Пережившим сексуальное насилие

Динамика

Инцест возможен только, когда между родителями существует негласный союз. К этому всегда причастны оба родителя — отец на переднем плане и мать на заднем. Соответственно, ребенок должен возлагать вину на обоих родителей. До тех пор, пока произошедшее не будет увидено в целом, решения не найти.

Инцест часто является попыткой уравновешивания при дисбалансе «брать» и «давать» в семье. Виновникам, будь то отцы, деды, дяди или отчимы, было в чем-то отказано или чему-то не было отдано должное, тогда инцест становится попыткой восстановить равновесие.

Пример:

Женщина, у которой есть дочь, снова выходит замуж. Если женщина не ценит то, что второй муж обеспечивает ее ребенка и заботится о нем, возникает дисбаланс между «давать» и «брать». Мужчине приходится давать больше, чем он получает. Чем больше женщина рассчитывает на то, что он будет это делать, тем больше становится разрыв. Если бы она сказала мужу: «Да, это так, ты даешь, а я беру, но я уважаю и ценю это», равновесие было бы восстановлено. Тогда бы не возникло необходимости компенсации на таком темном уровне.

Если у партнеров существует к тому же недостаток обмена и компенсации, например, в сексуальных отношениях, то в системе возникает неодолимая потребность в уравновешивании, которая стремится к реализации как инстинктивная сила, и самым близким способом восстановить равновесие становится то, что либо дочь предлагает себя, либо жена предоставляет или предлагает дочь мужу. Это часто встречающаяся, в значительной степени неосознанная динамика инцеста. Но, разумеется, существуют и другие контексты.

Также следует отметить, что в таких случаях дети берут на себя вину и ее последствия. Многие из них становятся профессиональными жертвами и уходят в монастырь, чтобы искупать этот грех, другие сходят с ума, расплачиваются симптомами или совершают самоубийство. А кто-то ведет себя распутно и говорит: «Вам не нужно мучиться угрызениями совести, я действительно шлюха», и таким образом снимает вину с виновного.

Пример:

На прошлом курсе присутствовала женщина, которая долгое время была не в себе и неоднократно предпринимала попытки самоубийства. В детстве она была изнасилована отцом и дядей. Ей казалось, что когда она находится в группе, все видят, что она преступница, и хотят ее убить. Я попросил ее погрузиться в это чувство. Она сидела и все время смотрела себе под ноги. Потом она увидела дядю, который покончил с собой, это был тот самый дядя, который ее изнасиловал. Она смотрела вниз, при этом ее лицо выглядело старым и суровым. Это была не она. Я спросил: «Кто смотрит на него так — сверху вниз? Так зло и торжествующе?» Это была мать. На этом я прервал работу, а позже мы сделали расстановку ее системы. Стало ясно, что этот дядя является ее отцом, и мать рада тому, что он ушел. Кроме того, было ясно, что дочь чувствовала себя виновной в его смерти.

Решение для ребенка

Для меня всегда важно найти решение для присутствующего, я не выхожу за рамки непосредственного и не пытаюсь найти некое всеобщее решение. Однако для каждого члена системы решение выглядит по-своему.

Решение для ребенка состоит в том, чтобы сказать матери: «Мама, я рад(а) делать это для тебя», и отцу: «Папа, я рад(а) делать это для мамы». Если при этом присутствует муж, я прошу ребенка сказать: «Я делаю это для мамы, я рад(а) делать это для мамы». Но, чтобы сказать это родителям, ребенку требуется такое мужество, что с этим мало кто справляется. Страдать легче.

Мужчине трудно противостоять искушению, поскольку он испытывает потребность в компенсации. Если смотреть на это поверхностно, как на инстинкт, в том духе, что «он насилует дочь», остается неучтенной важная базовая динамика. Тут тоже действует девиз: «Верно только то объяснение, которое каждому оставляет его достоинство». Такое объяснение, где кто-то один оказывается злодеем, решению не способствует. Когда происходит нечто подобное, то в глубине, чтобы восстановить равновесие между «давать» и «брать», на это согласны все: и жена, и дочь, и муж.

Вопросы по теме «Инцест»

Фридеманн: У меня кое-что осталось еще с утра. Ты сказал «если жена отказывается от сексуальных контактов...» На мой взгляд, в этом содержится обвинение. Я думаю, здесь речь о нарушенных отношениях, к чему причастны оба, и оба не хотят за это отвечать. Что и приводит к таким последствиям. Б. X. (твердо): Нет, это женщина отказывается. Фридеманн: Могу ли я спросить почему? Б. X: Это не играет никакой роли. Результат все равно один. Причина роли не играет, но, разумеется, существуют определенные условия. Если жена отказывается, она, конечно, находится в переплетении, но тогда нечестно искать вину у мужа.

Фридеманн: С этим я согласен, но так же нечестно... нет, неумно сваливать вину на кого-то одного.

Б. X: Да, но у кого же тогда ключ, чтобы что-то изменилось? Только у жены. Тогда и ответственность на ней, а не на муже. Вера: Но ведь может быть и так, что это муж отказывается, что жена его больше «не заводит», а только дочь.

Б. X.: Это гипотетическое возражение. Тут нужно проверять, так ли это на самом деле. Предположения часто оказываются ошибочными. При такого рода допущениях ты можешь сказать «да» или «нет», но у тебя нет никакого указания, и

создается проблема, которой в реальности не существует. Поэтому намного лучше брать реальную проблему и по ней определять, что там происходит. На мой взгляд, ключ в этой ситуации у женщины, а вместе с ним и ответственность.

Карл: В подобных циркулярных событиях ты часто ставишь во главу угла женщину. Ты редко учитываешь, что сделал муж для того, чтобы жена себя так вела.

Б. X.: Это в природе женщины. Женщины чувствуют себя менее несовершенными, чем мужчины. Мужчины в своей позиции гораздо более неуверенны, чем женщины. Отчасти это связано с биологической ролью женщины, которая обладает другой величиной, чем мужская. Для меня совершенно однозначно, что она более весома. И включенность, и связь здесь намного глубже, что придает ей больший вес. Мужчине приходится ценой больших усилий приобретать это снаружи. Бедных парней тогда называют патриархами. Они делают это, чтобы хоть что-то собой представлять. Во всяком случае, на это можно смотреть и так.

Карл: Но для меня твое описание по-прежнему звучит так, что муж обращается к дочери, потому что жена от него уклоняется. Это описание не учитывает того, что сделал мужчина, чтобы жена его избегала.

Б. X.: Эти дополнительные размышления ничего не дают в плане решения для жертвы инцеста. Я готов согласиться с тобой в том, что здесь много разных пластов и одно обусловливает другое. Обычно в случае инцеста дочь говорит: «Подонок, что он со мной сделал». И многие другие тоже так думают. Однако динамика показывает, что мать прикрывается ребенком, чтобы иметь возможность уклониться от мужа. Если же дочь скажет: «Мама, я рада делать это для тебя», она окажется в другом динамическом контексте и ей будет легче расстаться с отцом, с травмой, и она сможет отделиться от матери.

Воздействие разрешающих фраз

С системной точки зрения эти фразы высвобождают дочь из вовлеченности в конфликт между матерью и отцом. Сопротивление девочки против этой интервенции связано, вероятно, еще и с тем, что теперь она должна отступить на позицию смирения. Тем самым она отказывается от соперничества с матерью, кто из них лучшая жена для отца. Тогда мать снова становится лучшей

женой, а ребенок — ребенком. В этом состоит отличие от эдипова комплекса. При эдиповом комплексе на переднем плане стоит соперничество, а здесь любовь, тайная связь с матерью. Такое решение восстанавливает взаимопонимание и близость с матерью, что позволяет дочери снова развиваться как женщине. В ином случае она остается отрезанной от матери. Эти фразы моментально «вытаскивают» на свет скрытую динамику. Теперь уже никто не сможет вести себя как раньше. Ответственность за происходящее лежит теперь на каждом из участников ситуации, и ребенку больше не нужно чувствовать себя виноватым. То, что он сделал, он сделал из любви. Внезапно ребенок оказывается хорошим, и он знает, что он хороший. Таким образом, эти фразы перекладывают ответственность за инцест и его последствия на родителей и снимают вину с ребенка, поскольку доказывают его любовь и зависимость, и вместе с тем невиновность. Терапевт не должен быть заинтересован в преследовании виновного, так как это ничем не поможет жертве. Здесь важно помочь ребенку вновь обрести свое достоинство. (Позже.)

Рут: Во мне по-прежнему все протестует против того, что мать должна подставить голову.

Б. X: Особенно тогда, когда отказываешься на это смотреть.

Томас: А куда мне бежать, если я как-нибудь скажу что-нибудь подобное, и женщины захотят разорвать меня в клочья?

Б. X: Эта тайна, которую передают только по секрету. И лучше всего с трепетом.

Фридеманн: А как быть, если девочка совершенно конкретно находится в такой ситуации, например, 16-летняя девочка, с которой это только что случилось. Что тогда?

Б. X: Именно тогда эти фразы действуют лучше всего. Ей нужно привести в порядок систему в себе.

Клаус: Но ведь сознание девочки будет изо всех сил этому сопротивляться, ведь она воспринимает себя как жертву.

Б. X: Роль жертвы дает ей неслыханную власть, делает ее необыкновенно важной, и если она произнесет эту фразу, все это внезапно прекратится. Тогда она снова окажется простым членом семьи. Эта фраза лишает власти и мать, и дочь. Но то, что приносит решение, часто обесценивается.

Клаус: Но ведь для девочки, особенно если она еще маленькая, это очень глубокая рана. По-другому я просто не могу себе это представить.

Б. X.: Это драматизация.

Клаус: А что эта фраза делает с отцом? Ведь тогда отец низводится до роли статиста. Но ведь он тоже что-то делает, он совершает насилие над собственным ребенком. Что делает он, чтобы восстановить равновесие?

Б. X. (улыбаясь): Ты ставишь меня в неловкое положение, я об этом еще не думал. Муж — всего лишь громоотвод, он вовлечен в динамику, потому что они все вместе действуют против него. Он, так сказать, несчастный бедолага...

Клаус: Есть ли разница, применял он силу или нет?

Б. X.: Да, конечно! Если он применял силу, то и динамика была другая. В этом случае часто имеет место сильная злость на жену.

Анджела: Я все еще не поняла. Что делает муж, чтобы восстановить равновесие? Это значит, что он уходит?

Б. X.: Если он уйдет, если он должен стыдиться и покинуть семью — это будет моральным решением. Тогда на него заявляют, и он попадает в тюрьму. Тогда он «исчезает». Но это плохое решение, поскольку оно не приносит мира в систему.

Если ребенку было приятно

Некоторым покажется ужасным то, о чем пойдет речь дальше, а именно, что девочка может признаться, что это было замечательно и приятно (если это действительно было так). Дело в том, что тогда это становится чем-то обычным, драма прекращается, рана перестает болеть. Для некоторых детей это переживание оказывается приятным. Но они не смеют доверять своему восприятию, так как совесть говорит, что это дурно. Они нуждаются в заверении, что они не виноваты, даже если им было приятно. Девочка вправе признать, что, несмотря на справедливый упрек в адрес родителей, инцест был для нее, в том числе, и увлекательным переживанием, поскольку ребенок ведет себя по-детски, он любопытен и хочет узнать что-то новое. Иначе все, что связано с сексуальностью, попадает в страшный контекст. Несколько фривольно и провокатив-но говоря, такой опыт, как этот, просто слегка преждевременен. Если я скажу это ребенку, это его освободит.

Миръям: Я в этом услышала, что тут, возможно, есть еще и маленькая соблазнительная женщина, и я считаю очень важным сказать ей, что она не виновата.

Б. X: Да, она могла быть соблазнительной, но это не должно быть упреком.

Вера: У меня по-прежнему вызывает двойственные чувства твое мнение, что это может доставить девочке удовольствие. Неделю назад мы вместе смотрели в клинике фильм, где девочки говорили совсем другое.

Б. X.: Но, Вера, всей правды в одном фильме не получишь.

Вера: Я знаю. Но я хочу спросить, хорошо ли вставать на сторону «знающих», которые знают, что это доставило удовольствие?

Б. X: Ребенок вправе согласиться, что это, в том числе, доставило удовольствие, если это так и было, и тогда терапевт может сообщить ребенку, что он остается невиновным, даже если в этом было что-то привлекательное. Ведь совершенно ясно, что вина лежит на взрослом!

Пример:

Однажды в группе была женщина, у которой в течение курса не раз возникал импульс выпрыгнуть из окна. Ее сценарной историей (см. стр. 238) была история про Красную Шапочку. «Красная Шапочка» — это в зашифрованном виде история о соблазнении дедушкой внучки. Я сказал ей об этом, но она сказала, нет, ей это ни о чем не говорит. А в последний день курса она входит и говорит: «Я отчетливо увидела всю сцену, я точно знаю, это был дедушка». Он все еще жил у ее матери и никак не мог умереть. Она предположила, что он обижал и ее мать. Она поехала домой, открыла дверь и сказала: «Я только хочу вам сказать, что я это знаю!», закрыла дверь и ушла. Теперь за последствия отвечают они, она теперь свободна.

Я часто использую еще одну маленькую личную интервенцию для девочек, которые стали жертвами подобной ситуации. Я рассказываю им одну строфу из баллады Гете:

Мальчик розу увидал... Он сорвал, забывши страх, Розу в чистом поле. Кровь алела на шипах. Но она — увы и ах! — Не спаслась от боли...

Если потом ребенок вступает в счастливое партнерство, это становится облегчением для виновного, если же он не позволяет себе потом счастья — это тоже запоздалая месть обидчику.

С другой стороны, отец не должен извиняться перед ребенком, это становится для ребенка очень тяжелым бременем. Но он может сказать: «Я сожалею» или «Я поступил с тобой несправедливо».

Решение — это всегда движение прочь. Борьба привязывает. Требование взять на себя ответственность позволяет отделиться от семьи по-хорошему. При вплетенности в вышестоящую систему, здесь — систему родителей, подчиненный должен отдать ответственность вышестоящим. Тогда он сможет оставить их и уйти.

Вопросы:

Ютта: Меня всегда удивляло, что, когда дело попадает в суд, решения это часто не приносит.

Б. X: Да, таким образом решения не найти. Тут следует учитывать один важный системный закон: когда кого-то из членов системы представляют исключительно в черном свете или лишают права на принадлежность, возникает системное нарушение. В этих случаях решение всегда заключается в том, чтобы снова принять исключенного в систему. Что я постоянно и делаю здесь на семинаре. Я становлюсь на сторону исключенных и злодеев.

Ханнелоре: То есть на то, что отец сделал с дочерью, наплевать?

Б. X.: Нет, не наплевать. Бывают ситуации, когда человек по своей вине утрачивает право на принадлежность к системе. Например, если он убивает или наносит опасные для жизни повреждения кому-то из членов собственной системы или насилует трехлетнего ребенка. Такой человек утрачивает право на принадлежность. Тогда уже не предпринимается никаких попыток снова его интегрировать.

Ютта: То есть, если к нам приходят дети и обнаруживается, что совершено изнасилование, то можно забрать детей у родителей, но не предъявлять им обвинений и не возбуждать дело в суде?

Б. X: Именно так! Верно! Родителей нельзя чернить перед ребенком.

Место терапевта

С системной точки зрения терапевт всегда старается объединиться с тем членом системы, который очерняется или демо-низируется. В момент работы терапевт должен дать виновному место в своем сердце. Самая большая опасность состоит¹ в том, что терапевт станет участником «крестового похода» против отца, раз тот «такой порочный». Я спрашиваю себя и о том, откуда идет этот аффект, почему мы не можем посмотреть на это спокойно? Один этот аффект уже вызывает подозрение. Что-то здесь не так, иначе он не был бы таким сильным. Тут явно что-то переоценивается. Терапевты, вступающие в коалицию с жертвой, вычеркивают виновного из системы, чем способствуют ухудшению ситуации. Таковы последствия, и это уже чересчур.

Пример:

Вгруппе терапевтов одна психиатр в полном негодовании рассказывала о том, что у нее есть клиентка, которую изнасиловал отец. Она по-настоящему вошла в раж и называла отца свиньей и подонком. Тогда я попросил ее расставить систему исамой встать в расстановку на свое место терапевта. Она встала рядом с клиенткой. Вся система на нее разозлилась и перестала ей доверять. Тогда я поставил ее рядом с отцом, после чего все члены системы успокоились и почувствовали к ней доверие.

Виновник и жертва находятся в переплетении, каком, ты не знаешь. Когда переплетение обнаружится, ты все поймешь. Тогда у тебя будут совершенно другие возможности, чтобы правильно с этим обойтись. Если я работаю с виновным, например, с отцом, я, конечно, конфронтирую его с его виной, это само собой. Но жертвы часто ошибочно исходят из того, что если они возьмут вину на себя или если «злодей» будет наказан, то у них что-то изменится. Однако жертва сама в любой момент может действовать, вне зависимости от того, будет ли другой привлечен к ответственности. Но ей нужно отказаться от мести.

Адриан: Джей Хэйли и Клу Маданес велят виновному встать перед жертвой на колени и поклониться. Но жертва не обязана это принять.

Б. X: Я бы сделал наоборот. Я бы велел жертве склониться перед виновным. Судя по твоим словам, терапевты находятся на стороне жертвы, а это, как уже было сказано, наихудшая позиция для терапевта.

Йене: Существует ли какая-нибудь высшая точка зрения, почему эта тема так часто всплывает именно в это время?

Б. X: Ну, если хочешь... Ведь в таких семейных ситуациях жена злится на мужа, она отказывает ему в интимной близости и в то же время ищет оправданий для своей злости. Она находит такую причину, когда муж совершает инцест. Для жены это триумф. Сейчас такие семейные ситуации предаются гласности. Тогда речь идет уже не о жене и муже, а о женщинах и мужчинах. Это ни к чему хорошему не приводит. В заложниках оказываются жертвы. Они, так сказать, становятся пушечным мясом в этой борьбе за власть. Им все это абсолютно ничего не дает.

Родители и дети

Как роковое сообщество

Родители и дети вместе составляют роковое сообщество, где каждый так или иначе зависит от другого, где каждый должен по возможности вносить свой вклад в общее благо, где у каждого есть свои обязанности. Здесь каждый берет и каждый дает. Поэтому в семье, когда появляется такая необходимость, дети тоже должны давать. Родители могут даже потребовать, чтобы дети давали, а дети могут давать и по собственной инициативе.

Постоялый двор

Человек странствует по дорогам своей родной страны. И все здесь кажется ему знакомым, он бродит с ощущением безопасности и легкой грусти. Поскольку многое так и осталось для него сокрытым, снова и снова ему случалось упираться в запертые двери. Он был не раз готов оставить все и уйти прочь отсюда, как можно дальше. Но что-то все-таки его держало, как будто он боролся с неким незнакомцем, с которым не мог расстаться, не получив сначала его благословения. Поэтому он чувствует себя в плену между Вперед и Назад, между Остаться и Уйти.

Он приходит в парк, садится на скамейку, откидывается назад, глубоко вздыхает и закрывает глаза. Он позволяет ей быть, этой долгой борьбе, он полагается на внутреннюю силу и чувствует, как успокаивается и уступает, так же, как уступает ветру камыш, в согласии с многообразием, широким простором и долгим временем. Он видит себя открытым домом. Кто хочет в него войти, тот может войти, и каждый, кто приходит, приносит что-то, ненадолго остается и потом уходит. Поэтому здесь постоянно кто-то приходит, приносит, остается и уходит. Пришедший сюда впервые приносит что-то новое, оставаясь здесь, стареет, а когда приходит время, он уходит. В его открытый дом приходят также много незнакомцев, кто долго был забыт и исключен, и они тоже приносят что-то, остаются ненадолго и уходят. Приходят и плохие люди, которым он предпочел бы указать на дверь, и они тоже приносят что-то, как-то притираются, на некоторое время остаются и уходят. И кто бы ни пришел, встречает здесь других, пришедших до него и приходящих после. Поскольку их здесь много, то каждому приходится делиться. У кого есть свое место, у того есть и свои границы. Кто чего-то хочет, тот должен, в том числе и подчиняться. И каждый, кто пришел, имеет право проявлять себя, покуда он остается. Он пришел, поскольку ушли другие, и когда придут другие, он уйдет. Так что в этом доме всегда достаточно и времени, и места для всех. Сидя вот так, он чувствует себя комфортно в своем доме. Он знает, что един со всеми, кто приходит и приходил, приносит и приносил, оставался и остается, уходит и уходил. И словно то, что было не завершено, теперь исполнилось; он чувствует, как борьба подходит к концу и становится возможным прощание. Еще немного ждет он подходящего момента. Затем он открывает глаза, оглядывается еще раз, встает и уходит.

IV. О ТОМ, КАК СКЛАДЫВАЮТСЯ

И НЕ СКЛАДЫВАЮТСЯ

ОТНОШЕНИЯ В ПАРЕ