Ю. с. сорокин. к вопросу об основных понятиях стилистики 5 страница

Общеизвестно, какое значение имело реалистическое направ­ление для русской литературы. В творчестве Пушкина оно привело к изменению стиля поэзии по сравнению с предшествующим пери­одом ее развития, а также по сравнению с ранним поэтическим творчеством самого Пушкина. Однако эти изменения в значитель­ной мере зависели от изменения тематики, содержания. Та «вода» в «поэтическом бокале», о которой Пушкин пишет в известных «От­рывках из Путешествия Онегина», – это новые реалистические темы, отражающие русскую действительность; они во многом опре­делили собой реалистический стиль новой поэзии.

Таким образом, в понятие стиля входит сама тема, т. е. явле­ние неязыковое, хотя всегда, конечно, выражаемое языком.

В вопросе о стиле произведения обычно очень большое значе­ние придается художественности, образности изложения; эти каче­ства часто относятся всецело к области языка. Образность изложе­ния создается, как известно, применением различного рода худо­жественных приемов – тропов. <…>

Если бы в творчестве какого-либо писателя или в каком-либо отдельном произведении был обнаружен прием сравнения как одно из типичных художественных средств, то это указывало бы на одну из характерных черт стиля этого писателя или произведения; но эта черта не могла бы быть привлечена для характеристики его языковых стилистических средств.

По существу, то же можно сказать и об олицетворении, явля­ющемся также одним из приемов создания образности. Наделение явлений природы, различных конкретных и абстрактных понятий чертами и свойствами одушевленных существ, составляющее сущ­ность этого приема, лежит вне сферы языкового отбора. <…>

Что касается эпитета, то здесь дело обстоит, по-видимому, слож­нее. Применение эпитета само по себе еще не составляет характер­ной черты языкового стиля, хотя, конечно, является элементом стиля произведения. Так, например, эпитеты, указывающие на какую-либо характерную черту предмета, его существенный признак (те­мная ночь, синее небо, яркое солнце, блистающие звезды и т. п.), не содержит чего-либо специфически языкового. Пристрастие к эпи­тетам или сдержанность в их употреблении, несомненно, характе­ризует индивидуальную стилистическую манеру писателя. Инди­видуальность стилистической манеры может сказываться также и в том, какого рода эпитеты подбираются автором. <…>

Не всякий эпитет, употребленный писателем, является языко­вой чертой его стиля, а только такой эпитет; в котором так или иначе проявляется «природа» языка, сознательно использованная¹* писателем. Это может сказаться, конечно, не только в метафори­ческом переосмыслении значения слова, но также и в использова­нии других возможностей, заложенных в языке. Так, например, языковой чертой авторского стиля может явиться тяготение к слож­ным образованиям – эпитетам типа лазоревосинесквозное тело, страна миллионнолобая, стоверстая подзорная труба, звероры-бъи морды, непроходимолесый Урал (Маяковский). Точно так же следует признать языковой чертой и своеобразное синтаксическое оформление экспрессивного образного определения, при котором синтаксически определяемое слово по значению является опреде­ляющим, например: прощалъность поцелуя, нескончаемость без­жалостных часов, холодность бледная осенних облаков (Бальмонт). Поскольку изменение значения слова, служащее средством создания образности, есть явление языковое, постольку метафора как один из тропов, основанный именно на перенесении значения, ближе всего связана с языковой сферой. Действительно, когда мы имеем дело с метафорой, выраженной одним словом или сочетани­ем, мы по существу имеем дело с языком. При этом часто смысло­вому изменению сопутствует и внешний формальный показатель (например, для существительного – возможность сочетаться с дру­гим существительным в родительном падеже). <…>

Многочисленные перифрастические выражения, которыми изо­билует лирика начала XIX века, должны, на мой взгляд, также рассматриваться как языковые черты стиля. Таковы, например, у Пушкина метафорические выражения, связанные с понятием смер­ти: могильная сень, могильный хлад, могильный сон, могильная ночь и т. п.

Однако метафора может выходить за пределы отдельного сло­ва или выражения. Метафоричным может быть целое высказыва­ние. В таком случае мы имеем иносказание, которое в целом со­ставляет образ, имеющий переносный метафорический смысл. <…>

Анализ отдельных частных явлений поэтического стиля при­водит к заключению о необходимости разграничения языкового и неязыкового плана в образовании стиля. Ю. С. Сорокин, несомнен­но, прав, подчеркивая наличие среди признаков стилей неязыково­го момента; но значит ли это, как он полагает, что определенному жанру или определенной сфере речевой деятельности вовсе не со­ответствует характерная для каждого из них совокупность языко­вых средств? Ведь признаваемые Ю. С. Сорокиным в качестве един­ственного объекта стилистики отдельные произведения письмен­ности, частные высказывания и контексты образуют жанры устной и письменной речи, существование которых Ю. С. Сорокин не отри­цает. Отдельные единицы, образующие тот или иной жанр, объеди­няются общим характером своего содержания и назначения, а это предполагает наличие у них общих стилистических черт. Стилис­тическая однородность в свою очередь предполагает подбор опре­деленных языковых средств. Однако Ю. С. Сорокин, признавая со­держание и назначение речи определяющими факторами стиля от­дельного высказывания, не считает, по-видимому, эти факты опре­деляющими стиль языка всего жанра в целом и, таким образом, отказывает жанру в языковом стиле вообще. Но если признавать существующими стили отдельных частных высказываний, которые определяются их содержанием и назначением, то нельзя не при­знать наличия стилей языка как совокупности более или менее ус­тойчивых комплексов языковых средств, соответствующих опреде- ленным жанрам, типам речи и обусловленных их содержанием и назначением. <…>

Свое отрицание стилей языка Ю. С. Сорокин пытается обосно­вать также отсутствием строгой закрепленности за теми или ины­ми стилями специфических языковых средств, «невозможных в других стилях или выступающих в этих других стилях как инород­ное тело». Действительно, в языке, по-видимому, не существует такого строгого закрепления языковых средств за каким-нибудь определенным стилем, хотя все же имеются отдельные элементы очень узкого, стилистически ограниченного употребления (напри­мер, некоторые типичные канцеляризмы, отдельные слова поэти­ческого языка). Однако стиль языка определяется не столько этими закрепленными средствами, сколько соотношением и комбинирова­нием различных стилистических элементов. Поэтому языковые сред­ства одного и того же стилистического пласта могут участвовать в образовании разных стилей языка в различных комбинациях и со­отношениях с элементами других стилистических пластов. Причем, если данное объединение стилистических элементов будет нару­шено вторжением в него неоправданного каким-нибудь специаль­ными целями чуждого элемента, то он, действительно, выступит здесь как инородное тело.

Ю. С. Сорокин пишет: «… правильнее было бы говорить не о публицистическом, литературно-художественном, научном и т. д. стиле языка, а о различных принципах выбора, отбора и объедине­ния слов в художественно-литературных, публицистических, на­учных произведениях данной эпохи». Признавая, что стиль отдель­ного высказывания создается в результате выбора, отбора и объ­единения разнородных стилистических средств и что это не меша­ет ему быть в то же время целостным, организованным единством, Ю. С. Сорокин, впадая в противоречие с самим собой, не допускает той же возможности в отношении стиля языка.

-Таким образом, поставив в своей статье исключительно инте­ресные и актуальные для советского языкознания вопросы, Ю. С. Сорокин не доказал своего основного тезиса и не поколебал сущест­вующего представления о стилях языка как о системах средств выражения, соответствующих определенным типам речевой дея­тельности.

В. В. Виноградов Итоги обсуждения вопросов стилистики¹

Выяснение вопроса о предмете, содержании и задачах стилис­тики, о месте стилистики в ряду других лингвистических дисцип­лин чрезвычайно важно для развития советского языкознания. От­сутствие точного определения стилистики, ее основных понятий и категорий, сферы ее действия сказывается в зыбкости, неотчетли­вости объектов и границ синтаксиса, фразеологии, лексикологии и особенно семасиологии.

<…> В стилистику, во-первых, вмещаются те синтаксические явления, которые не составляют сердцевины синтаксической струк­туры языка и по большей части выходят за рамки изучения типич­ных для данного языка основных видов словосочетаний и предло-мбений. Во-вторых, к стилистике относятся вопросы о функциях и сферах применения параллельных синтаксических оборотов, а также композиционно или семантически ограниченных, «связанных» син­таксических явлений, характерных лишь для тех или иных разно­видностей речи (например, официально-канцелярской, научной, повествовательной или драматической речи художественных про­изведений и т. п.). В-третьих, в стилистику включаются все вообще проблемы синтаксической синонимики, хотя само понятие «синтак­сического синонима» еще до сих пор не может считаться точно опре­деленным. Наконец, со стилистикой иногда связывается проблема экспрессивных – выразительных и изобразительных – оттенков, присущих той или иной синтаксической конструкции или тем или иным комбинациям синтаксических конструкций, а также проблема так называемых «синтаксических фигур речи» (syntaxis ornata).

Многообразие синтаксических вопросов и задач, которые ста­вятся перед стилистикой и решение которых вменяется ей в обя­занность, отсутствие в них внутреннего единства побудили некото­рых языковедов разделять стилистику на две области – на сти­листику объективную и стилистику субъективную. Отражение этих двух разных планов стилистики, в частности стилистического син­таксиса, легко можно найти и в наших языковедческих работах последнего времени. <…>

Объективная стилистика исследует принципы и правила соот­ношения и взаимодействия близких по значению или по функции, параллельных или синонимических форм, слов и конструкций в общей системе языка; Субъективная же стилистика имеет дело с закономерностями употребления и способами сочетания и объеди­нения разнообразных грамматических (а также лексических) средств языка в тех или иных разновидностях речи, в разных устойчивых или изменчивых речевых формах общественного выражения кол­лективных или индивидуальных субъектов, в разных «стилях речи». В сущности, в своем разграничении стилистики «аналитичес­кой» и «функциональной» Ю. С. Сорокин возрождает эту старую традицию и не вносит в нее ничего принципиально нового, не опре­деляя точно ни предмета стилистики, ни ее основных понятий, ни ее задач, ни ее места в кругу других лингвистических дисциплин. Раз­личие – лишь в названиях, в терминах. Предлагаемые Ю. С. Соро­киным обозначения – «аналитический» и «функциональный» – не соотносительны и внутренне не оправданы. Дело в том, что и «ана­литическая» стилистика имеет дело не только с экспрессивно-сти­листическими, но и с функционально-речевыми «тональностями» разных языковых средств.

***

В языковедческой традиции ясно обозначилась тенденция к сближению, а иногда и к смешению стилистики не только с синтак­сисом, но и с семасиологией. Любопытно, что еще Райзиг – один из основоположников семасиологии – считал стилистику (так же, как и риторику) частью семасиологии. Так как складывается впечатле­ние, что стилистика имеет дело с тонкими и тончайшими дифференциально-смысловыми оттенками слов, оборотов и конструкций, то многие склонны относить именно к стилистике анализ и харак­теристику семантических нюансов речи, изучение разнообразных отношений средств языкового выражения к выражаемому содер­жанию. Само собой разумеется, что значительное место в этих ис­следованиях занимают наблюдения над смысловыми функциями и сферами обращения параллельных и синонимических выражений. Таким образом, и тут остро выступает задача сопоставительной и соотносительной семантической характеристики разных форм и видов речевого общения как одна из существеннейших проблем стилистики. Именно в силу этих соображений-иногда делалась ссыл­ка на семантическую замкнутость «стиля» как целесообразно орга­низованной системы словесного выражения. Между прочим, семан­тическая замкнутость или семантическая очерченность характерна для отдельного высказывания, для контекста речи, для словесного произведения. Следовательно, практически она предполагается у «стиля речи» и Ю. С. Сорокиным, который теоретически склонен отрицать ее: «… каждое высказывание, каждый контекст обладает стилем; в речи мы находим всякий раз определенный выбор слов, форм, конструкций, порядок их расположения и определенное их сочетание, которые зависят как от содержания и назначения речи, так и от общих законов, правил и возможностей языка». <…>

К стилистике всегда относится изучение дифференциально-смысловых и экспрессивных оттенков соотносительных, параллель­ных или синонимических выражений. Тесная связь стилистики на­ционального языка с семасиологией остро выступает при сопостав­лении семантических систем разных языков в процессе перевода или при работе над двуязычными дифференциальными словарями. Наконец, с семасиологией связаны также приемы и формы образных выражений. Поэтому в стилистике находит себе место не только отвлеченное учение о тропах, как это бывало в «теории сло­весности», но и описание основных тенденций и закономерностей образного, метафорического и вообще переносного употребления слов и выражений, закономерностей, характерных для того или иного языка в разные периоды его развития. Правда, здесь уже ощутите­лен переход из области семасиологии в область лексикологии и фразеологии.

***

Если обратиться к лексикологии и фразеологии, то и тут со сти­листикой связываются разные виды языковых явлений, отчасти соот­ветствующие тем, которые отрываются для стилистики от синтаксиса • и от семасиологии. Прежде всего, к стилистике относится определение ограниченных сфер употребления некоторых слов, значений, фразео­логических оборотов и выражений, тяготеющих к отдельным типам, или разновидностям речи. Сюда же примыкает характеристика экс­прессивных качеств разных лексических средств языка. <…>

В стилистику нередко вводится учение о свойственных тому или иному языку на данной ступени его развития законах и правилах фразеологических сочетаний слов, о фразеологических контекс­тах, фразеологических своеобразиях и фразеологических границах употребления слов, а также об обусловленных различием фразео­логических связей изменениях экспрессивно-стилистической окраски слов. <…>

К стилистике всегда относится характеристика экспрессивных оттенков фразеологических единиц, определение речевых сфер и ли­тературно-жанровых пределов их употребления. Кроме того, в сти­листику же включается изучение и оценка фразеологических штам­пов, шаблонов (или клише), вращающихся в той или иной сфере речи.

В стилистику входит учение о лексических синонимах, как «идео­логических», так и экспрессивных и функционально-речевых, о ви­дах и семантических основах синонимики в данной языковой систе­ме, о связи отдельных синонимических вариантов с теми или иными типами и разновидностями речи. Анализ лексической и фразеологи­ческой синонимики, свойственной литературному языку, может рас­ширяться в сторону изучения индивидуальных, субъективных, вы­зываемых задачами сообщения или условиями контекста способов употребления разнообразных слов и выражений в синонимическом смысле или в качестве членов одного семантического ряда. <…>

В лексический раздел стилистики, естественно, должен быть включен анализ экспрессивно-смысловых различий между близки­ми или соотносительными словопроизводственными рядами слов (например, лентяй и ленивец; дурак и дуренъ; красотка и краса-вица; старикан и старикашка, советчик и советник] дешевка и дешевизна; бродяжить и бродяжничать; портняжить и порт­няжничать; пискливый и писклявый и т. п.), а также обзор синони­мических образований в кругу одной и той же словообразователь­ной категории.

Со стилистикой иногда (правда, чаще всего в учебных програм­мах и руководствах) ассоциируется изучение лексической системы языка с точки зрения ее исторической динамики, внутренних тен­денций ее развития (неологизмы, архаизмы) и взаимодействий с на­родными говорами и социальными жаргонами (диалектизмы, арго­тизмы и т. п.). Однако неправомерность такого переноса чисто лекси­кологических проблем в стилистику очевидна. Иное дело, когда речь заходит о функциях и целях употребления тех или иных разрядов слов, выходящих за пределы общей литературной нормы выраже­ния (например, арготизмов, архаизмов и т. п.) или еще не вошедших в эту норму, в отдельных разновидностях литературной речи.

***

<…> Если не включать в морфологию область словообразова­ния, то из круга собственно морфологических явлений в стилисти­ку могут войти лишь вопросы о функциях и сферах употребления вариантных – параллельных и синонимических – форм склоне­ния и спряжения, а также степеней сравнения. Проблемы синони­мики частей речи, служебных слов и частиц, а также вопросы об экспрессивных оттенках предикативных форм и оборотов (например, глагольных форм времени и наклонения, безличных глаголов и т. п.) относятся уже к области или лексики, или синтаксиса, а тем самым и соответствующих разделов стилистики.

В системе литературного произношения также выделяются соотносительные разновидности фонетического выражения, различ­ные по функциям и связанные с разными сферами и задачами ре­чевого общения. Их называют «стилями произношения», и, следо­вательно, рассматривают как область стилистического исследова­ния <…>

***

Анализ стилистических явлений опирается на понятие нормы языка и ее возможных вариаций – как свободных, так и функци­онально обусловленных. Нормы языка исторически изменчивы. Описательное и историческое языкознание, стремящееся устано­вить закономерности изменений системы языка, не может обойтись без изучения общественно-языковых норм. Стилистика в своих ис­следованиях исходит из этих норм, из оценки их живых вариаций и, следовательно, базируется на материале и результатах описа­тельной фонетики, грамматики и лексикологии. Но изучая функци­ональные связи языковых фактов, возможности взаимозамещения в их кругу, в известных условиях – формы их смыслового парал­лелизма, синонимические соотношения между ними, систему рас­пределения их. по разным речевым сферам и деятельностям, – стилистика общенародного языка приходит к характеристике раз­новидностей и типов речи, основных сфер речевого общения; на этом пути она осложняется и дополняется стилистикой литератур­но-художественной речи.

Таким образом, стилистика общенародного, национального язы­ка охватывает все стороны языка – его звуковой строй, граммати­ку, словарь и фразеологию. Однако она рассматривает соответст­вующие языковые явления не как внутренне связанные элементы целостной языковой структуры в их историческом развитии, но лишь с точки зрения функциональной дифференциации, соотношения и взаимодействия близких, соотносительных, параллельных или си­нонимических средств выражения более или менее однородного значения, а также с точки зрения соответствия экспрессивных кра­сок и оттенков разных речевых явлений; с другой стороны, стилис­тика рассматривает эти явления с точки зрения их связи с отдель­ными формами речевого общения или с отдельными общественно разграниченными типами и разновидностями речи. Вот почему от стилистики неотделимо учение о так называемых функциональных разновидностях или типах речи, характерных для того или иного языка в разные периоды его исторического развития. Именно этот круг вопросов, иногда относимый к «стилистике субъективной», является наименее исследованным и определенным.

В сущности, никаких особенно разительных, резких разногла­сий в понимании свойственных языку стилистических вариантов как лексико-фразеологического, семантического, так и граммати­ческого и фонетического характера дискуссия по вопросам стилис­тики не обнаружила. Даже Ю. С. Сорокин здесь ограничился лишь желанием выделить их изучение в особую аналитическую стилис­тику. Все остальное, что сказано им по вопросу о стилистических средствах языка, является самым общим повторением традицион­ных истин: в более непринужденных и общих формулировках он высказывает то, что- обычно говорится о стилистически нейтраль­ной основе языка, о полной стилистической нейтральности слов основного словарного фонда в их прямых, номинативных значени­ях – как в функциональном речевом отношении, так и в отноше­нии экспрессивной окраски, о стилистических пометах слов и вы­ражений, о стилистически ограниченных сферах употребления групп слов, о лексических и грамматических синонимах и т. д.

***

<…> В системе языка выделяются разнообразные элементы (лексические и грамматические,из этих последних чаще всего син­таксические), характеризующиеся различными речевыми граница­ми их общенародного употребления или различиями экспрессив­ных окрасок. Они могут быть соотносительны друг с другом по экс­прессии, по «стилистическому» качеству и противопоставлены-си­нонимическим выражениям из другой речевой сферы или разно­видности. Некоторые из них выступают как «характеристические» приметы той или иной разновидности речи. Но сами по себе они, очевидно, не складываются в систему и не образуют «системы» в том смысле этого слова, в каком термин «система» применяется к языку¹. Они объединяются в некоторые совокупности, в некоторые устойчивые экспрессивно-стилистические ряды внутри языковой системы в силу однородности экспрессии, а также сходного отно­шения к единой норме общенародного языка и к сложившейся тра­диции их функционально ограниченного употребления. В связи с этим возникает вопрос: содержатся ли в самой системе языка, «за­ложены» ли или, вернее, откладываются ли в ней самые способы, конструктивные принципы объединения и организации языкового материала, характерные для того или иного типа или разновиднос­ти речи? Ведь наличие стилистической окраски в отдельных эле­ментах языка, т. е. отнесение их к определенному виду или типу речи («стилю»), может и не предполагать самих правил и принци­пов организационного объединения и структурной связи всех этих элементов в самой языковой системе, иначе говоря, еще не обязы­вает к признанию соотносительных и дифференцированных сти­листических «систем» внутри единой системы языка. Но если та­кие принципы и связи могут складываться и развиваться в процессе употребления языка в разных общественных формах речевой деятельности, в многообразных разновидностях речи, то они во вся­ком случае иного качества, чем связи элементов самой системы языка: Связи и соотношения языковых элементов однородной сти­листической окраски опираются не на структурные качества язы­ка, не на формы и не на лексические или грамматические значе­ния, а на социально-экспрессивные оттенки, на свойства функцио­нального использования языковых средств в многообразии видов общественно-речевой практики. <…>

Признавая наличие разнообразной стилистической окраски у слов, форм, выражений и конструкций, языковеды обычно разли­чают два ряда стилистических окрасок или «тональностей»: сти­листические окраски экспрессивно-эмоционального характера и стилистические окраски, связанные с ограниченной речевой облас­тью применения соответствующих языковых средств. Но уже от­сюда ясно, что от наличия той или иной стилистической окраски или «тональности» у ряда слов и выражений до обобщенного выво­да о существовании соответствующего «экспрессивного стиля» или «экспрессивной стилистической системы» в языке – «дистанция огромного размера». <…>

Приходится еще раз повторить, что «классификация стилей по экспрессивным качествам лишена единства, цельности и после­довательности. По мере перехода от стилистической лексикологии к стилистическому синтаксису эта классификация постепенно те­ряет свои очертания. Возникает сомнение в правомерности распро- странения термина «стиль языка» на разновидности экспрессивной окраски речи». Ведь одни и те же экспрессивные краски могут на­кладываться на совершенно различные по своему функционально-стилистическому характеру высказывания (например, ирония, воз­вышенная патетика и т. п.). <…>

Трудно согласиться с В. Д. Левиным, который считает объек­тивно реальное существование «экспрессивных стилей» как цель­ных систем в самой структуре языка фактом самоочевидным и не­сомненным.

«Экспрессивный стиль» В. Д. Левину представляется совокуп­ностью «элементов, обладающих определенной стилистической ок­раской», совокупностью «позитивных и негативных языковых при­знаков», образующих «цельную законченную систему». Однако В, Д. Левин не касается вопроса о том, должна ли непременно при­меняться и применяется ли вся такая совокупность или «система» общественно осознанных и закрепленных шутливых, иронических, вульгарных, неодобрительных и т. п. слов и выражений каждый раз для реализации соответствующих «стилей языка» в конкрет­ных условиях и контекстах или же эти «стили» могут конструиро- ваться и другими языковыми средствами, субъективно окрашен­ными или окрашиваемыми нужной экспрессией. В связи с этим укрепляется сомнение вообще в существовании таких «цельных, законченных систем» в самой общей системе языка. Ведь невоз­можно выделить какие-нибудь свободные, т. е. не принявшие форму грамматических идиоматизмов, общеобязательные синтаксичес­кие формы и конструкции, непосредственно выражающие иронию, шутку, неодобрение и т. п.

История экспрессивных форм речи и экспрессивных элемен­тов языка вообще в языкознании мало исследована, пути и даправ-ления их развития в отдельных конкретных языках не выяснены.

Несколько иначе обстоит дело с изучением стилистически ог­раниченных функционально-речевых элементов, которым также сопутствует экспрессивная окраска, и их употребления. Что функ­ционально-стилистическая окраска, присущая части слов, выраже­ний и даже конструкций, генетически обусловлена преимущест­венным употреблением этих языковых фактов и явлений лишь в определенных видах речи, в определенных контекстах, – это оче­видно. Связь этих языковых элементов с теми или иными функци­ональными разновидностями, типами, «стилями» речи для данной эпохи устойчива и общепризнанна.

***

Естественно возникают вопросы: функциональное разнообра­зие исторически сложившихся разновидностей речи, качественное различие между далекими разновидностями книжной и разговор­ной речи вытекают ли непосредственно из свойств самой системы языка в результате ее развития? Как это многообразие речевой деятельности исторически отражается в составе и строе языка? Система языка – при внутреннем единстве ее структуры – пред­ставляет ли в отдельных своих частях совокупность соотноситель­ных, дифференциальных форм и способов выражения, внутренне объединенных и образующих своеобразные стилистические «сис­темы» («стили языка») внутри общей языковой системы? Если язык обладает этим качеством, то в какие периоды его истории оно раз­вивается в нем и как изменяется? Или же при крепком единстве общенационального языка в его системе лишь отслаиваются отдель­ные черты и элементы разнообразных разновидностей и типов речи, слышатся лишь отголоски более или менее отстоявшихся видов речевого общения? Следовательно, вопрос о формах, разновиднос­тях и типах литературной речи, обычно называемых «стилями язы­ка», повертывается в конкретно-историческую сторону. И в этом аспекте самый термин «стиль языка» требует уточнения. Его нель­зя смешивать с термином «стиль речи», если признавать необходи­мость разграничения понятий языка и речи.

Термин «стиль языка» и определение стилей как разновиднос­тей языка, как «частных» систем внутри «общей» системы языка побуждает представлять их по образу и подобию языковой систе­мы. Однако никто из историков русского языка, выйдя за пределы трех стилей русской литературной речи XVIII в., не ищет в нацио­нальном русском языке XIX и XX вв. множества изолированных систем выражения («стилей» языка), составленных из характерной для каждой из них совокупности столь же «изолированных элемен­тов языка».

Стиль языка иногда понимается и в ином смысле, как совокуп­ность «более или менее устойчивых комплексов языковых средств, соответствующих определенным жанрам, типам речи и обуслов­ленных их содержанием и назначением»¹. С этой точки зрения ана­лиз и понимание языкового стиля не должны опираться на сумму «изолированных элементов языка», но и не должны выходить за пределы общеязыковых категорий и понятий – изменений значе­ний слова, способов употребления слов и грамматических конструк­ций. Все, что не может быть непосредственно выведено и объяснено из таких элементов языковой системы, объявляется «неязыковым», хотя от этого не становится несомненно и «нестилистическим». Так, метафора, выраженная одним словом или сочетанием, считается языковым стилистическим средством (мрак жизни, мрак душев­ный, мрак земных сует и т. п.); но метафора, выходящая за преде­лы отдельного слова и выражения (например, целое высказывание, вроде стихотворения Пушкина «Прозаик и поэт»), рассматривает­ся уже как «неязыковое стилистическое средство»².

Легко заметить, что здесь говорится собственно о стилях речи, т. е. о «системах средств выражения, соответствующих определен­ным типам речевой деятельности»³. Термином же «языковой стиль» («стиль языка») только подчеркивается, что эти стили речи пони­маются и изучаются в «плане языковом», т. е. в пределах элементов языковой системы, лишь с точки зрения качеств и применений этих элементов. «Стиль языка» понимаются в этом случае не как содер­жащиеся в самой языковой структуре обособленные и замкнутые круги разных выразительных средств, а как обнаруживающиеся в разных формах и видах общественно-речевой деятельности кол­лективно осознанные способы соотношения и комбинирования раз­личных стилистических элементов⁴. Если оставить в стороне нечет­кое и лингвистически (т. е. в плане общей теории языка) не обосно­ванное противопоставление «языкового» и «неязыкового», ясно, что И. С. Ильинская относит «стили языка» не к самой структуре язы­ка, а к широкой области.функционального использования языка в общественно-речевой практике.