Геополитический вызов исламского мира

Исламский мир на геополитической карте современности выглядит одним из самых неспокойных и динамичных регионов планеты. Ис­лам — вторая по численности последователей мировая религия, при­верженцы которой составляют пятую часть населения планеты, или 1,3 млрд человек. Они составляют большинство населения в 48 стра­нах мира.

Таким образом, около половины народов, исповедую­щих ислам, живут в Южной и Юго-Восточной Азии, менее 20% му­сульман — арабы¹.

Другим крупным ареалом распространения ислама является так называемый мусульманский Север, включающий мусульманские страны постсоветского пространства на Кавказе и в Центральной Азии, а также мусульманские регионы России (где их насчитывается, по разным данным, от 12 до 15 млн). Российские исследователи отме­чают, что мусульманский Север значительно отличается от Востока, поскольку исламские традиции здесь были значительно подорваны в XX в. атеистическим советским режимом, поэтому трудно говорить об исламе как факторе наднациональной идентичности, значительно большую роль играют клановые отношения².

За пределами этих двух наиболее крупных ареалов исламского ми­ра быстро растут мусульманские общины в странах Запада: в США (5,7 млн), во Франции (3 млн), в Германии (2,5 млн), Великобритании (1,5 млн). Быстрому росту исламского мира способствует демографи­ческий фактор: если в 1980 г. численность мусульман в мире составля­ла 18% от всего населения земного шара, то в 2000 г. — уже 23%, а, по прогнозам, к 2025 г. составит уже 31% — т.е.-впервые превзойдет по численности христианское население планеты³.

Исламский мир обладает колоссальными запасами нефти и газа, здесь происходит интенсивное движение мировых капиталов, во мно­гом благодаря тому, что через этот регион проходят основные воздуш­ные и сухопутные коммуникации, связывающие Европу с Азией. Все это делает мусульманский мир важным геополитическим центром. Однако из-за своей разнородности и многообразия мусульманский мир не стал единым центром силы, хотя в сфере внешней политики многие мусульманские государства пытаются активизировать религи­озные мотивы, закрепить за «блоком» единоверцев особую политиче­скую нишу на-международной арене.

Пожалуй, только ярко выраженный антиамериканизм стал для большинства стран этого региона характерной приметой «мусульман­ской» внешней политики. Современные геополитики отмечают, что между исламом и Западом в конце XX в. началась межцивилизацион-ная война, и обе стороны признают затянувшуюся конфронтацию именно войной¹.

¹ Islam: Resistance and Reform: The Facts // New Internationalist. 2002. May. № 345. P. 21.

² См.: ГаджиевК.С. Геополитика Кавказа. М., 2000. С. 256.

³ См.: Бжезинский 3. Выбор: мировое господство или глобальное лидерство. М., 2004. С. 72.

Американские официальные лица постоянно упоминают о му­сульманских государствах как об «изгоях», «отверженных» и преступ­ных странах. Печально известная «ось зла» включает пять мусульман­ских государств — Иран, Ирак, Сирию, Ливию, Судан. В обыденном сознании западных людей бытуют устойчивые стереотипы, касающи­еся ислама: он вызывает страх и недоверие как мир, полный террори­стов и фанатиков. На экранах телевизоров в качестве олицетворения зла часто показывают бен Ладена, в чьей внешности угадывается сим­волическое указание на то, что ислам, арабы и терроризм неотделимы друг от друга. Западные СМИ традиционно делают ответственными за террористические акты «мусульманских экстремистов».

Со своей стороны, мусульмане считают Запад ответственным за колониальное порабощение и унижение исламского мира, а антитер­рористические операции в Афганистане и Ираке были восприняты как война против ислама. Присутствие вооруженных сил западной коалиции в Афганистане и Ираке напоминает арабам о временах кре­стовых походов и колониальных завоеваний. Все это обостряет рели­гиозные чувства, поскольку Багдад — символ былой славы арабского мира, а в Саудовской Аравии находятся самые почитаемые мусуль­манские святыни.

Не только западные геополитики, но и мусульманские лидеры рас­сматривают столкновение Вашингтона с Багдадом как вооруженное противостояние Севера и Юга. Многие наблюдатели отмечают, что на арабском Востоке, в Заливе и других частях исламского мира диктаторские замашки С. Хусейна, подавление им гражданских свобод и прав человека воспринимались иначе, чем в Европе и Северной Аме­рике. И восточная «улица», и большинство правителей развивающих­ся стран не видели в этом особого греха. Даже захват Ираком Кувейта символизировал для исламских радикалов социальный передел, свое­го рода интифаду против нефтедобывающих государств Залива во имя справедливого распределения богатств. Кувейт считали заповедником западной демократии на арабской земле, а иракского президента — государственным деятелем, стремящимся возродить былую славу и могущество арабов и ислама.

Поэтому оккупация Ирака вызывает новый всплекс антиамериканизма и рост арабской солидарности. Это не может не беспокоить американских геополитиков.

¹ См.: Хантингтон С.Столкновение цивилизаций. М., 2003. С. 341.

3. Бжезинский призывает западных ана­литиков «пересмотреть» многие стереотипы в отношении исламского мира. Этот призыв косвенным образом обращен прежде всего к С. Хантингтону, который в своей концепции «столкновения цивили­заций» отвел исламу роль главного врага западного мира.

После теракта 11 сентября 2001 г. в Вашингтоне и ряда крупных террористических актов в столицах западных стран, дальнейшее нагнетание антиисламской истерии чревато такой эскалацией вза­имной ненависти, которая может перевести квазивойну в открытое военное столкновение. Бжезинский призывает изменить политиче­скую линию: «Америка нуждается сейчас в политически тонком эку­менизме, который позволил бы не только преодолеть антизападные настроения в мусульманском мире, но и избавиться от свойственных американскому общественному мнению стереотипов, мешающих США проводить гибкую политику обеспечения национальной безо­пасности»¹.

Действительно, в настоящее время все обиды и претензии араб­ского мира вылились в национально-религиозный протест, соедини­лись в новой интернациональной идее арабских идеалистов — «миро­вой исламской революции» и «мировой арабской империи», которые направлены прежде всего против Запада. Однако большинство рос­сийских востоковедов уверены в том, что весьма трудно ожидать сплочения мусульманского мира на антизападной платформе. Как и прежде, за фасадом заявлений об исламской солидарности или араб­ском единстве скрываются серьезные внутренние споры и разногла­сия. С этой точки зрения само понятие «мусульманский мир» выгля­дит во многом политической абстракцией².

Идеи «мировой исламской революции» и «мировой арабской им­перии» взяли на вооружение в основном действующие на междуна­родной арене исламские неправительственные религиозно-политические организации, исповедующие экстремизм и террористические методы. Для этих исламистских организаций характерно агрессивное отношение к европейско-христианским духовным ценностям, ис­пользование ислама как революционной идеологии, проповедь ша­риатского эгалитаризма и строгих правил общественной жизни, обя­зательных для «истинных» мусульман, что превращает веру в радикальную идеологию.

¹ Бжезинский 3. Выбор: мировое господство или глобальное лидерство. С. 84—85.

² См.: Примаков Е.М. Иран: Что дальше? // Россия в глобальной политике. 2003.
Т.1.№2. С. 110—111.

Например, международная организация Исламская партия ос­вобождения (Хизб ут-Тахрир аль-Исламия) ставит своей целью воз­рождение исламской уммы, «освобожденной от чуждых идей, систем и законов», а также восстановление исламского халифата. Исламская партия освобождения призывает искоренить коррупцию и бедность в исламском мире с помощью строгого применения ша­риата. Идеологи Исламской партии освобождения считают анти­террористические операции в Афганистане и Ираке «войной США против ислама», восхваляют действия палестинцев-смертников, требуют вывести из Центральной Азии войска антиталибской коа­лиции, а мусульман всего мира призывали участвовать в джихаде и защищать веру.

На рубеже XX—XXI вв. в мусульманском мире появилось огром­ное количество подобных экстремистских организаций. Перечислим лишь наиболее крупные из них:

«Мировой фронт джихада» — Всемирный исламский фронт борь­бы с иудеями и крестоносцами — был создан бен Ладеном, подписав­шим соглашение о сотрудничестве с лидерами египетской организа­ции «Джихад» М. Хамзой и А. аль-Завахири.

Крупная неправительственная организация — Народная ислам­ская конференция — возникла в 1990-е гг. в Хартуме, поставив перед собой задачу полного освобождения Иерусалима и оккупированных Израилем территорий, а также поддерживает освободительные дви­жения-мусульман в Боснии, Косово, Кашмире и Чечне.

В Ливии разворачивает свои действия Всемирное исламское на­родное руководство во главе с М. Каддафи, которое не только пропа­гандирует ислам, но и оказывает военно-политическую поддержку ' экстремистским религиозно-политическим движениям.

Множество радикальных религиозных организаций действуют в Пакистане, куда стеклись исламисты из «горячих точек» — Афганис­тана, Боснии, Кашмира. Исламабад почти открыто поддерживает международный экстремизм, что является важным элементом анти­шиитской направленности его политики.

Эксперты считают, что источники финансирования исламистских экстремистских неправительственных организаций различны: благо­творительные и религиозные организации, богатые аравийские стра­ны, Международный исламский университет в Исламабаде, каирский Аль-Азхар, бруклинский Центр беженцев «Алькифах», Пакистан, ЦРУ. Достаточно хорошее финансирование позволяет неправительст­венным религиозно-политическим организациям создать разветвлен­ную информационно-пропагандистскую сеть по всему миру, активно использовать Интернет и спутниковые телефоны.

Экстремистские группировки часто распадаются и возникают вновь уже совсем под другими названиями, что затрудняет их идентификации и делает поч­ти неуловимыми.

Американская тактика, нацеленная на контроль за экстремизмом в исламском мире, себя не оправдала. Выпущенный в Афганистане джинн (движение «Талибан» и «Аль-Каида») вырвался из бутылки: вместо того чтобы держать в напряжении Россию и Китай, ограничи­вая свободу их маневра в регионе, он повернул против своего создате­ля — США. Учитывая изначально присущий «политическому исламу» антиамериканизм, этого следовало ожидать.

Можно констатировать, что в исламском мире осуществляется дерзкий эксперимент — попытка с помощью экстремистских методов реализовать особый исламский проект, сочетающий идеи вооружен­ного джихада против Запада с консервативным утверждением ислама. Этот проект носит транснациональный характер, объединяя сотни выходцев из Центральной Азии, арабов, суданцев, йеменцев, палес­тинцев, а также мусульман-уйгур из Синьцзян-Уйгурского автоном­ного района Китая.

Вместе с тем в большинстве государств Ближнего и Среднего Вос­тока наиболее влиятельными являются не религиозные, а светские экономические и политические объединения — ОПЕК, Совет араб­ского сотрудничества, Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива, Союз арабского Магриба. Практически единственной мусульманской организацией, действующей на государствен­ном уровне, является Организация Исламская конференция (ОИК), однако членство в этой организации не предполагает исламского ха­рактера внутренней политики участников и не накладывает на них обязательств по введению шариата.

Многие современные наблюдатели обращают внимание на то, что деятельность ОИК пока не принесла, особых результатов, по­скольку так и не смогла объединить мусульманские страны общи­ми целями. На неправительственном уровне в мусульманском ми­ре наибольшую известность в последние годы приобрели такие организации, как Лига исламского мира и Всемирный исламский конгресс. Однако и они не смогли сформировать общий вектор «мусульманской» внешней политики для сближения позиций раз­ных стран.

Даже те государства Ближнего и Среднего Востока, которые дек­ларируют во внешней политике идеи распространения ислама, в действительности на практике занимают весьма прагматичную позицию. Это относится прежде всего к Ирану и аравийским монар­хиям.

На постсоветском пространстве Иран сыграл позитивную роль в урегулировании межтаджикского конфликта, поскольку иранское ру­ководство опасалось усиления этнической нестабильности в регионе, что неизбежно усилило бы сложные внутренние этнические пробле­мы внутри страны. В карабахском конфликте Иран стал на сторону христианской Армении, проявив здравый смысл и не поддавшись со­лидарности с единоверным Азербайджаном.

Российские эксперты подчеркивают, что иранское политическое руководство обеспокоено возможностью повторения «афганской мо­дели» в Иране для свержения теократического режима Тегерана и за­мены его прозападным. Известно, что США поддерживают антикле­рикальные силы в Иране¹.

Основная проблема в том, что Иран уязвим с точки зрения этниче­ских конфликтов, поскольку из 65-миллионного населения страны только чуть более половины населения персы, четвертую часть со­ставляют азербайджанцы, а остальную четверть — разнообразные меньшинства: курды, туркмены и арабы. Азербайджанцы и персы представляют определенную опасность для национальной целостнос­ти Ирана.

Эту карту постоянно пытаются разыграть американцы для усиле­ния нестабильности в регионе, поддерживая постсоветский Азербай­джан в его имперских устремлениях к созданию так называемого «Большого Азербайджана».

3. Бжезинский прямо заявляет:-«Если Азербайджан преуспеет в стабильном политическом и экономическом развитии, среди иран­ских азербайджанцев, вероятно, будет укрепляться идея создания 'Большого Азербайджана. Следовательно, политическая нестабиль­ность и разногласия в Тегеране могут превратиться в проблему для сплоченности, иранского государства, тем самым резко расширив рамки и повысив значение того, что происходит на "Евразийских Балканах"»².

Другой причиной нестабильности на мусульманском Востоке яв­ляется «вечная вражда» Ирана и Турции, поскольку каждое из госу­дарств имеет имперские устремления. Турки и персы исторически противостоят друг другу в исламском регионе, поскольку каждое государство имеет свою концепцию исламского общества, хотя в конеч­ном счете их устремления направлены к расширению геополитичес­ких сфер влияния.

¹ См.: Примаков Е.М. Иран: Что дальше? // Россия в глобальной политике. 2003.
Т. 1.№ 2. С. 108-109.

² Бжезинский 3. Великая шахматная доска. С. 162—163.

Очевидно, что в случае обострения отношений между ними весь регион будет охвачен массовыми беспорядками, при этом можно про­гнозировать, что имеющие место латентные этнические конфликты выйдут из-под контроля. Дело в том, что Турция вполне может стать жертвой региональных этнических конфликтов, поскольку имеет в своем составе примерно 20% курдов, проживающих в основном в вос­точных регионах страны. Иракские и иранские курды активно втяги­вают турецких курдов в борьбу за национальную независимость. По­этому обострение внутренних конфликтов в Турции способно стимулировать курдов к стремлению получить полную национальную автономию.

Современные геополитики часто называют Турцию «постимпер­ским государством», которое сегодня пребывает в ситуации определе­ния своего геополитического вектора. При этом возможно развитие трех сценариев: прозападные модернисты стремятся превратить ее в европейское государство; правоверные исламисты, напротив, ориен­тируются на Ближний Восток и мусульманский мир, а современные националисты обращают свой взор в сторону постсоветского прост­ранства и России — они видят новое предназначение тюркских наро­дов в создании Великой тюркской империи, включая бассейн Кас­пийского моря и Среднюю Азию.

Турция стремится предстать в роли «освободительницы» своих братьев по вере от долгого российского гнета. Но идеи пантюркизма и панисламизма не получили широкого отклика на постсоветском пространстве, отчасти из-за продолжительного атеистического со­ветского прошлого центральноазиатских народов, которые во мно­гом утратили восприимчивость к воинственным религиозным при­зывам.

Российские исследователи обращают внимание на то, что ни Тур­ция, ни Иран не смогли закрепиться в Центральной Азии, частично успешной оказалась лишь их политика в Закавказье. Но и здесь Иран не сумел создать клерикальную опору наподобие той, на которую он опирается в Ливане или Афганистане. Шансы на утверждение «иран­ской модели» в Азербайджане ничтожны — во многом потому, что в качестве образца там избрали светскую кемалистскую Турцию.

При этом российские эксперты подчеркивают, что угроза экспор­та радикальных исламских идей в мусульманские регионы СНГ суще­ствует. Центральноазиатские власти обвиняют в подрывной деятельности Исламскую партию освобождения — Хизб ут-Тахрир. Считает­ся, что ее эмиссары появились в Ташкенте и на юге Киргизии еще в 1995 г

Свои первые глубоко законспирированные ячейки партия со­здавала в Оше и Джалал-Абадской области. Именно они сыграли ключевую роль в событиях в Бешкеке (1999 и 2000). Хизб ут-Тахрир не была замечена в призывах к насилию, но развернула активную пропа­ганду против светских режимов центральноазиатских государств. Ис­пользуя этническую аргументацию, она требовала изгнать из региона «евреев и русских», правящую элиту Узбекистана клеймила как «сио­нистскую», а листовки Исламского движения Узбекистана (ИДУ) в том же духе называли президента И. Каримова «иудейским кафиром, ненавидящим мусульман».

Появились сообщения о том, что экстремистские мусульманские группировки решили создать на постсоветском пространстве единую организацию — Исламское движение Центральной Азии- Помимо Исламского движения Узбекистана в союз входят группы из Кирги­зии, Таджикистана, Чечни и Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. Лидером организации объявлен Т. Юлдашев, ставший по­сле гибели Намангани руководителем ИДУ, а штаб-квартира объединения переместилась в афганский Торный Бадахшан. Новое исламистское объединение намерено свергнуть светские правитель­ства и создать в Ферганской долине халифат, живущий по законам шариата.

Однако российские эксперты считают, что шансы на успех такого государственного образования на территории Узбекистана минималь­ны, так как, не обращая внимания на протесты международной обще­ственности, узбекские власти продолжают проводить в отношении исламистов жесткий, репрессивный курс. Поэтому объектами напа­дений или террористических актов стали Таджикистан и Киргизия, не располагающие такими же, как Узбекистан, возможностями подав­лять антиправительственные выступления.

Таким образом, сегодня в мусульманском мире крупными геопо­литическими игроками являются Иран, Турция, США и Россия, хо­тя вполне можно прогнозировать, что вскоре активным действую­щим лицом здесь может стать и Китай. Взаимная враждебность Ирана и США склонила Тегеран занять пророссийскую позицию. Важную роль здесь имеют экономические связи, особенно содейст­вие России в строительстве атомной электростанции в Бушере. Рос­сийская дипломатия побудила Иран начать переговоры с МАГАТЭ, что предполагает более высокую степень открытости иранской атомной программы.

В недалеком прошлом геополитические интересы СССР распро­странялись на Ближний и Средний Восток, в фарватере его полити­ки были Египет, Алжир, Ливия, Ирак, Сирия. Но в настоящее вре­мя ситуация во многом изменилась: Россия утратила то имперское влияние, которое имела еще в начале 1990-х гг. Однако, стремясь сохранить свои позиции, Россия участвует в мерах по поддержанию мира и безопасности на постсоветском пространстве и на Ближнем Востоке.

Проникновение США в Закавказье и Центральную Азию, регио­нальная экспансия Турции и Китая по-новому ставят вопросы об «ис­ламском факторе» в российской геополитике. Серьезно осложняет российские отношения с исламским миром незатухающий конфликт в Чечне. Среди россиян прежнее терпимое отношение к исламу постепенно сменяется на опасения и страхи перед «исламским терро­ризмом». Особую тревогу вызывает распространение представлений о том, что нет принципиальной разницы между исламом и политичес­ким радикализмом.

Разжигание религиозной вражды между христианами и мусульма­нами в евразийском государстве чревато серьезной внутренней деста­билизацией страны. Здесь уместно напомнить слова известного русского реформатора П.А. Столыпина: «Наш орел — наследие Визан­тии — орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одногла­вые орлы, но, отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращенную на Восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью»¹.

России необходима сильная «мусульманская» политика, посколь­ку в ее составе около 20 млн мусульман, которых связывает со славя­нами и историческое прошлое, и мировоззренческое сходство ислама и православия. Можно согласиться с мнением ведущих российских геополитиков, которые подчеркивают: одна из главных стратегичес­ких задач России — не допустить радикализации собственного рос­сийского ислама². Тесное сотрудничество с «внешним» мусульман­ским миром обусловлено географической близостью России к мусульманскому Востоку. Важным направлением мусульманской стратегии России могли бы стать реализация масштабных инфра­структурных проектов в Каспийском регионе и создание новой систе­мы коллективной безопасности в мусульманском мире.

¹ Столыпин П.А. Речь о сооружении Амурской железной дороги // В поисках свое­
го пути: Россия между Европой и Азией. М., 1995. С. 42.

² См.: Владимиров А.И. Тезисы к стратегии России. М., 2004. С. 83.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1.Почему исламский мир рассматривается на Западе как варварская ци­вилизация, полная террористов и фанатиков?

2.Какие мусульманские страны и почему были отнесены к «оси зла»?

3.Каковы основные приоритеты мусульманской геополитики?

4.Каковы основные геополитические противоречия между США и исламским миром?

5.Какие геополитические сценарии наиболее вероятны в мусульманском регионе в XXI в.?

ГЛАВА 10