Глава 9. Перестройка в СССР, крушение социализма, распад СССР .

Мы - осколки разбитых надежд
На развалинах бывшей страны
Не пошьют нам широких одежд,

Мы – сироты идейной войны.

Мы идём, как и шли, лишь вперёд,
Вдоль дворцов теневых торгашей,
Через весь этот пагубный сброд,
Что готовы продать даже вшей.

Где же ваша свобода от нужд,
Где же ваша державная власть?
Глас народа для вас, знаю, чужд,
Помышляете жить только всласть.

Мы – осколки Великой страны,
Наша Родина – в наших сердцах,
Мы – не дети берлинской стены,
Мы – чужие, у всех на устах!

(Один из перестроечных плакатов)

1. Определение вариантов и границ новой «революции сверху».

Роковая судьба России в том и состоит, что крайне важные для её дальнейшего существования реформы постоянно запаздывают либо по причине идеологической зашоренности её правителей, либо в силу эгоизма её правящей элиты. Потому и перестройка советского общества началась не тогда, когда она была своевременна и возможна (где-то в 50-х-60-х годах ХХ века), а тогда, когда уже нельзя было медлить с её проведением. Всё углубляющиеся отставание СССР от западных стран грозило подорвать с таким трудом достигнутый военно-стратегический паритет. Падение мировых цен на энергоносители сократило поток нефтедолларов, которыми советское руководство закрывало зияющие бреши в социалистической экономике и держало на плаву социальные программы. Предкризисное состояние в экономической, социально-политической и даже в нравственной сфере жизни советского общества было налицо. С этим неприятным фактором было вынуждено считаться новое руководство страны.

Как уже многократно бывало в российской истории, путь решения вставших перед страной проблем виделся либо в ужесточении коммунистического режима с разбавлением его «национальной» идеей и продолжением конфронтации СССР с западным миром, либо в косметическом ремонте советской социально-экономической системы, внедрения в неё элементов свободно-рыночных отношений и некоторой демократизации политического режима. За первый вариант решения душивших страну проблем высказывалась значительная часть партийного аппарата, высших армейских кругов и КГБ. Однако в высших эшелонах власти сильны были позиции тех, кто не считал т.н. «просвещённый сталинизм» гарантом стабильности коммунистической системы, кто понимал, что дальнейшая гонка вооружений может вконец подорвать экономику страны и вызвать социальный взрыв. Поэтому после непродолжительного «переходного периода», связанного с пребыванием на высшем руководящем посту Ю.В. Андропова и К.У. Черненко, наступило время горбачёвской перестройки – самой решительной за все годы существования коммунистического строя в СССР попытки модернизации его социально-экономических, политических и идеологических основ. Однако, направленная на обновление социализма в соответствии с требованиями современной эпохи научно-технической революции и возвращение его к «первозданной чистоте» ленинского учения, перестройка в итоге обернулась полной дискредитацией коммунистической идеи и развалом социалистической системы хозяйствования, на руинах которой стали строиться новые рыночные отношения.

Сейчас трудно решить: был ли возможен иной вариант перестройки советского общества, который бы дал мощный толчок экономическому развитию страны при сохранении основ существующего коммунистического режима, как это до сих пор удаётся в Китае. Приходится считаться с тем фактом, что советское руководство за все годы существования Советского Союза довело социалистическую систему хозяйствования до полного износа и абсурда, спасти которую можно было только резким внедрением в неё рыночных механизмов. Однако именно это, как показали дальнейшие события, новому руководству страны так и не удалось.

Причина этого в том, что ни М.С. Горбачёв и его советники не имели готового проекта реформ, отсюда и ряд ошибок в определении стратегических задач перестройки и форм её проведения. Сам инициатор перестройки впоследствии признал, что на первых порах предполагалось, что «речь идёт лишь о выпрямлении отдельных деформаций социализма, о совершенствовании в целом устоявшейся социально-экономической системы, сложившейся за прошедшие десятилетия». Поэтому выдвинутая апрельским 1985 годом Пленумом «стратегия ускорения» социально-экономического развития страны означала, всего-навсего, курс на технологическую модернизацию промышленности и совершенствование хозяйственного механизма. Этот курс базировался на уже порядком надоевших идеологических клише о необходимости наведения порядка и дисциплины на производстве и повышения качества труда. Иными словами, населению страны вновь предлагалось подтянуть пояса и направить все силы на развитие приоритетных отраслей промышленности, обеспечивающих технический прогресс. Наболевшие вопросы о создании нормальных условий жизни и быта советских граждан, как всегда, откладывались на потом. Ведь, нельзя же было всерьёз воспринимать обещание новых лидеров страны к 2000 году обеспечить каждую советскую семью отдельной квартирой.

М.С. Горбачёв и его команда как-то не учли, что в народе за предшествующие годы уже успели иссякнуть трудовой энтузиазм и вера в бесчисленные обещания правительства, чтобы подобные призывы могли поднять его на трудовые подвиги. В результате ускорения как такового не получилось. Более того, попытки добиться роста производственных показателей за счёт интенсификации труда и нарушения технологических норм привели к ряду техногенных катастроф, наиболее масштабной из которых оказалась авария на Чернобыльской АЭС. Однако главная причина срыва попытки ускорения социально-экономического развития страны заключалась не в этом. Технологическое перевооружение отсталой советской промышленности было заранее бесперспективным делом без получения новейших западных технологий и западных кредитов. Запад же не шёл на расширение контактов с СССР без демократизации его политических основ.

Вначале, конечно, никаких передвижек в политическом строе страны не планировалось, все должно было развиваться целенаправленно, по линии совершенствования экономического фундамента социализма. Оказавшись у власти, М.С. Горбачев окружил себя группой советников из числа виднейших советских экономистов и политологов, таких как Л. И. Абалкин, А.Г. Аганбегян, Т.И. Заславская, Ф.М. Бурлацкий. Очень скоро ими было достигнуто единство во взглядах относительно необходимости расширения самостоятельности госпредприятий, которые отныне должны были управляться на основе самоокупаемости и самофинансирования. Одновременно с этим допускалось и даже поощрялось развитие частной инициативы в тех отраслях производства, где, оно было социально оправдано, т.е. в сельском хозяйстве, в индивидуальной трудовой деятельности и в сфере услуг, объем которых совершенно не соответствовал существующему спросу.

По мнению творцов советской перестройки, постепенное возрождение частного сектора в социалистической экономике могло приоткрыть советский рынок для иностранных инвестиций, что в дальнейшем должно было привести к созданию более совершенных производств, а, значит, к большей устойчивости советской экономической корпорации в конкурентной борьбе с другими хозяйственными корпорациями-странами на мировом рынке. В таких новых условиях хозяйствования руководителям государственных предприятий тоже поневоле пришлось бы повышать производственные показатели, приноравливаясь к фактически внедряемым рыночным отношениям.

Так, с самого начала обозначения нового экономического курса нового руководства страны его стержень определяли две главные линии: предоставление хозяйственной самостоятельности государственным предприятиям и расширение сферы деятельности частного сектора в экономике. Но чтобы не бросать тень на коммунистическую идею, долгие годы одухотворявшую жизнь советского общества, частную инициативу решено было канализировать по линии кооперативного движения и индивидуальной трудовой деятельности. Эти хозяйственные формы никогда не были под запретом. Им просто не давали нормально развиваться в предшествующие годы. Они были привычны даже для сталинской эпохи и сейчас не воспринимались в общественном сознании как враждебные социализму.

Первый конкретный шаг к легализации частного предпринимательства в стране был сделан Законом «Об индивидуальной трудовой деятельности», принятым 19 ноября 1986 года. Он разрешал частную инициативу в тридцати видах производства товара и услуг. Желающим заняться такой деятельностью, достаточно было пройти предварительную регистрацию в местном райисполкоме и смириться с высокими налогами, поглощавшими до 65% прибыли. Но высокие налоговые ставки не останавливали энергичных людей, так как этот закон и последовавшее вскоре Постановление от 26 мая 1988 года содержали массу оговорок, позволявших эти высокие налоги избегать. Многие кооперативы в период их становления освобождались от налога на прибыль, а другие создавались под эгидой общественных и государственных организаций, а потому имели ряд дополнительных привилегий.

Начало кооперативного движения в стране было очень успешным. Необъятный внутренний рынок, неизбалованный обилием товаров потребитель, несовершенство советской распределительной системы и экономические просчеты руководства страны, еще более обострявшие проблему дефицита (вроде бездумной антиалкогольной кампании) - все это обещало начинающим предпринимателям большую и моментальную прибыль. Отсюда установление кооператорами явно запредельных для рядовых покупателей цен на свои не всегда доброкачественные товары, поощрение дурного потребительского вкуса и даже покушение на физическое и нравственное здоровье своих сограждан.

Не на это рассчитывало руководство страны, поощряя кооперативное движение. Кооператоры в большинстве своем не понимали, что, наживаясь на дефиците, они загоняют кооперативное движение в угол, порождая хорошо известную в мире «экономику казино», где все подчинено целям извлечения спекулятивной прибыли в ущерб более перспективным задачам долгосрочного производства действительно нужных населению товаров и услуг. Как показала дальнейшая практика предпринимательской деятельности, наживаться на дефиците можно было лишь временно, только до открытия границ и развития челночного бизнеса. Поток зарубежных товаров в ярких обложках положил конец деятельности кооперативов-однодневок, извлекавших прибыль на производстве и продаже прежде дефицитных товаров. Вместо них появились другие кооперативы и торгово - посреднические фирмы, ориентированные на перепродажу отечественных сырьевых продуктов в обмен на зарубежные потребительские товары.

Что касается решения руководства страны о предоставлении большей хозяйственной самостоятельности в работе государственных предприятий, то согласно Закону «О государственном предприятии» от 30 июня 1987 года социалистические предприятия впервые получили право самостоятельно планировать свою деятельность, устанавливать прямые связи с другими предприятиями и даже ступать в деловые контакты с иностранными фирмами.

В реальности же вся заявленная самостоятельность в работе госпредприятий оказалась фикцией. Во-первых, государство по-прежнему являлось главным заказчиком в промышленности и почти полностью изымало посредством госзаказа всю товарную продукцию, оставляя предприятию последнему крайне скудные возможности для коммерческой деятельности.

Во-вторых, государство, как и прежде, устанавливало цены на продукцию и ставки налогообложения, изымая тем самым у предприятий значительную часть доходов и еще больше выхолащивая само понятие «финансовой самостоятельности» промышленных предприятий.

В-третьих, сфера государственного контроля над деятельностью промышленных предприятий даже расширилась после введения государственной приемки качества производимой продукции, что раньше практиковалось только на оборонных предприятиях. В итоге коммерческая самостоятельность предприятий оказалась сужена до максимально возможных пределов, т.е. до реализации на рынке той незначительной части продукции, которая у них оставалась после выполнения госзаказа. В качестве компенсации за реальное ужесточение опеки со стороны управленческих структур оно увеличило свои дотации предприятиям, которые только и помогли многим из них удержаться на плаву, избежать банкротства и увольнения значительной части избыточного персонала.

Однако эта помощь из государственной казны имела обратную сторону. Руководители промышленных предприятий, благодаря государству освобожденные от реальной ответственности за результаты своей деятельности, получили возможность направить усилия на устройство личного благополучия, не имеющего ничего общего с государственными интересами. Прежние «красные директора» устраивали бартер с зарубежными партнерами, поставляя им ценное сырьё, а взамен получая разного рода потребительские товары. Вырученные за счет их реализации средства вкладывались, конечно, не в развитие производства, а на личное благоустройство: строительство особняков и приобретение диковинных тогда заграничных вещей, вроде машин и аудио-видео техники. Потому и стали возле крупных промышленных предприятий, как грибы вокруг деревьев после дождя, возникать кооперативы и фирмы на семейном подряде, возглавляемые родственниками и знакомыми руководителей госпредприятий, через которые осуществлялись бартерные поставки и устанавливались коммерческие связи с зарубежными партнерами. Вместо разрекламированной планово-регулируемой рыночной экономики в государственном секторе быстро утвердилась меново-бартерная система хозяйственных отношений взамен прежней централизованной плановой экономики.

Сейчас более чем очевидно, что иного тогда и быть не могло при таком варианте экономических реформ, когда была предпринята попытка в одночасье преобразовать социалистическую экономику, где в течение долгих десятилетий накапливались противоречия и отсутствовали рыночные механизмы их разрешения.

Кроме неудачного исхода самой экономической реформы печальную роль в судьбе социалистической системы хозяйствования сыграла не разрешенная до конца социалистической эпохи проблема ценообразования, без решения которой вообще нельзя было достичь рынка даже в его социалистической варианте. Дело в том, что за все годы социалистического хозяйствования, прежде всего по социальным причинам, цены на одни виды товаров и услуг оказались ниже их себестоимости, а на другие гораздо выше. Для того чтобы выправить образовавшийся крен в системе социалистического ценообразования требовалось, по мнению специалистов, сохранив государственные дотации на товары более чем на 70 млрд. руб., одновременно поднять розничные цены на них на 60 млрд. руб. Правительство решилось пойти на этот шаг только весной 1991 года. Свою роль сыграла, прежде всего, боязнь правительством последствий той огромной социальной цены, которую неминуемо пришлось бы заплатить населению страны за переход к новой системе ценообразования. Ведь к тому времени уже успело иссякнуть доверие населения к широковещательным заявлениям своего руководства. Эта боязнь еще более усиливалась обстановкой всеобщего дефицита. Дополнительных тягот в виде резкого повышения цен на продукты первой необходимости население могло просто не выдержать.

Эти проволочки и трудности в проведении ценовой реформы, как и других неотложных мер в экономической сфере, самым плачевным образом сказались на темпах развития производства, похоронив и стратегию ускорения, и политику перестройки.

Столь же неудачно завершилась попытка реформировать сельское хозяйство на основе арендного подряда. Согласно новому положению о колхозах, принятому в марте 1988 года. Одна или несколько сельских семей могли брать землю в аренду на довольно длительный срок (до 50 лет) и самостоятельно распоряжаться произведенной продукцией. Однако за все годы существования колхозного строя так и не была создана соответствующая инфраструктура сельскохозяйственного производства, позволяющая сохранять, перерабатывать продукцию и доводить ее до потребителя.

Но даже вне зависимости от этого обстоятельства судьба арендного подряда в деревне заранее отдавалась в руки местного руководства. В принятом Постановлении особо подчеркивалось, что площадь арендуемого участка и размер поголовья скота в личном хозяйстве должны устанавливаться коллективом каждого колхоза в зависимости от участия арендатора в общественном труде. Это давало районному начальству и колхозной администрации серьезный повод для вмешательства в дела арендатора.

Кроме произвола местных властей, возрождению в среде колхозного крестьянства духа предпринимательства в немалой степени повлияло то обстоятельство, что наиболее активные элементы деревенского населения уже успели покинуть село. Оставшихся на селе явно не прельщала перспектива работать на арендованной земле и производить продукцию в обстановке враждебного к себе отношения со стороны местного начальства и односельчан.

Поэтому арендные отношения не смогли получить достаточно широкого распространения в колхозной деревне. По имеющимся данным, к лету 1991 года в хозяйствах арендаторов находилось только 2% площади всех обрабатываемых в стране земель и 3% всего поголовья скота. Более чем скромные результаты, чтобы говорить о пробуждении предпринимательского духа в крестьянской среде [54].

Так получилось, что к исходу 1980-х годов стало предельно ясно и для народа и для руководства страны, что ни одна из намеченных реформ не увенчалась успехом. Они были не столь радикальными, чтобы сломать пресловутый механизм торможения и придать новый импульс развитию советской экономики, однако оказались вполне достаточными, чтобы сломать существующие порядки в экономической сфере и пробудить дремлющую в душе предприимчивых людей энергию и деловую хватку. Родившаяся накануне крушения СССР идея перехода к рыночной экономике, которая была озвучена в программах, подготовленных в начале 1991 года правительством Н.И. Рыжкова и группой независимых экономистов под руководством Г.Е. Явлинского под названием «500 дней», уже не могла быть реализована ни в каком виде. Причиной этому разрушение всех экономических и политических связей между союзными республиками, толчок которой задали политические реформы, грянувшие в конце 80-х года. ХХ века.

2. Ход перестройки: путь к обновлению страны или шаг к национальной катастрофе.

К 1988 году, отчасти ввиду пробуждения общественного сознания внутри страны, отчасти под давлением стран Запада, не шедших на расширение контактов с Советским Союзом без проведения там широких демократических реформ, родилась идея движения к «обновленному», «истинному», демократическому и гуманному социализму, обогащённому достижениями современного мирового развития и очищенному от всех наслоений сталинско-брежневской эпохи. Началась, собственно говоря, настоящая перестройка всей системы идейно-политических координат, считавшихся ранее незыблемой основой социалистического общества. Этот процесс неизбежно должен был начаться с объявленной властями гласности, призванной, как уже отмечалось, раскрепостить общественное сознание, свести счёты со страшным прошлым и наметить перспективы дальнейшего развития для страны.

Причём сразу же было заявлено, что готовых проектов преобразований нет и надо действовать по принципу «жизнь покажет». Это позволяло горбачёвскому руководству сохранять за собой свободу действий в любом направлении. Но при всей неопределённости путей дальнейшего совершенствования социализма общий курс руководства страны просматривался вполне отчётливо. Все изменения должны были работать на сохранение прежних экономических и политических структур. Если рынок, то непременно государственно-регулируемый, если многопартийность, то только при авангардной роли КПСС, если плюрализм мнений, то только на марксистско-ленинской идейной основе. Получается, что дальше элементарного приспособления советского общества к внешним атрибутам демократии ничего не предусматривалось. Некоторые подвижки в сторону демократии, такие как: созыв Съезда народных депутатов, введение института президентской власти, устройство выборов на альтернативной основе – были нужны М.С. Горбачеву для расширения личной власти и освобождения от излишней опеки со стороны партийной верхушки. Этакая вот ипостась «просвещённого абсолютизма» в конце ХХ века взамен былого тоталитаризма. Вместе с тем, за все годы своего руководства М.С. Горбачев ни разу не усомнился в правильности социалистического выбора и постоянно подчёркивал свою верность коммунистическим идеалам.

Но все тонкие расчёты «отца советской перестройки» оказались быстро разрушены вышедшей из-под контроля властей демократизацией политической жизни страны. После неосмотрительного заявления М.С. Горбачева о примате общечеловеческих гуманитарных ценностей над узкоклассовым партийным подходом пробил последний час аппаратного варианта перестройки. В действие вступили мощные общественные силы. Весь 1987 год прошёл под знаком расширения неподконтрольной властям гласности, выплеснувшей на арену общественной мысли все беды недавнего прошлого и поставившей под сомнения все достижения и победы советской власти. Напрасно Нина Андреева и другие публицисты из консервативного лагеря заклинали, что добром это не кончится.

И события не заставили себя ждать. 1988, 1989 и 1990-е годы стали временем активизации неофициальных общественных движений и политических партий во всех краях и республиках Советского Союза. Как гром среди ясного неба разразились межнациональные и этнические конфликты, поставившие под угрозу единство страны.

Эта опасность вызвала рост консервативных настроений в аппаратных звеньях КПСС, быстро терявших былую власть и былой авторитет в народе, что породило конфликт между руководящим составом Коммунистической партии и большей частью общества, жаждущего углубления и расширения демократических процессов в стране.

Обострение социальных и национальных конфликтов в СССР в начале 1990-х годов свидетельствовало, что Центр утрачивает контроль над регионами, а партия за обществом. Осознание этой нависшей опасности вызвала активизацию антиперестроечных сил. Это был блок партийных чиновников, кадровых военных и директоров государственных предприятий, которые ещё не определи своего места в рыночных реформах, опасались потерять власть и связанные с нею привилегии. Цель этого блока, возможно, была не так уж плоха – уберечь великую державу от распада и гибели. Только средства, выбранные для реализации этой задачи, оказались изначально порочными: вернуть решение всех важных вопросов в партийные кабинеты, оставив лишь внешние атрибуты демократии (Совет народных депутатов, пост президента, открытые выборы) и псевдоперестроечную риторику.

Под давлением оживившихся консервативных сил М.С. Горбачёв стал удалять с важных государственных постов активных сторонников перестройки и заменять их серыми аппаратчиками, всё более и более теряя свой прежний имидж демократа и творца перестройки. И чем дальше он отходил от провозглашённых им же ранее идеалов, тем большую популярность в народе приобретал его политический конкурент Б.Н Ельцин. В обстановке катастрофически ухудшающегося положения дел в стране, бывший секретарь Свердловского обкома КПСС превратился чуть ли не в кумира всех демократических сил. Демократы просто закрывали глаза на не вполне достойные личные качества Б.Н. Ельцина. Такие как стремление к роскоши, неискренность, быструю смену настроений и убеждений, склонность к кумовству и интриганству, некоторое позёрство, отсутствие самостоятельной позиции и подверженность чужому влиянию. Здесь уже можно не касаться и таких сторон его поведение, как неумение держать себя на публике и на его не всегда адекватное поведение. Можно только поражаться, как демократически настроенная общественность не хотела тогда замечать очевидное, давала себя уговорить имиджмейкерам Б.Н. Ельцина, что совершаемые им нелепые поступки вовсе не его вина, а результат провокаций со стороны его врагов из среды партийной бюрократии.

Видимо, народу настолько надоело постоянное враньё властей, что он перестал верить даже очевидным фактам, если они шли из правительственных источников. Чему уж тут удивляться, что на первых выборах президента России победу с триумфом одержал Б.Н. Ельцин, что означало, по сути, «лебединую песню» прежнему единству страны и всех населявших её народов, ибо лидер демократических сил выдвинул идею полного суверенитета для всех входящих в СССР, как союзных, так и автономных республик.

События 19-21 августа 1991 года стали последней конвульсивной попыткой предотвратить распад страны и социалистический строй. Провал это путча показал всю глубину крушения прежнего социально-экономического порядка в стране и полный паралич партийно-государственных учреждений. Одного толчка оказалось достаточным для того, чтобы коммунистический строй рухнул, а на месте СССР образовался ряд независимых государств, что было юридически оформлено Беловежскими соглашениями в декабре 1991 года.