За деньги не купишь, но, попросив, получишь даром
– Спасибо, – сказал Чад. Норман едва поверил своим ушам.
– За что, черт побери? Борода Пророка, да это я должен ноги тебе целовать. Я тебе обязан…
Тут он внезапно умолк, слишком много людей стояло вокруг, чтобы сказать правду. Сказать, что Чад не гарантировал запланированные для Бенинии вложения, а спас проект и вместе с ним все, что сам Норман вложил в эту идею, – вот за что ему хотелось поблагодарить Чада. Но президентский этаж небоскреба «ДжТ» кишел высокими гостями, включая представителей Государства, которое в лице Рафаэля Корнинга надзирало за работами. Нормана осаждали госчиновники, сотрудники корпорации и просто знакомые, пока он не почувствовал, что его рвет на части стая собак. Он даже не получил удовлетворения, рассказав Элайху добрые новости: Уотерфорду пришлось послать курьеров отыскать его и Рама Ибусу, которым устроили специальную экскурсию по зданию.
Уловив его настроение, Чад догадался и о его причине.
– Что, не нравится тебе, во что превратили твою жизнь, а? – криво улыбнулся он. – Ты – венец творенья, чувак, и тебя от этого тошнит. Но, пожалуй, придется тебе научиться с этим жить.
– Я и забыл, что такое корпорация, пока не вернулся, – признался Норман.
– Меня тусклая бодяга корпоративности минула. Большую часть юности я угробил в глухих кущах Академы[90]. Может, это и ввело меня в заблуждение: я возомнил, что, если буду кричать достаточно громко, кто-нибудь меня да услышит, ведь в прошлом мои студенты хотя бы делали вид, что слушают, пусть даже и не поступают в соответствии с услышанным… Но полагаю, что придется к этим подхалимам привыкнуть.
– Что?
– Ты сказал, что собираешься меня нанять.
– Но… – запнулся Норман. – Но ты же сделал то, ради чего я хотел тебя нанять! Ты вправил мозги Салманассару, и…
– Норман, они же тебя обработали, – оборвал его Чад. – Ты клевый парень, ты оказал мне несколько услуг и так далее, но ты контаминирован. Протри глаза вокруг, запаска!
Не поворачивая головы, он поставил пустой стакан на тележку, которую катил мимо официант, и схватил с нее другой.
– Что говорили все, кто ошивался вокруг Сала, пока мы с ним болтали?
– Хватит под скромника выделываться. Это мошенничество. Тебе оно не идет и удается плохо, – вне себя от злости огрызнулся Норман.
– Ты так взъелся из-за слова «болтали»? Да мать твою! – Чад залпом выпил свой коктейль. – Да вбей ты наконец себе в башку! Это же чистая правда! Я никогда не выделывался под скромника: я неизлечимо тщеславен и давным-давно бросил попытки излечиться. Но не это мне удается лучше всего. Меня просто не приучили думать, что правильный ответ не может быть самым простым. Когда я сказал тебе, что ты контаминирован, я имел в виду именно этот подход, распространенный, как обычный насморк, и настолько же расшатывающий интеллект. Разве никто не тыкал тебя носом в то, что единственная свобода, которую подразумевает свобода воли, это возможность ошибаться? Что, разжевать надо? Сал всего лишь реализовал заложенные в него возможности! Те, ради которых билась команда разработчиков, те самые, о которых они трубили как о колоссальном прорыве, а потом отказались узнавать их, когда воочию с ними столкнулись! Сал сделал в точности то, что делаешь в данный момент ты, и он ошибся так же, как ты. Он…
В этот поток слов гладко как проволока из мононити встрял голос Проспера Рэнкина: вкрадчивый, заискивающий и для Нормана противный.
– Мистер Муллиган… или мне, наверное, следует обращаться к вам «доктор», да?
– Конечно, докторатов у меня больше, чем блох у собаки. – Чад, моргая, повернулся, и в душе Нормана шевельнулось дурное предчувствие. – Какие еще болезни я мог бы для вас исцелить, помимо сегодняшнего мелкого недомогания?
Рэнкин выдавил неискреннюю улыбку: «Это что, шутка?»
– Я бы не назвал это мелочью, хотя нам бы не хотелось, чтобы журналисты узнали, как нас заставил поволноваться Салманассар. Мы в неоплатном долгу перед вами за вашу прозорливость и неоценимую помощь, и чтобы не уходить от темы, мне пришло в голову поинтересоваться, приглашал ли вас кто-нибудь официально на банкет, который мы даем в честь успешного завершения переговоров с Бенинией. Полагаю, Норман вам об этом говорил?
– Нет, никто меня на вашу пивную вечеринку не звал. Да я не в обиде, поскольку ваш поставщик провизии в крепких напитках толк знает.
«Да заткнись же, дурак». Хмурясь, Норман попытался телепатически передать этот приказ Рэнкину, сожалея, что не может рявкнуть его вслух. «Я-то хочу одного: сбежать отсюда с Чадом и пойти с ним в бар. Пьян я или трезв, я бы с большим удовольствием послушал его, чем…»
– Спасибо, – ответил тем временем Рэнкин. – Заверяю вас, блюда у нас на том же высочайшем уровне. Но я собирался спросить вас, не согласитесь ли вы произнести пару слов в завершении банкета. Вместе с доктором Ибуса, доктором Мастерсом и доктором Корнингом.
«Ну давай, скажи же ему, куда он может катиться со своими речами».
Но мимолетной безумной надежде Нормана не суждено было сбыться. Чад энергично закивал, и в его глазах зажегся огонек, который Норман уже научился распознавать как сигнал опасности.
– Конечно, конечно. Я с радостью скажу пару слов собравшимся. С превеликой радостью.
Если и была надежда теперь, когда все позади, порадоваться банкету, в это мгновение она развеялась. На протяжении всего застолья Норман мрачно сидел между дамой от Государства и женой Рекса. Это место предназначалось для кого-то другого, но он предложил поменяться с Чадом, чтобы тот мог сесть с Рэнкином и Уотерфордом, не нарушая всего плана размещения гостей. Он ковырял еду, смутно надеясь, что какая-нибудь частная беседа выльется в шумную ссору или что Чад напьется в стельку и тогда его увезут под предлогом болезни.
Но мало-помалу его настроение прояснилось. Ну и что, если Чад устроит скандал или кого-то чудовищно оскорбит? Среди присутствующих полно таких, кому головомойка только на пользу. А если выйдет так, что Чад среди всех прочих отчитает и нынешнего главу Бенинского проекта, некоего Нормана Ниблока Хауса…
«Да пошло оно. Я этого заслужил. Я ох как это заслужил».
Но, как только позволила вежливость, он оттолкнул тарелку и закурил «бей-голд», чтобы смягчить неизбежный удар. В соответствии с древним шаблонным ритуалом Рэнкин, исполняющий обязанности председателя, махнул Рексу Фостер-Стерну, которого назначили провозглашать тосты, и мучение началось.
Рекс выразил сожаление об отсутствии Старушки ДжТ, чья прискорбная кончина глубоко потрясла всех нас, и вызвал Рэнкина, который умерил горе по утрате ДжТ настоятельными заверениями, что ее кончина ни в коей мере не скажется на Бенинском проекте, которым руководят люди, прозорливость и преданность которых одобрила бы сама ДжТ, – дабы одно утверждение не противоречило другому. После этого Рам Ибуса от имени бенинского правительства выразил признательность за обещанный переворот в экономике его страны, которого так ждет его страна, а доктор Корнинг официально благословил подписанные контракты, и Элайху – милосердно кратко – заверил всех, что это большая для Бенинии удача.
Наконец на подиум вернулся Рекс, и Норман спросил себя, почему в этом якобы стремительном новом веке столько часов тратится впустую на всякие празднования и юбилеи. Почему бы не запрограммировать Сала, чтобы он разработал ужатую версию, не менее ритуализированную, но укладывающуюся в пять минут?
– А теперь, к великому моему удовольствию, имею честь представить вам гостя, которого в данном – или в любом другом – собрании представлять требуется меньше, чем кого бы то ни было. Со всем уважением к мистеру Рэнкину или даже к доктору Мастерсу, чьи заслуги неоспоримы, я все же осмелюсь сказать, что имя этого человека известно больше, чем имя кого-либо из присутствующих. Его вклад помог сформироваться нашему обществу, его многочисленные книги, его бесчисленные статьи, его интервью…
– Вот уж вину за наше общество на меня не возлагайте! – довольно громко сказал Чад, и Рекс залился краской.
– Э… гм… не вдаваясь в детали, могу сказать, что его особое участие в реализации Бенинского проекта оказалось бесценным, и – помимо его высочайших личных заслуг – это еще одна причина, почему мы пригласили выступить сегодня перед нами… э… доктора Чада С. МУЛЛИГАНА!
Он сел, едва-едва успев спастись с подиума: Чад, как заметил Норман, большую часть времени провел, наливаясь спиртным, и почти ничего не ел, поэтому вышел несколько нетвердым шагом и едва не столкнул Рекса со ступенек. Алкоголь, однако, никак не сказался на его голосе. Как только он открыл рот, техники, записывающие торжественные речи для СКАНАЛИЗАТОРА и собственных архивов компании, поморщились и поскорей сбавили в микрофонах громкость.
– Салманассар, господин председатель, господин посол, все вы, кто сумел пробраться на наш астральный уровень! Я не случайно начал с Салманассара, а не… ведь, думаю, есть линия, по которой все здесь передается Салу? Да? Хорошо. Я познакомился с ним несколько часов назад, и это кардинально изменило мое мнение о нем. Раньше я считал, что он похож на все прочие компьютеры, с которыми мне доводилось иметь дело, что он идиот, да, конечно, с огромными возможностями, но все равно идиот, которому все нужно разжевывать и выдавать крайне маленькими порциями. Я ошибался.
Мои поздравления разработчикам, пообещавшим создать машину, которая сможет принимать сознательные волевые решения. Я страшно рад за доктора Ибусу, который сможет положиться на помощь такой машины – и, вероятно, сам еще не сознает своей удачи. Насколько мне известно, это первое публичное объявление о свершившемся, и то только потому, что я, кажется, первый, кто осознал, что произошло.
Сотрудники корпорации явно зашевелились, в основном – народ из подразделения Рекса. Испытав некоторое облегчение, что Чад взялся говорить по делу, а не выкрикивать оскорбления и не пердеть в микрофон, Норман сел на стуле прямее.
– Кстати, даже к лучшему, что Бенинским проектом руководит Сал, – продолжал Чад. – Не будь у вас кого-то, кто бы за ним присматривал и знал, во что ввязался, вы сами бы не заметили, как отправили бы целую страну по волнам Стикса в ад. Даже мой друг Норман Хаус, не удостоившийся заслуженных похвал за то, что больше думал о людях, которые там живут, чем о том, как проект набьет карманы акционеров, проглядел одну малость, о которой я только что упомянул, а именно: у Сала развилось свойство, каким обладают только разумные существа и которое известно как «упертость» или, как говорят в Англии «твердолобость», что кажется мне идеальным термином.
Теперь уже заерзали члены совета директоров. Норман увидел, как Уотерфорд наклоняется к Рэнкину и что-то шепчет ему на ухо. И тут же решил, что, пожалуй, получит в конце концов удовольствие от тирады Чада. Он снова затянулся «бей-голд».
– Что делать с тем, кто говорит вам, что вы спятили? Раздражает, правда? Сбивает спесь и заставляет вернуться на землю. Сходное чувство испытываешь, когда какое-то устройство отказывается делать то, для чего оно предназначено.
Но механизм можно отправить в починку или обменять на более надежную модель. Невозможно обменять людей, которые вас раздражают, можно только их избегать, но и этого иногда не удается. В Азии огромная масса народу, которая не соглашается с нами настолько упорно, что у нас мозги кипят, и мы по большей части стараемся делать вид, что этих людей не существует вовсе. И жизнь идет своим чередом, пока они не начинают убивать наших сыновей, или топить наши корабли, или делать еще что-то, на что мы не сможем закрыть глаза.
Так, идем дальше. Салу рассказали о Бенинии, и его ответ свелся к следующему: «Я вам не верю!» И такой ответ был чертовски оправданным. Я сейчас скажу вам почему!
Мы живем в богатой, зажравшейся стране, и нам страшно. Мы боимся, что в любой момент, стоит нам свернуть за угол, мы наткнемся на мокера. Мы боимся, что, позвонив в Калифорнию, увидим на экране видеофона лицо узкоглазого. Ни с того ни с сего мы можем оказаться в гуще уличных беспорядков, нас бросят в тюрьму без малейшего на то законного основания, помимо того, что мы очутились в неподходящем месте. Кстати, не так давно это случилось с Норманом Хаусом.
Бениния – крохотная, нищая, обанкротившаяся страна, которая, на первый взгляд, и существовать-то не должна. Но если у них там нет войн, если за пятнадцать лет у них не было ни одного убийства, если в их языке нет слова, чтобы сказать «насилие», можно только сказать «сумасшествие»… Ну кто бы поверил в такое, если бы однажды упомянули про это в разговоре?
Я бы не поверил. Я сказал бы то же самое, что сказал бы маленькому красному братцу, начни он расписывать мне райские кущи в Китае.
Из-за этого – если до вас еще не дошли слухи – я и пришел познакомиться с Салманассаром. Я сейчас не раздаю комплименты – я уже дошел до забрасывания камнями, и, уж поверьте, тут есть такие, кто заслуживает, чтобы на них вылили ушат китового дерьма за то, что отреклись от своего долга мыслящих индивидуумов. Вы-то, вы сами, как и Сал, тоже сочли тех, кто поставляет сюда информацию о Бенинии, лжецами, вознамерившимися вас одурачить?
Коммунизм не способен построить рай на земле, но он превратил перенаселенный малообеспеченный Китай в головную боль для подлинно богатых держав. Что-то там срабатывает, и, вероятно, совсем не то, что считают сами граждане этой страны… но не важно. Факты налицо.
Если факты говорят, что вы ошибаетесь, значит, ваша теория неверна. Можно изменить теорию, но не факты. Чуваки и терки, разве в школе никто вам этого не говорил?
– Даже сейчас… Норман, ты меня слушаешь или заснул? – Чад вперился поверх перил кафедры. – Ах да, вот ты где. Тебя трудно не заметить – у тебя генетические преимущества. Как я и говорил, даже сейчас такие номинально разумные личности, как Норман, еще не сделали неизбежного вывода из того, что потребовалось, дабы убедить Салманассара в правдивости докладов из Бенинии. Там что-то происходит, что-то воздействует на ее народ, и ни вы, ни я ничегошеньки об этом не знаем. Норман! Ты хотел меня нанять, а я послал тебя ко всем чертям, а потом передумал… Ну и что? Я тоже! Наняли вы меня или нет, я хочу знать, что там творится!
Он ударил по кафедре кулаком, и микрофон подпрыгнул.
– Когда следующий рейс в Бенинию, мать вашу раз-так? Доктор Ибуса, мне нужна виза или я могу поехать просто так? Мне нравится сама мысль о стране, где нет беспорядков, где нет мокеров, где нет войн, где нет еще много чего, из-за чего я отчаялся в человечестве! Пока мне не рассказали о Бенинии, я думал, что все до единого такие народы стерли с лица земли – как случилось с самоа и бушменами, – христианство, огненная вода и самая обычная алчность.
Ненавижу долгие речи. К тому же я выпил лишку. Мне, пожалуй, надо присесть.
Повисло долгое молчание. Наконец по залу пронесся плеск жидких аплодисментов, но скоро затих. Госчиновник слева от Нормана повернулась к нему:
– Что ж, он сказал несколько теплых слов в ваш адрес, мистер Хаус. Уверена, вы их заслужили.
– Я заслужил, чтобы мне мозги прочистили, – резко сказал Норман, вставая.
– Что?
– Я тупица! – рявкнул Норман и ушел.
В ГУЩЕ СОБЫТИЙ (15)
ЗА И ПРОТИВ
«Дорогой друг
Обращаюсь к вам как человеку, уже поддержавшему ряд моих смелых начинаний, направленных на восстановление Справедливого, Правого и Естественного Закона Белого Супрематизма. Вы, без сомнения, слышали о том, как прокоммунистические дьяволы в Вашингтоне снова продали наши невосстановимые природные ресурсы банде паршивых черных попрошаек в Бенинии. Я предлагаю…»
«Кстати об иностранной помощи: думаю, мы по праву можем сослаться на недавно объявленный Бенинский проект, который сочетает в себе высочайшую степень просвещенного своекорыстия с оказанием поддержки тем, кто ее заслуживает. Я сожалею лишь о том, что наша нынешняя администрация предпочла действовать через посредников, а не.. »
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЮНГ НАС КРИТИКУЕТ ОКРЕСТИЛ БЕНИНСКИЙ ПРОЕКТ «НЕПРИКРЫТОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ АГРЕССИЕЙ»
«Ваш совет директоров с удовольствием сообщает, что после ряда мелких начальных затруднений Бенинский проект перешел в стадию активного развертывания. Нами получена полнейшая поддержка бенинского правительства, и по последней оценке Салманассара… »
– Черт побери! Я же на СКАНАЛИЗАТОРЕ видел, что они никогда не воевали… Ни разу. А если у них кишка тонка самим за себя постоять, то они, пожалуй, довольно бесхребетная компашка, и думаю, не следует отдавать…
АКЦИИ «ДЖТ» РВУТСЯ ВВЕРХ ПОТОЛОК ЦЕН 2005 ГОДА ПРОРВАН
«Не думайте, что это не затея белых, только потому, что они прикрылись парой-тройкой своих темнокожих лакеев. В Бенинии они плюют на тела наших отцов, погибших при Шапервилле, Бломфонтейне, в Дюрбан и Уитватерстрэнде.. »
– Мои родители познакомились в миротворческих силах. Папа говорит, работа в Бенинии – вроде того, что они тогда делали. Если бы я пошел добровольцем, ты бы?..
КАИР КЛЕЙМИТ БЕН. ПРОЕКТ КАК «СИОНИСТСКИЙ ЗАГОВОР»
ПРАВИТЕЛЬСТВО СПОНСИРУЕТ БОЙКОТ ИМПОРТНЫХ ТОВАРОВ «ДЖТ»
«Дорогой президент Обоми, по телевидению сказали, что в вашей стране нет мокеров. Мой мальчик Энди был убит мокером, у меня еще двое милых бэбиков, и я не хочу, чтобы их постигла та же судьба, поэтому, пожалуйста, напишите, как я могла бы…»
– Понять не могу, какого черта мы вмешиваемся в дела другого континента. Будь там все так плохо, мы бы давно уже…
БРИТАНСКИЙ ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ХВАЛИТ БЕНИНСКИЙ ПРОЕКТ, В ОСТАЛЬНОМ РЕАКЦИЯ ЕВРОПЫ НАСТОРОЖЕННАЯ, ВРАЖДЕБНАЯ
(ЛОГИКА. Принцип, руководящий человеческим мышлением. Его природу можно вывести, рассмотрев два следующих суждения, каждое из которых человеческие существа, причем зачастую одни и те же индивидуумы, считают верными одновременно: «Я не могу, поэтому ты тоже не должен» и «Я могу, но ты не должен».
«Словарь гиперпреступности» Чада С. Муллигана)
ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (28)
ТАКАЯ МЕДЛЕННАЯ СМЕРТЬ
Эрик Эллерман надеялся, что, когда у них выйдет терпение, они хотя бы ему что-то скажут, как-то предупредят.
Не предупредили.
После той первой встречи Жер Лукас и его запаски выждали три дня. Потом снова подстерегли в скоропоезде, когда он, предсказуемый, как восход солнца, ехал на работу, выслушали его оправдания и велели постараться.
Как? Экономическая безопасность шла в ногу с прогрессом шпионажа: охрана буквально считала каждый листик штамма «Слишком». Об этом заботились с десяток работающих круглые сутки видеокамер, подключенных к компьютеру возле огромных автоклавов гидропоники. Он решил было украсть кусочек листа, выдав это за черенкование. Обрывок он уронил потом в ботинок и попытался пройти с ним мимо ищеек на воротах. Но те уловили аромат, испускаемый свежим листом, и хотя приняли его отговорку, дескать, в ботинок к нему обрывок попал случайно, произошло это, к несчастью, как раз в тот день, когда один из отвечающих за орошение техников оказался настолько глуп, что попытался вынести с фабрики целый ствол – по всей видимости, для личного пользования. После этого охрана некоторое время не верила ничему.
Он объяснил все Жеру, но чудо-мальчик не стал слушать. Он сказал: «В то же время на следующей неделе, а не то… »
Скопировать генетическую структуру с высушенного листа? Невозможно без оборудования, как у него в лаборатории, а ему не по карману держать у себя на кухне молекулярный анализатор Джинс-Уитмена. Как бы то ни было, каждую пачку «Слишком», которая выходила за периметр заграждения, специально облучали особой радиацией, чтобы она размазала ключевые гены. Пришлось бы купить тысячу косяков, пока не удостоверишься, что получил правильный набор.
С Ариадной он ругался хуже, чем когда-либо, а однажды даже ударил Пенелопу так сильно, что сам испугался. Она же не заплакала от оплеухи, а тихонько забилась в уголок нянчить ушибленное место. Когда он пошел следом и попытался извиниться и утешить ее, она от него убежала.
Он подумал, не обратиться ли за советом к другу, но у него не было друзей. На фабрике к нему и близко никто не подходил: с тех пор, как прошел слух, что Ариадна снова беременна, все его сторонились – настолько, что он не мог даже разоблачить эту ложь.
За день до назначенного срока он твердо решил сообщить о случившемся властям и попросить о помощи. Он записался на прием к управляющему, курирующему отдел тектогенетики. Утром управляющий, задумчиво кивая, выслушал его историю. После полудня он вызвал Эрика к себе и велел поговорить по телефону с лейтенантом полиции, который, судя по голосу, был убежден, что Эрик все выдумал, лишь бы привлечь к себе внимание.
– Нет, разумеется, я не видел, какие на них ботинки! Они подловили меня в переполненном вагоне скоропоезда! Нет, у меня нет возможности с ними связаться, они сказали, что сами меня найдут. Они знают, где я живу.
Вероятно, управляющий успел упомянуть о том, что этот сотрудник не получил ожидаемую надбавку, какую дали всем остальным после успеха со штаммом «Слишком»; вероятно, он сказал что-то о трех бэбиках, к тому же все три – девочки. Антиобщественное поведение, не укладывается в сроки, работает спустя рукава, паранойя в начальной стадии…
Лейтенант полиции велел поводить Жера за нос и попробовать еще что-нибудь о нем выяснить, а потом, может быть, полиция примет меры. А пока он очень занят и не в состоянии выделить людей, которые нянчились бы с взрослым гражданином.
На следующее утро разговор состоял из двух фраз и одинакового пожатия четырех пар плечей.
– Принес, что мы просили, лапонька?
– Послушайте, если бы вы только позволили мне объяснить, то поняли бы, почему это так трудно!
Пожатия плечами.
Атмосфера сгущалась день ото дня: намеки и едва заметные признаки – словно температура падала перед бурей. Жилец из их блока, обычно вежливый, стал вдруг грубым. Пенелопа вернулась из школы в слезах, и никак нельзя было ее утешить. Ариадне намеренно недодавали сдачу в местном универмаге, и она никак не могла доказать свою правоту, так как люди в очереди пихали ее, и ей приходилось бежать, забрав покупки. Кто-то неизвестный плюнул в культуру, с которой он работал в лаборатории. На двери его квартиры намалевали губной помадой красный крест.
Наконец он сказал Ариадне, что подаст заявление в «ДжТ» на пост в Бенинии, потому что, как говорят, там нужны люди всех профессий, наверное, и квалифицированные генетики тоже. А она ответила, что не желает, чтобы ее дети росли в какой-то там вшивой чужой стране. На первой стадии он проиграл. Спор выиграли за него другие: когда она застала мальчишку Гасденов и его запасок, которые мучили Пенелопу, говоря, что сделают так, что она родит много детишек, а когда она умрет, то попадает в рай, потому что так полагается поступать всем правым католикам. Они успели стащить с нее трусы.
По наивности он вообразил, что, как только его письмо с заявлением уйдет по почте, оно будет в безопасности: предполагалось, что прорезь в стене квартиры открывается в пневматическую трубу, а та – в запаянный почтовый ящик, который дважды в день увозит специальная машина. Он забыл, что многое, очень многое можно вычислить по адресу.
В субботу вечером он пошел купить выпивки и косяков, чтобы хоть как-то скоротать время ожидания. В магазинчике его кто-то толкнул и сказал громко:
– Ну и толкучка же тут! И могу назвать кое-кого, кто только под ногами путается!
Другой голос откликнулся:
– Не волнуйся, он от нас уезжает, и скатертью дорога.
– Да ну? Куда же?
– В Африку. Достаточно далеко.
«Я же никому не говорил. Даже Пенелопе из страха, что она…»
Расплатившись, он вышел со своими покупками. Двое пьяных последовали за ним. Их имен он не знал. А они начали окликать всех, кто проходил мимо, твердя:
– Эй, смотрите! Разве вы не знаете, кто это? Это специальный представитель папы Эглантина, их всеобщего папочки!!!
А поскольку была суббота, народу кругом было много.
– Вчера меня один чувак о нем спрашивал. Говорил что– то про женщину с двумя-бэбиками, которых он бросил в Эллее?
– Что?
– Элен как-то там, сказал он. Элен… Джонс? Все пялятся, все слушают, всем любопытно.
– А в нашем блоке у него еще трое. Всего получается пять.
– Пять?
– Пять?
У питьевого автомата кто-то вылил воду из пластикового стаканчика и пустышкой бросил в него. Стаканчик легонько ударил Эрика по рукам, которыми он прижимал к груди банки и пачки.
– Что, крутой, сделал пять бэбиков? И бросил терку с двумя, а? Ну что? В чем дело? Она не смогла больше рожать тебе правых католиков?
Безликая фигура из кошмаров, кто-то у него на пути, требует, чтобы он остановился.
Собираешься устроить себе уютный вечерок, запустить в производство еще одного? Полно спиртного, полно косяков, чтобы поднять настроение? Может, тебе стимулятор нужен, чтобы завалить эту толстую корову? Знаешь, я бы без него не смог!
– Так поправим это!
– Руки выдергивают у него покупки. Он слабо попытался вырваться. У него все отобрали.
– В чем дело, чувак? Хочешь получить назад косяки?
– Отдайте… Это мое, я за них заплатил!
– Не так быстро, милый, не так быстро! Эй, Ширли, хочешь пачку косяков? Тут на всех хватит. Дуг, как насчет пива!
– Нет, перестаньте, перестаньте…
– Лови пачку, Гарри, он не на шутку разошелся.
– Пачка заскользила из рук в руки, как чуваков, так и терок, – всегда чуть быстрее, чем он мог бы среагировать и перехватить. Каждый вдох рвал ему легкие, перед глазами все плыло.
– Пожалуйся, сходи к папе Эглантину, милый. Пусть он призовет на нас гнев Господень! Ты ведь хороший мальчик, правда? Всегда размножаешься, как тебе заповедали!
– Слышали про его первую жену в Эллее, ту, у которой двое детей? Ту, которую он бросил, когда сюда переехал?
– Кровосос паршивый…
– Вот пытается теперь убежать, когда его вывели на чистую воду. Говорят, в Африку хочет податься…
– Только потому, что у него чистый генотип…
– Расхаживал тут с «Бюллетенем НасеЛимита», а на самом деле…
– Наверное, сжигает его тайком на алтаре и извиняется, что купил…
– Эта парочка вечно кричит и плачет, спать невозможно от их шума…
– Мой парень сказал, что его девчонка спрашивала, почему у нас нет девочек-двойняшек, как у них…
– Кровосос паршивый…
Теперь в него бросили банкой пива. Банка ударила ему в лоб, оставив по себе царапину. Внезапно ему пришлось то и дело моргать, чтобы в глаза не попадала кровь.
– На орбиту, миленький! Прямо на орбиту! Эй, дайте мне…
– Ш-шарах. Бежать!!!
– Не дайте ему уйти! Он пытается улизнуть…
– Эй, если ему так нравится размножаться, почему бы нам…
– Вот я снова его поймал! Донна, хочешь попробовать? Вот…
– Лови его, Дуг! Ну, ну, запаски, давайте-ка…
– А… ха… а… а… а!.. а… а.. а.. а.. а.. а!. , а… а… а… а!
– Смотритенанего смотритенанего смотрите!
– Придется ему помыться, прежде чем снова пойдет к папе…
– Неудивительно, что она его вышвырнула: двое детей, похожих на него…
– Пятеро…
– Правый католик…
– Остановите его!
– Ух! Господи, паршивец…
– Смотри, что ты сделал с моей запаской! Да я тебя… И они его.
Когда все было кончено и они испугались, то отнесли тело к скоропоездам и, когда рядом не было никого, кроме тех, кто и так все знал, столкнули с края платформы под приближающийся вагон, а потом заявили, что он вдруг потерял сознание или совершил самоубийство… Версии расходились, но, разумеется, учитывая слух про бедную, брошенную в Эллейе Элен, пятерых бэбиков и тайный правокатолицизм и так далее, никто не стал слишком уж внимательно разбираться.
Увидев новости по телевизору, Жер был в общем-то доволен, но к тому времени Цинк нашел кое-кого, кто, как он думал, может стырить из упаковочного цеха уже засушенный лист и готов поделить прибыль шестьдесят на сорок.
РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (39)
ЛУЧШЕ БЫТЬ ВУЛКАНОМ
Как и в предыдущие дни, светлые часы Дональд провел, слоняясь по прогалине или сидя на каком-нибудь пне, стараясь не думать. Он сам навязал себе эту изоляцию. Можно было послушать новости: намеченное восстание все откладывалось, но организация Джога-Джонга была активной, имела множество шпионов и агентов – как минимум по одному в каждом городе Ятаканга, – от которых часто приходили донесения. Джога-Джонг всячески старался показать, как он доверяет Дональду: представлял и расхваливал его каждому значительному лицу, кто добирался в лагерь, – но это оставалось пустым притворством. Всякий раз, когда требовалось обсудить дела, находился кто-нибудь, кому было приказано следить, чтобы Дональд не подходил к говорящим слишком близко.
Впрочем, его это не задевало. Дела человеческие – даже такого размаха, как революция в стране с двухсотмиллионным населением, – за бесконечные часы ожидания все отдалялись и отдалялись. Он смотрел на деревья и видел буйное разнообразие их цветов и листьев, питаемых циклом разложения: десять тысяч лет назад на этом месте, вероятно, было другое дерево… А где был тогда человек? Упругий, казавшийся почему-то непристойным мох льнул тут и там к стволам, а над ним вились насекомые. Ниже копошились змеи, жуки, скорпионы – ему посоветовали никогда не надевать ботинок, прежде их не встряхнув, и не ложиться, не осмотрев внимательно матрас. Выше жили птицы десятка видов, которые он не смог бы назвать, он отличал только ярких длиннохвостых попугаев, болтавших друг с другом визгливыми, скрипучими голосами. В джунглях обитало множество тварей, но большинство боялись запаха человека и держались поодаль.
Он слушал шелестящий в кронах ветер. Когда шел дождь, ему ненавистны были стук и плеск капель. Беспорядочные, они глумились над любой попыткой их структурировать, а значит, и над самим разумом. Воздух полнился тягостным запахом – то ли гниющей растительности, то ли серы из вулканической расщелины. И как человек, приговоренный утолять жажду из илистых луж, он начал воображать, что у воздуха есть особый вкус, точно вкус чистой воды, и с надеждой принюхивался к дующему иногда с моря ветерку, исступленно уповая на чудо свежего вдоха.
Но одновременно его воображение терзала мысль о море. Огромное, безмерное и терпеливое, но способное на гнев, это враждебное чудище обвилось вокруг не менее враждебного зверя-джунглей, готовое смыть саму память о человеке. Он силился представить себе сто островов Ятаканга, процветающее государство с передовой наукой, технологией, высокоразвитой цивилизацией, а за ним – Китай, Индию, Европу, Америку. Легендарные названия, вычитанные на картах. А здесь… Здесь беспорядочные сочетания синих, зеленых и коричневых геометрических фигур на плоском листе с ровными прямыми углами. Здесь – хаос. Здесь он во власти Дедушки Лоа, нового Кроноса, который может вдруг пожрать своих детей.
Чаще всего он смотрел на вулкан, обычно укутанный туманом, но временами открывающийся, словно дремлющее божество судорожно сознавало существование крох, в которых вселяло страх и которым, вспоминая о них, являлось.
Воспоминания: Бранвен, лоснящееся коричневое тело, ее слова, произнесенные так спокойно, мол, он знал, что понадобится для спасения Сугайгунтунга. Мимолетный контакт, корабли, разошедшиеся в ночи. Пожалуй, лучше бы ее одолела лейкемия. В своей памяти она сохраняла большую его часть, чем та, с которой он готов был расстаться после случайного знакомства.
И еще Дейрдре Ква-Луп… Как объяснит «АССТ» внезапное исчезновение из своих программ так громко разрекламированных репортажей? А впрочем… появится новая сенсация, и кто-нибудь станет писать за него репортажи, чтобы залатать прореху, пока непостоянная аудитория окончательно о нем не забудет. С тем же успехом можно пытаться вспомнить сущность каждого волоса, оставшегося в расческе, каждого потерянного обрезка ногтя. Сегодня sub specie aeternitatis[91], завтра – мелочи, чтобы занять полупустые мозги. Безучастная мощь Дедушки Лоа.
Когда прибыл гонец с донесением о радиоконтакте между патрулями здесь и Изолой и сказал что-то про затишье в активности аквабандитов, иными словами, что сегодня вечером в пролив сможет зайти подводная лодка, он едва обратил на это внимание. Он решил, что лучше быть вулканом, чем человеком: какое тебе дело, что разрушаешь?
От привезенного лекарства лихорадка у Сугайгунтунга спала, но ученый очень ослабел. Из-за позывов к рвоте вот уже три дня его желудок не принимал твердую пищу, и хотя он оправился настолько, чтобы удержать в себе немного бульона и пару ложек растертого пряного риса, медсестра сказала, что ей силой пришлось заставлять его глотать. Дональд вышел из апатии настолько, чтобы задуматься, а стоит ли выводить ученого к подводной лодке сегодня ночью. Со слов Джога-Джонга выходило, что операция предстоит тяжелая: добираться на лодке до середины пролива, потом в плавучих антирадарных скафандрах несколько часов болтаться по волнам, пока сонар не покажет, что подводная лодка может безопасно всплыть на поверхность и принять их на борт. Хотя Джога-Джонг утверждал, что такое благополучно проделывали сотни раз, мол, его самого вывезли таким способом, чтобы научить, как вести гражданскую войну, но Дональда это не утешало. В рапортах зафиксированы и такие случаи, когда все окончилось стрельбой и кровью.
Дональд едва перемолвился парой слов с ученым с тех пор, как тот заболел. Его лихорадочный бред обладал определенной притягательностью, как концерт статики на пустом экране, но когда Дональд прошлой ночью вернулся в пещеру, ученый храпел, а сегодня тихо лежал на своем матрасе, отвечая на вопросы лишь кивками или хмыканьем. Как только Дональд убедился, что жар спадает, он предпочитал Сугайгунтунга избегать.
Сейчас, размышляя над проблемой их отъезда, он, войдя в пещеру, увидел, что ученый сидит по-турецки, завернувшись в одеяло. Казалось, он был погружен в глубокую задумчивость. Когда Дональд спросил, хорошо ли он себя чувствует и осилит ли дорогу до подводной лодки, первой реакцией Сугайгунтунга был встречный вопрос:
– Можете достать мне бумагу и ручку?
– Не время, – жестко ответил Дональд. – Вы уже оправились? Джога-Джонг договорился, чтобы нас вывезли сегодня вечером.
– Я не хочу, чтобы меня увозили, – сказал Сугайгунтунг.
– Может, в его исхудалом теле еще бродит лихорадка? Дональд спросил снова:
– Вам уже лучше?
– Да, намного лучше, и я сказал, что мне нужна бумага. Здесь ее можно достать?
Дональд прикусил губу. Минуту спустя он дал обещание, в которое не верил сам, мол, пойдет что-нибудь поищет, и, пятясь, вышел из пещеры. Поискав Джога-Джонга, он застал его за разговором с медсестрой.
– Мистер Хоган, – вежливо кивнул революционер. – Я слышал, доктор Сугайгунтунг почти выздоровел, и его можно перевезти на подлодку, как запланировано.
– Он только что сказал мне, что не хочет ехать. – Только когда он услышал, как его собственный голос произносит эти слова, до него окончательно дошел их смысл. «Совершить такое, вытерпеть такое, а потом не иметь на руках ничего?..»
Он встретился взглядом с Джога-Джонгом и на мгновение понял, что они с главой повстанцев – люди одного склада: в этот осколок вечности у него тоже появилась цель, и он никому не позволит встать у него на пути.
– Тогда чего же он хочет?
– Я его не спрашивал.
– Здесь ему оставаться нельзя. У правительства хорошие компьютеры. Вскоре они заметят, что лодки приплывают сюда слишком часто, и придут к неизбежному выводу. Нам придется перебазироваться на другой остров, где люди к нам настроены более благожелательно. Это будет долгий, тяжелый переход через джунгли и болото и много опасных переправ на лодках. Стареющему и больному человеку его не вынести.
– И вернуться назад он тоже не может, – сказал Дональд и про себя добавил: «А если бы и мог, я бы ему не позволил».
– В некотором смысле, – обронил после минутного раздумья Джога-Джонг, – несопротивляющееся тело перевезти проще.
– Надо думать.
– Надо думать, это остатки вызванного л