Эмоциональные отношения и социальный контекст
Хотя симпатия, дружба и любовь встречаются в любом обществе и являются общечеловеческими феноменами, необходимость поиска детерминации этих явлений определенными социальными условиями очевидна. Как отмечает Г. М, Андреева, механизм реализации общих, свойственных любому обществу явлений «лишь относительно независим от социальной реальности; «материал», из которого создан этот механизм, существенно изменяется в зависимости от типа общественной структуры и общественных отношений» [8, с. 219].
Существенным недостатком многих исследований эмоциональных отношений является то, что подавляющее большинство авторов рассматривают аттракцию в отрыве от реальных условий жизнедеятельности человека. Это проявляется, например, в том, какие именно переменные включаются в исследование в качестве возможных причин возникновения аттракции. В большинстве случаев подобному анализу подвергаются личностные и даже индивидные характеристики участников общения. Не отрицая важности этих параметров, следует сказать, что число детерминант аттракции, по-видимому, ими не исчерпывается. Более того, противоречивость эмпирических результатов свидетельствует о том, что это, может быть, и не самые важные детерминанты и что какие-то неучитываемые факторы оказывают на аттракцию большее воздействие: межкультурные исследования убеждают в том, что в различных культурах воздействие на аттракцию сходных характеристик обычно опосредуется различными переменными. По всей вероятности (и это подтверждено рядом исследований), на роль таких переменных могут претендовать параметры самого общения и условий, в которых оно протекает. Однако остается проблема выбора исследователем значимых параметров общения: в большинстве исследований они определяются только схемой эксперимента и не связаны, как это бывает в реальной жизни, с ситуацией в широком смысле, т. е. с тем социальным контекстом, в котором общение развивается. Важнейшими с точки зрения психологического анализа характеристиками социального контекста являются особенности совместной деятельности участников общения и внешние условия, в которых разворачивается взаимодействие.
Нельзя сказать, что в современных исследованиях аттракции эти два класса переменных игнорируются полностью. Однако совместная деятельность представлена в исследованиях лишь своими процессуальными, а не содержательными характеристиками (например, фиксируется наличие конкуренции или кооперации). Это приводит, в частности, к недооценке специфики качественно различных отношений. Так, очевидное различие между общением старых друзей, с одной стороны, и общением, например, покупателя и продавца — с другой, в эмпирических исследованиях зачастую не просматривается. Что же касается внешних условий общения, то в экспериментах учитываются обычно лишь «экологические» факторы, к которым эти внешние условия, однако, не сводятся. Общаются люди, принадлежащие к определенному обществу, интериоризовавшие нормы и представления своей культуры, получившие определенное воспитание и т. д. Иными словами, их общение протекает в том самом социальном контексте, который до сих пор в социальной психологии аттракции абсолютно не учитывается. Невнимание к социальному контексту проявляется, в частности, в определении цели исследования, которая видится прежде всего в установлении зависимости между переменными. Доминирование такого стиля мышления диктует изоляцию изучаемого феномена и приводит к тому, что многие интересные работы остаются, по сути дела, незавершенными, так как авторы их считают свою задачу выполненной, ответив на вопрос «как?», и даже не ставят вопросов «почему?» и «зачем?».
Итак, постановка проблемы связи аттракции с параметрами широкого социального контекста вполне правомерна. Подходы к решению этой проблемы можно обнаружить, обращаясь к уже имеющимся в науке фактам [109].
Такие подходы наиболее ярко проявлялись в социологически ориентированной социальной психологии, где делались неоднократные попытки изучения зависимости аттракции от социального контекста [161, 185]. Однако объектом анализа в этих работах является общество в целом, группа или некий абстрактный, среднестатистический индивид. В результате вместо ответа на вопрос о способах влияния социального контекста на аттракцию одного человека к другому предлагается решение другой, сходной, но все же несовпадающей проблемы связи параметров социума с усредненными параметрами аттракции — феноменом, психологическое содержание которого практически выхолощено.
Из социологически ориентированного анализа ясно, например, что отсутствие широкого круга общения со сверстниками в маленькой африканской деревне снижает роль любви как детерминанты заключения брака. Этот вывод, однако, распространяется лишь на деревню в целом и даже не на конкретную деревню, а вообще на деревни такого типа. Он абсолютно неприменим к реальной паре жителей этой деревни, которые, могут, не подчиняясь статистическим закономерностям, полюбить друг друга и пожениться.
Можно сказать, что жители большого города имеют больше шансов пожениться по любви, чем жители отсталой провинции, что, однако, не исключает неэмоционального брака горожан. Социальный контекст аттракции оказывается таким образом внешней по отношению к общающимся индивидам переменной, которая либо способствует, либо мешает взаимодействию, но не влияет, по-видимому, на его содержание.
На наш взгляд, таким внешним воздействием влияние социального контекста на аттракцию не ограничивается. Он должен непосредственно проявляться в содержании человеческого общения. Если вернуться к примеру о полюбивших друг друга юноше и девушке из африканской деревни, то их чувства должны с большой степенью вероятности отличаться по содержанию от тех, которые связывают пару молодых москвичей. Следовательно, необходим более конкретный анализ условий того общества, в рамках которого
только и можно понять специфику содержательных компонентов общения.
Наиболее надежным способом выявления связи содержания эмоциональных отношений с социальным контекстом была бы прямая экспериментальная проверка — сравнение параметров аттракции в разных обществах. К сожалению, современный уровень развития психологии не дает возможности провести такую работу. Сравнимое измерение интенсивности эмоций в разных культурах и субкультурах — задача еще не решенная. Вербальные методики помимо того, что они несут на себе огромный груз недостатков, крайне трудно адаптировать к другой культуре. Что же касается невербальных, то они связаны с эмоциями не непосредственно, а через другие переменные. Поэтому, даже если тот или иной показатель адекватен для определенной совокупности, предсказать степень его валидности для другой крайне трудно.
Перспективным в этом плане представляется контент-анализ произведений искусства, философских и социологических работ разных культур. При этом в первую очередь обращает на себя внимание универсальность человеческих чувств. Доказательством этому служит сам факт понимания представителями одной культуры литературных произведений другой. Не исключено, однако, что эта универсальность объясняется моментами сходства разных культур, вызванного, во-первых, взаимовлиянием и, во-вторых, наличием некоторых общих исторических закономерностей. О том, что вывод о независимости содержания эмоциональных компонентов общения от социального контекста преждевременен, говорит, например, глубокий историко-психологический анализ дружеских отношений, проведенный И. С. Коном [44]. Он показал, что дружба возникла как отношение к значительной степени институциализированное: так, в древности выбор друга отнюдь не был свободным, он диктовался различными экономическими и политическими соображениями, интересами рода и т. д. На этом основании можно было бы сделать вывод об относительной по сравнению с сегодняшней неэмоциональности, холодности дружбы древних. Но, очевидно, что этот вывод был бы преждевременным. Из приведенных данных следует лишь, что содержание, психологиче-
ский смысл дружбы в античности отличался от того, что стоит за этим понятием сейчас. Вполне возможно, что глубоко личностное, интимное чувство, совпадающее по содержанию с современными дружескими чувствами, существовало и раньше, но не играло такой важной роли в обществе, не было столь распространено и поэтому не попадало или попадало редко в поле зрения философов и художников. Для нас в данном случае важно то, что и контент, и историко-психологический анализ не позволяют в полном объеме продемонстрировать влияние социального контекста на аттракцию.
Другой путь состоит, на наш взгляд, в теоретическом анализе самого феномена аттракции с привлечением данных, полученных в ходе ее экспериментального исследования, что преимущественно характеризует работы «психологически ориентированной» социальной психологии. Как уже отмечалось выше, прямых сопоставлений между аттракцией и параметрами социального контекста до сих пор не проводилось. Поэтому придется ориентироваться на косвенные данные, прежде всего на противоречивые и труднообъяснимые факты, неструктурированность которых может быть связана с отсутствием адекватного объяснительного принципа.
Таким труднообъяснимым фактом является отсутствие связи (или наличие лишь слабой связи) между аттракцией и свойствами личности ее субъекта. Эти данные приходят в противоречие с представлением о спонтанности и внутренней детерминированности эмоциональных компонентов общения и заставляют предположить, что в действительности эти компоненты довольно часто являются внешнедетерминирован-ными.
Интересно, что во многих теоретических работах выдвигаются положения, согласующиеся с таким представлением. На нормативную обусловленность эмоциональных компонентов общения указывают, например, работы советских авторов, проведенные на детских и юношеских коллективах, такие, как исследования В. А. Лосенкова [56], А. В. Мудрика [61], И. С. Полонского [73] и ряда других. Их данные дают основание предположить, что аттракция не только внешне детерминирована, но и носит нормативный
il
характер, а связанное с ней поведение является в значительной степени ролевым.
Признание нормативного характера эмоциональных отношений (а значит, и их прямой связи с социальным и групповым контекстом) позволяет объяснить не только многие научные факты, но и ряд жизненных наблюдений, таких, например, как «эпидемии романов» в школах. В одном классе могут практически одновременно влюбиться почти все девушки, причем многие из них — в одного и того же человека. Это происходит, несмотря на огромные личностные различия между ними, разный уровень физической и интеллектуальной зрелости и т. д. Их влюбленность и связанное с ней поведение и переживания представляют в данном случае не что иное, как ролевое поведение, диктуемое стремлением соответствовать каким-то популярным в данный момент образцам.
Нормативную обусловленность межличностной аттракции подтверждают и существенные межкультурные различия в детерминации и мотивации эмоциональных отношений. Так, в проведенной под руководством автора дипломной работе А. Матьяш (1985) сравнивались паттерны романтического поведения советских и венгерских студентов. Были обнаружены большие различия между исследовавшимися популяциями как на уровне установок и мотивации, так и на поведенческом уровне. В частности, венгерские студенты чаще склонны интерпретировать свои отношения как любовь, более уверены в чувствах своего партнера, их отношения чаще начинались по взаимной инициативе (в то время как у советских студентов инициатором чаще выступал мужчина). В анализ была включена наряду с группой венгерских студентов, обучающихся на родине, и группа венгров, находящихся на обучении в СССР. Оказалось, что паттерны романтического поведения этой последней группы испытуемых претерпевали вследствие их временной включенности в другой культурный контекст существенные изменения, причем характер этих изменений зависел от пола респондентов. Мужчины были более склонны принимать советские образцы ухаживания, женщины — предпочитали придерживаться привычных для них форм взаимоотношений. Это, конечно, связано не с большим консерватизмом женщин, а е
тем, что, судя по данным А. Матьяш, в студенческой среде венгерский стиль ухаживания носит более эгалитарный характер, а советский - более традиционный. Переход на него, следовательно, «выгоден» мужчинам, но не «выгоден» женщинам.
Отметим, что, несмотря на явные положительные стороны нормативного подхода к аттракции, его вряд ли стоит абсолютизировать. Нельзя отрицать существования наряду с ролевыми, безличными проявлениями подлинно межличностных эмоциональных отношений, с которыми справедливо связывается представление о высших человеческих ценностях.
Рассмотрим теперь конкретные механизмы связи аттракции с параметрами широкого социального контекста. Механизмы до сих пор не ясны: в эмпирических исследованиях, где аттракция изучалась преимущественно на уровне диады, и в общежитейских представлениях обычно подчеркиваются уникальность и непредсказуемость аттракции, а значит, и отсутствие связи с какими-либо другими явлениями. Вместе о тем имеющийся эмпирический материал дает основание не только подтвердить факт наличия искомых связей, но и выдвинуть некоторые гипотезы относительно их механизма.
Для выяснения вопроса о механизме связи эмоциональных отношений с параметрами социального контекста воспользуемся двухкомпонентной моделью, описанной в предыдущем параграфе. До сих пор эта модель использовалась лишь в исследованиях любви, но, на наш взгляд, нет никаких оснований считать ее нерелевантной и другим видам аттракции.
Основываясь на двухкомпонентной модели, можно представить себе два пути воздействия социального контекста на аттракцию. Первый — это детерминация факторов физиологического возбуждения, состоящая прежде всего в санкционировании или препятствии распространению возбуждающих стимулов и ситуаций. Например, законодательства большинства стран содержат стать», направленные против распространения наркотиков. Мораль во многих обществах осуждает использование искусственных стимуляторов активации или создание ситуаций, приводящих к экстраординарному возбуждению большого числа людей, возникающему, например, иногда на концертах
поп-музыки. Распространение нефармакологических возбуждающих стимулов, например эротических, также регламентируются либо законами, либо традициями общества.
Второй, более непосредственный способ воздействия социального контекста на аттракцию состоит, во-первых, в определении самого алфавита чувств, с помощью которого человек может интерпретировать свои состояния, и, во-вторых, в создании некоторых правил использования этого алфавита. Человек с бедным алфавитом, в котором отсутствует, например, любовь, чувства любви испытывать" просто не может. Если даже сам алфавит достаточно объемен и включает в себя широкий класс переживаний и чувств, но субъект считает, что любовь — чувство, не доступное ему или «таким, как он», или что оно возникает лишь при определенных, достаточно редких условиях, — иными словами, если он не умеет пользоваться этим алфавитом, соответствующая эмоция не возникает (или, по крайней мере, не осознается).
Алфавит так же, как и правила его использования, задаются' искусством, средствами, массовой коммуникации и т. д. Через эти каналы общество воздействует на каждого индивида, определяя тем самым содержание аттракции.
Прямой экспериментальной проверки реальности этого механизма до сих пор проведено не было, есть, однако, косвенные данные. Это, во-первых, результаты ряда сравнительных исследований, демонстрирующих связь между эмоциями и наличием соответствующих лингвистических конструкций в различных культурах. Так, известно по крайней мере одно племя ману в Новой Гвинее, в словаре которого нет слова «любовь» и в общении членов которого отсутствуют соответствующие эмоциональные компоненты. Во-вторых, аналогичные выводы можно сделать из анализа субкультурных, в частности межполовых, различий. Как, например, объяснить большую по ряду параметров романтичность женщин по сравнению с мужчинами? Выводить ее из физиологических особенностей полов нет оснований. Существуют многочисленные данные, свидетельствующие о том, что половые различия в человеческих отношениях есть следствие прежде всего социальных, а не биологических факто-
ров [45]. Нам представляется более обоснованным объяснять разницу в уровне романтизма наличием так называемого двойного сексуального стандарта, согласно которому мужчине в большинстве культур разрешается иметь до- и внебрачные связи, для женщин же это считается недопустимым. Согласно этой традиции мужчины в соответствующей ситуации могут интерпретировать свое возбуждение как сексуальное, женщины же должны искать другие, более приемлемые для них объяснения, в частности эмоциональные, романтические 14.
Наконец, третьим косвенным свидетельством в пользу адекватности схемы влияния социального контекста на аттракцию является признание многими психологами прямой связи между богатством самих эмоций и богатством соответствующих лингвистических конструкций. Так, сторонники тренинга сензитивности считают одним из Доказательств эффективности групповой работы расширение у их участников активного словаря эмоций [70]. При этом предполагается, что расширение словаря связано с расширением диапазона чувств. Но ведь субъектом этого словаря является общество, культура, и, следовательно, именно параметры широкого социального контекста есть' та общая база, на которой выстраиваются потом индивидуальные различия.
Набор фактов и логических построений, приведенных здесь с целью обоснования выдвинутой гипотезы о механизме влияния социального контекста на аттракцию, мог бы быть расширен. Однако и приве-
14 Отсюда можно сделать некоторые выводы о характере влияния знания о психологических и физиологических процессах на эмоции. Мужчины в этом примере не испытывают потребности в эмоциональной интерпретации возбуждения, ибо могут объяснить его, не прибегая к эмоциональным терминам. Женщины же такой возможности не имеют. Таким образом, получается, что некоторая субъективная неясность ситуации является необходимым условием эмоционального общения. В контексте рассматриваемой нами проблемы это означает, что распространенные в обществе научные или псевдонаучные модели человеческих отношений могут воздействовать на аттракцию по-разному. Образно говоря, положительно воздействует на аттракцию лишь то знание, которое, снимая некоторую неопределенность, одновременно создает новую. Знание, объясняющее «все», делает эмоциональный компонент в человеческом общении ненужным.
денного материала достаточно для того, чтобы считать гипотезу о влиянии социального контекста на эмоциональные отношения достаточно продуктивной.
Отсюда следует вывод, касающийся конкретного механизма воздействия на аттракцию произведений искусства. Согласно использовавшейся здесь логике искусство (имеются в виду его вербальные формы) способствует расширению алфавита эмоциональных переживаний и задает правила его использования. Это может быть достигнуто, например, через идентификацию читателя или зрителя с героем, самая возможность которой является, очевидно, одним из признаков подлинно художественного произведения. Идентификация с героем позволяет встать на его точку зрения, принять его схемы окружающего и разделить его представления о способах решения конфликта, в котором он находится. Это воздействие на когнитивные структуры реципиента. Идентификация дает, кроме того, возможность почувствовать то же самое, что чувствует герой, т. е., говоря языком двухкомпонентной модели, научиться определенному способу интерпретации своих состояний.
Есть две причины, по которым второй аспект влияния произведений искусства представляется даже более важным, чем первый. Во-первых, когнитивная структура, изменившаяся под воздействием книги или спектакля, может прийти в прежнее состояние под влиянием более сильных аргументов другого произведения. Расширение же своего эмоционального алфавита или новый способ его использования — приобретение устойчивое, не исчезающее под влиянием но« вой информации. Во-вторых, и это главное, чувства и переживания героя, которые становятся и чувствами зрителя или читателя, всегда выражают в той или иной степени мироощущение автора произведения. Талантливый художник — это не только профессионал высокого класса, но всегда и высокосензитивный человек, наделяющий своего героя широким спектром чувств. Тем самым художник дает своим современникам и потомкам образцы чувств, образцы эмоционального реагирования на других людей.
Можно предположить наличие и других механизмов влияния широкого социального контекста на аттракцию. Так, отношение к одному человеку есть в ка-
Кой-то степени конкретизация представлений о «людях вообще». Процесс этой конкретизации сложен и противоречив, тем не менее можно с уверенностью сказать, что имеющиеся у субъекта представления о человеческой природе, привычные способы атрибуции не могут не влиять на его восприятие другого человека. Но взгляды на природу человека, на наиболее вероятные причины его поведения, на человеческие мотивы задаются в значительной степени обществом. Этой цели служат искусство, публицистика, фольклор. Санкционированные обществом образцы поведения и мотивации распространяются по каналам системы массовых коммуникаций, включаются в систему образования. Они распространяются по межличностным каналам в виде сказок, песен и т. д.
Некоторые косвенные данные позволяют предположить наличие прямой связи между представлениями о том, насколько свойственны людям положительные черты личности и поведения, с одной стороны, и степенью доброжелательности отношения к конкретному человеку — с другой. Эти результаты получены прежде всего в экспериментах по альтруистическому поведению. Так, в одном из них [152] испытуемые, слушая радио, получали информацию или о благородном, или об эгоистическом поступке, якобы совершенном в этот день (как было показано авторами, такая информация меняет представление о человеческой природе соответственно содержанию сообщения). После этого испытуемые участвовали в эксперименте, организованном по схеме «дилеммы узника». Оказалось, что те, кто получал более благоприятную с точки зрения оценки человеческой природы информацию, значительно чаще реагировали кооперативно.
Таким образом, может быть сделан вывод о том, что феномен эмоциональных отношений хотя и стоит особняком среди других психологических и социально-психологических явлений, не выпадает из общей закономерности детерминации его различными социальными и культурными факторами. Содержание эмоционального отношения одного человека к другому определяется не только индивидуальными и уникальными для каждой пары характеристиками, но и параметрами того широкого социального контекста, в котором разворачивается общение. Язык, интериоризированные правила и нормы поведения, представления о человеческой природе, о закономерностях взаимоотношений между людьми и т. д. оказывают непосредственное воздействие на любовные переживания, склонность испытывать симпатию и антипатию и, вообще, на эмоциональные отношения между людьми.
Глава IV