Он лежал в постели, было уже довольно поздно, однако спать совсем не хотелось. Идти в Лабиринт пока тоже не было желания – ему хотелось немного побыть наедине со своими мыслями.

Эта доктор Вайнер никак не идёт у меня из головы. Очень соблазнительная штучка. С виду хрупкая, но каков взгляд у этой чертовки – просто огонь! Я думал, что она испепелит меня, когда я глазел на неё сегодня. Хотя, наверно мне стоит радоваться, что она не врезала мне по морде! Хм, а если бы рядом никого не было, действительно бы она это сделала? Знала бы она, что это всё только заводит, распаляет меня. Даже сейчас, когда думаю о ней, моё тело ноет, жаждет только её, простыни, что горячие угли, и я едва сдерживаю крик. А может, затащить Сьюзен в Лабиринт и там… познакомиться с ней поближе? Даже интересно, как она себя поведёт? Испугается? Скорее всего. Поддастся? Вряд ли. А если я буду с ней достаточно мил? Нет, такая точно ни за что не станет без разбору тратить время на кого попало, позволять неизвестно кому… неизвестно что! Наверняка будет шипеть и царапаться, словно дикая кошка. Ничего, я бы быстро показал ей, кто здесь хозяин. Чёрт, заманчиво! Безотказными лабиринтовскими шлюхами я сыт по горло. Но попади она в Лабиринт, мне пришлось бы убить её. Этого я не хочу. Пока, во всяком случае. Что же тогда делать? Как мне вытерпеть это желание? К дьяволу всё! Если ты не прекратишь это, то потеряешь рассудок, Штеф. Уймись и считай грёбаных овец!

00:18

«Что же такого случилось второго августа тысяча девятьсот девяностого года, что заставляет тебя молчать столько лет, Штефан? Ты что-то натворил и тебе страшно, или же с тобой что-то сделали, о чём ты не хочешь вспоминать? Мне необходимо понять причину твоего состояния! Если это болезнь, то почему никто так и не смог определить, какая именно? А если не болезнь, тогда что? Что могло заставить тебя променять насыщенную, интересную жизнь, всю полноту которой ты ещё даже не успел ощутить, на существование в психиатрической клинике? Что бы это ни было, настало время разгадать твою тайну. Вот только с чего же начать?»

Сьюзен продолжала изучать записи в личном деле пациента. Сейчас она просматривала заключения о проводимых курсах лекарственной терапии, сидя на кровати в бирюзовом халате. Штефану были назначены транквилизаторы, нейролептики, и производные бутирофенона. В различных комбинациях и дозировках применение этих препаратов не принесло положительных результатов. Это натолкнуло девушку на мысль о необычной природе его заболевания. В папке она нашла данные ЭЭГ и томографии мозга, датируемые несколькими периодами, начиная с тринадцатилетнего возраста и заканчивая совсем недавними. Также она увидела заметки об использовании методов физического сдерживания и записи о проведении нескольких курсов электрошоковой и инсулиновой терапии, связанных с буйным поведением Штефана и периодами полного отказа от приёма пищи.

Сьюзен пробежала глазами заметку. Тут ей в голову пришла любопытная мысль. Она пролистала страницы дела, ей было интересно, не применялся ли к Штефану гипноз. Вот. В деле была запись о нескольких безуспешных сеансах регрессивного гипноза в девяносто первом и девяносто восьмом годах. Гипноз. Ей стоит попробовать это.

На следующих страницах она вновь встретила записи о назначении пациенту довольно сильных психотропных препаратов.

«Немотивированные приступы агрессии», – вспомнила Сьюзен слова доктора Штайнмаера. Несколько нападений на пациентов с последующим жестоким избиением, пара попыток суицида и, наконец, три убийства.

«Этот милый парнишка на фото лишил жизни трёх человек. Должна быть причина!»

Девушка устало прикрыла глаза. Она всегда старалась понять причину, но так и не поняла, почему человек, которого она знала и любила, повёл себя подобным образом. Сьюзен вздохнула и вновь вернулась к делу.

«Мотив… отдаёт ли он вообще отчёт своим действиям? Понял ли, что совершил? Осознал ли, что отнял жизнь у нескольких человек? Итак, что же произошло с тобой, Штефан?» – внезапно этот вопрос стал для нее очень важен. И дело было не просто в стремлении помочь необычному пациенту. Ей казалось, что ответ на него поможет не только разобраться в его состоянии, но и сможет объяснить, что же произошло в ее жизни. Во что бы то ни стало ей нужно докопаться до причины болезни Штефана.

Она закончила изучать материалы в деле пациента, когда стрелки часов показывали четверть третьего. Но даже лёжа в постели, Сьюзен продолжала прокручивать в уме полученные сведения. Стоило ей закрыть глаза, как тут же перед мысленным взором возникало фото подопечного. Казалось, что взгляд пациента стал строгим и испытывающим. Фотография словно ожила, и Штефан, чуть склонив голову, произнёс: «Уходи, пока не стало поздно».

(13 426)

Сон скользнул в сознание Штефана мягко, почти нежно. Просто больничные стены сменились стенами причудливо извивающегося каменного коридора с множеством одинаковых дверей. Свет больничного ночника превратился в желтое сияние настоящего огня бронзовых светильников. Хранитель с наслаждением потянулся. Сейчас переходы давались ему гораздо приятней, нежели это было в первое время. Тогда звон в ушах и головная боль могли преследовать его часами, но со временем неприятные ощущения ушли, сменившись бодростью и спокойной уверенностью. Он стал одним целым с этим капризным и изменчивым местом. Осмотревшись (Штефан никогда не знал, в какой точке Лабиринта окажется на этот раз), он пару минут определял направление, а затем уверенно направился вперед. Сейчас он полностью контролировал ситуацию, тело слушалось беспрекословно, под ногами – каменные плиты пола, рука привычно сжимает костяной набалдашник трости. Что ждет его сегодня, Хранитель не знал. Возможно какое-то приключение, новая комната или нечто полезное. Иногда стены Лабиринта казались тюрьмой, а одиночество – невыносимым, но не сейчас. Сегодня он был готов действовать. Это очень хороший день, чтоб сделать что-то для себя. Штефан ударил тростью по одной из дверей и, поняв, что она не заперта, толкнул ее и вошел.

Комната представляла собой детскую. Стены оклеены горчично-жёлтыми обоями, комод и шкафчики из светлого дерева, диванчик с золотисто-зеленой обивкой, в углу – колыбель под белым пологом. По всей комнате были разложены и разбросаны игрушки. Обычная комната, сделанная заботливыми родителями для своего первенца. Могла бы быть. Или была когда-то. Но Лабиринт никогда не позволял вещам быть лучше, чем ему хотелось. Светлые обои отсырели и свисали со стен грязными лоскутами, на стенах проступила плесень, краска на мебели облупилась и потрескалась, обивка на диване разошлась, а в колыбели под пологом, теперь напоминавшем клочья старой паутины, копошились жирные белесые черви. Игрушки же, преимущественно куклы, исковерканные, обезображенные, невообразимо уродливые, сидели везде, где только можно. Их стеклянные глаза смотрели прямо, губы растянуты в одинаково безобразных ухмылках. Хранитель с деланым равнодушием окинул взглядом комнату. Подошел к колыбели. Ничего. Снова пустышка. Хотя... В углу, сразу за колыбелью, лежал деревянный обломок. Штефан аккуратно поднял его, прочитал надпись и, сунув за пазуху, вышел из комнаты.

Достав из нагрудного кармана жилетки золотые часы на цепочке, он внимательно посмотрел на стрелки. Время тянулось медленно. В его распоряжении было ещё около сорока минут. Тряхнув головой, Хранитель уверенно направился вглубь коридора. Достигнув нужной ему комнаты, он, не раздумывая, отворил дверь.

В комнате находились высокие стеллажи с книгами. На противоположной стороне от двери возвышалась кафедра с длинным столом цвета слоновой кости. К нему с обеих сторон вели широкие ступени с каменными перилами. За столом было огромное витражное окно с бархатными бордовыми шторами. Внизу, перед кафедрой, находился длинный стол из тёмного дерева. На нём по всей длине были расставлены тихо жужжащие лампы, тусклым светом освещавшие столешницу.

Трость постукивала о плиты, выложенные чёрными и белыми ромбами на полу. В библиотеке было тихо – очевидно, Старик-архивариус дремал где-нибудь в глубине своих владений, окружённый старинными книгами и альманахами. Или же он уже ушёл пить чай в высшем обществе Лабиринта.

Когда-то Штефана очень угнетало это помещение. Тишина и немыслимое количество пыльных томов в потёртых кожаных переплётах с пожелтевшими страницами, пахнущих стариной, производили на него самое удручающее впечатление. Ему казалось, что среди этого нагромождения стеллажей можно заблудиться и пропасть без вести. Однако Старик-архивариус обладал каким-то немыслимым даром. Он никогда не плутал в своих владениях и точно знал, где что находится. Когда Штефан только попал в Лабиринт, он считал, что всё здесь призвано служить лишь его удовольствию, однако скоро понял, что сам Лабиринт имел иное мнение. Именно тогда ему пришлось впервые побывать в этой комнате и познакомиться со старым архивариусом. Полусумасшедший Старик обучал его премудростям этикета, таинственному Протоколу Лабиринта, естественным наукам, литературе, истории. Он, тяжело дыша и подслеповато моргая, водил мальчика среди высоких книжных шкафов и рассказывал молодому господину различные занятные вещи о природе всего сущего, раскрывая тайны мироздания. Затем давал юному ученику какое-нибудь задание, вручал бумагу, чернила и усаживал за стол перед кафедрой. Сам же либо удалялся, что-то бормоча себе под нос, либо оставался понаблюдать за выполнением задания, хотя уже через пару минут начинал дремать, и его очки сползали на кончик носа. Штефан сидел за столом, подперев голову рукой, и мечтал. Лишь услышав строгое кряхтение с кафедры, тут же усердно начинал скрипеть пером по бумаге, склонив голову.

Однако не всё шло столь гладко. Совсем скоро юному Хранителю пришлось узнать, что Старик имеет некоторые тайны от него. Временами случались периоды, когда старый архивариус неделями оставлял мальчика одного, а сам исчезал где-то в паутине коридоров. В такие дни Штефан бродил по Лабиринту, в надежде найти хоть что-нибудь интересное. Иногда во тьме коридоров он слышал какие-то приглушённые звуки, шорохи. Они одновременно пугали и манили юного Хранителя. Пару раз ему казалось, что он видел Старика, вот-вот скрывшегося за поворотом очередного коридора, а может, это была просто игра воображения. Но то, что он увидел однажды, решив проследить за своим учителем, не могло сравниться даже с самой смелой его фантазией.

В тот день мальчик был преисполнен решимости узнать: чем же всё-таки занимается Старик, и куда он исчезает на такое продолжительное время? Вдруг Штефан упускает нечто важное и интересное? Что библиотекарь скрывает от своего ученика?

Каждый раз незадолго до своего очередного исчезновения в недрах Лабиринта, Старик становился ещё более рассеянным, чем обычно. Он то уходил в себя, полностью погружаясь в какие-то свои размышления, то вдруг в глазах его появлялся странный блеск, и, схватив перьевую ручку, он начинал что-то писать в своём журнале. Часто, что-то бормоча себе под нос, библиотекарь судорожно перелистывал страницы древних книг, которыми был завален весь стол, и снова что-то выписывал в журнал. Потом, не говоря ни слова, вставал и буквально растворялся в темноте извилистых коридоров.

В тот день ученик почувствовал, что время пришло. Сегодня Старик вновь направится туда. Куда, мальчик не знал, но страстно желал разузнать. Любопытство, подогреваемое таинственными манипуляциями библиотекаря, приводило душу юного Хранителя в трепет.

Скользя словно тень, по пятам архивариуса, Штефан предвкушал захватывающее приключение, разгадку мучавшей его тайны. Старик же совершенно не догадывался о маленьком шпионе и уверенно шёл вперёд. Звук его шагов по шахматной плитке пола гулким эхом отражался от стен. Их путь был достаточно долгим, и мальчик уже начал злиться на старого учителя, решив, что тот просто спятил и водит его кругами, либо же догадался о слежке и задумал проучить не в меру любопытного ученика. Но вот Старик остановился у потемневшей от старости дубовой двери, на вид ничем не отличавшейся от остальных. Повозившись с замком, библиотекарь скрылся в комнате. Выждав пару минут, Штефан на цыпочках подкрался к двери в надежде увидеть, что же скрывается за ней. Едва дыша, он приблизил лицо к замочной скважине и пригляделся. Комната оказалась лабораторией. Видно было плохо – тусклая керосиновая лампа с толстыми грязными стёклами, стоявшая на столе, практически не давала света. Предметы отбрасывали причудливо изогнутые тени, из-за которых было трудно что-либо разглядеть с такого расстояния. С потолка странной лаборатории свисали неясного назначения приспособления, прикреплённые к толстым трубам на стене, идущим от парового котла. Из заглушек вырывались клубы пара. Старик стоял спиной к двери, загораживая обзор. Штефан решил дождаться, когда тот отойдёт подальше, и попытаться проскользнуть вовнутрь. Ждать, к счастью, пришлось недолго. Когда библиотекарь скрылся за одним из древних массивных шкафов, мальчик осторожно приоткрыл дверь и крадучись проник в комнату. Лихорадочно оглядев помещение, Штефан решал, где сможет укрыться, чтобы Старик его не заметил, и понаблюдать за его действиями. Для этих целей вполне подходило непонятное устройство, накрытое серой грубой тканью, стоявшее перед металлическим стеллажом с какими-то коробками. Притаившись, Штефан стал разглядывать комнату, оказавшуюся довольно большой. Огромный стол, у которого недавно стоял Старик, был покрыт листом полированной меди. Практически вся его поверхность была заставлена всевозможными устройствами, колбами, сосудами, соединенными многочисленными стеклянными и каучуковыми трубками в единый организм, живущий собственной жизнью. Штефан видел, как разноцветные жидкости бурлят, греются на горелках, смешиваются, из некоторых трубочек тянулись белые струйки пара. На подставке, украшенной сложной чеканкой, стоял старинный медный микроскоп. Тут же лежали богато украшенные защитные очки на кожаном ремешке, рядом в коробочке блестели в свете горелок разноцветные сменные стекла. Слева располагался еще один стол, длинный и узкий, столешница была из цельной мраморной плиты, по краям которой были вырезаны желоба. Стол покрывали бурые пятна и кляксы. Справа стоял небольшой поднос. Света горелок едва хватало, но Штефан сумел разглядеть, что на подносе разложены в идеальном порядке странные серебристые инструменты. Некоторые, вроде скальпеля и зажима, пусть и очень необычной формы, Хранитель узнал сразу, назначение остальных же ставило его в тупик. Тут он услышал какие-то непонятные звуки, затем – гулкие шаги. Света прибавилось, и по стене скользнула высокая тень. Наконец, Штефан увидел библиотекаря с лампой в руках. Язычок пламени за ее стеклом колыхался от сквозняка.

Боясь, что его обнаружат, мальчик пригнул голову, но Старик ничего не заметил. Он раскладывал инструменты на мраморном столе. Движения его были резкими и нетерпеливыми. Закончив с непонятными приготовлениями, Старик снова куда-то ушел и вернулся через пару минут с трепыхающимся свертком. Когда он встряхнул кулёк, из него выпал клубок перьев, оказавшийся крупной птицей. Не дав ей опомниться, Старик засунул пернатое существо в особую клетку так, что наружу торчала только голова с бешено вращающимися глазами. Птица жалобно заверещала, отчего сердце Штефана сжалось, но библиотекарь не обратил на крик никакого внимания. Он откупорил какую-то бутылку, и мальчик почувствовал едкий, сладковатый запах формалина. Расставив на столе какие-то ёмкости и поставив рядом бутылку, Старик выбрал один из узких скальпелей и аккуратно вскрыл пернатому пленнику голову. Мальчик заметил, что птица оставалась живой и даже пыталась шевелиться – от этого зрелища Хранителя начало мутить.

– Пустота! Снова пустота, – глухо ворчал архивариус, цокая языком. – Всего лишь оболочка. Он умеет делать только видимость, но не суть! Но я дам тебе суть!

Старик продолжал копаться в голове птицы, то меняя инструменты, то принимаясь за какие-то записи в своем журнале. Когда библиотекарь отошел от стола, чтобы взять очередной инструмент, Штефан увидел, что голова пернатого пациента все еще вскрыта, одного глаза не было, вместо него в глазнице теперь двигалось что-то металлическое с противным треньканьем, а второй глаз внимательно и осмысленно изучал Хранителя в упор. Мальчик замер, опасаясь, что птица поднимет шум, и Старик обнаружит его укрытие. Он был напуган действиями своего учителя и вовсе не пожелал бы встретиться с ним сейчас. Но птица молчала. Библиотекарь, видимо, не найдя того, что нужно, вновь скрылся где-то за шкафом. Очевидно, там был коридор, ведущий в какое-то другое помещение, догадался Штефан.

Время шло, а Старик всё не возвращался, и это показалось юному Хранителю странным, ведь голова птицы по-прежнему была вскрыта. Может быть, он отвлёкся на что-то другое или вовсе заснул. Что ж, если так, тогда самым разумным будет уносить отсюда ноги, пока его нет. Штефан опасливо выглянул из укрытия, стараясь не смотреть на птицу, которая в полном молчании продолжала за ним наблюдать. «Снова пустота!» – вспомнил он слова Старика, и любопытство пересилило страх. Он подошёл к клетке и осторожно заглянул в рассеченную голову несчастного создания. С виду, всё было так, как и должно было быть. Никакой пустоты Штефан не увидел. Вероятно, Старик имел в виду что-то другое. Птица внимательно следила за его движениями. Это смутило мальчика, и он отступил в сторону. Тут краем глаза он заметил у дальней стены ряды стеллажей, которые не мог видеть из своего укрытия. Подойдя ближе, Штефан едва не вскрикнул, вовремя зажав ладонями рот. На стеллажах бесчисленными рядами стояли банки, где в мутной зеленоватой жидкости находились различные существа или только их органы. Поборов страх, мальчик приблизил лицо к одной из банок, желая поближе рассмотреть её мерзкое содержимое. Стекло тут же покрылось испариной от его дыхания.

– Они все пустые! – раздавшийся сзади трескучий голос Старика застал своего ученика врасплох.