Индивидуальные различия, способности и мотивация

Факт индивидуальных различий людей как в физическом их внешнем проявлении, так и в их физиологических свойствах является, вероятно, установленным еще Адамом и Евой. Другое дело — психические индивидуальные различия. Они, во-первых, не столь очевидны для внешнего наблюдения, а, во-вторых, не так легко поддаются объективной диагностике с помощью первичных (прямых) измерений. По этой причине, видимо, и возникла древняя педагогическая догма о всеобщей способности всех всему обучаться. Хорошо известна история поиска инструмента для измерения интеллекта человека, которая остается открытой до сих пор. В то же время психологией за последнее столетие накоплен значительный материал об индивидуальных психических различиях людей. Это и их различия в качествах ощущений и представлений, памяти и внимания, эмоций и мышления, а также других элементарных психических процессах. Что же касается гипотезы о врожденных (не приобретенных) различиях людей по таким интегральным качествам личности, как способности к разным видам человеческой деятельности при доминантной склонности к определенным ее видам, то в поддержку этой гипотезы психологическая наука предоставляет куда как меньше материала. Не берусь объяснять этот изъян в психологических исследованиях личности, пусть это сделают историки психологии. Однако же очевидно, что исследование интегральных свойств личности, таких, как мотивация и способности, до сих пор находятся за пределами «чистой» психологии и лишь отдельные ее дальновидные представители мигрируют в эту важнейшую для любой практики область. Основная трудность здесь состоит в том, что до сих пор явление учебной мотивации рассматривается в целом и вообще как стремление учиться и познавать. Поэтому исследователям этого психического феномена практически невозможно объяснить, почему только что наблюдаемый мотивационный эффект вдруг исчезает. Мотивационная же избирательность человека в расчет не принимается. В свете изложенного выше о мотивации понятно, что для продвижения исследований в этой области и практического использования его результатов, следует располагать некоторой классификационной моделью современных видов общественно-производительной деятельности человека, которые могут быть сопоставлены с его способностями и учебной мотивацией. Это область пограничная между психологией и социологией, и не каждый психолог или социолог отваживается заглянуть через забор к соседу. Одним из первых такую классификационную модель предложил еще в начале XX века известный немецкий философ, социолог и психолог Эдвард Шпрангер. В то же время шпрангеровская классификация видов возможной деятельности человека еще недостаточна для утверждения о наличии естественной (врожденной) психической направленности личности на определенные виды деятельности. Недостающая научная информация и факты в достаточной для этого мере предоставлены многолетними исследованиями известного американского психолога Герберта Гарднера (Н. Gardner, 1993) в области интеллектуальных личностных структур. Выше мы уже упоминали о моделях Шпрангера и Гарднера. Здесь мы возвращаемся к ним, чтобы еще раз подчеркнуть очевидную направленность каждого человека на вполне дифференцируемые виды деятельности и, следовательно, его меньшую готовность к другим ее видам. Что лежит в основе такой избирательности? Бесспорно, врожденные задатки индивида. Почему же до сих пор этому фундаментальному факту для воспитания человека не придается должного значения? Ответов здесь два: во-первых, высочайшая адаптивность общих способностей человеческой психики, несравнимая ни с какими другими обитателями земли и, наверное, космоса, позволяет попросту не заботиться о частностях и работать «в целом». Человек способен усваивать любые виды деятельности, но с существенно различным качеством их последующего применения. Эта, как бы, информационная всеядность человеческой психики создает у эмпириков-педагогов всех уровней образования стойкую иллюзию, что человека можно научить чему угодно и как угодно хорошо, если использовать нужные методы обучения. И вот уже скоро исполнится две тысячи лет, как такие волшебно-действенные методы обучения безуспешно ищут педагоги всех стран и континентов. В то же время ларчик открывается весьма просто, и он на удивление пуст: методов обучения всего-то ровно столько, сколько у человека органов чувств — ни прибавить, ни отнять, ищи не ищи, а это те же зрительные и слуховые, вкусовые и обонятельные, тактильные и мышечные «входы» из внешнего мира в человеческий внутренний мир. В обучении всегда и у всех учащихся используются с той или иной полнотой только эти и никакие другие «входы» учебной информации, а качество усвоения ими одного и того же предмета, у одного и того же учителя, и в одно и то же время существенно различное: от самого поверхностного знакомства с предметом изучения до уверенного и творческого владения его операциями. Причина, следовательно, не в методах обучения или мастерстве учителя, а во внутренних механизмах человеческой психики, которые мы обобщенно называем способностями и мотивацией. Интересно, в связи со сказанным провести сравнение обучения человека с дрессурой животных (отдавая вслед за Б. Ф. Скиннером себе полный отчет в их существенных различиях при некоторых несомненных чертах сходства). Хорошо известно каждому сколько-нибудь профессиональному дрессировщику, что бесполезно пытаться дрессировать животное поведению, задатки которого не просматриваются в его природном инстинктивном репертуаре: никакие вкусные подкрепления или болевые ощущения не научат зайца ловить мяч, а собаку сидеть на заборе. Речь здесь также идет о врожденных способностях животных к овладению определенным поведением в результате обучения. И отличие от человеческих способностей здесь не в роде, а в широте возможного репертуара научения. У животного он четко ограничен репертуаром инстинктивного поведения. Человеку, кроме инстинктов, подарена Творцом практически неограниченная свобода в овладении любыми способами деятельности. Эта свобода, однако, мудро обусловлена различиями между отдельными индивидами в одаренности к усвоению и исполнению отдельных видов деятельности. Да, все люди могут научиться играть в футбол, но некоторые индивиды будут исполнять трюки много лучше, чем другие. В чем же здесь состоит мудрость Творца? А в том, что видов возможных и необходимых для выживания человека на земле деятельностей очень много (сотни обобщенных(!) профессий), а продолжительность производительной жизни каждого отдельного человека ничтожна и, чтобы успеть выполнить наилучшим образом свою миссию на земле (посадить дерево, вырастить ребенка, написать книгу), человек должен сосредоточиться на одной или немногих из них. Вот почему людям даны разные наборы способностей, среди которых удобно выделять общие и специальные способности. Общие для всех способности даны для овладения рутинными формами поведения в человеческом общежитии, деятельностями с простым операционным составом и невысоким уровнем потребного мастерства. Специальные, индивидуализированные способности даны для творческого участия в развитии человеческой цивилизации и удовлетворенности, своим кратковременным пребыванием на этом свете. Сказанное немедленно ведет нас к критике существующего образования как противоречащего воле Творца и природе человека. Действительно, догма о том, что все способны учиться всему, базируется на наличии общих способностей человека и удовлетворенности примитивными результатами массового образования. К тому же, почти полное игнорирование (или незнание) практикой педагогически грамотной системы объективной диагностики успешности обучения оставляет общество в счастливом неведении качества образования вообще. Только при использовании системы диагностичного целеобразования и объективной системы диагностики (оценки) достижений, становится очевидной несостоятельность названной догмы, так как при обучении, опирающемся только на общие способности учащихся, достижимы лишь начальные уровни усвоения ими деятельности и непреодолимая ограниченность их дальнейшего развития. Пока же такая диагностика не используется, создается иллюзорное представление об относительном благополучии в образовании.





О персонализированном образовании и мотивации

Почему, если персонализированное образование известно науке и является выходом из положения, оно до сих пор не используется? Ответ на этот вопрос частично уже дан в параграфе 4 первой части этой книги. Он связан с особенностями образования как большой социальной системы. Нет ничего сложнее в этом мире, чем перестройка образования, поскольку в этой подсистеме общества, как в никакой другой, заняты десятки и сотни миллионов человек, и только в этой подсистеме до сих пор сохраняется средневековый способ производства — строго индивидуальный и «ручной» труд миллионов умельцев. Любая подлинная перестройка образования это переворот в очень консервативном сознании и накатанных навыках этих миллионов ремесленников. На это требуется время и время, сопоставимое может быть со временем жизни нескольких поколений. Не случайно ни одна реформа образования в мире никогда и нигде не была доведена даже до середины, а на простое, по нашим нынешним меркам, мероприятие — внедрение предложенного в XVII веке Я. А. Коменским знаменитого дидактического процесса «Дидахографии» и обычного нашего учебника ушло два с половиной века!

Персонализированное образование представляет для реформирования другие возможности, так как это, хотя и другая система образования, но она не меняет сложившихся у учителя навыков труда. Меняется и довольно радикально только его общая организация (педагогическое обеспечение), которая не затрагивает непосредственных интересов учителя. Более того, учителю предоставляются гораздо более благоприятные условия труда, благодаря обязательному участию компьютеров, которые берут на себя непосильные для учителя функции. Будучи с самого начала вполне определенной целеустремленной образовательной системой, в которой, во-первых, возможно более рано выявляются специальные способности и психическая направленность каждого отдельного ученика, а затем, во-вторых, в соответствии с ними строится вся система его уникального личностного развития, система персонализированного образования всегда успешна. Дети с одинаковой одаренностью и психической направленностью объединяются в однородные (гомогенные) классы и обучаются по индивидуализированным программам. Так, дети с логико-математической направленностью их психики будут объединена в одноименные классы и будут учиться по учебному плану, обеспечивающему максимальное развитие их одаренности: Даже литературу, историю или биологию они будут изучать на второй-третьей ступени абстракции, анализируя логико-математические связи и соотношения объектов и процессов. В то же время учащиеся с гуманитарной направленностью психики будут изучать ту же математику только на первой-второй ступени абстракции и лишь в той мере, насколько это умение может быть связано с их лучшим пониманием языка, литературы или истории. Такая персонализация образования произойдет по всем направлениям обобщенной человеческой жизнедеятельности. В реальной жизни, как мы видели из работ Шпрангера—Гарднера, этих направлений всего-то менее дюжины, но каждый учащийся, ныне потерянный в массовом и хаотичном образовательном конгломерате гетерогенных классов найдет себя, свой жизненный путь и свой учебный процесс. А это постоянная и устойчивая на всю последующую жизнь мотивация ученья, постоянная и устойчивая жизненная удовлетворенность своей профессиональной деятельностью, которая становится творчеством, не говоря уже о постепенно складывающемся сознании о принадлежности к определенной профессиональной группе, и поведении, имитирующем его лучших представителей. Идти в образовании за способностью учащегося, а не против нее, значит, заложить интерес к определенному виду деятельности и успех в нем на всю жизнь.

Естественные эксперименты почти-персонализированного образования

В советское время много экспериментировалось в области дифференциации, специализации и развивающего образования. Создавались специализированные школы математического, физического, химического, иностранно-языкового, спортивного и др. направлений обучения. В эти школы не проводилось целенаправленного психологического отбора учащихся. Они были престижны, и многие «престижные» родители «устраивали» туда своих чад. Отбор, однако, происходил естественным путем: только те дети, у которых обнаруживались способности к той деятельности, на которую была направлена программа обучения, достигали серьезных успехов в обучении. Всем в России хорошо известна московская школа № 2 с математическим направлением обучения, курируемая Колмогоровской кафедрой математики МГУ им. М. В. Ломоносова. Если бы бдительные коммунисты не прикрыли эту школу за мнимую деидеологизацию молодежи, страна получила бы блестящую когорту математических Эйнштейнов. Зато из московской школы № 20 с английским языком преподавания, опекаемой всеми коммунистическими бонзами от Гришина до Горбачева, беспрепятственно выходили выпускники со знанием английского языка. Но, опять-таки, все его знали по-разному: процентов двадцать владели им на уровне родного и столько же еле-еле ворочали языком. Середнячки же относительно уверенно читали и переводили несложные тексты. На мой вопрос бессменному и мудрому директору школы А. П. Палехину «Почему так?», он отвечал, исходя из его многолетнего опыта работы, без малейших колебаний: «Не все способны к языкам». В московскую школу № 270, расположенную в рабочем районе города и объявившую набор в девятый инженерный класс, пришли дети по зову своих технических способностей. Все они закончили десятый класс с зарегистрированными и принятыми к внедрению на шефствующей автобазе техническими рационализаторскими предложениями. Все поступили затем в технические вузы Москвы, а, спустя десять лет после окончания школы, три четверти ее выпускников были уже кандидатами технических наук.

Можно продолжить примеры естественного проявления законов персонализированного образования, когда мотивация и успех обучения легко прослеживаются благодаря счастливому совпадению способностей и условий для их реализации. Американская школа уже давно почувствовала необходимость дифференциации образования, и уже сейчас американские школьники имеют возможность выбирать изучаемые предметы и направленность обучения. Это действительно так, и это только усиливает нашу аргументацию. Однако нынешний опыт американской школы это еще далеко не персонализированное образование, так как учащиеся выбирают отдельные предметы и направленность своего обучения по неизвестно каким принципам: то ли «за компанию», то ли по ближайшему университету или выгодной конъюнктуре, то ли под давлением родителей, и это далеко не то же самое, что строить весь учебно-воспитательный процесс сообразно с надежно выявленными реальными личностными способностями ученика. Первое, это паллиатив, компромисс, уступка реально существующим индивидуальным различиям школьников, которых не может не замечать даже самый «слепой» учитель или школьный администратор. Второе, это опора на эти различия в построении природосообразного человеческого образования, о котором мечтали просветители всех времен и народов. Не случайно американскую школу давно и усиленно лихорадит низкая успеваемость учащихся, и никакими миллиардными долларовыми вливаниями не удается предотвратить неуклонное сползание школы ко все более низким показателям образования. Это ли не лучшее доказательство нежизненности существующей системы образования и бесперспективности вложений в нее?

Наши рекомендации