читаем в петербургской «Правде», что в Киеве раскрыт заговор, руководимый «Всеукраинским повстанческим комитетом» и что арестовано 180 офицеров армии Петлюры и Тютюника, мы с уверенностью можем сказать, что это сообщение равносильно сообщению о расстрелах.

Прибывший в Польшу проф. киевского политехникума Коваль сообщает об усилении террора в связи с раскрытием в Киеве «очередного заговора». Каждую ночь расстреливается 10–15 человек. «В педагогическом музее — сообщается в этом интервью[138]— была устроена выставка местного- исполкома, на которой, между прочим, фигурировали и диаграммы расстрелов Чеки. Минимальное количество расстрелов в месяц — 432».

Заговоров «петлюровских» организаций без числа: 28-го сентября в Одессе расстреляно 63 человека во главе с полк. Евтихиевым;[139]в Тирасполе 14 человек;[140]там же — 66;[141]в Киеве 39 (все больше представителей интеллигенции);[142]в Харькове 215 «украинских заложников» в виде возмездия за убийство советских представителей повстанцами[143]и т. д. Житомирские «Изв.» сообщают о расстреле 29 человек за участие в заговоре, а между тем едва ли эти кооператоры, учителя, агрономы имели хоть отдаленное отношение к Петлюре.

А такими сообщениями пестрили официальные большевистские газеты: в Подольской губ. раскрыты 5 контрреволюционных организаций, охватывающих всю Подолию. В Чернигове расстреляно 16 и т. д. Это «и так далее» — не отписка, это подлинная действительность, ибо отдельные сообщения накапливаются грудами.

Наряду с Украиной стоит Белоруссия. 1921 г. полон сообщениями о повстанческих движениях и о действиях советских карательных отрядов, расстреливающих без приговоров и по приговорам реальных и мнимых участников восстаний. «Ежедневно расстреливают по несколько десятков человек» — сообщает корреспондент «Общего Дела»:[144]«Особенно много расстрелов белорусских деятелей». «В Минске закончился процесс приверженцев Савинкова… семь человек приговорены к смертной казни».[145]В течение сентября расстреляно 45 человек — дополняет ревельский корреспондент «Daily Mail».

У местной Ч.К., как и у Подольской и Волынской, есть специальное дело — «очищать» губернии от лиц, проявлявших сочувствие Польше во время пребывания в этих местах польских войск: массовые аресты, высылки в центральные губернии, расстрелы — такова форма этого очищения.[146]

В непосредственную связь с повстанческими движениями надо поставить массовые расстрелы левых с.-р. и анархистов. «Группа русских анархистов» в Германии, как мы уже знаем, издала в Берлине целую брошюру о гонениях на анархистов в России.

«Мы должны оговориться — писали авторы ее в предисловии — фактический материал настоящей брошюры представляет только часть — крайне ничтожную часть — того, что имеется в действительности. Наш „скорбный лист“ анархистов — жертв коммунистической власти — конечно, очень далек от полноты. Мы собрали здесь пока только то, что творилось непосредственно около нас и что нам лично известно. Но это — лишь маленький уголок гонений коммунистической власти на анархизм и анархистов. Целые области, составляющие 9/10 России, — Кавказ, Поволжье, Урал, Сибирь и др. — не вошли в наш обзор. Да и то, что делалось в центре России, мы не могли представить полностью. Возьмем, хотя бы, такой факт: в дни соглашения советской власти с Махно осенью 1920 г., махновская делегация, на основании политического пункта соглашения, официально определила число лиц, сосланных до того советской властью в Сибирь и другие отдаленные места России и подлежавших возвращению, в 200.000 с лишком человек (главным образом, крестьян). Мы не знаем и того, сколькие еще были брошены в местные тюрьмы и расстреляны. — Летом 1921 г. советская пресса сообщала о том, что в районе Жмеринки была обнаружена и ликвидирована (расстреляна) организация анархистов в 30–40 человек, имевшая отделения в ряде городов юга России. Мы не могли установить имена погибших товарищей из этой организации, но знаем, что там была наша лучшая анархическая молодежь. — В том же 1921 г. летом в городе Одессе была частью расстреляна, частью заключена в тюрьмы большая анархическая группа, ведшая пропаганду в советских учреждениях, в самом Совете депутатов и даже в компартии, что было поставлено ей в вину, как „государственная измена“. — Мы взяли наудачу несколько свежих примеров. Перечисление же всей вереницы разгромов, арестов, высылок и расстрелов анархистов по необъятным провинциям России за все эти годы заняло бы не один том. — Весьма характерно, между прочим, что жестоким преследованиям со стороны советской власти подвергались даже толстовцы — эти, как известно, мирнейшие анархисты. Сотни их находятся в тюрьмах и по сейчас. Коммуны их разгонялись — нередко вооруженной силой (напр., в Смоленской губ.). Согласно точным данным, до конца 1921 г. имелись определенные сведения о 92-х расстрелянных толстовцах (главным образом, за отказ от воинской повинности). — Мы могли бы продолжать приводить подобные примеры до бесконечности, чтобы показать, что — в сравнении с тем материалом, который когда-нибудь откроется кропотливому историку, — факты, собранные в настоящей работе, являются, конечно, каплей в море».

В мою задачу не входит здесь характеристика русского анархизма, а тем более своеобразных подчас фактических проявлений его, заставлявших нередко покойного П. А. Кропоткина решительно от него отгораживаться… Большевики, пользуясь анархистами там, где им было это нужно, жестоко расправлялись с антигосударственными элементами там, где они чувствовали уже свою силу. Расправе придавали неполитический характер. И несомненно среди так называемых «бандитов» гибло множество таких, которые и не имели отношения к грабительским налетам. Указанная брошюра анархистов приводит характерные секретные телеграммы центральной власти в Харькове на имя председателя Украинского Совнаркома Раковского,[147]предшествовавшие разгрому анархических организаций на Украине: 1) Взять на учет всех анархистов на Украине, в особенности в махновском районе. 2) Вести усиленную слежку за анархистами и приготовить материал по возможности уголовного характера, по которому можно было бы привлекать к ответственности. Материал и распоряжения держать в секрете. Разослать надлежащие распоряжения повсеместно… 3) Анархистов всех задержать и предъявить им обвинения. «Общее Дело»[148]с ссылкой на харьковские «Известия» передает, что в «порядке красного террора» в ноябре 1921 г. в Киеве, Одессе, Екатеринославле, Харькове и др. городах расстреляно свыше 5000 заложников. Прочитав вышезарегистрированные факты, усомнимся ли мы в этой цифре?..

За Крымом Сибирь.[149]За Сибирью — Грузия. И вновь та же картина. Тысячи арестов[150]и сотни расстрелов, произведенных закавказской Чекой. Приехавший из Батума в Константинополь беженец передает свои впечатления корреспонденту «Руля»[151]о первых днях занятия большевиками Тифлиса. В первый день город был отдан «на поток и разграбление»:

«Наш собеседник видел в ту же ночь огромную гекатомбу из 300 трупов, сваленных в ужасную кучу у Соборной площади. Все стены вокруг были забрызганы кровью, так как казнь, очевидно, была произведена тут же. Тут были и женщины, и мужчины; и старцы, и дети; и штатские, и офицеры; и грузины, и русские; и рабочие, и богачи».

Здесь действует знаменитый Петерс, усмиритель Северного Кавказа Атарбеков и не менее известный матрос Панкратов. Это один из усмирителей Астрахани, перебравшийся в Баку, где им была уничтожена на о. Нарген «не одна сотня бакинских рабочих и интеллигентов…»

***

А внутри России, там, где кончилась уже давно прямая гражданская война, где не было даже ее непосредственных откликов? Здесь в 1921 г. то же самое. Здесь по прежнему расстреливаются сотни. Расстреливаются не только за заговоры, действительные и фиктивные, не только за частичные восстания и протест против насильнического режима — расстрелы являются по преимуществу актом запоздалой мести или наказаниями за проступки уголовные. Напр., хотя бы псковский процесс фармацевтов в Ревтрибунале по обвинению в продаже спирта, закончившийся зверской по форме казнью 8 человек,[152]или октябрьский процесс московской госохраны, приведший к расстрелу 10 или 12 человек; смертные приговоры большим группам выносятся в Москве по делам о злоупотреблениях в комиссариатах финансов и здравоохранения. Вишняк в своей книге «Черный год» приводит показательные данные о расстрелах в одних трибуналах за июнь: в Москве — 748, Петрограде — 216, Харькове — 418, Екатеринодаре — 315 и т. д.[153]

«Последние Новости»[154]приводили цифры о деятельности В.Ч.К. за первые три месяца начавшегося нового года. Газета писала, что заимствовала их из официального отчета: расстреляно 4300 человек; подавлено 114 восстаний — речь идет о 12 центральных губерниях. Массовые расстрелы отмечаются в Ярославле, Саратове, Самаре, Казани и Курске. В одной Москве за январь расстрелов числится 347. По сведениям «Голоса России», заимствованным из статистического отдела комиссариата путей сообщения, по постановлению одних железнодорожных трибуналов в 1921 г., расстреляно пассажиров и служащих 1759 человек (!!).

Были расстрелы, до нельзя возмущавшие моральные чувства, напр., расстрел по процессу 27 гимназистов в Орле — расстреляны были в сущности дети (5 человек).[155]В Одессе после ликвидации всероссийского комитета помощи голодающим было расстреляно 12 человек, причастных по словам одесских «Известий» к этой организации.[156]

Из концентрационного лагеря в Екатеринбурге бежало 6 человек. Приезжает заведующий отделом принудительных работ Ура-нов, выстраивает офицеров, содержащихся в лагере, и «выбирает» 25 человек для расстрела — в назидание остальным.[157]

Осенью в Петрограде расстреляно 61 человек по делу Таганцевского «заговора».[158]В период грозного для большевиков восстания матросов в Кронштадте были расстреляны тысячи: по сообщению «Frankfurter Zeitung» в одних войсках Петроградского гарнизона с 28-го февраля по 6 марта погибло 25000 человек. По словам матросов, бежавших из Кронштадта в Финляндию, расстрелы производятся на льду перед крепостью. Расстрелянных в Ораниенбауме насчитывается 1400.[159]Имеются сведения о расстреле 6 священников за участие в этом восстании.

«Эсэровско-меньшевистский заговор» в Саратове в марте или вернее «бунт» в связи с продразверсткой хлебного налога вызывает массовые аресты и массовые расстрелы. В оффициальном сообщении опубликовывается 27 расстрелов, в действительности… Мы не знаем этой цифры. Но знаем, что в ожидании крестьянского восстания по тюрьмам идут расстрелы «заложников» — учителей, инженеров, офицеров, чиновников царского времени и т. д.[160]В связи с этим «заговором» или другим расстреливается в Саратове 58 левых ср. за «бандитизм», т. е. по настоящей терминологии за участие в повстанческом движении.[161]

«Восстание» железнодорожников в Екатеринославе влечет за собой 51 человеческую жертву. А, может быть, и больше. 3. Ю. Арбатов в своих воспоминаниях «Екатеринослав 1917–1922 гг.»[162]свидетельствует, что число арестованных рабочих простиралось до 200. Из них пятьдесят один были приговорены к немедленному расстрелу. «Ночью второго июня осужденные на двух грузовиках были доставлены к крутому берегу Днепра и за их спинами был поставлен пулемет Как подкошенные, падали расстрелянные в воду… Трупы относило течением… Некоторые трупы оставались на берегу». Остальных рабочих потребовала для расправы Всеукраинская Чека в Харькове… Так был подавлен, по отзывам большевиков, «маленький Кронштадт».

«Заговор» в Бийске вызывает более 300 арестов и 18 расстрелов; «заговор» в Семиреченской области 48 расстрелов среди «офицеров» и «кулаков». «Заговор» в Елисаветграде (декабрь) из 85 арестованных 55 расстрелянных и т. д. и т. д.

***

Возвращаются казаки, бежавшие с родины. Их ждет не амнистия, а кары. Казак Чувилло, вновь бежавший из Ейска, передает в русских заграничных газетах, что из партии в 3500 человек расстреляно 894.[163]И вновь я заранее готов согласиться, что в этом возможно случайном сообщении есть большая доза преувеличений. Тем не менее самый факт многочисленных расстрелов легально и нелегально возвращавшихся на родину офицеров и солдат не подлежит никакому сомнению — зарегистрированы такие случаи и в этом году. Корреспондент Русского Национального Комитета[164]в очерке, озаглавленном «Возвращение на родину» собрал множество подобных фактов. Он утверждает, что «по сведениям из разных источников, в том числе одесских советских газет, было расстреляно до 30 проц. прибывших из Константинополя в Новороссийск в апреле 1921 г. на пароходе „Решид-Паша“». На пароходе было 2500 возвращавшихся на родину. Первым своим рейсом пароход привез 1500 человек. «Как общее правило — утверждает автор — все офицеры и военные чиновники расстреливались немедленно в Новороссийске». Всего из этой партии было расстреляно около 500. Остальные отправлены были в концентрационные лагеря, и многие на Север, т. е. почти на верную смерть. Избавление от немедленной расправы отнюдь не является гарантией последующей безопасности. Подтверждение мы найдем в письмах, относящихся даже к ноябрю и декабрю 1923 г. и напечатанных в «Казачьих Думах» (№ 16). Каждый приезжающий в Новороссийск может услышать условную фразу: «принять на службу в Могилевскую губернию». Нечего говорить уже о высылках так называемых репатриантов. Только наивностью иностранца, слишком еще верующего в право, можно объяснить категоричность д-ра Нансена, заявившего в своем докладе 21 апреля 1923 г.[165]о репатриациях казаков, находящихся на Балканах, что «советское правительство лояльно выполняет взятые им на себя обязательства». Среди этих обязательств, как известно, было, между прочим, два пункта: советское правительство обязуется распространить амнистию 3 и 10 ноября 1921 г. на всех русских беженцев, которые будут репатриироваться при посредничестве Верховного Комиссариата, и советское правительство обязуется предоставить возможность Джону Горвину и другим официальным представителям д-ра Нансена свободно (?!) общаться в пределах России с возвратившимися беженцами в целях проверки, что ко всем этим беженцам вышеозначенная амнистия применяется без каких бы то ни было ограничений. «Правда, — замечает д-р Нансен в своем докладе, судя по отчету — был случай (?) ареста двух возвратившихся беженцев за какие-то маловажные преступления, но мои делегаты ведут с советским правительством переговоры о судьбе арестованных». Надо иметь большую веру в писанный «документ» и никакого представления о сущности российской действительности, чтобы гласно это утверждать. Каким путем могут контролировать действия советской власти частные лица, являющиеся представителями верховного комиссара по делам русских беженцев при Лиге Наций? Пожалуй, им придется в этих целях создать особое государство в государстве или во всяком случае завести свою тайную полицию. Не надо упускать из вида и той тактики, которая вошла в большевистский обиход: месть приходит с значительным опозданием во времени. Люди пропадают «без вести», идут в ссылку, попадают в долгое тюремное заключение много времени спустя после получения официальных гарантий. Нужны ли доказательства? Они найдутся едва ли не на каждой странице этой книги. Характернейший процесс рассматривался совсем еще недавно в московском военном трибунале.[166]Судили офицера Чугунова, дезертировавшего в 1919 г. из красной армии и добровольно возвратившегося в 1923 г. и принесшего «чистосердечное раскаяние». Вернулся подсудимый из Польши в Россию с разрешения русско-украинской делегации по делам репатриации. Согласно ходатайству в ВЦИК он был восстановлен в правах гражданства. 18-го мая был арестован и привлечен к ответственности. Принимая во внимание «чистосердечное раскаяние», «добровольное возвращение», «классовое происхождение» (сын крестьянина), суд приговорил Чугунова к 10 годам тюремного заключения «со строгой изоляцией».

Гг.

Были утверждения, и особенно со стороны иностранцев, побывавших за последнее время в России и лишь поверхностно познакомившихся с жизнью страны (напр., Эррио), что будто бы террор в России отошел в прошлое. Такие утверждения очень мало соответствуют истине. Если, живя в России, совершенно невозможно было подчас проверить те или иные сведения, получить точные цифры, то еще труднее это сделать для меня теперь. Допустим заранее, что все цифры, появляющиеся в заграничной печати, сильно преувеличены. Напр., все газеты обошло сообщение, взятое якобы из отчета комиссариата внутренних дел, которое гласило, что за май 1922 г. было расстреляно 2372 чел. При таком сообщении можно придти в безумное отчаяние — ведь политической жизни в России почти нет — это поле, усеянное лишь мертвыми костями: нет ни протеста, ни возмущения. Все устало, все принижено и подавлено. И мне хотелось бы верить, что в приведенной цифре какая-нибудь ошибка. Пусть преувеличены будут и другие отдельные сведения, проникающие в свободную заграничную печать: напр., за январь и февраль, по сведениям будто бы Политического Государственного Управления, т. е. Веер. Чрез. Комиссии, расстреляно 262, в Москве в апреле 348, в ночь с 7 на 8 мая в Москве 164 (из них 17 духовных лиц), в Харькове за май 187, а в ряде городов Харьковской губ. — 209. Петроградским Ревтрибуналом за убийства и грабежи свыше 200.

Пусть все это будет преувеличено. И тем не менее величайшим ипокритством со стороны все того же Сталина было августовское заявление в собрании московской организации коммунистической партии с угрозой возобновить террор. По словам корреспондента «Голоса России», Сталин, оправдывая тогдашние массовые аресты интеллигенции, заявлял:

«Наши враги дождутся, что мы вновь будем вынуждены прибегнуть к красному террору и ответим на их выступления теми мерами, которые практиковались нами в 1918–1919 гг. Пусть они помнят, что мы приводим в исполнение наши обещания. А как мы приводим в исполнение наши предупреждения — это им должно быть известно по опыту прежних лет. И все сочувствующие нашим политическим противникам обязаны предупредить своих особенно зарвавшихся друзей, перешедших границы дозволенного и открыто выступающих против всех мероприятий правительства. В противном случае они заставят нас взяться за то оружие, которое мы на время оставили и к которому мы пока не хотели бы прибегать. Но мы немедленно им воспользуемся, если наши предупреждения останутся безрезультатны. И на удар из-за угла мы ответим открытым жестоким ударом по всем нашим противникам, как активным, так и им сочувствующим».

Не было надобности грозить, ибо все еще помнили недавние расстрелы церковнослужителей в связи с делами о протестах против изъятия церковных ценностей. Трудно представить себе более возмутительные приговоры, чем эти, ибо в сущности протесты были действительно незначительны. 5-го июля петроградский ревтрибунал вынес 11 смертных приговоров по делу 86 членов петроградских церковных общин: среди расстрелянных был митрополит петроградский Вениамин и еще четверо; по майскому процессу 54 церковников в Москве было 12 смертных приговоров. А сколько расстрелов по этим делам в провинции? В Чернигове, Полтаве, Смоленске, Архангельске, Старой Руссе, Новочеркасске, Витебске, где расстреливаются по 1–4 представителя духовенства — все за простую агитацию против изъятия священных предметов.

Наряду с расстрелами по церковной «контр-революции», конечно, продолжаются расстрелы и по политическим делам, по делам несуществующей уже активной контр-революции. Очень характерное письмо читаем мы в «Последних Новостях»[167]о «ликвидации» недавних «восстаний» на Украине. «Ликвидация восстаний» — пишет корреспондент — превращена на деле в истребление еще уцелевшей интеллигенции.

О размерах террора дает понятие следующий отрывок из письма лица, бежавшего во второй половине января из г. Проскурова:

«Невероятный террор последних месяцев заставил многих скрыться заблаговременно. Аресты оставшихся из интеллигенции продолжаются.

Расстреляны Корицкий, Чуйков, братья Волощуки (причем старший из них — агроном — перед расстрелом повесился, жена же Волощука сидит арестованная в Чека), Доброшинский, Кульчицкий, Андрусевич, юноша Клеменс, Шидловский, Ляховецкий, Радунский, Грицун и масса других, всего около 200 человек, обвиняемых по одному и тому же делу о „заговоре“. В тот же день в момент расстрела бежали, выломав дверь в Чека, девять человек из арестованных.

Я бежал, когда меня пришли арестовать, в начале четвертых по счету массовых арестов… Благодарите Бога, что вы во время исчезли с проскуровского гарнизона, и не были свидетелями раздирающих душу картин — жен, матерей и детей перед Чека в день расстрела.

Те, чьи имена перечислены выше, не занимались никакой политикой, в большинстве были противниками украинства и являются совершенно невинными жертвами сфабрикованных чрезвычайкой обвинений. Проскуровские „заговоры“ делаются по общим правилам чекистского искусства».

Из других мест Украины приходят такие же ужасные вести о разгуле террора.

Просмотрите хотя бы комплекты «Голоса России» и «Последних Новостей»[168]за 1922 г., хотя бы одни отметки из официальных большевистских газет, и вы натолкнетесь на ряд расстрелов так называемых «савинковцев» (напр., в Харькове 12 человек), «петлюровцев» (напр., 25 человек 24-го сентября в Одессе, 55 в Николаевске, еще в Минске, где судилось 34 человека, в Гомеле — 8), повстанцев на Северном Кавказе 10 человек, в Павлограде (Семипалатинской области) — 10 (по другим сведениям 5), в Симбирской губ. — 12 и 42 (за найденные воззвания Антонова); зеленых в Майкопе — 68 человек (в том числе женщин и подростков), расстрелянных «для устрашения обнаглевших с наступлением весны бандитов». В Мелитополе 13 членов «бердянской» к.-р. организации, в Харькове 13 курсантов. Присоединим сюда громкое дело «генштабистов» Донской Армии, по которому летом расстреляно два коммуниста; дело «нобельцев»; ряд реэмигрантских процессов; убийство с.-р. Шишкина московским революционным трибуналом больше за то, что подсудимый отказался от показаний суду, «который он не признает, как суд большевистской расправы»; убийство в Ярославле полк. Перхурова (участника организации Савинковского восстания 18 г.); в Красноярске 13 офицеров; дело Карельских повстанцев; 148 «казаков» за восстание в Киеве; Одесский «морской заговор», по которому арестовано было до 260 человек; расстрелы в Одессе в связи с забастовкой[169]— и едва ли признаем тогда преувеличением помещение «Голосом России» заметки под заглавием «вакханалия расстрелов», где перечислялась серия таких расстрелов. Корреспондент газеты писал из Риги 5-го августа:

«За последнюю неделю Госполитуправление и ревтрибуналы проявили особенную энергию, выразившуюся в ряде многочисленных арестов и вынесений ряда новых смертных приговоров. Петроградский ревтрибунал вынес десять смертных приговоров обвиняемым по делу эстонской контрольно-оптационной комиссии. Сараговский ревтрибунал приговорил к расстрелу двух членов партии эсер, обвиняемых в организации крестьянского восстания в Вольском уезде. 29-го июля в Воронеже по приговору местного ревтрибунала расстрелян эсер Шамов. В Архангельске 28-го июля приведен в исполнение смертный приговор над 18-ю офицерами, захваченными в плен на Северном Кавказе, в Закавказье и на Дону. Офицеры эти содержались в концентрационных лагерях с конца 1920 г. и начала 1921 г. Среди расстрелянных — 70-ти летний генерал Муравьев, полк. Гандурин и др.» Надо присоединить сюда и дела, по внешности, по крайней мере, не имеющие политической подкладки: в Киеве 3 инженера, 40 человек за хищения продуктов для голодающих в Саратове, 6 железнодорожников за хищения в Новочеркасске. Города Царицын, Владимир, Петроград, Москва и еще многие другие будут отмечены, как места, где выносились смертные приговоры. Может быть, не всегда люди расстреливались. Это несомненно так, но также несомненно и то, что в зарубежную печать попадала самая незначительная часть таких сообщений. Она не попадет даже в официальную большевистскую печать. В «Последних Новостях» как-то было помещено лаконическое сообщение: «усиленно производятся расстрелы взяточников». И вспоминается, как уже в дни моего отъезда из России (в начале октября 1922 г.) была объявлена специальная «неделя борьбы со взятками». Весь Брестский вокзал в день отъезда был обклеен соответствующими афишами. Как всегда борьба была поставлена широко: одних железнодорожников было арестовано много сотен, если не тысяч…

Наши рекомендации