По делу по обвинению ПАПАКИЦА Александр Васильевич. 6 страница

⁶ См. там же.

В Молдавской АССР вся верхушка местного НКВД, ответствен­ная за проведение в республике массовых операций, на момент проведения собраний уже была снята с должностей и арестована, а освободившиеся места заняли новые руководители¹. Аналогично со­бытия разворачивались и в Харьковской области². Что же касается Киевской, Сталинской и Винницкой областей, то здесь на заседаниях непосредственно присутствовали руководители УНКВД, персональ­но ответственные за карательные акции, проводимые весной 1938 г.³

Так, в Сталинской области (до 3 июня 1938 г. Донецкой области) с оправдательной речью выступил начальник УНКВД П. В. Чистов, официально назначенный на эту должность 26 февраля 1938 г. и ко­торый тем не менее уже 7 февраля 1938 г. подписывал протоколы тройки⁴. В Киевской области «каялся» находившийся на своем по­

¹ Л. Т. Широкий, занимавший в ходе «кулацкой операции» один из руко­водящих постов в УНКВД по Черниговской области, 20 мая 1938 г. был на­значен народным комиссаром внутренних дел Молдавской АССР. Его арест последовал 27 сентября 1938 г. В соответствии с приказом НКВД СССР № 00638 от 29 сентября 1938 г. «за провокацию в следствии, вымогатель­ство от арестованных ложных показаний и подлоги в протоколах допросов» Широкий подлежал осуждению, но умер, не дождавшись судебного разби­рательства, в заключении. См.: Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД, 1934-1941... С. 448-449. Н. В. Лютый-Шестаковский, возглавлявший НКВД Молдавской АССР с 29 декабря 1937 г. по 22 марта 1938 г., вплоть до 17 ноября 1938 г. занимал должность заместителя начальника Особого отде­ла ГУГБ НКВД Киевского военного округа, затем был отправлен на работу в лагерные структуры НКВД. См. там же. С. 279-280.

² Г. М. Кобызев занимал пост начальника УНКВД по Харьковской об­ласти с 20 мая 1938 г. по 15 января 1939 г. В этом качестве он не принимал участия в «кулацкой операции», но руководил реализацией в области «на­циональных операций». На совещании Кобызев зачитывал текст постанов­ления от 17 ноября 1938 г. См. там же. С. 235-236.

³ См. документы № 200 и 206 в настоящем издании; «Протокол опе­ративного совещания личного состава УНКВД по Винницкой области» от 25 ноября 1938 г. // ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 31 (1951 г.). Д. 39.

⁴ См.: Никольский В. «Кулацкая операция» НКВД 1937-1938 гг. в укра­инском Донбассе и ее статистическая обработка // Сталинизм в советской провинции 1937-1938 гг.... С. 785-843. В отличие от многих других, Чистов не поплатился за свою работу в качестве начальника областного управления НКВД во время проведения «кулацкой операции». Свой пост он потерял 1 февраля 1939 г., т. е. фактически сразу же после партийного собрания со­трудников УГБ областного управления, но продолжал работать в системе органов НКВД, в частности, в качестве начальника различных ИТЛ. См.: Пе­тров Н. В., Скоркин К. В. Указ. соч. С. 436.

сту начальник УНКВД А. Р. Долгушев¹, а в Винницкой — начальник УНКВД И. М. Кораблев².

Вполне вероятно, что критика снизу подогревалась не только но­выми инструкциями центра, но и участием в собраниях первых се­кретарей обкомов партии и руководителей областной прокуратуры, как это было в случае с секретарем Молдавского обкома КП(б)У В. М. Борисовым³.

В работе совещания сотрудников УНКВД по Харьковской обла­сти приняли участие первый секретарь обкома, член ЦК и кандидат в члены Политбюро ЦК КП(б)У А. В. Осипов и секретарь горкома КП(б)У Сердюк, в Виннице — секретарь обкома и областной про­курор⁴. Именно их присутствие придавало прорабатываемым доку­ментам необходимый вес, хотя на совещаниях УНКВД критика ча­стично была также направлена в сторону партийного руководства и прокуратуры.

Сотрудники УНКВД низшего и среднего звена возлагали в сво­их выступлениях ответственность за все «перегибы» и «искривле­ния», а также за разрыв с партийной работой в первую очередь на разоблаченных «врагов народа», занимавших ранее ключевые посты в руководстве НКВД Украины (В. А. Балицкий, И. М. Леплевский, А. И. Успенский) и в областных УНКВД. Несколько рядовых со­трудников НКВД Молдавии также обвиняли в нарушениях своих непосредственных начальников⁵. Основной тезис фактически всех оправдательных выступлений был следующим: их завалили работой, постоянно подгоняли и в результате они работали без какого-либо отдыха⁶. «Я лично кончал работу, начиная с августа 1937 года по

¹ С 28 мая 1938 г. по 15 января 1939 г. занимал должность начальника УНКВД по Киевской области. Арестован в 1939 г. Во время «кулацкой опе­рации» работал в республиканской структуре союзного НКВД — в 6-м от­делении 5-го отдела (до 23 октября 1937 г.), потом — в 5-м отделении (до 24 февраля 1938 г.). С 24 февраля до 28 мая 1938 г. занимал должность на­чальника 1-го отдела УГБ НКВД СССР. См.: Петров Я. В., Скоркин К. В. Указ. соч. С. 178.

² См.: «Протокол оперативного совещания личного состава УНКВД по Винницкой области» от 25 ноября 1938 г. // ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 31 (1951 г.). Д. 39.

³ См. документ № 196 в настоящем издании.

⁴ См. документ № 199 в настоящем издании; «Протокол оперативного совещания личного состава УНКВД по Винницкой области» от 25 ноября 1938 г. // ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 31 (1951 г.). Д. 39.

⁵ См. документ № 196 в настоящем издании.

⁶ См. документ № 204 в настоящем издании.

25-ое июня 1938 года, в 6-7 часов утра. Я, не зная отдыха, очень часто без выходных дней, не имел времени, чтобы уделить внимание себе, детям своим, которых я должен воспитать в большевистском духе», — заявлял сотрудник УНКВД по Киевской области Я. С. Ротштейн¹. Только после подобных ритуальных слов выступавшие признавались, что в ходе операции практиковались массовые аресты, упрощенный и поверхностный порядок следствия. Но когда речь заходила о кон­кретных вещах, то ораторы крайне редко изобличали себя, под огонь критики обычно попадали другие.

Обвинителей и критикуемых на собраниях объединяло то, что в своих выступлениях они старались утихомирить страсти и припи­сать совершенным ошибкам² исключительный характер³. Так, на­чальник 1-го спецотделения по борьбе с троцкистским подпольем УНКВД по Сталинской области Е. В. Сапожников заявлял: «[...] на­ряду с явными врагами народа, о чем подтверждают нам ежедневно гласные суды, могла попасть на тройку и осуждена часть невинных людей, хотя эти случаи были единичными»⁴. Ему вторит бывший член тройки П. В. Чистов: «Я не согласен с тем, что мы арестовали всех подряд»⁵. Начальник 3-го отдела УГБ УНКВД по Сталинской области И. П. Меткий даже процитировал указания заместителя нар­кома внутренних дел СССР Л. Н. Вельского, которые он дал во время посещения Сталинской области: «[...] где лес рубят, там щепки летят. Это не важно, если расстреляют 100 человек невиновных, так как при такой операции, возможно, какая-то часть людей могут быть ошибоч­но арестованы»⁶.

Когда же в выступлениях речь заходила о применении пыток, в особенности об избиениях подследственных, то ораторы стремились преуменьшить размеры и степень их применения⁷. Так, П. В. Чистов утверждал, что только в отношении «наиболее злобных врагов» по его специальному разрешению применялся «усиленный режим»⁸.

¹ См. документ № 199 в настоящем издании.

² Типичную риторику по поводу ошибок см.: Документы № 205 и 208 в настоящем издании.

³ Смягчающие слова — «иногда», «имели место» и т. п. употреблялись многократно. Приведенные здесь примеры являются лишь выборкой.

⁴ Документ № 206 в настоящем издании.

⁵ Там же.

⁶ Там же.

⁷ Аргументацию наркома внутренних дел УССР А. 3. Кобулова в защиту органов НКВД см.: Документ № 203 в настоящем издании.

⁸ Документ № 206 в настоящем издании.

Только в очень редких случаях критикуемые руководители, как это было в случае с А. Р. Долгушевым, защищались, обвиняя весь аппарат органов: «Все применяли эти методы насилия», а имен­но — «конспиративно»¹. Сотрудник УНКВД по Сталинской обла­сти Лыфарь обвинял подчиненных, заявив, что многие следователи фальсифицировали протоколы допросов обвиняемых, и потребовал наказания для себя².

Сравнительный анализ четырех стенограмм партийных собраний работников НКВД УССР позволяет выявить интересную тенденцию. Непосредственно сразу после 17 ноября критика в адрес начальства была сдержанной и абстрактной, а основной ее целью было возвра­щение органов НКВД под контроль партии. Фактически никто не стремился объективно разобраться в сложившейся ситуации, поэто­му никакого облегчения жертвам завершение массовых операций не принесло. Напротив, на этой ранней фазе явственно выделяется, особенно на районном уровне и у бывших сотрудников НКВД рай­онного уровня, занявших вакантные места в областных управлениях, недоумение по поводу критики нарушений «социалистической за­конности». В первую очередь руководители райотделов НКВД под­черкивали, что задача искоренения врагов — эсеров, попов, кулаков и т. д. — еще не решена. Так, начальник Ахтырского райотдела УНКВД по Харьковской области Сафигин заявил: «Наш район в прошлом поражен контрреволюционным элементом, да и сейчас»³. В резолю­ции закрытого партсобрания Дзержинского райотдела УНКВД по Сталинской области от 26 ноября 1938 г. по поводу работы отдела за период с апреля по ноябрь 1938 г. констатировалось: «[...] партор­ганизация р/о НКВД и милиции провели большую работу в разрезе решений февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) [...] в очистке наших шахт, заводов, колхозов, совхозов и МТС от всякого к/р отре­бья и уголовного элемента»⁴. Представители областного партийного руководства также в конце концов поддержали в ноябре 1938 г. ли­нию только выборочного и ограниченного расследования нарушений «социалистической законности». Одним из первых об этом заявил секретарь Молдавского обкома КП(б)У В. М. Борисов. Вместе с тем он утверждал: «Большое количество людей, репрессированных орга­нами НКВД, были, безусловно, махровыми врагами [...]. Нужно, что­бы дисциплина в органах не пошатнулась, несмотря на то, что здесь

¹ Документ № 206 в настоящем издании.

² Там же.

³ Другие примеры см. в документе № 199 настоящего издания.

⁴ См. документ № 197 в настоящем издании.

свободно критиковали начальников»¹. Первый секретарь Харьков­ского обкома КП(б)У А. В. Осипов также отмечал: «Разве массовые операции и упрощение методов следствия и суда были не нужны? Нет, они были нужны»².

Но позднее процесс обсуждения и выявления нарушений в след­ствии стал более динамичным, а тон его — более острым. Назывались имена, прямой критике подвергались конкретные лица. Сотрудники НКВД обвиняли друг друга, иногда даже уличали сами себя и за­нимались самокритикой. В ходе собраний назывались конкретные случаи нарушения «социалистической законности». Кроме того, все чаще задавался вопрос, где в решающий момент были партия и про­куратура, и здесь также звучали конкретные имена. «У нас прокурор подписывал, не разбираясь, любые документы», заявлял сотрудник УНКВД по Сталинской области Лыфарь³. В этом управлении в ян­варе 1939 г. стали раздаваться голоса, требовавшие проведения рас­следования нарушений «соцзаконности» и наказания виновных, не­взирая на лица⁴.

7.3. ДОКУМЕНТЫ НКВД О ПРОВЕДЕНИИ ОПЕРАЦИИ

Одним из основных источников изучения механизма проведения «кулацкой операции» в Украине являются, как указывалось выше, протоколы четырех партийных собраний сотрудников областных УНКВД, датированные ноябрем 1938 г. — апрелем 1939 г. В частно­сти, стенограммы собраний позволяют ответить на наименее иссле­дованный вопрос: каким был критерий отбора жертв? Как правило, исследователи при изучении первого этапа операции согласно прика­зу № 00447 исходят из того, что арестовывались лица, находившиеся на оперативном учете. Но возникает вопрос, почему большинство из них попали в жернова репрессий только в ходе реализации приказа № 00447?⁵

¹ Самым важным для В. М. Борисова было подчеркнуть восстановление партийного главенства над областным и районными аппаратами НКВД. См. документ № 196 в настоящем издании.

² См. документ № 199 в настоящем издании.

³ См. документ № 206 в настоящем издании. Аналогичными по содер­жанию были выступления прокурора военного округа Грезова и сотрудника УНКВД по Харьковской области Гноевого. См. документ № 199 в настоящем издании.

⁴ См. документ № 183 в настоящем издании.

⁵ Часть людей, которые были осуждены в рамках приказа № 00447, перед началом операции уже находилась в заключении.

Позиция руководящего сотрудника УНКВД по Сталинской об­ласти Лыфаря по этому поводу была такая: «В области производства арестов был допущен ряд случаев, когда арестовывались по спискам, без санкции прокуратуры, по маловажным причинам» (курсив наш. — Авт.)¹. В комбинации с рапортом заместителя начальника 3-го от­дела УГБ УНКВД по Ворошиловградской области Гнутова от 14 ян­варя 1939 г. о проведении массовой операции эти заявления рисуют картину экстремального снижения планки критериев, необходимых для проведения ареста: «Сам Коркунов² разъезжал по районам, что­бы личным участием ускорить выполнение "лимитов". В частности, он приехал в Ворошиловский район³, где, просматривая учеты, писал резолюции о немедленных арестах по одним реагированиям или со­циальному прошлому» (курсив наш. — Лет.)⁴.

Создается впечатление, что в ходе операции арестовывались ис­ключительно те люди, чьи имена были названы во время допросов или прозвучали в показаниях свидетелей: «[...] во второй операции⁵ начали арестовывать по показаниям осужденных [...]», не перепрове­ряя эти данные с помощью дополнительных материалов, как сообщал начальник отдела УГБ НКВД Молдавской АССР Маглеванный⁶.

Сотрудник УНКВД по Сталинской области Добкин пошел еще дальше, заявив: «Когда-то набрали без разбору арестованных, а те­перь мы харкаем кровью [...] аресты проводились компанейски»⁷.

¹ См. документ № 206 в настоящем издании.

² Г. Коркунов был 25 июня 1938 г. повышен и занял должность начальни­ка УНКВД по Ворошиловградской области. Но первые два протокола трой­ки по Ворошиловградской области тем не менее были подписаны Чистовым. Только после этого Коркунов подключился к процессу. См.: Никольский В. «Кулацкая операция» НКВД 1937-1938 гг. в украинском Донбассе и ее ста­тистическая обработка // Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг.... С. 785-843.

³ Только 3 июня 1938 г. Донецкая область была административно разде­лена на Сталинскую и Ворошиловградскую области, в результате чего Воро­шиловский район совместно с другими районами получил областной статус. См. там же.

⁴ См. документ № 204 в настоящем издании.

⁵ Неясно, идет ли здесь речь о второй фазе «кулацкой операции» начиная с января 1938 г. или о проведении осуждения контингентов национальных операций через тройку начиная с 15 сентября 1938 г.

⁶ См. документ № 196 в настоящем издании. Сравните также высказы­вание Долгушева: «Мы часто сажали людей по одному показанию» (см. до­кумент № 200 в настоящем издании).

⁷ См. документ № 206 в настоящем издании.

И все же сомнительно, чтобы под этим подразумевалась полно­стью хаотичная практика преследований. Скорее всего, это выска­зывание подтверждает то, что для рядовых сотрудников НКВД в ходе реализации приказа № 00447 первостепенное значение приоб­рел имеющийся компромат. В результате процесс ведения следствия был поверхностным, без сбора прямых улик. В центре обвинения на­ходились лишь косвенные улики — показания свидетелей и самих обвиняемых. Лыфарь так осуждает имевшуюся практику: «[...] под­ходили подчас огульно к показаниям обвиняемых, идущих на Трой­ку, доверяли следователям и не перепроверяли указанных фактов в показаниях»¹. По этой версии «разоблачение» на основании пока­заний и без того ограниченного числа свидетелей не подкреплялось агентурными материалами².

Помощник особоуполномоченного по Котовскому району Мол­давской АССР Орден признается, что органы НКВД прибегали к услугам платных (штатных) свидетелей, которые по требованию УГБ или милиции давали необходимые для обвинения показания в отно­шении названных им лиц³. Также он признается, что дела частично были фальсифицированы, т. е. что-то из них изымалось, что-то до­бавлялось, что-то гиперболизировалось: антисоветская пропаганда трансформировалась в саботаж и диверсии, середняка превращали в кулака, «одиночки» искусственно объединялись в группы, так как этого требовало начальство⁴. Но это все же не означало полного раз­рыва с общественно-политической и социальной реальностью, под­разумевающего огульный упрек в открытой и систематической фаль­сификации следственных дел.

Для третьего и последнего шага — осуждения тройкой — действо­вали те же самые правила, что и для ведения следствия. Проверка отдельных дел не проводилась: «Члены тройки не занимались пере­проверкой отдельных показаний»⁵. На этом этапе также были рас­

¹ Также и Машков. Ср. документ № 206 в настоящем издании. В случае с партийной организацией Дорожно-транспортного отдела см. документ № 207 в настоящем издании.

² Сравните с выступлением начальника 3-го отдела УГБ Барбарова (см. документ № 199 в настоящем издании).

³ См. документ № 196 в настоящем издании.

⁴ Сравните позицию Машкова и Сапожникова. См. документ № 206 в на­стоящем издании. Барков из Киева сообщал: «Установка Успенского — дать организации». См. документ № 200 в настоящем издании.

⁵ Сравните по этому поводу заявления Вейлера и Храпко. См. документ № 206 в настоящем издании.

пространены различные манипуляции. «Повестки¹ на тройку готови­ли не совсем правильно, корректировались подчас не в соответствии с содержимым материалов следдела, а выдумывались»².

Интересным является то обстоятельство, что военная опасность или международная ситуация имели значение только для высшего областного начальства³. В высказываниях руководителей городского и районного уровня для них не находится места. Это обстоятельство важно в том смысле, что именно на этих уровнях прежде всего осу­ществлялся выбор жертв приказа № 00447.

Дополняют проанализированные стенограммы партийных со­браний УНКВД УССР материалы протокола очной ставки бывшего начальника УНКВД по Винницкой области И. М. Кораблева с на­чальником областной тюрьмы Л. Н. Шириным⁴. Протокол датирован 20 сентября 1940 г.⁵ Речь идет о предварительном следствии в ходе подготовки запланированного судебного процесса, состоявшего­ся 6 мая 1941 г. Кораблев был осужден Военным трибуналом войск УНКВД по Киевской области к 10 годам лишения свободы. Пролог к «делу Кораблева» был, безусловно, драматичным.

После того как 14 января в 1939 г. Кораблева сняли с должно­сти, он осуществил попытку самоубийства. В предсмертном письме И. В. Сталину, отправленном заблаговременно, основной причиной самоубийства он называет недоверие со стороны руководства⁶. Фак­тически аналогичного содержания рапорт от бывшего начальника УНКВД по Винницкой области получил нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия. В рапорте, датированном 18 января 1939 г., чув­ствуются растерянность и обида: «Для меня вполне понятна общая ситуация, однако я не ожидал, что подпаду под общую мерку. Я всего только десять месяцев тому назад выдвинут на должность Началь­ника Управления [...]. По этой должности, как и всю свою жизнь, [...] работал честно, по-партийному, [...] вместе с коллективом провел зна­чительную, полезную работу, направленную на обеспечение успешно­

¹ Речь идет о протоколах тройки, особенно о записях, сделанных под ру­брикой «Слушали» на левой стороне документа.

² Сравните заявление Кириенко. См. документ № 206 в настоящем издании.

³ Сравните с выступлением Борисова (см. документ № 196 в настоящем издании), а также с выступлением Чистова (см. документ № 206 в настоящем издании).

⁴ Л. Н. Ширин стал начальником тюрьмы 20 августа 1938 г.

⁵ См. документ № 208 в настоящем издании.

⁶ См.: Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД, 1934-1941... С. 242-243.

го строительства социалистического общества [...]. Были ли в работе ошибки? — Конечно, были. У кого их не было? Но были ошибки, а не извращения, с последним я решительно боролся, когда они вскрыва­лись, а ошибки исправлял»¹. Следует отметить, что Кораблев после неудачного самоубийства и вплоть до ареста 27 июня 1940 г. работал в отделе кадров ГУЛАГа СССР².

Во время очной ставки с Кораблевым свидетель Ширин сообщил о таком нарушении социалистической законности, как «психическое воздействие»³, применявшееся всеми сотрудниками, о нарушении процессуальных норм ведения следствия, недостаточном контроле сверху донизу и ускоренном ритме ведения следствия⁴. Ценным для исследователя является описание Шириным работы оперативных групп и их ключевой роли в деле быстрого и самочинного проведения арестов и подготовке необходимых документов для рассмотрения дел тройкой⁵.

В показаниях же Кораблева не было ни тени сомнений в своей правоте, ни раскаяния: «[...] я требовал от отделов, [...] поскольку с меня требовали [...], и, по-моему, каждый чекист понимал, что нужно инициативнее работать, так что в этом отношении я ничего особен­ного не нахожу»⁶. Распределение «лимитов» он описывал как про­цесс спроса и предложения⁷. В частности, если имелись квоты, то по договоренности с Успенским Кораблев запрашивал разрешения на арест дополнительных «контингентов». Следует отметить, что в действительности он только однажды затребовал повышения «ли­митов». В ходе очной ставки бывший начальник областного УНКВД признался в том, что не всегда проверял материалы, на основании которых проводились аресты, но своей вины в нарушении социали­стической законности так и не признал⁸. Кроме этого, как свидетель­ствует протокол очной ставки, он так и не понял, почему то, что было разрешено в 1937-1938 гг., внезапно стало преступлением.

¹ См. документы № 208 и 205 в настоящем издании.

² См.: Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД, 1934-1941... С. 242-243.

³ Здесь Ширин использует смягченную формулировку: «Систему при­менения мер физического воздействия я тоже застал». См. документ № 208 в настоящем издании.

⁴ Там же.

⁵ Там же.

⁶ Там же.

⁷ Там же.

⁸ Там же.

7.4. НКВД В ТИСКАХ ПРОКУРАТУРЫ

Сразу же после 17 ноября 1938 г. главной третейской инстанцией, на которую была возложена проверка работников НКВД, стала Ком­мунистическая партия¹. Например, в Калининской области была соз­дана комиссия в составе 25 членов, занимавшаяся проверкой всего аппарата НКВД области. В результате проверки в ее картотеку по­пали 80 сотрудников НКВД, из которых 11 человек не были аттесто­ваны, а 18 чекистов были вызваны на заседание бюро Калининского обкома ВКП(б), где должны были объяснить свое поведение, сохра­нив должности².

Второй по значению проверяющей инстанцией стала прокурату­ра³. Приказ прокурора СССР А. Я. Вышинского от 26 ноября 1938 г. определял ее полномочия. В частности, прокуратура должна была доказать, что органы НКВД систематически нарушали закон, что и было сделано ими без особого труда.

Так, прокурор СССР А. Я. Вышинский в докладной записке нарко­му внутренних дел СССР Л. П. Берии от 20 декабря 1938 г. информи­ровал о следующих происшествиях на самом низком — районном — уровне органов НКВД: «Из показаний сотрудников райотделений НКВД [Горьковской области] видно, что во время операций в 1937— 38 гг. в отделах самого Управления НКВД области избиения аресто­ванных и провокационная фабрикация подложных дел имели широ­кое распространение и носили массовый характер»⁴.

¹ Уже 20 сентября 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о проверке кадров НКВД местными партийными органами. При этом они по­лучили право подтверждать соответствие сотрудников НКВД занимаемым должностям. См.: «Решение № Р 64/57 Политбюро ЦК ВКП(б)» от 20 сен­тября 1938 г. // РГАНИ. Ф. 89. Оп. 73. Д. 12. Л. 1. Сталин в директиве от 14 ноября 1938 г. отдал аналогичное распоряжение о проведении проверки вплоть до уровня районных и городских отделов НКВД. См.: «Директива ЦК ВКП(б) об учете и проверке в партийных органах ответственных сотрудни­ков НКВД СССР» от 14 ноября 1938 г. // Лубянка. Сталин и Главное управ­ление госбезопасности НКВД... С. 604-606.

² См.: Чухин И. Карелия-1937. Идеология и практика террора. Петроза­водск, 1999. С. 131. За 1939 г. в УНКВД по Калининской области было уво­лено «за безобразия» 76 чел., в т. ч. 23 арестовано. РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 580. Л. 41 (сведения А. Г. Теплякова).

³ См.: «Записка прокурора СССР А. Я. Вышинского секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину и председателю Совета Народных Комиссаров СССР В. М. Молотову о проекте приказа № 1/001562» от 26 ноября 1938 г. // Лу­бянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД... С. 618-622.

⁴ Названные здесь преступления имеют отношение к проводимым НКВД операциям по «национальным линиям». См.: «Докладная записка прокуро-

Военный прокурор Пограничных и Внутренних войск УССР Морозов информировал руководство о нарушениях закона в Жито­мирской области, в частности о методах допроса заключенных¹. На основании этого материала был осужден начальник УНКВД по Жи­томирской области Г. М. Вяткин².

В результате проведенной проверки прокуратура предоставила обширный материал о систематических и чудовищных пытках, про­изволе, фальсификации следственных дел и использовании «подстав­ных» свидетелей, который и стал основной причиной арестов и осуж­дений, прежде всего, руководящих сотрудников НКВД и милиции³.

ра СССР А. Я. Вышинского наркому внутренних дел СССР Л. П. Берии о привлечении к уголовной ответственности сотрудников УНКВД в Горьков-ской области» от 20 декабря 1938 г. // История сталинского ГУЛАГа: конец 1920-х — первая половина 1950-х годов... Т. 1. С. 325-326. См. также: «Доклад­ная записка прокурора СССР А. Я. Вышинского секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину и председателю Совета Народных Комиссаров СССР В. М. Мо-лотову о массовых расстрелах и убийствах подследственных работниками УНКВД Житомирской области» от 16 декабря 1938 г. // Там же. С. 312-313. В случае с приговорами тройки также были установлены грубые нарушения законности. См.: «Письменное сообщение прокурора РСФСР Волина про­курору СССР А. Я. Вышинскому о незаконных приговорах троек» от 3 ян­варя 1939 г. // Книга памяти жертв политических репрессий: Ульяновская область / Под ред. Золотова Ю. М. Ульяновск, 1996. Т. 1. Кроме этого см.: «Прокурор СССР А. Я. Вышинский наркому внутренних дел СССР Л. П. Бе­рии о нарушениях в Тамбовском УНКВД» от 21 января 1939 г. // ГА РФ. Ф. 8131. Оп. 37. Д. 139. Л. 119-119 об. Детальный разбор ситуации в Туркме­нии см.: «Докладная записка военного прокурора войск НКВД Туркменского погранокруга Кошарского прокурору СССР М. И. Панкратьеву и исполняю­щему обязанности главного военного прокурора РККА Гаврилову об итогах следствия по делам о нарушениях социалистической законности» в органах НКВД Туркменской ССР» от 23 сентября 1939 г. // История сталинского ГУЛАГа: конец 1920-х - первая половина 1950-х годов... Т. 1. С. 340-359 (в частности, на С. 344-345 содержится информация о нарушениях, допущен­ных в ходе операции согласно оперативному приказу № 00447). Проверялась также работа троек в лагерях. См.: «Докладная записка прокурора СССР М. И. Панкратьева секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину, председателю Со­вета Народных Комиссаров СССР В. М. Молотову о репрессиях в Дальстрое и Севостлаге в 1938-1939 гг.» от 28 сентября 1939 г. // Там же. С. 360-361.

¹ См. документ № 201 в настоящем издании.

² Был арестован 16 ноября 1938 г., а 22 февраля 1939 г. приговорен к выс­шей мере наказания. См.: Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД, 1934-1941... С. 137.

³ См.: «Письмо прокурора СССР А. Я. Вышинского секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину и председателю СНК СССР В. М. Молотову» от 1 февраля 1939 г. // Советское руководство. Переписка 1928-1941 / Сост.

7.5. ПОМОЩЬ И. В. СТАЛИНА ОРГАНАМ НКВД

На этом фоне телеграмма И. В. Сталина от 10 января 1939 г., в которой разъясняется, что ЦК ВКП(б) санкционировал в 1937 г. в исключительных случаях применение «физического воздействия», может быть интерпретирована как маневр, направленный на защиту НКВД, или по меньшей мере, как мера, призванная остановить слиш­ком далеко зашедшую критику в адрес госбезопасности и восстано­вить нарушенный баланс сил¹. Эта критика исходила как из рядов самих органов, так и от партийных организаций, о чем однозначно свидетельствует список получателей телеграммы.