Вл. И. Немировичу-Данченко. Для нынешнего года предлагаю 1:
Январь 1907
Москва
Для нынешнего года предлагаю 1:
"Росмерсхольм", "Laboremus", "Прометей", "Танец семи покрывал" -- для 4-й пьесы2;
"Электра", "Юлия" -- параллельные спектакли;
"Грех", 2-актная пьеса Аша "Свыше сил" -- то же.
Для будущего года:
"Ревизор"
"Юлиан"
"Пер Гюнт"
"Аглавена и Селизета"
"Пелеас и Мелисанда"
"Жуазель"
"Принцесса Мален"
"Сольнес"
"Эллида" (Гзовская)
"Эдип в Колоне"
"Дон Карлос" (Горев)
"Каин" (в измененном виде)
"Земля и небо" Байрона
"Маленький Эйольф"
"Натан Мудрый"
"К звездам" (разрешено) (?) (параллельно)
"Потонувший колокол" (Гзовская)
"Эдип и сфинкс" Гофмансталя
"Месяц в деревне"
К. Алексеев
О. Л. Книппер-Чеховой
Январь -- февраль 1907
Москва
Милая и дорогая Ольга Леонардовна.
Пишу это письмо с самым лучшим помыслом и очень прошу не истолковывать ложно мои добрые намерения.
Вот в чем дело.
Я взялся ставить "Драму жизни" для искания новых форм.
Театр думал рискнуть этой пьесой. Выйдет -- хорошо, не выйдет -- другие пьесы вывезут. Дело изменилось. Репертуар сложился так, что на меня падает двойная ответственность. Первая заключается в том, что материальная сторона дела может пострадать от неуспеха пьесы. Вторая -- ответственность за Вас. Первая актриса, выступающая в ответственной роли, может пострадать из-за моего, ну, назовем хотя бы -- упрямства.
За первое условие я охотно отвечу. За второе -- не могу. И потому считаю долгом, пока еще не поздно, отказаться от своего права режиссера и дать Вам полную свободу в трактовке роли.
Я это делаю без всякой обиды и укола самолюбия.
Я делал все, что мог, и был искренно счастлив, когда увидел тот настоящий темперамент, который я искал для театра: пока я думал, что помогаю Вам утвердиться в нем, я был полезен. Теперь же, убедившись в том, что Вы сознательно пренебрегаете этим кладом, я становлюсь вредным и потому стушевываюсь. Если позволите дать Вам совет, -- обратитесь к Владимиру Ивановичу и пройдите с ним роль в том тоне, который я органически понять не могу по складу моей художественной натуры. Повторяю, все это я пишу без всякого дурного чувства1.
Я говорил с Владимиром Ивановичем по этому поводу, и он любезно согласился. Дай бог успеха.
Любящий Вас
К. Алексеев
A. A. Стаховичу
4--5 февраля 1907
Москва
Дорогой и милый Алексей Александрович!
"Драма жизни" еще не провалилась, так как я захворал и две недели не играю. Несколько дней я уже выхожу и работаю, но болезнь убила всю энергию. Я очень скоро утомляюсь, и потому репетиции непродуктивны. Пьеса надоела ужасно, и мы не можем дождаться того часа, когда мы сдадим ее. Кажется, это будет через три дня, т. е. в четверг, в день получения тобою этого письма.
Остальное в театре по-старому. Немирович ведет себя отвратительно. Демонстративно не ходит ни на одну генеральную "Драмы жизни"1. Лужский тоже. В труппе относятся к моей пробе весьма недоброжелательно, и кто может, язвит и тормозит.
Сулера за это время совсем истрепали 2. Вчера был великий разнос. Пришлось рубить все преграды, и сегодня наконец немного подтянулись. Книппер как будто возвращается понемногу к прежнему тону. Москвин, Вишневский работают хорошо3. Успеха не жду, но сенсаций, спора и руготни будет много. И на этом спасибо.
"Бранд" делает безумные сборы. Остальные пьесы -- тоже. Но моя болезнь все-таки будет дорого стоить.
Сейчас Калужский энергично работает над "Стенами".
В нашей работе по "Драме жизни" очень много и талантливо помогает Маруся4. Я играю, Сулер пригляделся, Немирович и Лужский не ходят на репетиции, и потому ее советы очень ценны. Спасибо ей большое. Зинаида приняла звание очень обыкновенно и с тех пор перестала и ездить и писать5. Контракт с ней по театру заглох в нашей бюрократической конторе. Отчета заграничного -- никакого. Репертуар будущего года не выяснен. С актерами даже не начинали переговоров, и они ропщут.
Нелидов предлагает свои услуги, так как он уходит из императорских театров. Об этом мне сказал мимоходом Немирович, и дело бюрократическим способом заглохло6. Американская поездка тоже заглохла, хотя Немирович вел какие-то переговоры. Теперь захворала Екатерина Николаевна7 воспалением легких, и второй день Немировича не видно в театре.
Я сравнительно бодр, но сил еще мало.
Бедный Качалов отдувается за всех8.
Кажется, сообщил все новости. У нас весь дом хворает инфлюэнцей, не выключая и прислуги. Получили несколько милых открыток из Оксфорда. Очень счастливы, что уважаемая Мария Петровна и Михаил Александрович чувствуют себя хорошо.
Целую ручки Марии Петровны, Михаилу Александровичу кланяюсь. Обнимаю тебя, и очень хотелось бы поскорее увидеться, при тебе здесь гораздо спокойнее и веселее.
Любящий тебя
К. Алексеев
В. Я. Брюсову
5 февраля 1907
Москва
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!
Я обращаюсь к Вам с большой просьбой -- письменно, так как по болезни не имею возможности заехать к Вам.
Завтра {Во вторник. (Прим. К. С. Станиславского.)} в 12 час. дня в Художественном театре будет генеральная репетиция "Драмы жизни".
Помогите нам Вашим советом и не откажитесь приехать и посмотреть нашу работу, перед тем как показывать ее публике.
Прилагаю пропускную карточку и прошу Вас пройти с актерского входа и там спросить меня. Ход со двора.
Я это делаю для того, чтоб избежать недоразумения, так как у другого входа дежурят билетеры, которые постоянно сменяются.
Заранее благодарю Вас и извиняюсь за беспокойство, которое причинит Вам мое письмо.
Искренно уважающий Вас
К. Алексеев (Станиславский)
5февр. 907.
Понедельник.
А. А. Стаховичу
6--7 февраля 1907
Москва
Дорогой Алексей Александрович!
Пишу два слова о генеральной репетиции "Драмы жизни". Боюсь сглазить, но она имела большой успех. Не следует забывать, что публики было очень и очень мало, притом все свои: актеры и их близкие, народ экспансивный.
Правда и то, что среди этих лиц было немало предубежденных и плохо настроенных к спектаклю. Их мы, кажется, победили.
Кажется, победили и Немировича. Он по крайней мере бросил свой легкомысленный тон. Были декаденты -- писатели и художники (Балтрушайтис, Поляков1, Средин).
Эти в большом восторге и уверены, что давно ожидаемое ими открытие -- сделано.
Смешков не было. Первый акт принят хорошо, второй акт произвел на всех большое впечатление, четвертый акт -- тоже и кончился аплодисментом (про него Немирович сказал, что это неизмеримо выше всего предыдущего). Третий акт -- мнение раздвоилось. Одни подавлены, другие говорят, что местами скучно.
Хуже всех отнеслась Зинаида 2 (которая так заботилась о моем спокойствии). Она ругала все и вся и демонстративно вышла среди акта.
Не следует забывать, что именно такой публики будет больше всего на первом спектакле, и потому не удивляйся, если я напишу в скором времени, что спектакль провалился. Думаю, что шума, разговоров и споров он вызовет очень много.
Сейчас подали твое письмо. Благодарю за него и особенно за доброе отношение ко мне Марии Петровны3 и твое. Верь, что это меня искренно трогает и ободряет.
Целую ручки Марии Петровны. Тебя обнимаю. Жена, дети кланяются. Скоро напишу еще.
Любящий К. Алексеев
Здоровье поправляется, но туго. Слабость и повышенная температура, 37,4.
По болезни Игоря мои письменные принадлежности в ужасном беспорядке, прости за разношерстность бумаги и конверта.
В. Я. Брюсову
10 февраля 1907
Москва
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!
Я был очень тронут Вашим душевным письмом.
Согласен с Вами, что овации и свистки -- это лучшая награда за наш первый трусливый опыт1.
Я вполне удовлетворен результатом спектакля, хотя отлично сознаю его недостатки.
И нам придется ждать Вашего отзыва о нашей работе целых две недели. Это тоже испытание. Тем искреннее мои пожелания Вам скорого выздоровления.
Я тоже совершенно измучен инфлюэнцей.
Приходится играть и репетировать с температурой 37,5 и даже 38.
Это очень тяжело.
Мы, конечно, искренно пожалели о Вашем отсутствии на генеральной репетиции.
Жму Вашу руку.
Искренно уважающий Вас
К. Алексеев
10/2 907.
В. В. Котляревской
15 февраля 1907
Москва
Дорогой друг
Вера Васильевна!
Спасибо за память. С 20 января я хвораю. Теперь лучше, но еще не совсем оправился. Была инфлюэнца, 39 1/2; две недели лежал, потом перемогался и, с жаром, выезжал на репетиции -- ставить "Драму жизни". Играл в первый раз больным и с жаром. Слабость еще не прошла, но температура стала ниже, 37,3--37.
"Драма жизни" имела тот успех, о котором я мечтал. Половина шикает, половина неистовствует от восторга. Я доволен результатом некоторых проб и исканий.
Они открыли нам много интересных принципов.
Декаденты довольны,
реалисты возмущены,
буржуи -- обижены 1.
Многие удивлены и спрашивают по телефону о здоровье.
Есть много злобствующих -- чего же больше?
Работали мы хорошо, и, кажется, многое удалось.
Решено, что мы приезжаем в Петербург, в Михайловский театр. Очень рад, что увижу милых друзей, и Вас в первую очередь посещу по приезде.
Постараюсь искупить разговором ту скуку, которую я навеял на Вас в Ганге чтением. Целую ручки, а Нестору Александровичу кланяюсь. Наши шлют поклоны. До скорого свиданья.
Преданный и любящий Вас
К. Алексеев
15 -- 2 -- 907
М. Г. Савиной
12 апреля 1907
Москва
Глубокоуважаемая Мария Гавриловна!
Боюсь, что Владимир Иванович, которому пайщики поручили написать Вам благодарственное письмо за новый драгоценный знак Вашего милого внимания к нам, задержит Вас своим письмом1. Сейчас он сильно занят экзаменами школы, подготовкой поездки в Петербург, составлением труппы и репертуара будущего года. Я, потихоньку, краду у него поручение, данное ему пайщиками и труппой, и предупреждаю его своим письмом.
Еще раз полюбовался той грацией и находчивостью, с которой Вы умеете оказывать людям внимание и память. Как Ваш неизменный поклонник, не только на сцене, но и везде, я прихожу в восторг и радуюсь, что скоро буду опять любоваться Вашим талантом, который Вы разбрасываете щедро в каждый момент Вашей жизни.
Целую Ваши ручки, преклоняюсь и искренно благодарю за память.
Жена и вся труппа шлют Вам сердечные поклоны.
Неизменный почитатель Ваших талантов, сердечно преданный
К. Алексеев
12/4 907.
К. К. Алексеевой
Апрель 1907 Петербург
Милая моя девочка, Кирюля,
наскоро исполняю обещание.
"Драму жизни" слушали хорошо1. После 1-го акта полное недоумение и жидкий вызов с одним свистом. После второго -- недоумение то же. Раза два вызвали, жидко. Из публики доходили хвалебные отзывы. В начале третьего акта -- смеялись, но скоро притихли. Вызовы несколько сильнее, один свисток. После четвертого акта ряд вызовов небольшой кучки ценителей.
Играли удачно. Спокойно и сильно.
Серьезные ценители, вроде Волынского, Чулкова, Андреевского, -- в экстазе. Остальные писаки растерялись. Даже Чюмина не знает, что сказать, и виляет. Завтра будут и ругательные и восторженные рецензии 2.
Книппер и исполнение хвалят единодушно. Пьесу ругают почти все.
По-моему -- успех. Шуму будет много, это несомненно. С сегодня начались заседания, и я опять занят днем.
Мама чувствует себя хорошо.
На будущий год решили такой репертуар: "Борис Годунов" (Пушкин), "Ревизор" (Гоголь), "Синяя птица", "Каин" Байрона.
Обними бабушку, милого Игоречка и сама себя. Мама всех целует. Подбодряй нашего историка3. Скажи, что я о нем очень соскучился. Целую, всем кланяюсь.
Твой папа
И. К. Алексееву
СПб. Суббота 27/4 1907
27 апреля 1907
Милый мой и славный мальчишка -- Игрушон,
ты, брат, не только историк, но и поэт. Я прочел твое письмо к Кире. Очень мило. Попробуй писать стихи. Это хорошо. Может быть, со временем ты напишешь целый курс истории -- стихами. Вот легко будет зубрить гимназистам!
Итак, вы с Володей заговорились об истории и просмотрели Кремль. Пожалуй, когда вы будете смотреть дворец, выйдет такая история: вы заговоритесь и в рассеянности сядете на царский трон. Вас арестуют, поведут по улице, потом на Красной площади построят две виселицы -- повесят, а вы будете болтаться на воздухе и все говорить и спорить об Ашшурбанипале. Вижу из писем, что тебя больше всего интересуют история, поэзия и Эрмитаж. Точно ты стоишь на перепутье и колеблешься: кем тебе быть -- Виппером, Бальмонтом или Щукиным1. Принимая во внимание при этом, что ты любишь деньгу, пожалуй, в конце концов ты откроешь кафешантан и там будешь ставить исторические пьесы в стихах. Не забудь меня. Я могу играть роли старых царей. Володя будет критиком, а мама -- кассиром. Федорова -- первой актрисой, а Дези -- твоей женой. Двенадцать человек детей, благополучие, много денег. Это ли не жизнь? Счастливчик! А нас, бедных антрепренеров, здесь ругают -- а публика ломится. Погода холодная. Петербург скучный. Мы забрались так высоко, что к нам в квартиру никто не доберется, и потому никто не надоедает нам.
Вчера в театр ворвалась целая толпа студентов и требовала, чтобы их посадили. Они заявляли, что театр -- для всех. Кричали, стучали в запертые ложи. Чуть не произвели переполох. Хамство и распущенность царят здесь еще больше, чем в Москве.
Поцелуй покрепче бабушку и поблагодари ее за то, что она бережет тебя. Володе жму руку. Всей прислуге -- кланяюсь, тебя нежно обнимаю и благословляю.
Любящий тебя крепко папа
М. Г. Савиной
Апрель (после 27-го) 1907
Петербург
Многоуважаемая и дорогая Мария Гавриловна!
Спешу утешить Вас. Беляева я никогда не читал и не буду читать. Про "гориллу" слышу в первый раз и не сомневаюсь в том, что если бы Вы захотели дать мне прозвище, то Вы окрестили бы меня остроумнее и талантливее.
Ю. Беляеву я очень благодарен за это прозвище. Это доказывает, что я ему не нравлюсь в Фамусове. Согласитесь, что от похвалы Беляева не станет легче на душе артиста.
Это сравнение напомнило мне, что и он похож на какую-то мандриллу. Ну и Христос с ним. Спасибо ему и за то, что он представил мне случай написать это письмо и хоть заочно побеседовать с Вами. Без Вас здесь скучно и пусто. Петербург без Савиной -- то же, что Москва без Иверской. Неужели мы уедем и не приложимся к Вашей ручке? Как обидно происшедшее недоразумение. Я два раза объяснял швейцару о том, что Вы приедете к нам. Просил: "принять, просить, сказать, что дома, что очень рады". "Ослы, сто тысяч раз им повторять!"1 Не пришлось поблагодарить лично за чудную пасху. Словом, не повезло. Был у Вас и тоже не застал. Верьте, что целый полк Беляевых и Кугелей не могут поколебать моей верыв Ваш талант и прямоту.
Неизменный поклонник
К. Алексеев
Целую Вашу ручку и вместе с женой низко Вам кланяемся.