Кое-что о «злых матерях», «безответственных отцах» и «настроенных против детях»...

9.1. «После посещения отца ребенок выведен из равновесия!»

Констатация фактов подобного рода часто является основной причиной сопротивления матерей, которое в той или иной форме выражается по отношению к посещениям отцов. Мать Альберта рассказывает, что ее пятилетний сын в ночь перед посещением отца плохо спит, а вечером, после возвращения, его как подменили: он «взбудоражен», не хочет спать, не слушает, что говорит мать или агрессивно фыркает в ее сторону. Только через несколько дней входит он в обычную колею, снова приветлив и ласков. Даже воспитательница в детском саду всегда точно знает, когда Альберт бывает у отца, поскольку в последующие дни он ведет себя агрессивно по отношению к сверстникам и с ним просто нет сладу.

Подобные ирритации перед и особенно после посещений не живущего вместе родителя скорее правило, чем исключение. Это объясняется тем, что ребенок попадает в ситуацию совершенно новой констелляции отношений. Чем является объект для ребенка, зависит не только индивидуально от персоны, но также в большой степени от определенных (не в последнюю очередь также и триангулированных) образцов отношений. Например, такой образец: отец и мать вместе; присутствуют одновременно; ребенок общается то с одним, то с другим и т.д. Или неожиданно такой: видеть отца означает отказаться от матери, обрести (снова) мать — значит покинуть отца. К тому же у маленьких детей дополнительно возникает мучительная неуверенность: что может случиться с отцом во время моего отсутствия ? Останется ли он еще и на следующей неделе после моего ухода — если маленький ребенок вообще в состоянии понять, что такое «следующая неделя»? Смена объекта каждый раз в дни посещений активирует также переживания развода и вместе с ними типичные страхи и гневные аффекты. А также и чувство вины: многие дети переживают посещение или возвращение как предательство по отношению к покинутому родителю. Здесь возникают конфликты лояльности уже без какого-либо содействия родителей. Самый простой вариант разрешения конфликта и частых возбуждений заключается в проекции вины на одного из родителей. И чаще всего на того, в ком ребенок больше уверен, итак, на мать. Такие упреки, как: «Ты отняла у меня отца», «Ты держишь его вдали от меня» или «Ты допускаешь, чтобы мне было плохо и чтобы я боялся его совсем потерять, поскольку я не могу быть с ним вместе» — образуют мощный двигатель и (не выраженное словами) содержание агрессивного поведения детей после посещений.

Какой следует сделать из этого вывод? Отказаться от посещений? Даже некоторые эксперты и консультанты, а иногда и домашние врачи рекомендуют «спокойствие» для ребенка. Мол, позднее можно будет опять возобновить посещения. Мне эти рекомендации напоминают традиционное поведение медицинских сестер в детских больницах, распространенное еще несколько лет назад: возможность посещений ребенка родителями ограничивалась чуть ли не одним днем в неделю и объяснялось это тем, что дети ведут себя спокойнее, дружелюбнее и быстрее приспосабливаются, если остаются одни с сестрами и, наоборот; становятся агрессивными и капризными после посещения родителей. Сейчас в больницах укоренилось мнение, что любая ирритация для ребенка полезнее, чем приспособленное поведение. Ирритация указывает на истинные отношения, является результатом печали или способом преодоления боли разлуки. Спокойствие, наоборот, ресигнативно. Любимые объекты (родители) дожны быть редуцированы, частично забыты для того, чтобы можно было понравиться доступным объектам (сестрам) или для того, чтобы их бояться. Дети (во всяком случае до шести лет), родители которых не посещали их в больнице или посещали редко, едва ли остаются прежними после долгого пребывания в госпитале. Как минимум часть доверия в отношениях и уверенности в себе оказываются разрушенными.

Безусловно, ребенок после развода нуждается в покое. Но не в собственном, а в покое родителей. Он должен сам убедиться в том, что в состоянии жить в этом новом мире, не прибегая к большим вооружениям и без постоянной готовности к борьбе. Что же касается посещений, то ребенок должен понять, хотя старые отношения воскресить уже невозможно, но все же отношения с каждым из родителей возможны при одновременном исключении другого; он должен научиться мочь расставаться и верить, что только что покинутый объект останется в его распоряжении. Прекращение посещений как раз подтвердит страх ребенка перед потерей другого родителя. Поскольку в этих случаях ребенок чаще всего «списывает отца со счета», то следующее за этим «более простое возобновление» отношений является просто иллюзией. В отличие от этого типичные ирритации посещений при нормальных обстоятельствах постепенно, через несколько месяцев, значительно уменьшаются. Все же что-то остается и сохраняется иногда еще долгое время в качестве нормальной реакции на нежелательную жизненную ситуацию как печать, словом, как часть сознательной переработки проблемы.

9.2. «Мама, я не хочу к папе!» и «Папа, я хочу жить с тобой!»

Проблемы, касающиеся дней посещений, между тем обостряются в силу того, что ребенок этим посещениям сопротивляется. Матери в подобной ситуации труднее приветствовать продолжение организации посещений, поскольку сам ребенок, вопреки всем психологически-педагогическим рекомендациям, не желает видеть отца. В большинстве случаев за этим «отказом от отца» стоят те же проблемы, которые являются причиной ирритации детей после посещений. У маленьких детей сопротивление посещениям — только обратная сторона страха перед разлукой с матерью или просто (гневное) сопротивление прерыванию в настоящий момент столь прекрасной и полной удовольствия ситуации отношений. Но это не значит, что такое сопротивление нужно игнорировать. Дело в том, что в обоих случаях возникает опасность, что ребенок станет воспринимать отца как «злого», который отнимает у него мать, или мать как такую же «злую», которая его больше не хочет и отказывается от него. К тому же возникает чувство беспомощности, которое приводит в ярость, и при определенных обстоятельствах может остаться в детской душе как нарцисстический рубец или усилит уже возникшие в результате переживаний развода (или в результате раннего опыта) чувства отсутствия власти в отношениях и неуверенности в их непрерывности. Напротив, при помощи соответствующей возрасту поддержки чаще всего удается смягчить страх перед разлукой, а вместе с ним и сопротивление и таким образом избавиться от проблемы «отказа от посещений». Так было с трехлетней Сузанной, отец которой в растерянности обратился ко мне, потому что его дочка каждый раз, крича и брыкаясь, не позволяла ему взять себя на руки. «Передача» происходила все время таким образом. Мать уже заранее одевала ребенка. Желание девочки играть она отклоняла, поскольку сейчас должен прийти папа». Когда отец приходил, он каждый раз хотел взять малышку на руки и уйти. Сузанна же убегала от него, ревя, и цеплялась за мать или пряталась в другой комнате. Мать также пребывала в растерянности, ей не хотелось отдалять дочь от отца, который ее очень любил, но, с другой стороны, ей не хотелось выходить из роли любящей и доступной защитницы, отсылая ребенка против его воли. Поскольку речь шла о родителях, склонных к кооперации, то нам удалось развить альтернативу этой передачи ребенка отцу. Очень важно было дать себе время. Отец стал приходить, когда Сузанна еще играла, одна или с матерью, итак, она чувствовала себя хорошо. Он осторожно принимал участие в игре и таким образом возобновлял оборванные на протяжении многих дней (а судя о поведанных сценах, на протяжении недель) отношения. Вскоре мать могла все больше и больше отходить на задний план. Потом отец стал делать заманчивые предложения: поехать в Пратер или на игровую площадку, сходить за трехколесным велосипедом, который стоял в новой квартире отца, пойти послушать уличных музыкантов, которые приводили Сузан-ну обычно в такой восторг, и так далее. Всегда находилось что-то, чему девочка радовалась, и она позволяла — уже с нетерпением — себя одеть. Потом она решала, что возьмет с собой, и уходила, часто даже позабыв попрощаться с матерью, отступившей в этот момент на задний план.

Что, на первый взгляд, кажется просто обычным улучшением, на самом деле в психологическом смысле является радикальным изменением ситуации расставания или, вернее, в этих условиях ситуация передачи теряет характер разлуки. Отец не отнимает ребенка у матери, а завязывает с ним актуальные отношения, он дает ему время на переход от матери к отцу, ребенок не просто уходит с отцом, а идет с ним в Пратер или к музыкантам и имеет возможность принимать участие в решениях, вместо того чтобы беспрекословно подчиняться воле родителей. Спустя некоторое время, Сузанна уже сама строила планы перед посещениями отца и радовалась возможности что-то с ним предпринять (СНОСКА: Абсолютно подобный случай, когда страх ребенка перед днями посещений, (пережитая как насилие) разлука с матерью и ирритация после посещений отца выражались в повышенной восприимчивости к инфекциям и высокой температуре, домашний врач аттестовал так: посещения отца подвергают опасности здоровье ребенка, после чего судья вынес частное определение, отказывающее отцу в посещениях на полгода. Это — типичный пример превышения компетентности врачей. Конечно, ребенок болел, но не из-за посещений, а из-за того как родители эти посещения обставляли. Компетентная медицинская экспертиза тем не менее установила, что соответствующие болезненные картины проявляются без органических изменений и могут иметь причиной психические нагрузки, и потому в подобных случаях должно быть произведено психологическое обследование). У старших детей (от пяти лет) эта форма страхов перед разлукой не так сильна, но зато у них повышается чувствительность к обременению конфликтом лояльности, которая частично, как описано в предыдущей главе, может индуцироваться родителями, а частично исходить от самого ребенка (см. выше). Маленький Франц, как показало психологическое обследование, опасался ранить мать тем, что выразит радость по поводу посещений отца. Уже вечером, когда мать напоминала ему о завтрашнем дне посещения, он начинал (спешно) ныть: «Это обязательно...?», «Я хочу лучше с тобой...!» и т.д. Когда же появлялся отец, он прятался, демонстративно бежал к матери и громко протестовал, уходя с отцом. В случае с Францем речь шла не о настоящем отказе от отца, об этом свидетельствует тот факт, что мальчик, как только мать уже не могла его видеть, тут же быстро успокаивался и подобные сцены никогда не наблюдались, когда отец забирал его из детского сада (по свидетельству воспитательницы), а к тому же, когда отец вечером приводил его домой, он вел себя так же, как при расставании с матерью. Теперь уже он не хотел расставаться с отцом.

Третьей причиной сопротивления детей посещениям являются их сильные желания воссоединения семьи. Чего хотят эти дети, когда отец приходит, это — чтобы он остался, но ни в коем случае не уходить с ним и не цементировать таким образом разлуку матери и отца. Протест этих детей не является протестом против отца, а, скорее, протестом против развода.

Случается, конечно, и так, что дети на самом деле отклоняют отца как персону. Бывает и такое, что ребенок в большей степени идентифицирует себя с матерью, а та открыто пренебрегает отцом, или пережитая обида сильнее потребности в отце, или, когда ребенок всю свою ненависть по отношению к матери (или к себе самому) переносит на отца, подсознательно делая его «козлом отпущения», или когда он ожидает от отца наказания за свою лояльность по отношению к матери и (или) страх расплаты соединяется с массивным чувством вины, вызванным разводом, или конфликт лояльности настолько мучителен, что ребенок предпочитает отказаться от объекта, кажущегося ему в настоящий момент менее важным (и т.д.). Конечно, и эти нарушения отношений к объекту нельзя оставлять без внимания, наоборот, они должны быть как можно скорее профессионально разъяснены. Если знать, в чем именно заключается проблема ребенка, то можно вместе с родителями найти множество вариантов ее разрешения (ср. также гл. 10.1 и 10.2).