Ленинизм в натуральном виде 20 страница

С другой стороны, с ужесточением режима внутри СССР и новыми репрессивными кампаниями начал расширяться спектр эмиграции. За границей оказались Троцкий с сыном, принявшиеся активно создавать свой "Четвертый интернационал". Появлялись новые беженцы, сумевшие каким-то образом пересечь границу. Стала расти плеяда «невозвращенцев» из загранкомандировок, торговых миссий, а то и из дипломатов, разведчиков. Общий их состав тоже был очень разношерстным. Были разочаровавшиеся в коммунизме — такие, как секретарь Сталина Бажанов. Были спасающие свою жизнь, как Беседовский, Бармин, Раскольников, Кривицкий (Гинзбург), Рейсе (Порецкий), Орлов (Фельбинг), Крюков-Ангарский, Гельфанд. А некоторые рядовые совслужащие становились невозвращенцами безо всякой политики, из чисто меркантильных соображений, поскольку за рубежом имели возможность сравнить материальные условия жизни "у них" и "у нас". Но представляется интересным, что «перевоспитавшиеся» антикоммунисты, вроде Бажанова или Бармина, сходились отнюдь не с «левой», а с «правой», белогвардейской частью эмиграции. Социалистические бредни были для них "пройденным этапом", их несерьезность и нереальность они уже успели познать на собственном опыте. Зачастую представители новой, советской эмиграции, были для Москвы более опасными, чем прежние враги. "Четвертый интернационал" Троцкого грозил внести раскол в плетущуюся паутину Коминтерна. Этого не произошло только из-за несопоставимости финансовых возможностей опального вождя и целого государства. Видные невозвращенцы слишком много знали, а прочными моральными устоями обычно не обладали, стараясь побыстрее и повыгоднее продать свои секреты. Так, Агабеков заложил всю советскую сеть в Иране и на Ближнем Востоке. Кривицкий выдал британской разведке более ста агентов в Европе и Америке. Поэтому мало кто из них прожил долго и умер своей смертью. Но операции против них отвлекали силы и средства советских спецслужб от других задач, и острие заграничного террора ОГПУ вынуждено было перенацеливаться на новые мишени.

Но имелись и обстоятельства, благоприятные для большевистской разведки. Ей уже удалось к этому времени густо пропитать своей агентурой саму эмиграцию, а экономический кризис предоставил дополнительные возможности для вербовки. Так что "чиновникам, не склонным к личному риску", теперь особо рисковать и не требовалось — в их распоряжении хватало пешек, которыми можно было безопасно руководить из-под дипломатического прикрытия и жертвовать без малейшего сожаления.

О том, каким мощным инструментом в руках спецслужб стала эмиграция, говорит любопытный факт. В период разрыва дипломатических отношений между СССР и Англией в 1927-29 гг. главным источником информации о политике Лондона стали для советского правительства… сводки бывшего российского посла в Великобритании Саблина, которые он регулярно продолжал посылать в Париж, председателю Совета Послов Гирсу. Через агентов в окружении Гирса они попадали к советской разведке и в копиях рассылались Сталину, Рыкову, Чичерину, Ворошилову и Молотову. Эти сводки были куда более глубокими и квалифицированными, чем у советских дипломатов, поэтому всегда вызывали огромный интерес и заслуживали высокой оценки. В частности, Саблин задолго до очередных выборов предсказал грядущую победу лейбористов, а значит и изменение курса в отношениях с СССР.

Были и другие ценные агенты — Третьяков, Скоблин, Плевицкая, Кольберг. В 1932 г. предательство Кольберга раскрылось, и "Братство Русской Правды", одним из руководителей которого он являлся, вынуждено было прекратить свою деятельность. Нанесло это удар и по НТС — отделение этой организации в Латвии, созданное бароном Нольде из молодых членов БРП, пришлось распустить как «засвеченное». В целях конспирации потребовалось менять структуру и принципы деятельности общего руководства Союза.

Что же касается Скоблина, то его положение в РОВС заметно упрочилось. Поскольку в гражданскую войну Миллер командовал на Севере, и в отличие от Кутепова, персональные качества Скоблина знал недостаточно, тому удалось выдвинуться. В 1935 г. он был назначен начальником "внутренней линии" — то есть контрразведки РОВС, занимавшейся не только выявлением и разоблачением советских интриг, но и подбором кадров для нелегальной работы в СССР! Нетрудно понять, какие богатейшие возможности это открывало для чекистов. Правда, уже тогда начали возникать некоторые подозрения. К выводу о предательстве во "внутренней линии" пришло руководство НТС — об этом свидетельствовали наблюдения Г. Е. Прилуцкого, который, как уже отмечалось, едва избежал гибели, воспользовавшись каналом РОВС. Был собран ряд других данных, и в 1935 г. все доказательства были представлены Миллеру. Одновременно и военная разведка Финляндии, находившаяся в хороших отношениях с Миллером, предупредила его, что подозревает Скоблина в связях с ОГПУ. Это обвинение разбиралось судом чести старших генералов, однако весомых доказательств обнаружено не было, а по одним лишь косвенным подозрениям возложить такую вину на заслуженного боевого товарища не сочли возможным. Ограничились тем, что в конце 1936 г. отстранили Скоблина от работы во "внутренней линии", а в остальном — даже дружеских отношений не порывали…

Но гораздо чаще агентуру из эмигрантов использовали для самых грязных игр и провокаций. Например, когда понадобилось опровергнуть компрометирующие документы Коминтерна, попавшие в руки западных держав и объявленные в Москве «фальшивками», было принято во внимание то обстоятельство, что некоторые безработные эмигранты действительно подрабатывали фабрикацией всевозможных фальшивок, которые пытались продать иностранным разведкам (а то и советской — несколько таких «документов» о "польском заговоре против СССР" было куплено советским посольством в Варшаве). И разыгралась весьма подозрительная история. В правой газете «Руль» было помещено платное объявление, что "Русское информационное агентство «Руссино» принимает заказы на сведения о деятельности Коминтерна и информацию о положении в России". Директором агентства значился некто С. М. Дружиловский. И вскоре после такой рекламы этот Дружиловский был задержан на советской границе — якобы шел собирать заказанную информацию. А на суде взял на себя авторство всех «фальшивок», от которых открещивался Коминтерн, вплоть до скандального "письма Зиновьева". Что и было растиражировано советскими газетами. Комментарии, похоже, излишни.

Возможно, этого показалось мало, и в том же направлении была организована еще одна акция. В Берлине, где советские позиции были особенно сильны, и многие полицейские с чиновниками давно куплены, за подделку документов арестовали эмигрантов Орлова и Павлуновского. И когда их судили за мошенничество, процесс кем-то очень крупно подпитывался. Столь плевенькое и заурядное дело получило вдруг широкое освещение в печати. Обвинение почему-то пыталось приплести Орлову и Павлуновскому все те же коминтерновские «фальшивки», совершенно не относящиеся к теме. А авторитетный эксперт д-р Фосс с какой-то стати решил от частного случая перейти к обобщенным выводам и выдал заключение, что "от русских эмигрантов нельзя брать никаких сообщений о русских делах". То есть, и о терроре, голоде, раскулачивании — все такие сведения, попадающие по каналам Русского Зарубежья, заранее объявлялись недостоверными.

В 1932 г. бывшим офицером П. Горгуловым был убит президент Франции Поль Думер. Представители 78 эмигрантских организаций срезу же выступили с осуждением теракта, все лидеры партий и движений отреклись от связей с Горгуловым. Сам он, алкоголик и психически неуравновешенный человек, так и не смог толком ответить, кто его науськал на убийство, и унес эту тайну в могилу. Но как раз в данное время французское правительство затягивало подписание пакта о ненападении с СССР, и тормозил его именно Думер. Разумеется, после его смерти, да еще и от руки «белогвардейца», пакт был подписан. Поэтому вполне обоснованными выглядят версии газеты «Возрождение», приводившей доказательства связи Горгулова с советскими спецслужбами.

А на базе «сменовеховских» и «возвращенческих» организаций чекистами стали создаваться откровенно прокоммунистические центры. Была организована даже «своя» масонская ложа «Гамаюн» ярко выраженной советской ориентации. Сотрудники «сменовеховских» изданий, которые еще не порвали с этим движением или не выехали в СССР (и не погибли там), постепенно становились обычными платными работниками большевистской пропаганды. А "Союз возвращения на родину" преобразовался в "Союз друзей советской родины". Собственно, «возвращенцы» в России были уже не нужны. Массовое заманивание эмигрантов давно себя исчерпало, а что касается одиночек, то в сталинских лагерях и без них уже хватало рабочей силы. И тех, кто иногда еще продолжал «поклевывать» на старые удочки, предпочитали использовать на месте. Им объясняли, что надо сперва доказать «лояльность» и втягивали в шпионскую, диверсионную, террористическую деятельность. А дальше они и сами оказывались на крючке, работая по указкам резидентов. В 1936 г., когда началась гражданская война в Испании, 300 таких «возвращенцев» направили туда сражаться за республиканцев. Это было дешевле и проще, чем переправлять советских военных. И кому бы пришло в голову жалеть, что третья часть из них погибла?

В 1937 г. НКВД использовал "Союз друзей советской родины" для охоты на важных невозвращенцев. Группа членов этой организации во главе с неким Ковалевым предприняла несколько попыток устранить Бармина, а когда в Швейцарии был застрелен Рейсе, полиция установила, что один из убийц принадлежал к "друзьям советской родины". После ареста он дал показания на других членов той же самой группы Ковалева. Однако им удалось скрыться тоже в Испанию, под крылышко штаб-квартиры НКВД в Барселоне.

Заклятые друзья

Отношения между СССР и Германией в течение всех 20-х и начала 30-х гг. продолжали носить особый характер. И даже попытка Москвы организовать у немцев революцию в 23-м не привела к окончательному разрыву альянса. Тот же военный министр фон Сект, возглавлявший подавление коммунистических восстаний, предпочитал подходить к вопросу сугубо прагматически, и считал, например, более важным, что через СССР можно успешно решать проблему обеспечения боеприпасами, поскольку и это тормозилось ограничениями Версаля — и в 1924 г. через подставную фирму «Метахим» советской промышленности был передан заказ на 400 тыс. трехдюймовых снарядов к полевым орудиям, выполненный в течение двух лет. Продолжало развиваться и сотрудничество по достигнутым прежде договоренностям в военно-технической области. В 1924 г. начал функционировать авиационный центр в Липецке для совместных испытаний техники и обучения германских летчиков. В 1926 г. аналогичный центр для танковых войск под названием «Кама» был создан под Казанью, а химический центр обучения и полигон — в местечке Подосинки. Впоследствии этот центр переместился в окрестности г. Вольска Саратовской обл., где возникла база «Томка». Все обучаемые в этих заведениях немецкие офицеры временно увольнялись из Рейхсвера и становились "служащими частных предприятий".

Но справедливости ради следует отметить, что периодически появляющиеся в наше время сенсационные статьи и телепередачи о том, будто Советский Союз таким образом сам вооружил своего будущего врага и врага всего цивилизованного мира, все же далеки от истины. Потому что большинство проектов военно-технического сотрудничества, рожденных в эйфории 1921-22 гг. так и остались на бумаге или зависли на уровне переговоров. Так, для Круппа предлагаемые ему условия концессии ленинградских заводов оказались неприемлемыми. Недалеко продвинулись и планы химического предприятия по производству иприта. Переговоры о совместном производстве самолетов «Альбатрос» и подводных лодок кончились ничем. А строительство заводов «Юнкерса» в Филях и Харькове хотя и началось, не было доведено до конца. Там год за годом накапливались взаимные претензии по срокам, финансированию, качеству работ, разразился грандиозный скандал со взяточничеством советских начальников, за мзду смотревших сквозь пальцы на невыполнение фирмой своих обязательств, и в 1927 г. российская сторона расторгла договор с выплатой «Юнкерсу» 3,5 млн. руб., а превратившиеся в «долгострой» так и недооборудованные заводы взяла под свое управление. Ну а предложение выпускать на советских заводах вооружение и военную технику для Германии в обмен на немецкие патенты тоже реализовано не было. Во-первых, из-за промышленной отсталости СССР Рейхсвер предпочел закупать оружие в Швеции, Бельгии и других западных странах — так что заказ трехдюймовых снарядов был единственным в своем роде. А во-вторых, тогдашние немецкие «демократы» грешили теми же привычками, что российские образца 1990-х, и на любое нарушение своим государством наложенных санкций норовили настучать державам-победительницам.

Тем более, что без последствий коминтерновская авантюра все же не осталась, и в 1924-26 гг. российско-германское сближение серьезно затормозилось. После революционных событий сформировалось мощное антисоветское крыло во главе с бывшим рейхсканцлером и министром иностранных дел Г. Штреземаном, видевшее "наименьшее из зол" в сближении с Западом. Примыкали к нему многие видные финансово-промышленные тузы. В военной среде сторонниками западной ориентации выступили столь популярные военачальники Первой мировой, как генералы Гофман и Людендорф. Характерно, что как раз они-то большевиков знали лучше других — один был начальником штаба Восточного фронта и возглавлял германскую делегацию на переговорах в Бресте, другой фактически командовал Восточным фронтом и сам принимал участие в засылке Ленина в Россию.

Особенно усилились позиции этого крыла после принятия 16. 8. 1924 г. на Лондонской конференции Антанты американского плана Дауэса, предусматривающего для облегчения бремени репараций и восстановления экономики Германии предоставление ей западных займов и кредитов. И хотя сторонники просоветской линии — министр иностранных дел барон Мальцан, посол в СССР граф Брокдорф-Ранцау и др. вели настойчивую борьбу, пытаясь предотвратить изменение ориентации, ситуация складывалась не в их пользу. Например, одному из промышленных королей Тиссену удалось повлиять на своего коллегу Круппа, переманив его из "восточного лагеря" в свой. В 1926 г. Штреземан инициировал кампанию скандальных разоблачений в парламенте, заложив таким образом Западу контакты Рейхсвера с коммунистами, в частности — все ту же поставку 400 тыс. снарядов, и в результате скандала вынужден был уйти в отставку фон Сект. На основании полученных разведданных Уншлихт докладывал Сталину, что Германия пытается использовать проявленные к ней послабления и через своих представителей ведет переговоры в Англии и Франции, надеясь добиться разрешения на создание собственной военно-технической базы вместо обходных маневров с СССР.

С другой стороны, и в Кремле наблюдалось охлаждение к прежним проектам. Провал авантюры 1923 г. вызвал сомнения в быстрой победе революции в Германии. Не было уже такого ярого германофила, как Ленин, а вслед за ним был отстранен от активной деятельности и Троцкий, один из авторов «немецкого» плана. И в это же время рост рабочего и забастовочного движения во Франции породил новые теории, что предпосылки к победе социализма сильнее именно в этой стране (а Троцкий, следовательно, ошибся). Потом взяла верх линия Сталина на построение социализма в одной стране…

Однако очень скоро маятник качнулся в обратную сторону. В Германии эйфория дружбы с Западом исчерпала себя еще быстрее, чем дружбы с коммунистами. О каких-либо послаблениях в сфере военных запретов англичане с французами и слышать не хотели. А между тем, в раздираемой внутренними смутами соседней Польше в августе 1926 г. произошел переворот — к власти там пришел маршал Пилсудский и установил жесткий режим «санации», т. е. оздоровления государства, в результате чего Польша быстро стала оживать, превращаясь в довольно сильную и милитаризованную страну. И ко всему прочему, задиристую, строящую внутреннюю и внешнюю политику на принципах откровенного национального шовинизма. Причем во всех спорных международных вопросах поляки неизменно получали поддержку Франции, делавшей на них ставку. А отношение западных держав к Германии в 20-х годах, по сути, не отличалось от их отношения к Ираку или Югославии в 90-х, определяясь в любом случае предвзято. Поэтому и усиление Польши выступало демонстративным орудием диктата и запугивания в отношении немцев. Теоретически, для них создалась угроза, что их страну при желании просто-напросто разделят. И кстати, в тогдашней однополярной мировой ситуации угроза вполне реальная ведь не постеснялись же разделить Чехословакию в 1938-м, когда сочли это нужным.

Что же касается англо-американских кредитов по "плану Дауэса" то постепенно становилось ясно, что они вовсе не являются панацеей от всех бед, потому что сами по себе закабаляют страну не хуже военных репараций, а попутно ставят национальную экономику и финансы в зависимость от США и Великобритании. И, наконец, в результате усиления этой зависимости, американский кризис 1929 г. сразу перекинулся на Германию, перечеркнув все ее попытки выбраться из послевоенных бед и опрокинув в состояние новой экономической катастрофы. В первую очередь, просоветские настроения возобладали в военной среде, тем более что Гофман, самый ярый выразитель противоположной точки зрения, уже умер, а его единомышленник Людендорф, утратил веру в возможность союза с Западом и разочаровался в позиции западных держав. В докладе преподавателей академии им. Фрунзе, представленном ими после командировки в Германию и направленном начальником академии Эйдеманом, на имя Ворошилова, говорится: "Германский Генштаб по нашим наблюдениям видит единственную реальную силу, могущую дать прирост его военной мощи, это — дружеские отношения с Советской Республикой. Наличие общего противника — Польши, опасного для Германии вследствие географических условий, еще более толкает германский Генштаб на пути тесного сближения с Советской Россией. Средние круги офицеров Генштаба, состоящие в Министерстве Рейхсвера на службе штаба, не скрывают своего враждебного отношения к Франции и Польше и своей искренней симпатии к Красной Армии".

Но и у советского руководства интерес к немцам в данный период снова стал повышаться. Польша выступала вероятным противником не только для Германии, а и для СССР. Ее агрессивные претензии распространялись не только на Данциг и Померанию, но и на Белоруссию с Украиной. И коммунистов Пилсудский преследовал не менее настойчиво, чем немецких националистов. А в самой Германии по мере того, как у народа открывались глаза на позицию Запада, опять стал стремительно расти рейтинг левых партий — за восемь лет с 1924 по 1932 гг. их электорат увеличился на 3 млн. 329 тыс. избирателей. То есть, в представлении советских правителей, страна снова приобретала черты зреющего яблока, которое рано или поздно должно достаться им. И пошел раскручиваться очередной виток "дружбы".

Снова активизировалось военно-техническое сотрудничество. 26. 2. 1927 г. устаревшая «крыша» для операций в этой области, ГЕФУ, была реорганизована в ВИКО ("Виртшафсконтор" — "Экономическая контора"). Ее представителями в СССР стали полковник фон дер Лит-Томсен и доктор Цур-Лойс. Так и не найдя взаимопонимания у держав демократического лагеря, опять потянулись к контактам немецкие военные промышленники. В апреле 1929 с фирмой «Крупп» было достигнуто соглашение "в области специального военного производства". Фирма обязалась предоставить "в распоряжение русской стороны накопленный опыт в лабораториях и на полигонах, во внешней баллистике, в области производства материалов для военного снаряжения, обработки и режима обращения, а также в области взрывчатых веществ и порохов". Предлагалась и консультативная помощь русским заводам и институтам специалистами фирмы. За все это Крупп просил 1 млн. 850 тыс. долл., а также чтобы "опыт, накапливаемый в русских условиях по системам, сконструированным в КБ фирмы или по системам, в разработке которых принимали участие германские конструктора в Советском Союзе, взаимно передавались бы фирме "Крупп".

В том же году был заключен еще более выгодный для русских договор с фирмой «Рейнметалл», которая обязалась наладить на советских заводах выпуск некоторых своих разработок — 3-дюймового зенитного орудия, 150-мм миномета, 37-мм противотанковой пушки, 20-мм пулемета, 6-дюймовой гаубицы и 37-мм автоматической зенитной пушки. Фирма гарантировала начало серийного выпуска данных систем в 1931 г., обеспечивая всю необходимую техническую помощь и консультации, запросив за это 1 млн. 125 тыс. долл. Кроме того, предлагалось в конструкторских бюро «Рейнметалла» производить разработки по советским заказам на сумму 200 тыс. долл. ежегодно. (Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. "Фашистский меч ковался в СССР". М., 1992). То есть, как видим из условий сделок, и здесь речь не шла о "вооружении будущего агрессора". Просто фирмам по производству военной техники, оказавшимся в трудном положении, требовались наличные деньги, точно так же, как нынешним российским предприятиям ВПК, а в смысле вооружения выигрывала советская сторона, преодолевая техническую отсталость 20-х годов, в которой очутилась из-за истребления и эмиграции собственных специалистов.

Но вот в подготовке армейских кадров Гитлеру действительно крупно помогли. Успешно пррдолжали функционировать те же учебно-испытательные центры «Липецк», «Кама» и «Томка». В Липецке прошли обучение почти все знаменитые асы и военачальники будущих Люфтваффе. В «Каме» учился танковому делу такой полководец как Гудериан. В 1931 г. на обучении и стажировке в СССР находился сразу целый букет военачальников грядущей войны — Кейтель, Манштейн, Браухич, Модель, Кестринг, Горн, Крузе, Файге, Кречмер и др. Германские делегации часто приезжали в рабочие командировки для обмена опытом, приглашались на все учения и маневры Красной Армии. И, например, генерал фон Бломберг, будущий военный министр Гитлера, признавался, что в период этого сотрудничества стал "почти большевиком". Многим офицерам в ходе таких стажировок и маневров довелось познакомиться с местами, где они впоследствии будут вести сражения. Так, Кейтель и Браухич побывали на учениях Белорусского военного округа, Модель был прикомандирован к советским частям на Дону, Кестринг в Курске, Гудериан — на Украине.

Правда, стоит упомянуть и тот факт, что советских военачальников и командиров тоже приглашали в Германию. В разное время там побывали в командировках Тухачевский, Уборевич, Якир, Триандафиллов, Егоров, Корк, Федько, Белов, Баранов, Меженинов, Катков, Зомберг, Даненберг, Степанов, Венцов, Калмыков, Дубовой, Примаков, Левандовский, Левичев, Лацис, Лонгва, Котов, Германович и др. Но вот им-то знания, полученные об этой стране и ее вооруженных силах, уже не пригодились, потому что к началу войны никого из них не осталось в живых. Но до войны СССР с Германией было еще далеко, и в то время она показалась бы невероятной не только "товарищам по оружию", но и опытным политикам. В своем донесении за 1930 г. британский посол в Берлине Г. Гумбольд сообщал министру иностранных дел А. Гендерсону: "В минувшем году все выглядело так, как будто сторонники сближения с восточным соседом взяли верх в военной политике Германии. И что политика эта концентрируется вокруг более тесного сотрудничества с Россией. Советские офицеры неоднократно присутствовали на маневрах в различных частях Германии, а генерал фон Бломберг с группой штаб-офицеров отправился с какой-то секретной миссией в Россию… Хотя политические отношения между Германией и Советской Россией в данный момент и не отличаются особой сердечностью, тем не менее, создается впечатление, что военные германские власти намерены поддерживать тесную связь со своим будущим могучим союзником, в случае возможного конфликта с Польшей".

Продолжались и давние контакты на уровне спецслужб. До нас дошло принятое в 1929 г. постановление Политбюро ЦК ВКП(б) "О существующих взаимоотношениях с Рейхсвером", где один из пунктов посвящен работе спецслужб. В графе «Слушали»: пункт "в) О контакте разведывательной деятельности РККА и Рейхсвера против Польши с целью обмена разведывательными данными о Польше и совместной разработки данных мобилизации и развертывания польской армии".

В графе «Постановили»: "Обмен разведывательными данными о Польше и совместное обсуждение развертывания польской армии признать целесообразным. Предложение об установлении совместной организационной работы обеих разведок отклонить".

То есть, как мы видим, немцы были готовы даже на «организационное» объединение шпионских сетей для проведения совместных операций, хотя большевики поостереглись допускать их в свои структуры. В архивах сохранилась и записка полпреда в Берлине Хинчука в Москву от 1. 3. 1932 г., касающаяся новых предложений о совместной с Германией разведке против Польши (ЦГАСА, ф. 33987, оп. З. д. 342, л. 180). И Ворошилов дал на это согласие своим письмом от 12. 3. 1932 г. (там же, л. 179–180).

СССР и Германия действительно считали себя вероятными союзниками. И момент, когда предстояло выступить плечом к плечу, казался не за горами. В 1932 г. под руководством Тухачевского был разработан детальный план по разгрому Польши. И некоторые его элементы впоследствии были использованы в аналогичном немецком плане — массированные бомбардировки Варшавы, расчленение польской обороны ударами механизированных бригад и корпусов. Только тогда еще малочисленному и ограниченному в вооружении Рейхсверу до подобных возможностей было далеко, поэтому эти действия отводились на долю советских войск. В приложенной к плану пояснительной записке для Сталина Тухачевский обосновывал, что готовность к реализации может быть достигнута уже к концу 1932 г. Также указывалось: "В настоящей записке я не касался ни Румынии, ни Латвии. Между прочим, операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии".

О том, какая роль отводилась Германии, свидетельствует сценарий военно-штабной игры немецкого Генштаба, проведенной в июне 1933 г. По ее исходным данным предполагалось, что между Берлином и Москвой заключен тайный договор. СССР начинает войну против Польши. Франция, не знающая о существовании договора, вмешивается на стороне поляков. Но в этот момент Германия занимает позицию вооруженного нейтралитета и неожиданно для Запада объявляет всеобщую мобилизацию (заодно перечеркивая тем самым Версальский договор). В результате Франция и ее союзница Чехословакия оказываются в замешательстве, в связи с новой внезапной угрозой не могут оказать Польше реальную помощь, и она подвергается быстрому разгрому со стороны Красной Армии, а ее разбитые войска вынуждены отступать в Восточную Пруссию, где их интернируют.

Действительно ли Сталин в начале 30-х замышлял такую войну? Современные искатели сенсаций (Б. Соколов и др.) дают на этот вопрос однозначно положительный ответ. И приводят, вроде бы, логичные и исчерпывающие доказательства — сосредоточение в это время у западных границ дополнительных контингентов советских войск. И в самом деле, факты говорят о том, что подобную возможность Иосиф Виссарионович рассматривал. Как уже отмечалось, с 29-го он вернулся к проектам мировой революции, активизировал военную сторону деятельности Коминтерна — очевидно, под влиянием охватившего все страны глобального кризиса. И военного пути он тоже не исключал. Например, на XVII съезде партии в 1934 г. говорил, что грядущая война "наверняка развяжет революцию и поставит под вопрос само существование капитализма в ряде стран, как это имело место в ходе Первой мировой войны". Надо думать, и Польшу прихватить по случаю он бы не отказался. Если бы это было так просто…

Но дело в том, что по натуре Сталин не был безрассудным авантюристом. И ради сомнительного территориального выигрыша рисковать всем государством, — которое стало уже его государством, он вряд ли отважился бы. В отличие, скажем, от Троцкого или его выдвиженца Тухачевского, автора плана. Стоит вспомнить, что Тухачевского и в гражданскую били все, кому не лень, и именно по причине чрезмерно азартных игр. В сентябре 19-го уже несколько раз разгромленный Колчак нанес ему жестокое поражение, поставив армию на грань уничтожения — из-за того, что Тухачевский зарвался в преследовании. Зимой 20-го он крепко получил от Деникина, бросившись в шапкозакидательское наступление. Ну а чем закончился его безоглядный рывок на Варшаву, хорошо известно. И все данные свидетельствуют о том, что в 32-м возможности Красной Армии он тоже серьезно преувеличивал. К большой войне она была явно не готова — это отмечают большинство исследователей, как советских, так и зарубежных.

Механизированных бригад и корпусов, лихо громивших противника на бумаге, в реальности еще и в помине не существовало, их только предлагалось создать. В качестве яркого примера можно назвать и причину перевода Г. К. Жукова из инспекции кавалерии РККА на командование 4-й кавалерийской дивизией — одно из лучших соединений после упомянутой переброски на запад стало практически небоеспособным. Вынужденное заниматься устройством на новом месте, строительством казарм и конюшен, оно превратилось в "плохую рабочую команду". И, разумеется, в других дивизиях дело обстояло не лучше. Не знать этого Сталин не мог — его ведь информировал не только Тухачевский, но и конкуренты Тухачевского из группировки Буденного. А по меркам начала 30-х Польша и сама по себе была для СССР серьезным противником, да и мировые державы тут уж в стороне не остались бы, несмотря ни на какой кризис.

Наши рекомендации