Происхождение и развитие партийных систем

Классификация партийных систем не объясняет ни их многооб­разия, ни различий в их составе. Почему в одних странах сложились двухпартийные системы, а в других нет? Почему в Германии на политической сцене лидируют христианские демократы, а в Великоб­ритании нет политической партии такой идеологической ориентации? Ответить на эти и подобные вопросы можно путем содержательного, а не формального анализа партийных систем. А значит, необходимо вкратце проследить их историческую эволюцию, выделить основные тенденции развития партий и модели межпартийного соревнования. Обо всем этом пойдет речь в настоящем разделе учебника.

Факторы развития партийных систем

Каждая из партийных систем обусловлена спецификой процесса становления национального государства, пережитого страной. Там, где кризисы национального и государственного строительства раз­решались относительно мирно, возникли стабильные и эффектив­ные партийные системы. Продолжают по сей день сказываться и последствия острых конфликтов в тех странах, где эти кризисы про­текали в болезненной форме. Сеймур Мартин Липсет и Стейн Рок-кан выделяют четыре конфликта, оказавших особенно серьезное воздействие на партийные системы: между центром и периферией, государством и церковью, городом и селом, собственниками и ра-

172 Политические партии

бочими. Процесс разрешения первых двух конфликтов исследова­тели называют национальной революцией,последних — промыш­ленной революцией,а их долгосрочным результатом являются «со­циальные расколы»(с/еауа^ез), которые и определяют структуру партийных систем. Рассмотрим эти конфликты более подробно.

Центр против периферии. Это — один из старейших политичес­ких конфликтов, через который прошло большинство стран мира. Например, в Великобритании долго велась борьба между Англией и другими народами, населявшими Британские острова, а в самой Англии — между Лондоном и остальной частью королевства. Про­мышленная революция ослабляет значение этого конфликта, но не устраняет полностью его последствий для партийной системы. Боль­шинство «третьих» партий Великобритании, в том числе самые вли­ятельные из них, носят региональный характер (Шотландская на­ционалистическая партия, «Плайд кимру» в Уэльсе, партии Северной Ирландии). В Испании действуют многочисленные каталонские, баскские, галисийские и другие партии: Квебекская партия в Кана­де насчитывает свыше 150 тыс. членов и нередко возглавляет про­винциальное правительство. В еще большей степени этот феномен распространен в странах «третьего мира» с многопартийной систе­мой. Так, политические партии Дагомеи (ныне Бенин) до 1974 г. стро­ились исключительно на региональной основе.

Государство против церкви. ВЗападной Европе церковь с ее претензиями на наднациональное лидерство была одним из глав­ных препятствий на пути процесса государственной централизации. В протестантских странах этот конфликт был раз и навсегда разре­шен в ходе Реформации. Ныне его последствия мало сказываются на партийных системах этих стран. Иная ситуация сложилась там, где католическая церковь в той или иной мере удержала свои пози­ции, а в особенности — где она была вынуждена сосуществовать с протестантами. После введения всеобщего избирательного права возникли религиозные партии, которые повели за собой значитель­ную часть населения (особенно женщин). И хотя население совре­менной Европы далеко не так религиозно, как в прошлом веке, в некоторых странах эти партии продолжают играть видные полити­ческие роли. По подсчетам Ричарда Роуза и Дерека Эрвина, в За­падной Европе существует по меньшей мере столько же партий, за­являющих о своей опоре на религию, сколько ориентированных на

Происхождение и развитие партийных систем 173

определенный социальный класс (среди клерикальных партий — такие мощные, как ХДС—ХСС в ФРГ, Христианско-демократичес-кий призыв в Нидерландах). Значительную роль играет религия в партийной жизни многих новых демократий. К этому надо доба­вить, что ряд партий сформировался на основе антирелигиозных идеологий, и это тоже следует признать результатом данного конф­ликта. Решительно выступала против католической церкви Ради­кальная партия во Франции. В XX в. атеизм занимал значительное место в программах некоторых коммунистических партий.

Город против села. Первый и наиболее очевидный результат промышленной революции состоял в расширении различий между городом и деревней. Возник новый слой собственников (буржуазия — буквально «горожане»), отношения которых с традиционной зем­левладельческой аристократией были далеко не идиллическими. Этот конфликт приобрел политическое звучание во многих стра­нах. Скажем, в Великобритании он определил политическое проти­востояние Консервативной и Либеральной партий, длившееся на протяжении всего XIX в. Особенно отчетливо сказывается влияние этого конфликта на партийные системы скандинавских стран, где многочисленное свободное крестьянство выступало против финан­сового закабаления городским «средним классом» и, не в последнюю очередь, против проникновения чуждой городской культуры. Партии Центра в Норвегии и Швеции до конца 50-х гг. носили на­звания «крестьянских». Ныне эти партии относятся к числу самых влиятельных в своих странах, хотя конфликт между городом и се­лом в основном уже угас. В Аргентине основная линия раскола и по сей день проходит между «городскими» партиями (прежде всего ра­дикалами) и «сельской» Хустисиалистской партией.

Собственники против рабочих. Непосредственным результатом промышленной революции стало и возникновение социалистичес­ких партий, представляющих интересы рабочих. Характер этих партий зависел от того, как властвующая элита отвечала на требо­вания непривилегированных слоев общества. Там, где элита не про­тиводействовала введению всеобщего избирательного права и, ста­ло быть, интеграции рабочих в политическую систему, эти партии заняли умеренные позиции. В тех же странах, где элита продемонст­рировала меньшую предусмотрительность и гибкость, политичес­кое движение рабочего класса приняло антисистемный характер.

174 Политические партии

Коммунистические партии обычно были особенно сильны в тех стра­нах, где борьба за политические права рабочих была длительной и напряженной.

Перечисленные факторы воздействовали на партийные системы отдельных стран комплексно. Поэтому важно учитывать, как эти конфликты сочетались между собой. Когда они накладывались друг на друга во времени, результатом были крайне плюралистические системы с высоким уровнем межпартийной конкуренции. Примером может служить Северная Ирландия, где конфликтующие стороны — это, с одной стороны, ирландцы, сепаратисты, католики, рабочие, с другой — ольстерцы, юнионисты, протестанты, средний класс. Вооб­ще говоря, конфликт между центром и периферией становится осо­бенно острым и порой неразрешимым, если совпадает с противосто­янием по какому-либо другому признаку. Не удивительно, что многие развивающиеся страны были вынуждены в 60-х гг. перейти к одно­партийным системам: борьба между отдельными регионами и народ­ностями начинала угрожать их территориальному единству. Если это не удавалось сделать вовремя, возникали интенсивные внутренние конфликты. Так, гражданская война в Нигерии унесла свыше милли­она человеческих жизней.

Тем не менее есть пример страны, которая, несмотря на всю глу­бину социальных и религиозных различий, сумела сохранить устой­чивую либеральную демократию. Это Нидерланды, где с давних пор противостоят друг другу три политических блока — протестантс­кий, католический и либерально-секуляристский, а после войны в политическую игру активно включилось также рабочее движение. Каждый блок имеет прочную опору в определенном регионе страны, собственные профсоюзы, газеты, теле- и радиовещание, школы и т.д. Механизм, использованный политиками Нидерландов для того, чтобы избежать интенсивный внутренний конфликт, был определен Арендом Лейпхартом как «консенсусная» (в более ранних работах ученого — «сообщественная») демократия. Ее главные характерис­тики: правительство большой коалиции, включающей, как правило, представителей всех основных блоков; право вето, позволяющее отстоять интересы меньшинств; пропорциональное распределение правительственных заказов и субсидий между общинами; право каж­дой общины самой решать свои внутренние проблемы. В качестве других примеров «консенсусной демократии» иногда называют

Происхождение и развитие партийных систем 175

Австрию, Бельгию и Швейцарию. Разумеется, все эти страны в раз­ной степени справляются со своими трудностями. Характерно, что меньше всего преуспела в этом Бельгия, где на социальные и рели­гиозные различия накладываются еще и этнические.

Надо заметить, что слишком прямолинейное применение тео­рии «социальных расколов», отводящее партиям роль простого от­ражения существующих в обществе конфликтов, может привести к ошибкам. Некоторые зрелые партийные системы строятся по осно­ваниям, далеким от перечисленных выше и сводимым к ним лишь путем непозволительных манипуляций данными. Дело в том, что партии не возникают сами собой как следствие общественных по­требностей, путем «самодеятельности масс». Они создаются властву­ющими элитами, а также элитами, стремящимися к власти (так на­зываемыми контрэлитами). А они, как показывает в одной из своих статей Джованни Сартори, подходят к социальным расколам как к инструментам в своей борьбе за власть. Нуждаясь в поддержке из­бирателей, они могут сознательно пойти на «мобилизацию» тех или иных расколов, но могут оставлять их «немобилизованными», если того не требуют их интересы, или же, напротив, «изобретать» нуж­ные расколы, привлекая внимание общества к той или иной проблеме, а затем делая ее предметом политического противостоя­ния. Подход Сартори, как кажется, приобретает особую важность при изучении процессов становления партийных систем в новых де­мократиях.

«Проблемные измерения»

Мы видели, что в силу разнообразия исторических факторов и современных тенденций развития партийные системы заметно отли­чаются друг от друга по составу. Можно ли разработать формализо­ванную модель, которая позволила бы описывать различные вари­анты межпартийного соревнования? Эта важная задача решается с помощью понятия «проблемных измерений» (1з8ие сИтешюш).

Под «проблемными измерениями» понимают комплексы про­блем, служащих источниками значимых политических разногласий в том или ином обществе. В современной литературе выделяют семь таких комплексов. Некоторые из них прямо обусловлены истори­ческими факторами развития партийных систем. Конфликту между

176 Политические партии

центром и периферией в какой-то степени соответствует «культур­но-этническое измерение» (современный пример — противостояние фламандцев и валлонов в Бельгии), между государством и церко­вью — «религиозное измерение» (ситуация в Северной Ирландии), между городом и деревней — измерение «город — село» (сканди­навские страны). Нет примера страны, где совершенно отсутствова­ло бы следствие конфликта между собственниками и рабочими — «социально-экономическое измерение». Разногласия по этим важ­ным вопросам обычно расценивают как вполне преодолимые в рам­ках существующего политического порядка. Если же значительная часть населения страны склоняется к тому, что она не может дос­тичь своих целей без полного изменения политического строя, то в партийной системе выделяют еще одно проблемное измерение — «поддержку режима». Кроме того, иногда источником разногласий в обществе становится внешняя политика («внешнеполитическое измерение»). Наконец, выделяют еще одно — «постматериалисти­ческое» — измерение, о содержании которого будет сказано ниже (см. с. 80).

Операционализация понятия «проблемные измерения» произво­дится следующим образом. Для каждой из партийных систем выде­ляются наиболее важные и менее существенные разногласия. Пер­вым присваивают численное значение «1», вторым — «0.5». Это позволяет вычислить количественный показатель «проблемных из­мерений» для каждой страны. Разумеется, такую задачу легче сфор­мулировать, чем выполнить. Во-первых, даже специалисты могут расходиться в оценке важности отдельных разногласий. Во-вторых, некоторые измерения при ближайшем рассмотрении сами оказыва­ются «многомерными» (например, в Ливане под рубрику «религи­озное измерение» подпадают конфликты между маронитами, дру­зами, шиитами, суннитами и православными). В-третьих, часто «проблемные измерения» совпадают друг с другом (к примеру, на Кипре невозможно провести грань между религиозными и культурно-этническими разногласиями). Тем не менее предприня­тая Арендом Леипхартом работа по вычислению «количеств про­блемных измерений» в ряде либеральных демократий получила при­знание научного сообщества (табл. 12). В частности, исследование Лейпхарта продемонстрировало наличие корреляции между этим показателем и «эффективным числом партий». Оказалось, что в сред-

Происхождение и развитие партийных систем

нем «эффективное число партий» равно «количеству проблемных измерений» плюс один. Значение этого вывода для прогнозирова­ния динамики партийных систем в переходных к демократии обще­ствах невозможно недооценить, хотя следует отметить и то, что сколько-нибудь убедительного теоретического объяснения этой за­кономерности нет.

Таблица 12

Количественные показатели проблемных измерений для отдельных стран

Страна								Всег-
Австралия		0.5						2.5
Австрия								2.0
Бельгия								3.0
Великобритан-						0.5		1.5
ия
ФРГ								2.0
Дания						0.5		2.5
Израиль								3.0
Ирландия	0.5					0.5		1.0
Исландия						0.5		2.5
Италия					0.5	0.5		3.0
Канада	0.5							1.5
Люксембург								2.0
Нидерланды								3.0
Норвегия							0.5	3.5
США	0.5		0.5					1.0
Финляндия					0.5			3.5
Франция					0.5			3.5
Швейцария			0.5	0.5				3.0
Швеция							0.5	2.5
Япония		0.5			0.5			3.0

Примечание. 1-7—виды разногласий: /—социально-экономические, 2— религиозные, 3 — культурно-этнические, 4— «город—село», 5— под­держка режима, 6— внешнеполитические, 7— постматериалистические.

178 Политические партии

Устойчивость партийных систем

Нетрудно заметить, что многие из выделенных выше факторов развития партийных систем ко второй половине нынешнего века перестали действовать в большинстве индустриально развитых стран. Вот почему эти системы весьма устойчивы и остаются почти неизменными на протяжении десятилетий. Ричард Роуз и Дерек Эр-вин подсчитали, что в период 1945-1962 гг. изменения в процентах голосов, полученных на выборах подавляющим большинством из 92 партий в 19 странах Западной Европы, колебалось в пределах единицы. Избиратели демонстрировали стабильную привержен­ность «своим» партиям. Политический рынок уже заполнен, любая попытка вторжения на него блокируется. Только «старые» партии могут позволить себе материальные затраты, требующиеся для про­ведения массовой политики: необходимо иметь сеть подготовлен­ных профессионалов, занимать как можно больше мест в органах государственного управления, контролировать средства массовой информации. Все это превращает современную политическую жизнь в «закрытую зону», отгороженную для немногих партий. В то же время происходит «унификация» крупных партий в политической системе, с того момента как они начинают полностью поддержи­вать ее основы, расходясь между собой лишь в деталях.

Действительно, для того чтобы добиться успеха на выборах и получить доступ в правительство, партия должна действовать как можно более прагматически. С одной стороны, речь идет о расши­рении поддержки со стороны избирателей путем сведения к мини­муму тех элементов партийной программы, которые могут кого-то оттолкнуть. С другой стороны, партия должна быть готова к вступ­лению в коалицию, т. е. к тому, чтобы сделать свои требования объек­том переговоров и компромисса. Естественно, такой тип политики может привести к «размыванию» любой конкретной цели, кроме завоевания и удержания власти любой ценой. В англоязычной лите­ратуре послевоенные политические партии иногда называют са(сЬ-а!1 рагНе»(«всех-хватающие», термин Отто Киркхаймера). Для них характерны: размывание идеологических контуров; все более туман­ные программные обещания; сознательно формируемая смешанная социальная база; элитарное господство в партийной жизни, кото­рое демобилизует рядовых членов. Логика «всех-хватающей партии»

Происхождение и развитие партийных систем 179

заставляет искать голоса где угодно, отказываясь от какого бы то ни было специализированного подхода (классового, религиозного и т. д.). Таким образом, партии функционируют как крупные коа­лиции различных интересов.

Динамика партийных систем

Критика «всех-хватающих партий» — довольно распространен­ный мотив современных политологов, особенно тех, кто придержи­вается левых взглядов. Однако и они не отрицают, что наличие та­ких партий в значительной мере стабилизирует политическую жизнь. Тем не менее можно проследить некоторые тенденции, придавав­шие динамику в целом статичной картине партийных систем индус­триально развитых стран.

Во-первых, уже после второй мировой войны во многих евро­пейских странах происходили неожиданные всплески крайне пра­вых, профашистских настроений, обеспечивавшие серьезную под­держку избирателей соответствующим политическим партиям. В качестве примеров можно привести феномены Пужада и Ле Пэна во Франции, Партию прогресса в Дании, а в начале 80-х гг. — взрыв религиозного фундаментализма в США. В 1994 г. неофашистская партия впервые вошла в состав правительства Итальянской Респуб­лики. Изучение подобных явлений привело исследователей к выводу о том, что они являются результатом крупных структурных сдвигов в экономике, порождающих чувство дискомфорта у значительных слоев населения — мелких фермеров и городских собственников, утративших занятость рабочих и т. д. Как правило, осуществление широких социальных программ «успокаивает» этих людей, и ульт­раправые исчезают с политической арены столь же стремительно, как появляются на ней.

Во-вторых, в 70-х гг. произошло неожиданное возрождение кон­фликта между центром и периферией. Выше уже отмечался феноме­нальный успех Квебекской партии в Канаде. На выборах 1974 г. Националистическая партия Шотландии набрала в этой части Со­единенного королевства 30.4 % голосов (хотя в дальнейшем ей так и не удалось побить этот рекорд). Аналогичные явления наблюдаются в Италии, где так называемая Ломбардская лига выдвинулась в чис­ло влиятельных политических сил и вошла в состав правящей коа-

180 Политические партии

лиции. Удовлетворительного объяснения этому феномену пока нет. Некоторые политологи склонны сближать его с предыдущим (сре­ди региональных партий действительно преобладают крайне пра­вые), другие же полагают, что это — проявление каких-то новых тенденций, за которыми будущее.

В-третьих, последние полтора-два десятилетия породили мощ­ное политическое движение защитников окружающей среды. Прак­тически повсеместно в индустриально развитых странах возникли партии «зеленых», перетянувшие к себе часть электората более тра­диционных организаций. Значение этого сдвига тем более велико, что «зеленые» (особенно на первых порах) всячески подчеркивали антисистемный характер своего движения.

Все эти изменения разнородны. Тем не менее в политологичес­ком сообществе предпринимаются попытки задать концепцию, ко­торая дала бы им общее объяснение. Одна из наиболее известных принадлежит Рональду Инглхарту. По мнению ученого, на Западе происходит «молчаливая революция». Ее суть — в изменении гос­подствующей системы ценностей. Послевоенный период характери­зовался беспримерным экономическим ростом, что позволило мо­билизовать ресурсы государства на удовлетворение потребностей граждан. Выросло поколение людей, принимающих это как нечто гарантированное. В сочетании с ростом уровня образованности и информированности масс это и породило переход от господства ценностей, связанных с экономическим ростом и материальным бла­госостоянием, к новым «постматериалистическим» ценностям ка­чества жизни, самореализации и индивидуальной свободы. Конф­ликт между двумя системами ценностей все больше приобретает, по Инглхарту, политическое звучание, а может быть, и становится но­вым фактором развития партийных систем.

Следует отметить, что даже если допущения Инглхарта и его последователей верны, то речь может идти лишь о самых первых шагах к новым партийным системам. Требуется время, чтобы изме­нения в общественном сознании повлияли на организационные структуры. Однако уже сейчас можно говорить о том, что люди по-новому относятся к партиям и дают им это понять в ходе голосова­ния, часто довольно неожиданным образом. В одной из работ То­маса Погунтке не только выделены основные элементы «новой политики», но и высказана гипотеза о пяти возможных способах ее

Происхождение и развитие партийных систем 181

воздействия на партийные системы. Это 1) возникновение новых социальных движений, 2) рост влияния малых партий, 3) отход части сторонников традиционных левых партий к «постматериалистичес­ким» левым партиям, 4) отчуждение носителей «нового политичес­кого сознания» от политики и их отказ поддерживать партии вооб­ще, 5) создание новых партий. Особенно болезненно это ощутили на себе социал-демократы с их акцентом на защиту материального благосостояния трудящихся. С начала 80-х гг. и квалифицирован­ные рабочие, и бывшие левые интеллектуалы начали склоняться к консервативным партиям: первые — потому что не видели больше повода беспокоиться о «хлебе насущном», но задумались о собствен­ности (приобретении акций, например); вторые — потому что их настроениям соответствовала культивируемая неоконсерваторами ностальгия по индивиду, сочетавшаяся с призывами к личной от­ветственности. Явно сказывается рост «постматериалистических» ценностей и на коммунистических партиях, упадок которых в За­падной Европе начался еще до перемен на Востоке.

Вымирание политических партий?

Динамика партийных систем, наблюдавшаяся в зрелых демокра­тиях с конца 60-х гг., побудила многих ученых задуматься о роли партий в современном мире. Массовые и пришедшие им на смену «всех-хватающие» партии пережили пик своего развития несколько десятилетий назад. Затем численность партий стала медленно, но впол­не зримо сокращаться. Об этом свидетельствуют собранные Ричар­дом Кацем и Питером Мэром данные, представленные в табл. 13. Как видно, в восьми из десяти стран доли членов партий от общего числа избирателей за тридцать лет упали. Более того, в четырех стра­нах — Австрии, Великобритании, Дании и Нидерландах — числен­ность партийцев упала и в абсолютном выражении. В сочетании с сокращением поддержки традиционных партий на выборах эта тен­денция была многими воспринята как свидетельство упадка партий­ной политики. И действительно, многие функции, выполнение ко­торых позволяло массовым партиям поддерживать систему коллективных и селективных стимулов к партийному членству, в современном обществе выполняются другими институтами. Разви­тие всеобъемлющей системы социальной защиты в рамках «госу-

Политические партии

дарства всеобщего благосостояния» стало одним из важнейших до­стижений европейской социал-демократии. Но когда эта цель была достигнута, нужда в партийных детских садах и прачечных — в об­щем, во всей системе организационной инкапсуляции — отпала. Развитие массовой культуры устранило партии из сферы организа­ции досуга. С появлением электронных средств массовой коммуни­кации (прежде всего телевидения) сошла на нет и роль партийной прессы как инструмента политического просвещения масс. Очевид­но, что многие из селективных стимулов к поддержанию массового членства в партиях исчезли. Что касается коллективных стимулов, то их роль сократилась на фоне всеобщей идеологической умерен­ности, столь характерной для начала 60-х гг. и проявившейся в воз­никновении «всех-хватающих партий». Роль партий в структури­ровании результатов выборов тоже заметно уменьшилась. Часто люди голосуют не за партию, а за «имидж» того или иного кандида­та, созданный коммерческими средствами массовой коммуникации. Это явление, первоначально свойственное преимущественно США,

сегодня перекочевало в Евро-

Таблица 13 _Пу Так, успехи Итальянской

Динамика членства в западноевро- социалистической партии в

пейских политических партиях (% от _§()._{х рр наблюдатели объясня}.

общего числа избирателей)

Страна	Нача­ло 60-х гг.	Конец 80-х гг.
Австрия	26.2	21.8
Бельгия	7.8	9.2
Великобритан­ия	9.4	3.3
Германия	2.7	4.2
Дания	21.1	6.5
Италия	12.7	9.7
Нидерланды	9.4	2.9
Норвегия	15.5	13.5
Финляндия	18.9	12.9
Швеция	22.0	21.2

ют личной привлекательнос­тью ее генерального секре­таря Б. Кракси, а упадок коммунистов — тем, что пос­ле смерти Э. Берлингуэра партию возглавляли безликие выходцы из партаппарата. В 1994 г. эти тенденции увенча­лись победой на парламентс­ких выборах в Италии круп­ного предпринимателя (и, в частности, собственника не­скольких телекомпаний) С. Берлускони, который смог обойтись без поддержки ка­кой бы то ни было из «тради­ционных» партий.

Происхождение и развитие партийных систем 183

Таким образом, вступление в массовую партию утратило при­влекательность для многих граждан. Но в то же время наличие боль­шого количества членов перестало быть условием выживания са­мих партий. Следует помнить, что массовая партия нуждалась в большом количестве членов не только как в «политической армии», которую можно было повести на штурм твердынь власти, но и в более прозаическом смысле: членские взносы служили основным ис­точником денежных средств, необходимых для содержания партий­ного аппарата и участия в выборах. Не удивительно, что для массовых партий, социальную основу которых составляли непри­вилегированные слои общества, безденежье было хронической про­блемой. Не приходится удивляться и тому, что, укрепив свои поли­тические позиции, они решили эту проблему вполне естественным путем — добившись введения государственного финансирования партий. Как показало исследование Арнольда Хайденхаймера, уже к началу 60-х гг. из восьми крупнейших социал-демократических партий Западной Европы лишь одна — СДПГ — в основном по­крывала свои расходы за счет членских взносов. Ныне государствен­ные бюджеты стали основными источниками финансирования по­давляющего большинства западноевропейских партий. А это повлекло за собой фундаментальные сдвиги в их организационной структуре.

Итак, отмечаемое многими исследователями вымирание массо­вых партий — вполне естественное явление. Однако можно ли в свя­зи с этим говорить об упадке партий вообще? Такой вывод был бы оправданным, если бы место массовой партии в современной политике оставалось вакантным. Но этого-то как раз и не происхо­дит. Исследования тенденций развития партийной организации, проде­ланные целым рядом западноевропейских ученых, позволили им сде­лать вывод о возникновении нового типа партий, который Петер Мэр и Ричард Кац назвали «картельным»(хотя предлагались и дру­гие термины — «электорально-профессиональная партия» и «совре­менная кадровая партия»). Особенности картельных партий следу­ющие. Во-первых, поскольку основной финансовый источник их существования — государственный бюджет, они не нуждаются в большой массе дисциплинированных членов. Сторонники партии ценятся независимо от того, есть ли у них членский билет. Во-вто­рых, как следствие этого, связь между партийным руководством и

184 Политические партии

рядовыми членами становится более гибкой, возрастает их автоно­мия по отношению друг к другу. В-третьих, партийная структура становится менее централизованной, а партийные ресурсы распре­деляются между различными уровнями партийной «стратархии». В-четвертых, среди стимулов к партийной активности главное место занимают соображения карьеры в области организации избиратель­ных кампаний. Главными критериями успеха в этой области стано­вятся качества профессионального менеджера — компетентность и эффективность, в то время как «организаторы масс» и «народные трибуны» остаются невостребованными. В предельном варианте партия картельного типа становится, как пишут Мэр и Кац, «госу­дарственным агентством». Будущее покажет, насколько устойчивы данные тенденции. Но каковы бы ни были перспективы картельной партии, ясно, что ее возникновение знаменует собой не столько вы­мирание партийной организации, сколько ее развитие в новых ус­ловиях.

Политические партии и партийные системы переживают ныне эпоху трансформации. Этот процесс затрагивает, как мы видели, даже зрелые демократии, где еще три десятилетия назад никаких новшеств не предвиделось. Что касается новых демократий, то там партии и партийные системы переживают период становления, и кое-где — например, в России — этот период затягивается. При оценке такого положения вещей нужно избегать двух крайностей. С одной стороны, часто сетуют, что партии, складывающиеся в новых де­мократиях, так и не стали массовыми партиями по западноевропей­скому образцу. У них, мол, и членов маловато, и партийная органи­зация слабовата, и идеология размытая, и т. д. Следует, однако, учитывать, что сегодня и в зрелых демократиях массовые партии стали анахронизмом. Предпосылки к их росту в новых демократи­ях отсутствуют, и предъявлять к возникающим в условиях демокра­тизации партиям подобные требования — позиция заведомо не реа­листическая. С другой стороны, иногда, впадая в противоположную крайность, утверждают, что раз «настоящие» (т. е. опять-таки мас­совые) партии не складываются, то и не надо — время партий про­шло. Но и это, как мы видели, не так. Место массовой партии в зре-

Происхождение и развитие партийных систем 185

лых демократиях занимают новые формы партийной организации, вполне способные справляться с выделенными в начале главы фун­кциями. Другого института, способного выполнять задачу структу­рирования выборов, не придумано. Вообще, говоря о развитии партий в новых демократиях, лучше оперировать не оценками с позиций долженствования, а строгими критериями. О низком уров­не развития партий в России, например, свидетельствует не отсут­ствие «настоящих» массовых партий (в действительности для ком­мунистической партии, которая вроде бы приближается к этому «идеалу», массовое членство во многих ситуациях оказывается обу­зой), а высокие уровни фрагментации и неустойчивости партийной системы.

Глава VII

ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ

Анализ партийных систем был бы неполным без рассмотрения круга проблем, связанных с выборами: ведь они представляют со­бой главную арену межпартийного соревнования. Основные моде­ли демократии, как мы видели, приписывают выборам централь­ную роль в обеспечении открытости политического режима. Считается, что они обеспечивают связь между элитой и массами, позволяя последним выразить свои предпочтения в императивной форме. А в этом и усматривают основное различие между либераль­ной демократией и авторитаризмом.

В условиях авторитаризма голосование носит обычно манипули-руемый и «единодушный» характер. Например, результаты выборов 1978 г. в Албании были следующие: 1 436 288 голосов за Албанскую партию труда, 0 — за другие партии, 3 испорченных бюллетеня, 1 воздержался. Именно эгалитарно-авторитарный режим дал уникаль­ный пример плебисцита, в котором — по официальным данным — приняло участие 100 % избирателей и все проголосовали «за» (Мон­голия, 1945 г.). Тем не менее выборы регулярно проводятся, и вовсе не только из-за склонности правителей к ритуалу. Голосование в ус­ловиях авторитарного режима выполняет важные функции социаль­ной мобилизации и легитимации режима. Это хорошо понимал, на­пример, Сталин, превращавший выборы в шумные пропагандистские кампании по восхвалению партии и «лично дорогого вождя».

Для популистских режимов выборы, кроме того, часто являют­ся единственным способом демонстрации национального единства. Никогда не бывавший в столице крестьянин из племени кикуйю раз в пять лет получает возможность ощутить на собственном опыте, что он — гражданин Кении. В странах с интенсивными внутренни­ми конфликтами наличие общенационального представительства служит стабилизирующим фактором. Так, гражданская война в Ливане прекратилась во многом благодаря активности избранного полтора десятка лет назад парламента.

Избирательные системы 187

Наконец, и в условиях авторитарных режимов избиратели мо­гут использовать выборы для выражения своих реальных предпоч­тений. На выборах в 80-х гг. в Кении и Танзании непопулярные ми­нистры иногда терпели поражение, на собственном опыте убеждаясь в том, что это не просто пропагандистское мероприятие. Таким об­разом, распространенный скептицизм по поводу «выборов без вы­бора» не всегда оправдан. Кроме того, иногда выборы оказывают­ся единственным механизмом, обеспечивающим назревшее изменение политического режима. Это касается не только ситуаций перехода от авторитарных режимов к либеральной демократии, но и «скачков» из одного авторитарного режима в другой (например, установление «исламской республики» в Иране было легитимиро­вано всеобщими выборами на многопартийной основе).

Однако если авторитаризм отводит выборам важную, но все же вторичную роль, то в условиях либеральной демократии их функции не ограничиваются легитимацией режима и политической мобилиза­цией масс. Здесь выборы выступают в кач<