Апреля 1605 – Смерть царя Бориса

А между тем на страну надвинулось несчастье. С 1601 г. в России начался страшный голод, унесший сотни тысяч жизней. Молебны об отвращении беды не помогали, люди ели кошек и собак, а потом в Москве началось людоедство. Царь пытался помочь народу, раздавая хлеб и деньги, но чиновники‑подьячие разворовывали государеву милостыню, посылая за дармовым хлебом своих родственников и слуг, обряженных в разодранные одежды. При этом в государстве запасы продовольствия были велики, однако власть не смогла хорошо организовать раздачу хлеба голодающим. Искренние, но неумелые попытки царя помочь людям оказались тщетными. Услыхав о бесплатной раздаче хлеба в Москве, из уездов в столицу устремились толпы голодающих. Они пришли тогда, когда хлеб в государственных хранилищах уже закончился. Пришедшие пополнили массы умирающих на улицах Москвы людей.

Начались болезни, чума, участились разбои и грабежи на дорогах и улицах городов. Большая банда некоего Хлопка действовала прямо под самой Москвой. Разбойники сумели разбить посланный против них отряд окольничего Ивана Басманова, а самого воеводу убили. Людьми овладевало отчаяние и раздражение. Все они, ранее умолявшие Бориса сесть на трон Рюриковичей, теперь проклинали царя и винили во всех своих несчастьях.

Народ, отвернувшийся от Бориса, с надеждой ждал своего спасителя. Ведь по стране с 1602 г. поползли слухи о неугодности Бориса Богу и о появлении «истинного царя», якобы чудесно избежавшего в Угличе ножа убийцы царевича Дмитрия. Обеспокоенный россказнями о «воскресении» царевича Дмитрия, Борис пытался устранить корни зреющего, по его мнению, заговора. Он приказал отправить в ссылку боярина Вельского, у которого в наказание выщипали по волоску большую черную бороду – предмет особой гордости вельможи. Среди своих ярых врагов Борис числил и род бояр Романовых, родственников первой жены Ивана Грозного, Анастасии, и царя Федора. Четверых братьев Романовых, сыновей боярина Никиты, и многих их приятелей сослали в дальние города. Самого умного и талантливого из Романовых, красавца и щеголя Федора Никитича, отца будущего царя Михаила, постригли в монахи под именем Филарета в 1600 г. и держали в заточении в Троице‑Сергиевом монастыре.

Явление на небе яркой хвостатой кометы летом 1604 г. напугало всех, в том числе и царя. Для средневекового сознания это был знак грядущей беды. Пытками и казнями Борис пытался задушить на корню слухи и пророчества, предвещавшие падение его царства. Но когда из Польши пришли точные известия о появлении самозванца под именем царевича Дмитрия, трон под Борисом зашатался. Убедить народ в том, что человек, выдававший себя за Дмитрия, – галицкий дворянин, самозванец, беглый монах, расстрига Юшка (в монашестве – Григорий) Отрепьев, оказалось невозможно. Борис пребывал в тоске и отчаянии: ему всюду мерещились «мальчики кровавые» – призраки убиенного царевича Дмитрия.

Важно и то, что Борис не был воином и, как писал современник, «в делах воинских не отличался искусством… Не слишком хорошо владел он и оружием». А в те времена правитель – умелый и отважный воин – мог добиться многого. Борису же приходилось сидеть в Кремле, вдали от поля битвы, и ждать известий от своих воевод.

И хотя 21 января 1605 г. армия воеводы князя Ф. И. Мстиславского разгромила шайки Лжедмитрия, остановить самозванца не удалось – один за другим города юга России переходили на его сторону. Хандра овладевала царем все больше. Он многократно добивался, чтобы знаменитая пророчица Олёна Юродивая предсказала ему будущее, но та гнала царя от себя прочь. 13 апреля 1605 г. Борис долго смотрел на Москву с колокольни, потом выпил яд и, спустившись на землю, умер. Изо рта и носа у него текла черная кровь. Царя поспешно похоронили на следующий день возле гробницы Ивана Грозного в Архангельском соборе.

Объявленный царем 16‑летний сын Бориса Федор Борисович правил всего лишь полтора месяца. Воеводы нового царя один за другим переходили на сторону самозванца, в самой же столице чернь день ото дня становилась все более дерзкой, требуя вернуть в Москву мать Дмитрия царицу Марию Нагую. Другая царица Мария, вдова Бориса Годунова, фактически управлявшая государством, и слышать об этом не хотела. Она послала на Лобное место руководителя следственной комиссии в Угличе князя Василия Шуйского, и тот клялся перед народом страшными клятвами, что истинный Дмитрий умер. Шуйский воздевал руки и говорил, что этими самыми руками он положил царевича во гроб. Но потом, как гром среди ясного неба, прозвучала новость: посланный в армию главнокомандующим П. Ф. Басманов вначале присягнул со всем войском царю Федору Борисовичу, а потом вдруг переметнулся к самозванцу.

Правление Лжедмитрия I

В конце мая 1605 г. войска Лжедмитрия появились у ворот Москвы. Самозванец послал людей в Москву с указом устранить Годуновых от власти. Разъяренная толпа заставила бояр присягнуть Лжедмитрию, при этом князь Шуйский публично отрекся от своих клятв, что в Угличе он положил в гроб настоящего царевича Дмитрия. Царя же Федора Борисовича, его мать царицу Марию Григорьевну и сестру Ксению грубо вытащили из дворца и на простой телеге отвезли в бывший дом Годуновых.

Один только престарелый патриарх Иов пытался остановить общее безумие, призывая не отказываться от присяги законному царю Федору. Но толпа ворвалась в Успенский собор с оружием и дрекольем, вытащила Иова из алтарной части церкви и издевалась над ним. Начались погромы домов Годуновых и их сторонников, грабежи кабаков, всеобщее пьянство и разгул. Затем от самозванца пришел новый указ – умертвить Федора Борисовича. 10 июня стрельцы ворвались в дом Годуновых. Царицу Марию они удавили сразу, а Федор долго и отчаянно сопротивлялся, «потому что по молодости, – писал летописец, – в ту пору дал ему Бог мужества. И ужаснулись те злодеи‑убийцы, что один с четырьмя борется, и один из тех злодеев‑убийц схватил его за тайные уды, раздавил», после чего они прикончили юношу. Народу сказали, что царица и Федор «от страха зелья испили и умерли». Тотчас гроб с телом Бориса вытащили из гробницы Архангельского собора и вместе с телами Марии и Федора отвезли на кладбище самоубийц. Позже прах членов семьи Годуновых нашел свое последнее пристанище в Троице‑Сергиевом монастыре, где он и покоится до сих пор.

Народ же ликовал, ожидая прибытия в столицу царя «Дмитрия Ивановича». Еще не вступая в Москву, самозванец приказал низложить патриарха Иова. Боярин П. Ф. Басманов публично позорил Иова, называл его Иудой, а стражники содрали с него святительское платье. Несчастный старик горько плакал, когда его, первого русского патриарха, оскорбляли и унижали в главном храме России. Потом Лжедмитрий собрал Священный собор, который послушно утвердил отставку Иова под тем предлогом, что по слабости здоровья патриарх больше не в силах вести свою паству. Опального патриарха отправили в Успенский монастырь под Старицей, где он и умер в 1607 г.

Тем временем бояре во главе с Василием Шуйским отправились в Серпухов к самозванцу с «повинной». Там они преподнесли ему царские регалии, государственную печать и ключи от казны. Впрочем, уже тогда люди заметили, что Лжедмитрий Шуйскому и его товарищам не очень‑то доверяет. Впрочем, узурпатор и без них чувствовал себя уверенно. Ему, так легко захватившему власть в Москве, помогли не столько польские деньги и наемники, сколько ненависть простого народа, и прежде всего москвичей, к царю Борису и его необъяснимая, но искренняя любовь к «солнышку государю Димитрию Ивановичу», вера в то, что его правление непременно принесет благо измученной террором и голодом стране.

Царь Дмитрий Иванович (Лжедмитрий I)

Самозванец оказался незаурядным, сведущим, умным, ловким авантюристом, сумевшим уловить общественные настроения и «поймать свою фортуну». Ведь в доказательство своего царского происхождения он не привел ничего, кроме наивного рассказа о том, как некий монах узнал в нем царского сына «по осанке и героическому нраву». Но массе людей, изверившихся в Борисе, и этого было вполне достаточно! До своего побега в Литву в 1602 г. Отрепьев был близок к семье Романовых. После пострижения в монахи он служил дьяконом кремлевского Чудова монастыря, работал в канцелярии патриарха Иова (вот отчего, захватив власть, он предписал в первую очередь свести Иова с престола и отправить его в ссылку). Словом, Гришка Отрепьев вполне постиг «московские обхождения» и действовал наверняка. Как писал знавший его француз Жак Маржерет, Лжедмитрий «был честолюбив, намеревался стать известным потомству». И этого он таки добился!

В солнечный теплый день 20 июня 1605 г. радостные толпы москвичей с крестами, иконами, хлебом и солью встречали «царя Дмитрия», окруженного польской охраной. Он пел с народом молебны на Лобном месте, а потом торжественно въехал в Кремль. Тут он тотчас совершил одно из своих первых злодеяний: надругался над дочерью Бориса царевной Ксенией, а потом велел постричь ее в монахини.

На троне самозванец оказался неплохим правителем, он быстро и толково решал дела. Сразу же он помиловал и возвратил из ссылки многих противников Годуновых, в том числе и Филарета Романова, поставленного им митрополитом Ростовским. Новый царь был ласков с народом, обещал править не суровостью, а милосердием и щедростью. Он усердно молился в кремлевских соборах. Москвичи с восторгом встречали Лжедмитрия, который сразу же сумел им понравиться. Он обещал никого не казнить, в Кремле громко рыдал над гробом «батюшки» Ивана Грозного, позже за городом встречал возвращенную из ссылки «матушку» – инокиню Марфу (Нагую). После тайного и наверняка циничного разговора с самозванцем она приняла участие в постыдном представлении – оба, обнявшись, плакали на глазах народа, умиленного трогательной встречей «матери» и «сына». А потом Гришка шел пешком возле кареты Марфы до самого Кремля.

Вместе с тем бояре быстро поняли, что имеют дело с удачливым проходимцем, и никаких иллюзий относительно его истинного происхождения они не питали. Поэтому Лжедмитрий рано столкнулся с боярской оппозицией и вскоре уже приговорил одного из лидеров недовольных, боярина В. Шуйского, к смерти, хотя в последний момент заменил казнь на эшафоте ссылкой, а потом и вообще помиловал Шуйского с родственниками. Возможно, тут самозванец не проявил достаточной твердости и тем самым невольно усилил позиции своих родовитых врагов – позора публичной казни Шуйский, стойко державшийся на эшафоте, ему никогда не простил.

Наши рекомендации