Основы теории государства и права Т. Гоббса
Современником Б. Спинозы был выдающийся английский политолог XVII в. Т. Гоббс. Его перу принадлежит всемирно известная работа «Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского». Следующие теоретические положения из этого произведения пережили своего создателя и поныне используются в мировой политологии и юриспруденции.
1. О понятии и структуре государства. Как полагал Т. Гоббс, «наибольшим человеческим могуществом является то, которое составлено из сил ... людей, объединенных соглашением, и перенесено на одну личность ... , пользующуюся всеми этими силами или по своей собственной воле ... , или в зависимости от воли каждого в отдельности ... Вот почему иметь слуг есть могущество, иметь друзей есть могущество, ибо все это означает объединенные силы».
Если «люди назначили одного человека или собрание людей ... их представителями» затем, «чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, ... то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством». Оно независимо от подобных объединений, ибо подвластно лишь собственной верховной власти, а эта власть выступает в роли единственного представителя всей совокупности интересов подчиненных ей людей.
Структура государства включает упорядоченные и неупорядоченные, политические и частные, законные и незаконные социальные организации. Из них упорядоченными являются «те, в которых один человек или собрание людей установлены в качестве представителей» всего объединения, а «неупорядоченными называются ... группы, которые, не имея никакого представительства, представляют собой лишь скопление людей». К политическим ассоциациям или телам относятся социальные объединения, образованные на основании специальных актов об их правах и обязанностях, изданных «верховной властью государства». Частные же группы «установлены самими подданными» этой власти или «образованы на основании полномочий, данных чужеземной властью». Наконец, законны лишь группы, «которые допущены государством», а «все другие противозаконны». Например, незаконными являются корпорации нищих и воров, «образованные в целях наилучшей организации своего промысла: попрошайничества и воровства, а также корпорации инспирируемых из-за границы людей, которые объединяются в каком-нибудь государстве для более легкой пропаганды учений и для образования партий, подрывающих власть государства».
В политических телах «власть представителей всегда ограничена», и «границы ей предписываются верховной властью, ибо ... в каждом государстве суверен является абсолютным представителем всех подданных. Поэтому всякий другой может быть представителем части этих подданных лишь в той мере, в какой это разрешается сувереном». Причем «разнообразие политических тел почти безгранично, ибо они различаются не только по кругу задач, для которых установлены и которые сами по себе бесконечно разнообразны, но также и в отношении времени, места и числа, которые подвержены многим ограничениям».
Неупорядоченные группы людей «становятся законными или незаконными в зависимости от ... повода к скоплению и от числа собравшихся. Если повод законен и явен», то «скопление законно. Таково, например, обычное скопление народа в церкви или на публичных зрелищах, если число собравшихся не выходит из обычных рамок, ибо, если число собравшихся слишком велико, повод неясен, и, следовательно, всякий, кто не может дать подробного и ясного отчета о мотивах своего пребывания в толпе, должен считаться преследующим противозаконные и мятежные цели. Можно считать вполне законным для тысячи человек составить общую петицию, которая должна быть представлена судье или должностному лицу, однако если тысяча человек пойдет подавать ее, то это уже мятежное сборище, ибо для этой цели достаточно одного или двух человек. Однако в подобных случаях собрание делает незаконным не какое-нибудь установленное число, а такое число, которое представители власти не способны укротить или передать в руки правосудия».
2. О естественном праве. Т. Гоббс рассматривал естественное право как воспринятые в качестве общеобязательных норм гражданами государства его закономерности. Эти нормы гарантируют гармоничное функционирование государственной организации как целого. В наиболее общем виде естественное право может быть выражено в виде формулы: «Не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе». Она конкретизируется в ряде менее абстрактных положений. Основные из них таковы.
Во-первых, «всякий человек должен добиваться мира» в отношениях с другими людьми, «поскольку у него есть надежда достигнуть его», а также «приноравливаться ко всем остальным». Более того, «при наличии гарантии в отношении будущего» ему следует «прощать прошлые обиды тем, кто, проявляя раскаяние, желает этого».
Во-вторых, «люди должны выполнять заключенные ими соглашения». В этой норме естественного права «заключаются источники и начало справедливости. Ибо там, где не имело места предварительное заключение договора, ... каждый человек имеет право на все и, следовательно, никакое действие не может быть несправедливым. Определением же несправедливости является ... невыполнение договора. А все, что не несправедливо, справедливо». Поскольку же соглашения могут соблюдаться лишь там, где есть власть, то прежде чем «слова справедливое и несправедливое могут иметь место, должна быть какая-нибудь принудительная власть». Эта власть «угрозой наказания, перевешивающего благо, ожидаемое людьми от нарушения ими своего соглашения», принуждает «в одинаковой мере людей к выполнению их соглашений». Причем «таковы уж нравы людей», что «иногда ... невозможно добиться справедливости без подкупа».
В-третьих, при отмщении за причиненный вред «люди должны сообразовываться не с размерами совершенного зла, а с размерами того блага, которое должно последовать за отмщением».
В-четвертых, «ни один человек не должен делом, словом, выражением лица или жестом выказывать ненависть или презрение другому». Напротив, ему следует стремиться продемонстрировать окружающим свое уважение. Такая цель будет достигнута, если индивид будет осознавать, что «просить другого о какой-либо помощи - значит оказывать ему уважение, ибо это свидетельствует о мнении просящего, что другой имеет возможность помочь ему, и, чем с большими трудностями связана эта помощь, тем больше оказываемое уважение. Повиноваться кому-либо - значит оказывать ему уважение, ибо никто не повинуется тому, кто, по его мнению, не имеет возможности ни помочь, ни вредить ему. И, следовательно, не повиноваться - значит оказывать неуважение. Делать большие подарки человеку - значит оказывать ему уважение, ибо это есть покупка его покровительства и признание его могущества. Делать малые подарки - значит оказывать неуважение, ибо это есть лишь милостыня и свидетельствует о мнении дарящего, что он нуждается лишь в малой помощи. Быть усердным в содействии благу другого или льстить ему - значит оказывать уважение, ибо это показывает, что мы ищем его покровительства или помощи. Пренебрегать человеком - значит оказывать ему неуважение. Уступить кому-либо какое-нибудь преимущество - значит оказывать ему уважение, ибо это есть признание большей силы. Присвоить себе это преимущество - значит оказывать неуважение. Оказывать знаки любви или боязни кому-либо - значит оказывать ему уважение, ибо как любить, так и бояться кого-либо - значит ценить его. Игнорировать кого-либо, или меньше любить, или бояться его, чем тот ожидает, - значит оказывать ему неуважение, ибо это значит низко ценить его. Хвалить, возвеличивать или называть кого-либо счастливым - значит уважать его, ибо ничто не ценится, кроме доброты, силы и счастья. Бранить, высмеивать или жалеть кого-либо есть неуважение. Говорить с кем-либо обдуманно, держаться перед ним скромно и смиренно - значит уважать его, ибо это свидетельствует о боязни обидеть его. Говорить с ним опрометчиво, делать перед ним что-либо непристойное, неряшливое, постыдное - значит оказывать ему неуважение. Верить в кого-либо, доверяться ему и полагаться на кого-либо - значит оказывать ему уважение, ибо в этом сказывается наше мнение о его добродетели и могуществе. Не доверять или не верить - значит оказывать неуважение. Слушаться чьего-либо совета или охотно слушать чью-либо речь - значит оказывать соответствующему лицу уважение, ибо это говорит о том, что мы считаем это лицо мудрым, красноречивым или остроумным. Спать, уходить или разговаривать во время речи другого - значит оказывать ему неуважение ... Соглашаться с чьим-либо мнением - значит оказывать соответствующему лицу уважение, так как это есть признак одобрения его суждения и его мудрости. Не соглашаться есть неуважение, ибо это значит укорять соответствующее лицо в заблуждении ... Подражать кому-либо - значит оказывать ему уважение, ибо это значит горячо одобрять его. Подражать же его врагам - значит оказывать ему неуважение. Оказывать уважение тем, кого уважает другой человек, - значит оказывать уважение этому последнему, ибо это признак одобрения его суждения. Уважение к его врагам есть неуважение к нему. Привлекать кого-либо в качестве советчика или помощника в трудных делах - значит оказывать ему уважение, ибо это признак нашего мнения об его мудрости или о другой его силе. Отказать в этих же случаях в привлечении тех, кто добивается этого, есть неуважение».
В-пятых, «человек, получивший благодеяние от другого лишь из милости, должен стремиться к тому, чтобы тот, кто оказывает это благодеяние, не имел разумного основания раскаиваться в своей доброте. Ибо всякий человек дарит лишь с намерением приобрести этим какое-нибудь благо для себя ... И если люди увидят себя обманутыми в этом, то исчезнет всякое основание для благоволения или доверия и, следовательно, исчезнет всякая взаимопомощь».
В-шестых, «каждый человек должен признать других равными себе от природы», в связи с чем «ни один человек не должен требовать предоставления себе какого-нибудь права, на предоставление которого любому другому человеку он не согласился бы». Отсюда вытекает, в частности, что общие вещи должны использоваться их собственниками в равной мере. Если же общая вещь не может быть использована сообща, то либо право владения ею в целом, либо право первоочередного владения нужно предоставить по жребию.
В-седьмых, «в случае спора стороны должны подчинить свое право решению арбитра». Причем «никто не может быть справедливым арбитром в своем собственном деле». И «если человек уполномочен быть судьей в споре» между людьми, то он должен их рассудить беспристрастно.
В-восьмых, «всем людям, которые являются посредниками мира, должна быть дана гарантия неприкосновенности».
Задача государственных органов - гарантировать осуществление совокупности норм естественного права в человеческом поведении. Для этого государству следует устанавливать и при необходимости принудительно проводить в жизнь исходящие именно от него общеобязательные правила, которые Т. Гоббс часто именует «положительными», а также «гражданскими» законами.
3. О сущности, назначении и необходимых качествах гражданских законов. По словам Т. Гоббса, «люди для достижения мира и обусловленного им самосохранения ... сделали искусственные цепи, называемые гражданскими законами, и эти цепи они сами взаимными соглашениями прикрепили одним концом к устам того человека или собрания, которым они дали верховную власть, а другим концом - к собственным ушам. Эти узы, слабые по своей природе», держатся «благодаря опасности, а не трудности их разрыва». Вот почему свобода людей «заключается в свободе делать то, что не указано в соглашениях с властью».
Как подчеркивал Т. Гоббс, «хороший закон - это тот, который необходим для блага народа и одновременно общепонятен». Причем «задача законов, которые являются лишь установленными верховной властью правилами, состоит не в том, чтобы удержать людей от всяких произвольных действий, а в том, чтобы дать такое направление их движению, при котором они не повредили бы самим себе своими собственными необузданными желаниями, опрометчивостью и неосторожностью, подобно тому как изгороди поставлены не для того, чтобы остановить путешественников, а для того, чтобы не дать им сбиться с дороги. Поэтому ненужный закон плох, ибо он не выполняет истинной задачи закона».
Правда, рассуждал далее Т. Гоббс, «можно было бы думать, что закон хорош, когда он выгоден суверену, хотя бы он не был нужен народу, но это неверно. Ибо нельзя отделить благо суверена от блага народа. Слаб тот суверен, который имеет слабых подданных, и слаб тот народ, суверен которого не имеет власти, чтобы управлять им по своей воле».
4. О формах государства. «Власть, если только она достаточно совершенна, чтобы быть в состоянии оказывать защиту подданным, одинакова во всех ее формах ... Различие государств заключается в различии ... лица, являющегося представителем всех и каждого из массы людей ... Различных форм государства может быть только три ... , так как верховная власть может принадлежать или одному человеку», или собранию людей, «а в этом собрании могут иметь право участвовать или каждый, или лишь определенные, отличающиеся от остальных люди ... Ибо представителем должен быть или один человек, или большее число людей, а это - собрание или всех, или только части. Если представителем является один человек, тогда государство представляет собой монархию; если собрание всех, кто хочет участвовать, тогда это демократия ... ; а если верховная власть принадлежит собранию лишь части граждан, тогда это аристократия. Других видов государства не может быть, ибо или один, или многие, или все имеют верховную власть ... целиком». Термины «тирания», «олигархия» и «анархия» - это не названия иных форм государства, а «выражения порицания перечисленным формам ... Те, кто испытал обиду при монархии, именуют ее тиранией, а те, кто недоволен аристократией, называют ее олигархией. Точно так же те, кому причинено было огорчение при демократии, называют ее анархией».
По мнению Т. Гоббса, «короли с ограниченной властью не суверены, а лишь министры тех, кто обладает верховной властью ... Король, власть которого ограниченна, не выше того или тех, кто имеет право ограничить эту власть, а тот, кто не выше кого-либо другого, не является верховным, то есть не является сувереном. Верховная власть поэтому всегда была в руках того собрания, которое имело право ограничить короля, и, следовательно, формой правления в данном случае является не монархия, а демократия или аристократия, как это мы видим в древней Спарте, где цари имели привилегию командовать своей армией, но верховная власть принадлежала эфорам». Другое дело, что существует общее правило, согласно которому «одно право командования над вооруженными силами без всякого другого установления делает того, кто обладает этим правом, сувереном. Вот почему, кто бы ни был генералом армии, лицо, обладающее верховной властью, всегда является генералиссимусом».
Как полагал Т. Гоббс, «если какое-нибудь народное или аристократическое государство, покорив неприятельскую страну, управляет ею при посредстве ... какого-нибудь ... должностного лица, то на первый взгляд может ... казаться, будто такая страна управляется демократически или аристократически. Однако это не так ... Там, где народ управляется собранием, которого народ не избирал, мы имеем монархию - не власть одного человека над другим, а власть одного народа над другим». К примеру, «когда римский народ управлял Иудеей ... при посредстве наместника, Иудея не была, однако, в силу этого демократией, ибо иудеи не управлялись собранием, в котором кто-нибудь из них имел право участвовать; не была она также и аристократией, ибо иудеи не управлялись собранием, куда кто-нибудь из них мог войти путем избрания. Иудея управлялась лицом, которое хотя и было в отношении народа Рима народным собранием или демократией, однако в отношении народа Иудеи, не имеющего права участвовать в правлении, было монархом».
5. О правах суверена в государственной организации. «Суверен, - утверждал Т. Гоббс, - ... имеет право на все с тем лишь ограничением, что ... он обязан ... соблюдать» нормы естественного права. Причем если «суверен предъявляет свои требования» к подданному «на основании ранее изданного закона, а не на основании своей власти», то он тем самым «объявляет, что ... требует не больше того, что окажется обязательным по закону». В этом случае «если подданный имеет какой-нибудь спор с сувереном по поводу долга, права владения недвижимым или движимым имуществом, или по поводу какой-либо службы, которая от него требуется, или по поводу какой-нибудь кары, физической или денежной ... , то подданный так же свободен добиваться своего права, как если бы это была тяжба с другим подданным, и он может добиваться», чтобы его дело слушали в суде и решали согласно упомянутому закону. «Однако если суверен требует или берет что-нибудь на основании своей власти», а не ранее изданной нормы права, то «такие случаи не подлежат обжалованию» подданными. В подобной ситуации, в соответствии со взглядами Т. Гоббса, «верховная власть независимо от того, принадлежит ли она одному человеку, как в монархиях, или собранию людей, как в народных и аристократических государствах, так обширна, как только это можно себе представить». В частности, в монархии «достаточно царского слова, чтобы взять любую вещь у любого из подданных, если есть в этом надобность, и ... сам царь решает, имеется ли такая надобность». Однако «у тех народов, государства которых существовали долго и были разрушены лишь внешней войной, подданные никогда не оспаривали прав верховной власти».
По словам Т. Гоббса, одним из полномочий суверена является «власть предписывать правила, указывающие каждому человеку, какими благами он может пользоваться и какие действия он может предпринимать, не оказываясь стесненным в этом отношении кем-либо из своих сограждан ... Именно это люди называют собственностью ... Собственность ... есть акт» суверенной «власти в целях установления гражданского мира ... Правила о собственности (или о моем и твоем) ... суть гражданские законы, то есть особенные законы каждого отдельного государства». Причем «право собственности подданного ... состоит в праве исключить всех других подданных из пользования» ею, «но не в праве исключить своего суверена, будь он собранием или монархом».
С точки зрения Т. Гоббса, «так как целью учреждения верховной власти являются мир и общая защита, а право на цель дает право и на ведущие к ней средства, то к правам человека или собрания, обладающего верховной властью, относится», в частности, и «право быть судьей в делах мира и защиты, а также в делах того, что препятствует их осуществлению. Суверен, таким образом, имеет право предпринять все, что он считает необходимым в целях сохранения мира и безопасности путем предупреждения раздоров внутри» государства «и нападения извне, а когда мир и безопасность уже утрачены, предпринять все необходимое для их восстановления. И поэтому ... в компетенцию верховной власти входит» полномочие «быть судьей в отношении того, какие мнения и учения препятствуют и какие содействуют водворению мира, и, следовательно, в каких случаях, в каких рамках и каким людям может быть предоставлено право обращаться к народной массе ... Ибо действия людей обусловлены их мнениями, и в хорошем управлении мнениями состоит хорошее управление действиями людей с целью водворения среди них мира и согласия ... И хотя единственным критерием учения должна быть истина, однако это не противоречит тому, чтобы учения регулировались также с точки зрения их отношения к делу мира».
Как полагал Т. Гоббс, контроль суверена за мнениями и учениями, распространяющимися среди граждан государства, на практике часто делается необходимым из-за двух обстоятельств. Во-первых, «многие из тех учений, которые служат для установления нового образа правления, по необходимости должны противоречить тем, которые способствовали упразднению старого». Во-вторых, «в государстве, куда вследствие небрежности или неловкости правителей или учителей с течением времени проникли и получили широкое распространение ложные учения, противоположные учения, истинные, могут оказаться ... вредными». Правда, пояснял свою мысль Т. Гоббс, «внезапное вторжение какой-нибудь новой истины само по себе еще никогда не взрывало мир. Это вторжение может лишь вновь возбудить войну, которая тлела подспудно. Ибо люди, которые до того нерадиво управляются, что ... смеют поднять оружие для защиты или введения какого-нибудь мнения, ... живут как бы в состоянии непрерывного приготовления к военным действиям».
6. О факторах, обусловливающих могущество государства. По убеждению Т. Гоббса, государство является сильным, если подданные суверена беспрекословно повинуются его приказам, «ибо благоденствие народа, управляемого аристократическим или демократическим собранием, обусловлено не формой правления, а послушанием и согласием подданных; и в монархии народ процветает не потому, что право управлять им принадлежит одному человеку, а потому, что народ повинуется этому человеку». Т. Гоббс отмечал: «Устраните в каком-либо государстве послушание народа (следовательно, и его внутреннее согласие), и народ не только не будет процветать, но в короткое время погибнет. Те, которые своим неповиновением намереваются лишь реформировать государство, найдут, что они его этим разрушили».
В свою очередь, для безоговорочного повиновения и согласия подданных, утверждал Т. Гоббс, необходимо, «чтобы справедливость была в одинаковой мере соблюдена по отношению к людям всех состояний, то есть чтобы как богатые и высокопоставленные, так и бедные и незаметные люди могли одинаково найти управу против чинимых им обид и знатный человек, учиняя насилие, нанося бесчестье или какую-нибудь другую обиду человеку низшего состояния, имел бы не большую надежду на безнаказанность, чем человек низкого состояния, совершивший то же самое по отношению к знатному человеку». Такое соблюдение справедливости требуется для процветания государства из-за последствий «лицеприятия ... к знатным», которые «развертываются в следующем порядке. Безнаказанность рождает наглость, наглость - ненависть, а ненависть порождает усилия свергнуть всякую притесняющую и наглую знать, хотя бы и ценой гибели государства».
Т. Гоббс выделял и еще несколько факторов, способствующих росту могущества государства. В частности, по его словам, чтобы государство было сильным, «суверен должен облагать подданных налогами сообразно ... количеству благ, которые каждый из них потребляет. В этом случае государство не терпит убытка от расточительности частных лиц». Кроме того, для увеличения мощи государства «суверен должен содержать нетрудоспособных и принуждать работать отлынивающих», а также правильно назначать наказания за преступления. «Ввиду того что целью наказания, - отмечал автор “Левиафана ... ”, - являются не месть и излияние гнева, а исправление или самого преступника, или других людей устрашающим примером, то наиболее суровые наказания должны быть наложены за преступления, наиболее опасные для государства. Таковы, например, преступления, проистекающие из стремления к низвержению установленного образа правления; преступления, возникающие из презрения к правосудию; преступления, возбуждающие негодование толпы, а также преступления, которые, оставаясь безнаказанными, выдаются за действия, совершенные с разрешения верховной власти, а именно преступления, совершенные сыновьями, слугами или любимцами представителей верховной власти. Ибо вызываемое у людей негодование обращается не только против исполнителей преступления и подстрекателей, но и против всякой власти, которая может быть заподозрена в том, что она покровительствует им ... В отношении же преступлений, проистекающих из слабости, как преступления, совершенные в запальчивости и раздражении, в паническом страхе, является ли деяние большим преступлением или нет, ... может быть во многих случаях дано снисхождение без всякого вреда для государства». Наконец, «в случае бунта государству может принести пользу как устрашающий пример лишь наказание главарей и идейных вдохновителей, а не совращенных темных людей. Быть суровым к последним - значит наказывать невежество, в котором в значительной части виновен суверен, не принявший мер к тому, чтобы они были лучше просвещены».
7. О причинах ослабления и упадка государственной организации. По мнению Т. Гоббса, этому способствует, если суверен длительный период времени «довольствуется ... меньшей властью, чем та, которая необходима в интересах мира и защиты государства». Дело в том, что когда такому властителю приходится в интересах безопасности государства воспользоваться теми правами, которые он давно не использовал, то для подчиненных ему граждан «это имеет видимость незаконного действия с его стороны, побуждающего огромное число людей ... при наличии подходящего повода ... к восстанию». Вот почему Т. Гоббс призывал суверенов проводить систематическую работу по разъяснению народным массам прав системы государственных органов.
С его точки зрения, государство ослабляется также, когда в нем распространяются «мятежные учения». К ним Т. Гоббс относил прежде всего теоретическое положение, согласно которому «каждый отдельный человек есть судья в вопросе о том, какие действия хороши и какие дурны». По Т. Гоббсу, «это верно ... в таких случаях, которые не определены законом. Во всех же других случаях ... мерилом добра и зла является гражданский закон, а судьей - законодатель, который всегда представляет государство».
Суть второго мятежного учения, по Т. Гоббсу, составляет утверждение, в соответствии с которым «все, что человек делает против своей совести, есть грех». По убеждению Т. Гоббса, «закон есть совесть государства, следовать руководству которого» гражданин «признал для себя обязательным. Иначе различие, существующее между совестью отдельных людей, являющейся лишь личным мнением, должно было бы внести смуту в государство, и всякий стал бы повиноваться верховной власти лишь постольку, поскольку ее повеления встречали бы его личное одобрение».
Третье теоретическое положение, «противоречащее природе государства» и приносящее последнему вред, «сводится к тому, что тот, кто имеет верховную власть, подчинен гражданским законам». Как полагал Т. Гоббс, «верно, что все суверены подчинены естественным законам, так как эти законы даны Богом и не могут быть отменены ни человеком, ни государством. Но суверен не подчинен тем законам, которые он сам, то есть государство, создает».
В «Левиафане...» отмечены и иные причины ослабления и упадка государственной организации. Во-первых, к таким последствиям ведет «неутолимая жажда расширения владений государства, влекущая к потерям в войнах, к трудностям ассимилирования завоеванных территорий, к мотовству пиршеств и ненужных расходов».
Во-вторых, государство нередко ослабляется в силу «подражания соседним народам», поскольку «люди по самой своей природе жаждут перемен. Если поэтому они имеют перед собой пример соседних народов, которые еще и разбогатели при этом, то они не могут не прислушиваться к тем, кто подстрекает их к переменам. И они рады, когда смута начинается, хотя горюют, когда беспорядки принимают затяжной характер». Так, небольшие города-государства Древней Греции непрерывно потрясались мятежами аристократической и демократической партий, ибо почти в каждом государстве одни желали подражать лакедемонянам, другие - афинянам.
В-третьих, ослабление и упадок государства зачастую имеют место, если в нем частные лица начинают соперничать по своей популярности с самим сувереном. Причем в такой ситуации «подкуп деньгами или повышение какого-нибудь популярного и честолюбивого подданного, дабы он вел себя мирно и воздержался от зловредной агитации среди народа», приносит государству лишь вред, ибо «стоит утихомирить наградами одного популярного человека, как под влиянием примера появляется много других, совершающих то же зло в надежде на подобное благо».
Наконец, в-четвертых, ослабление и упадок государства обычно наблюдаются при «свободе высказываний против верховной власти, предоставленной людям, обладающим авторитетом в глазах народа». Т. Гоббс подчеркивал, что подобная свобода неизбежно приводит к падению авторитета суверена у подданных, в результате чего "может быть поколеблено повиновение народа».
8. О политических советниках и советах. По словам Т. Гоббса, «наиболее пригодными являются те советники, которые меньше всего могут надеяться на получение выгоды от плохого совета и которые наиболее сведущи в вопросах, имеющих отношение к миру и защите государства». При этом «лучше всего свидетельствует о знании какого-нибудь искусства долголетнее занятие им с неизменным успехом».
Советники «приносят больше пользы тогда, когда каждый из них в отдельности дает свой совет и указывает его основания, чем когда они делают это в речах на собрании, а также тогда, когда они предварительно обдумывают свой совет, чем когда говорят экспромтом, так как в обоих этих случаях они имеют больше времени, чтобы предусмотреть последствия обсуждаемого действия, и менее влекомы к противоречивым мнениям завистью, соперничеством и другими страстями, проистекающими из различия мнений». Так, например, на «собрании, созванном для совета, непременно найдутся некоторые, кто из честолюбия хочет считаться красноречивым и сведущим в политике и дает свой совет, сообразуясь не с интересами дела, предложенного обсуждению, а с желанием пожинать аплодисменты своими цветистыми речами, испещренными цитатами из разных авторов». Кроме того, «страсти разрозненных людей умеренны, как жар одной головни; в собрании же они являются многими головнями, воспламеняющими друг друга». К тому же, «слушая каждого человека отдельно», можно «прерывать его и возражать ему и таким путем подвергать испытанию ... правильность его доводов и основания его совета», чего нередко нельзя делать в собрании.
«Лучший совет в делах, касающихся не других народов, а лишь тех удобств и благ, которые подданные могут получить благодаря законам, регулирующим внутренние отношения государства, может быть почерпнут из обычных сообщений и жалоб людей каждой провинции». Последние «лучше всего знакомы с собственными нуждами, и требования» их «поэтому ... должны быть серьезно приняты во внимание».
Как подчеркивал Т. Гоббс, в отдельных случаях облик советов следует придавать командам, чтобы добиться быстрого и точного их выполнения. А именно «там, где приказания должны побудить к выполнению тяжелой работы, иногда необходимость и всегда человечность требуют, чтобы они были подслащены подбадриванием и выражены скорее в тоне и форме советов, чем суровым языком команды».
9. О межгосударственных отношениях. Государства, отмечал Т. Гоббс, «вследствие своей независимости всегда находятся в состоянии непрерывной зависти и в ... положении гладиаторов, направляющих оружие друг на друга и зорко следящих друг за другом ... Там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет несправедливости. Сила и коварство являются ... двумя кардинальными добродетелями». Поэтому маленькие государства «никакая человеческая мудрость не может ... сохранить дольше» на международной арене, «чем продолжается взаимная зависть их могущественных соседей».