Отделение места труда от места жительства

Несколько тенденций в жизни технополиса способствуют отделению места труда человека от того места, где он живет. Углубляющаяся специализация труда заставляет людей сходных занятий работать вместе на все более компактных простран­ствах. Законы эффективности, чаще всего диктующие укрупне­ние, уничтожили большинство семейных ферм и мелких семей­ных предприятий. Планы застройки городов и законы о районировании содействуют отделению промышленных и деловых районов от жилых. Даже там, где эту тенденцию пытаются повернуть вспять, где был введен весьма изощренный порядок «смешанного» использования земли, где офисы, магазины и квартиры располагаются в одном здании, — даже там не происходит возврата к недифференцированному семейному производству. Психологическая дистанция между работой и домом сохраняется даже там, где жилые и деловые районы сознательно сближены. Труд продолжает утрачивать семейный характер.

В результате место труда, магазин и школа ушли из жилых районов. Мясники и бакалейщики расположились за сверка­ющими витринами торговых центров из стекла и бетона, окру­женных огромными автостоянками. За ними последовали про­давцы обуви, парфюмерии, одежды и домашней утвари. Ко­нечно, к вам в дверь по-прежнему может позвонить чистильщик обуви или старшеклассник, продающий журналы. Но все же торговля происходит главным образом в снабженных кондици­онерами гигантских универмагах и супермаркетах. Та же тен­денция наблюдается и в других областях. Школы располагаются в специально отведенных кварталах и объединяются в большие комплексы. Это продиктовано соображениями дорожной без­опасности, принципами обучения, а также экономикой. Педагоги и архитекторы стараются избавиться от бесконечно длинных коридоров и огромных холодных классов, которые подавляют и обезличивают детей. И все же хотя бы только оборудование, необходимое для современного обучения, делает немыслимым возврат к добрым старым школам в маленьких кирпичных домиках. Химическая лаборатория сегодняшней школы требует как минимум такого оборудования, которое лет двадцать назад показалось бы роскошью любому преподавателю колледжа и которое стоит слишком дорого, чтобы им можно было обеспечить множество маленьких школ.

То же относится и к другим услугам. Врач, который до недавнего времени вел прием у себя дома, внося тем самым некоторое разнообразие в привычную жизнь предместья, теперь тоже перенес приемную в город. Его все чаще можно увидеть в

деловых кварталах — в здании медицинского комплекса или специального центра. Как и остальным, ему нужно дорогостоящее оборудование, которое выгоднее покупать на паях с коллегами. К тому же, когда прием ведется в городе, всегда можно проконсультировать пациента у других специалистов.

Один за другим рабочий, ремесленник, торговец и врач покинули жилые кварталы. И их обитатели не возражают. Им не слишком нравится соединение деловых отношений с семейными, а врачи и бизнесмены в этом с ними согласны. Хотя они иногда и жалуются на утомительную дорогу, все же психологически их гораздо больше устраивает удаленность места работы от дома. Расстояние, отделяющее одну сферу жизни от другой, полезно для обеих, так как охраняет каждую из них от нежелательного вторжения другой. Возможно, молодого окулиста радуют периодические визиты в его офис жены, а иногда даже и детей. Но ситуация была бы совершенно иной, если бы они жили за стеной его приемной. Точно так же для сотрудника рекламного бюро длинная дорога домой имеет как психологическое, так и техническое значение. Ведь по пути домой он старается хотя бы отчасти забыть о незавершенных служебных делах и сосредоточиться, например, на подключении нового телевизора. Пригородный поезд или автострада соединяют его дом с работой, но в то же время и отделяют друг от друга два набора отношений, между которыми, как он чувствует, лучше сохранять дистанцию.

Заметное стремление городского жителя не допускать соприкосновения этих областей жизни понятно и обоснованно. Ведь он участвует в многочисленных и разнообразных функционально определенных отношениях, причем его роли не всегда согласуются между собой, так что ему необходимо хоть в какой-то мере изолировать эти сферы друг от друга. Вот почему бесце­ремонные попытки корпораций включить в себя семейную жизнь служащих встречают такое негодование.

Один молодой бухгалтер служил в фирме, у руководителей которой были собственные, по их мнению прогрессивные, идеи относительно работы с персоналом. Среди прочего они создали особую программу, призванную знакомить жен служащих с работой мужей, в надежде на то, что их интерес и поощрение благотворно повлияют на работу всей корпорации, фирма ежемесячно проводила вечерние встречи для мужей и жен, где анализировались простые случаи из практики. При этом использовался метод социологических исследований, основанный на изучении отдельных случаев. Присутствующим предлагалось легкое угощение, а энергичный руководитель программы ловко направ­лял дискуссию таким образом, чтобы у женщин возникло представление о решениях, которые приходится принимать их мужьям. Все это мероприятие, разумеется, имело самый демок-

ратический и свободный характер и использовало все достиже­ния теории групповой динамики.

Однажды вечером, в разгар сезона заполнения деклараций, т.е. в самое беспокойное для бухгалтеров время, наш молодой человек допоздна трудился над финансовыми отчетами и бух­галтерскими книгами, так что едва поспел на последний приго­родный поезд, доставивший его домой. А за несколько дней до этого они с женой участвовали в особенно жаркой ежемесячной дискуссии, организованной фирмой. Итак, придя домой в ту ночь, молодой человек стал тихо раздеваться в темноте, потому что жена уже легла. Неожиданно из темноты раздался се голос: «Можешь зажечь свет, дорогой, я еще не сплю. Я тут лежу и все пытаюсь придумать: как же все-таки быть в случае Хейвигхерста?» На следующее утро за завтраком молодой бухгалтер сказал необычно решительным тоном, что будет гораздо лучше, если они перестанут посещать устроенные корпорацией семейные занятия.

Утрата трудом семейного характера, связанная с разделе­нием места работы и дома, создает для них необходимую обособленность, и попытки повернуть этот процесс вспять грозят принести большой вред. Правда, некоторые социологи и градостроители все еще тоскуют по тем блаженным с их точки зрения временам, когда жизнь еще не разделялась на дом и ра­боту. Они лелеют память о «целостной жизни», предшествовав­шей разрушению семьи, о той поре, когда отец, сын и внук па­хали и засевали одно поле или стояли у одной кофейной мель­ницы; когда простое семейное предприятие спаивало детей и ро­дителей в единое звено в системе производства, а не только по­требления. Это была подлинная совместность. По мере того как эпоха совместного производства все дальше уходит в прошлое, ее достоинства становятся все несомненнее. И с особой силой ностальгия по этому золотому веку звучит в одах, воспевающих красу и гордость американской экономики — семейную ферму.

Но экономисты-визионеры, жаждущие, во что бы то ни стало сохранить семейную ферму, и писатели, мечтающие об уничто­жении разрыва между работой и семьей, забывают об одном. Они забывают, что как раз те люди, у которых есть опыт се­мейного бизнеса, которые жили над своим магазином или в примыкающем к фабрике доме, — эти самые люди больше ни­чего подобного не хотят. Именно они и получили освобождение. Они лучше других оценили блага, которые принесла человеку революция труда, раз и навсегда разрезавшая пуповину, которая соединяла семейную жизнь с трудом. При всех их видимых до-

стоинствах семейная ферма или бизнес часто скрывали жестокую эксплуатацию семейных отношений и детского тру­да — еще долгое время после того, как он был запрещен на фабриках. Надо радоваться тому, что все это кончилось, и ста­раться по-настоящему гуманизировать наш сегодняшний труд, а не жалеть об исчезновении того, что никогда не было таким прекрасным, как это иногда кажется теперь. Мы должны по­нять, что большинство людей хочет отделения работы от семей­ной жизни. Нужно признать и научиться уважать ту новую сво­боду, которая стала возможной вследствие столь часто оплаки­ваемой «фрагментации» человека.

Так или иначе, реальная экономическая ситуация в эпоху технополиса всецело выступает на стороне дальнейшей диффе­ренциации и против возврата к идиллиям прошлого века. Менее сентиментальные экономисты, которые действительно знают, что такое семейная ферма, почти единодушно утверждают: чем скорее она уступит место более экономичным формам сельско­хозяйственного производства, тем лучше. Вместо того чтобы пы­таться ее поддержать, стоит задуматься о реальных проблемах нашего сельского хозяйства: об устаревшем и несправедливом принципе равного распределения земли, о чудовищной диспро­порции в распределении продуктов питания в мире, о колос­сальных затратах на хранение продуктов, о жестокой эксплу­атации труда сезонных рабочих (в среде которых, кстати, роди­тели и дети по-прежнему связаны общей работой)¹.

Так же и в случае мелкого семейного бизнеса: не стоит при­давать значения попыткам остановить функционализацию тру­довой жизни в Америке путем превращения семейных и иных центров независимой жизни индивида в основу организацион­ного единства или разновидность загородного клуба для корпо­рации. Ведь именно функционализм создает организацию как ключевую форму современной жизни, предпочтительную по сравнению с гильдией или семейным производством.

Как мы уже говорили, люди не в состоянии выдержать отношений типа «Я—Ты» со всеми, с кем им приходится всту­пать в контакт в разнообразных сферах современной жизни. По­этому городской человек должен выбирать. Множество отноше­ний, в которые он вступает с другими людьми, предъявляют к нему столько требований, что он вынужден в одних случаях ограничиваться чисто деловыми контактами, а в других может переводить их в сферу дружеских. Сегодня гуманизация труда путем возвращения ему семейного характера недостижима. Это привело бы к пагубным последствиям как для семьи, так и для труда. Желаемого результата можно добиться, лишь перенеся процесс принятия настоящих решений как можно глубже в

сферу трудовой деятельности. А это подразумевает распределе­ние власти и ответственности и не имеет ничего общего с теп­лыми товарищескими отношениями. Если в газете какой-нибудь компании часто появляются образы «большой и сплоченной семьи», можно не сомневаться, что здесь за патернализмом кро­ется несправедливое распределение власти. Для гуманизации труда в современной корпорации необходимо избавиться от па­тернализма. Новая теория относительно работы с персоналом, которая до сих пор главным образом обеспечивала руководство новыми фразами для оправдания старых методов, не заменяет серьезных структурных изменений в системе распределения вла­сти в рамках американской экономики.