Глава 38. Жестокая и ласковая память.

Помню серый асфальт. Помню лужи у ног,

А на них — пузыри затяжного дождя.

Помню строчки письма и тревожный звонок.

Одного в этот день не помню — тебя.

Помню лица людей, равнодушный пейзаж,

Помню птиц, что кружили, о чем-то галдя.

Помню свет из окна. Он внезапно погас.

Одного в этот день не помню — тебя.

Помню злость на грозу и сломавшийся зонт,

Чью-то фразу о том, что все хорошо,

И свой взгляд в никуда, на пустой горизонт...

Я не помню, не помню, как ты ушел.

Это легкий обман, это счастье взаймы,

Светлый дар помнить то, что спасает, губя.

Помнить листьев пожар. Помнить сладкое «мы».

Одного в этот день не помнить — тебя.

Неведение иногда очень полезная вещь.

Как славно было не знать о его решении, ведь тогда, вопреки здравому смыслу, в душе продолжала жить Надежда. А теперь ее сменила память.

Память — самая жестокая и самая милосердная вещь на свете.

Юная Нарцисса Блэк сидит в своей комнате и рисует. Настроение отвратительное, и все потому, что сегодня она пыталась связаться с Сириусом, но сова вернулась ни с чем, а волшебное зеркало отражало только ее недовольный взгляд. У него какие-то проблемы дома? Да! Но сегодня ее день рождения! Мог бы и поздравить. Его семья уже приехала, Нарцисса видела их экипаж, а он даже не соизволил прислать весточку.

Чтобы хоть немного поднять настроение, она рисовала старый дуб, что виднелся из ее окон. Солнышко запуталось в его ветвях и, пытаясь вырваться, то и дело отражалось бликами от оконного стекла.

Очередной солнечный блик на мгновение ослепил. Именинница яростно размазала все краски на палитре, добиваясь грязно-серого оттенка. Мгновение — и нет больше дубовых листочков, которые вот-вот тронет ветерок, все заполонил тусклый серый цвет. Под ним исчезли и нежная листва, и солнечные лучики, и молочно-белое облачко.

Нарцисса со злорадной улыбкой стирала с холста красоту, оставляя взамен грязные разводы. Как хрупка красота. А все его вина.

— Отец просит вас спуститься в гостиную, — домовой эльф исчез так же незаметно, как и появился.

Нарцисса отбросила кисть, оглядев проделанную работу, и… злая улыбка исчезла с лица девушки. Настроение испортилось окончательно. У нее давно не получалось такого удачного пейзажа. А теперь он был безвозвратно погребен под хмурой палитрой.

Девушка встала, прошлась по комнате, посмотрела в окно на буйство красок и света. Этот ясный денек так не вязался с ее настроением. Она вздохнула и задернула штору, оставляя на ней пятна. Работа эльфам. Но девушку это не огорчило.

Приведя себя в порядок и придав лицу счастливое выражение, Нарцисса направилась в гостиную. Дом был празднично украшен — море цветов и ярких лент. Еще бы. День рождения младшей дочери! Но это уже не радовало глаз.

В гостиной все было чинно и благопристойно. Беседа неспешно текла о политике, погоде и прочей ерунде. С появлением Нарциссы все изменилось, но ненадолго. Поздравления, восторженные возгласы, подарки, пожелания. А ее взгляд перебегал с одного гостя на другого. Настроение падало ниже некуда. Даже его братец притащился, вот уж кого Нарцисса меньше всего хотела видеть, а он не снизошел до встречи с ней. Даже в такой день!

Подали чай, и беседа вошла в привычное русло. Нарциссу расспрашивали об учебе, успехах в музыке и рисовании, попросили что-нибудь исполнить. Она даже сыграла. Мысли витали вдали от этой комнаты и этих людей. Аплодисменты, восхищенные вздохи — у девочки талант. Краем уха она слышит о том, что Блэки приехали ненадолго, потому и раньше остальных гостей. Прием был назначен на вечер, а сейчас часы показывали половину двенадцатого.

Еще через двадцать минут Нарцисса поняла, что больше не может находиться в этой комнате. Ей здесь душно и тяжело.

— Простите, я пойду к себе. Мне еще нужно кое-что подготовить.

Отец чуть улыбнулся и кивком головы отпустил именинницу. Девушка подошла к нему и склонилась для отеческого поцелуя. Уже выходя из комнаты, она услышала голос матери Сириуса:

— Понятия не имею, что с ним делать! Вот сегодня, мало того, что еле уговорили поехать с нами, так он еще и не стал заходить в дом.

— Так Сириус здесь? — удивленно спросила мать Нарциссы.

— Да. Здесь, если можно так сказать. Такого пренебрежения к этикету я еще нигде не встречала. Даже не соизволил поздравить нашу милую девочку!

Нарциссе было этого достаточно. Она опрометью бросилась по коридору, но не к своей комнате, а прочь из дома.

— На поиски Сириуса отправилась? — ехидный голос Регулуса Блэка заставил ее приостановиться.

— Не твое дело! — с ангельской улыбкой отрезала Нарцисса.

— А если родители узнают?

— О чем?

— О вас!

— Бедненький, по тебе клиника Святого Мунго плачет, — с сочувствием проговорила Нарцисса. — Там, говорят, от паранойи лечат. Хотя… — она окинула юношу с головы до ног презрительным взглядом, — тебе уже ничего не поможет.

Унизительный смех заставил Регулуса прирасти к полу, а Нарцисса с улыбкой продолжила свой путь. Пусть этот сопляк знает, с кем имеет дело. Нарцисса сбежала по широкой лестнице. Она знала, куда идти. Где еще мог находиться этот возмутитель спокойствия? Девушка пробралась в заброшенную часть сада и остановилась за большим розовым кустом. Сириус с хмурым видом сидел на большом пне и что-то вырезал из куска дерева. Рядом на земле валялась как попало брошенная мантия. Да уж. Нарцисса невольно усмехнулась, очень живо представив, сколько усилий приложили родители для того, чтобы празднично нарядить эту бестию! Но результат того стоил, хотя шелковая синяя рубашка была безжалостно засыпана стружками, впрочем как и брюки, и нарядная мантия, на которую ветер заботливо сносил стружки, падающие на землю.

Нарцисса поправила выбившийся из прически локон, придала лицу строгое выражение и вышла на полянку. При виде девушки Сириус тут же отложил свое занятие и встал.

— Знаешь, кто ты после этого! — вместо приветствия прошипела Нарцисса.

— Нет! Но не сомневаюсь, что ты мне сообщишь. И после чего, «после этого», кстати?

— У меня сегодня день рождения! — девушка приблизилась к нему и одарила сердитым взглядом.

— Я в курсе. Целых пятнадцать лет.

— В курсе? Да ты… ты…

Она размахнулась и сердито стукнула его кулачком в плечо.

— Ты даже не удосужился прислать мне открытку, ты даже на письмо не ответил.

Она снова стукнула его, на что он только усмехнулся.

— Я же приехал к тебе.

— Приехал?! — от возмущения она задохнулась. — Ко мне? Ты даже в дом не зашел! Окопался тут…

— Но ты же меня нашла…

— Вот это наглость! Я в свой собственный день рождения должна лазать по всем закуткам сада в поисках гостей?!

— То есть я для тебя обычный гость?

Нарцисса сердито надулась. Почему она всегда прощала его выходки? Ответ на этот вопрос придет гораздо позже. Возможно, слишком поздно. А в тот день она просто в возмущении еще раз стукнула его. Он даже не покачнулся. Тогда она ударила сильнее. Снова никакой реакции. Только в темно-синих глазах плясали чертики.

— По сценарию ты должен упасть, — надувшись, сообщила Нарцисса.

— Ага. Сейчас. Только сосредоточусь.

— Ах, ты…

Девушка рассердилась окончательно и с новой силой заколотила по его плечам. Злость на него за испорченное утро боролась с радостью от того, что он все-таки приехал, он все-таки здесь. Неизвестно почему, но именно его внимание было так нужно сегодня. И восемь писем от поклонников из школы, и подарок отца — потрясающий белый скакун, которого она давно хотела, а сегодня едва взглянула — все померкло перед мыслью, что он забыл.

Кулачки все стучали и стучали по его плечам, а он все не желал не то что падать, но даже покачнуться. Нарцисса уже готова была разреветься от досады, но Сириус внезапно перехватил ее запястья и весело произнес:

— Пора тебе трезво оценить свои возможности, — он окинул ее задорным взглядом. — Маленькая, тощенькая, на тебя дунь посильнее — улетишь.

Он чуть потянул ее на себя.

— Это я маленькая? Я тощенькая? Ну, знаешь, с такими заявлениями мог бы вообще не приезжать. Устроил праздник!

Она сердито закусила губу.

— Ладно. Я пошутил. Ты сегодня просто здорово выглядишь. Я не хотел тебя обижать.

— Твоя мама сказала, что ты не хотел ехать сюда, — обиженно проговорила она.

— Я не хотел ехать с ними. Не хотел наряжаться в эту дурацкую одежду. Не обижайся, а?

Она подняла на него недовольный взгляд.

— Ну, хочешь, я уеду?

О Мерлин! Он что твердо решил доконать ее сегодня?

— Дурак! — выпалила Нарцисса, вложив в это слово все, что передумала о нем за это утро.

При этом она резко рванулась назад, подцепив его ногу своей. Сириус дернулся, пытаясь ее удержать, и не сразу заметил подножку. А когда заметил, было поздно: опорная нога поехала, и юноша со всего маху грохнулся на спину, потянув Нарциссу за собой. Он никогда не отличался щепетильностью в подобных вопросах.

— Ударился? — шепотом произнесла она.

— Ничего, — так же тихо ответил он, стараясь восстановить сбившееся дыхание.

— И все равно ты… ты…

Он резко потянулся вперед, звонко чмокнув ее в щеку.

— Прости. С днем рождения тебя.

Нарцисса почувствовала, что щеки начинают гореть, но постаралась придать лицу строгое выражение.

— Не прощу!

— Пожалуйста, — его голос был еле слышен. — У меня и правда сегодня было паршивое утро. Если еще и ты не простишь, то я…

Нарцисса почувствовала, как заколотилось сердце, отдаваясь гулким стуком в ушах. Непонятное волнение, смешанное с жалостью к нему и собственной пьянящей властью.

— Хорошо… Я подумаю…

— Отлично.

Его губ коснулась улыбка. Он чуть шевельнулся, явно намереваясь встать, предварительно отодвинув Нарциссу. Девушка не позволила. Она решительно толкнула его в плечи и оперлась о них локотками, подперев голову. Синие глаза мгновенно потемнели, а на скулах проступил румянец.

— Нарцисса, я…

Он кашлянул и снова пошевелился.

— Не так быстро. Ты должен мне… — девушка сделала вид, что задумалась, ощущая его напряжение каждой клеточкой своего тела.

Прохладный летний ветерок, ласково касающийся лица, показался нестерпимо горячим. Таким же горячим, как его руки, сжимающие ее талию. Смешно. Он сам себе противоречил. Утверждал, что хочет встать, а сам изо всех вил держал ее, будто боялся, что девушка исчезнет, обернувшись серебристой птицей. Эту странную ассоциацию навеяло ее невесомое платье цвета хрусталя. Так как Нарцисса демонстративно размышляла над карой для него, юноша не выдержал первым.

— Слушай, ты… кхм… платье испачкаешь… кхм.

— Ничего. Эльфы постирают.

— Нарцисса, мне жестко и неудобно.

— Когда ты только упал, сказал, что тебе «ничего».

— Передумал, — хмуро сообщил парень.

— Зато мне удобно, а я сегодня именинница, — Нарцисса чуть шевельнулась, устраиваясь удобней.

Сириус резко вдохнул и решительно заявил:

— Ну, хватит. Говори, чего я там тебе должен и вставай. Тебя уже ищут, наверное.

Нарцисса победоносно улыбнулась. Он редко сдавался. Очень редко.

— Ты мне должен… ответ на один вопрос.

— Эй! Это нечестно, — дернулся юноша, но был вновь прижат к земле.

«Интересно, почему он так странно отреагировал? Какого вопроса испугался?»

Нарцисса нарочито внимательно посмотрела в его глаза, чуть сместилась и, протянув руку, вынула сухой листик из иссиня-черных волос.

— Лето, — задумчиво проговорила она, — а листок сухой, как осенью.

Девушка покрутила его в пальцах. Сириус какое-то время следил за ее действиями, а потом нетерпеливо кашлянул.

— Ах, да, — спохватилась Нарцисса. — Вопрос.

— Да задавай ты этот дурацкий вопрос!

— Как назвать коня, которого мне подарил отец?

Девушка не смогла сдержать смех, когда увидела калейдоскоп эмоций в его глазах: настороженность, раздражение, удивление, облегчение и вновь раздражение. Он бесцеремонно спихнул ее на землю и рывком сел, потом зачем-то выправил рубашку из брюк, обтянул ее. Некоторое время просто молчал, а потом резко обернулся к смеющейся девушке.

— Знаешь, что… — начал он.

— А я все родителям расскажу, — неизвестно откуда возник брат Сириуса. — Расскажу, что вы здесь целовались.

— Что?! — возмутилась Нарцисса.

— А что, нет?

— Исчезни, — сквозь зубы процедил Сириус в сторону брата.

— Думаешь, никто не узнает? Я всем расскажу.

— У тебя есть пять секунд, пока я не поднялся на ноги, — медленно произнес Сириус. Что-то в его взгляде заставило брата последовать совету и испариться так же внезапно, как и появился.

Наступила неловкая тишина. Нарциссе было уже не смешно. Сириус, видимо, забыл про то, что злился на нее.

— Не бери в голову, — через какое-то время сказал он. — Ты же его знаешь. У него не все дома. К тому же ты ему нравишься, и он просто завидует.

— Шутишь? Он меня терпеть не может.

Сириус чуть усмехнулся.

— Ладно, как бы то ни было, не бери в голову, — вновь повторил он. — Я поговорю с ним.

— Только без жертв, — улыбнулась Нарцисса.

Сириус тоже усмехнулся.

— Постараюсь. Не расстроилась?

— Нет. Тем более… Ему ведь нечего рассказывать.

Сириус согласно кивнул.

— Мы ведь не целовались, — с вызовом проговорила она.

Взгляд темно-синих глаз обжег сердце.

— Не целовались, — четко выговорил он.

Девушка почувствовала, как щеки вновь заливаются румянцем. Неловкое молчание как итог этого нелепого разговора. Легкий ветерок коснулся ярко-зеленой листвы и тут же затих, словно испугавшись того, что может нарушить это мгновение. Мгновение первой нежности, первой робости, первого вызова и первой серьезной недосказанности.

Нарцисса старательно изучала розовый куст. Как он оказался в этой заброшенной части сада, оставалось загадкой. Но он был. Более того, он цвел. Упругие бутоны слегка покачивались, будто бы поддерживая девушку в каком-то взрослом шаге. За этим кустом никто не ухаживал, и бутоны были порваны шипами, избиты дождем и градом, исхлестаны ветром. Но именно это и придавало им такой живой и настоящий вид. То, что растет само, выглядит гораздо живее искусственных насаждений, за которыми кропотливо ухаживают.

Нарцисса отвела взгляд от островка жизни в заброшенной части сада и посмотрела на Сириуса. Он стоял чуть в стороне и зачем-то старательно разглаживал мятый низ рубашки, не желая мириться с очевидным фактом: без волшебной палочки здесь не управиться. Нарцисса резко шагнула к нему, словно на что-то решившись. Он не обернулся на ее движение, продолжая стоять спиной и с упорством, достойным лучшего применения, мучил несчастную рубашку. Девушка протянула руку и принялась осторожно снимать с его плеч прилипшие к рубашке травинки и веточки. Сириус дернулся, но остался стоять на месте. Легким ветерком шелестели минуты, уносясь вдаль, а Нарцисса все снимала и снимала что-то невидимое с его плеч, хотя рубашка давно была чиста.

— Долго еще? — напряженный голос достиг обостренного слуха, заставив вздрогнуть.

Просто она закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало от ощущения напряженных мышц под пальцами. Это вызывало непонятные эмоции. Это было важно.

— Уже все, — бодро проговорила она.

— Тогда пошли придумывать имя.

— Какое имя? — Нарцисса с трудом понимала, о чем идет речь.

— Подарку!

— А-а. Пойдем.

Он взял ее ладонь в свою и потянул за собой по высокой траве в сторону конюшен. Глядя в спину юноше, идущему впереди, Нарцисса со смехом вспоминала свое утреннее настроение. Все просто замечательно. Ведь он рядом. Он и еще что-то новое в воздухе, заставляющее сердце сжиматься, и кровь приливать к лицу.

— Ух ты!

Причиной возгласа стал белоснежный конь с великолепной черной гривой, взбрыкнувший при виде незнакомых людей. Сириус тут же выпустил ладонь девушки и подошел ближе к животному. Конь тихо заржал, настороженно глядя на юношу.

— Привет, красавец, — смуглые руки начали осторожно гладить белоснежную шею. — Фантастика! Ты уже ездила на нем?

— Нет.

— Можно? — Сириус взглянул на нее вопросительно.

— Конечно!

Юноша ловко вспрыгнул в седло и пригнулся к шее коня, ласково теребя гриву и что-то шепча. Видимо, они договорились, потому что скакун перестал нервно перебирать копытами и закусывать удила. Нарцисса с нежностью смотрела на незабываемую картину. По ярко-зеленому лугу мчался белоснежный конь, повинуясь малейшей воле всадника. На лице красивого темноволосого юноши счастливая улыбка. Ветер треплет темно-синюю рубашку, заставляя ее вздуваться точно парус. Позже Нарцисса запечатлеет этот миг в застывших радужных красках. Но это позже, когда сердце сможет осознать и понять. Пока же оно колотилось в сумасшедшем ритме, сбивая дыхание и мысли.

Сириус резко свесился с седла, и Нарцисса невольно вскрикнула, опасаясь, что он упал. Тревога была ложной. Через миг он выпрямился, держа в руке охапку полевых цветов.

— Ветер! — громко крикнул он, спрыгивая на землю перед ней и протягивая букет. — Назови его Ветер!

Юноша задорно потрепал свободной рукой черную гриву. Нарцисса прижала к себе подаренный букет.

— Идет! Считай, что искупил опоздание.

Она ласково погладила жесткую гриву. Их пальцы встретились, заставив вздрогнуть и улыбнуться. Летний ветерок щекотал переплетенные пальцы гривой Ветра. Глаза светились радостью, а сердца наполнялись пьянящим ощущением счастья и близости чего-то неизведанного.

После помолвки Ветер затосковал, словно чувствуя то, что может ожидать его юную хозяйку. Нужно будет уговорить Люциуса разрешить забрать его в имение Малфоев. Так хотелось иметь в этом чужом мире что-то свое. Ветер…

* * *

Память. Порой это — надежная стена, укрывающая от реальности, порой — рок, преследующий всю жизнь. А порой и то, и другое одновременно, ибо раз за разом все сложнее измученному разуму выходить из-под защиты ее надежных стен, сталкиваясь с суровой реальностью.

Память…

Весна. Последний учебный день, окрашенный ощущением свободы, ласковым солнышком и негромким плеском волн, которые подкатываются к самым ногам старосты Слизерина, сидящего на расстеленной мантии.

Он ждал ее. Ждал уже довольно давно. Сначала грудь сжимало сладкое предвкушение встречи, подогреваемое воспоминаниями о выходных в Хогсмите, когда она не успели вернуться в школу и заночевали в отеле. По телу пробежали мурашки при воспоминании о целой ночи свободы от сплетен, домыслов, предрассудков.

Он ждал, а ее все не было и не было. Может, стоило пригласить ее на прогулку? Он же просто пошел на их любимое место у озера. Он не приглашал ее на свидания. Никогда. Они и так оказывались в одно и то же время в одних и тех же местах, словно что-то влекло и тянуло их друг к другу. А вот сейчас ее не было.

На смену предвкушению пришло раздражение. Юноша встал и прошелся вдоль берега. Ну, где же она?! Прохладные ладошки коснулись его лица, закрывая солнечный свет. Люциус почувствовал, что закипающую злость как ветром сдуло. Хотя… из юношеского упрямства он не сдвинулся с места, не сделал попытки обернуться. Одна за другой текли минуты. Минуты темноты и… В какой-то миг он испугался: вдруг это не она. Вдруг он так отчаянно ждал, что умудрился обознаться. Или это просто сон, миф. Его руки рванулись вверх, торопливо ощупывая тонкие прохладные пальчики. И хотя он чувствовал легкий запах ее духов, оказалось жизненно важным убедиться в своей правоте и ее реальности.

Она… Юноша счастливо улыбнулся: все равно не заметит. Она. Только у одной девушки были такие нежные и ласковые ручки. К тому же всегда холодные. Пальцы наткнулись на фамильное кольцо рода Забини, и Люциус окончательно уверился. Он знал это кольцо. Видел его сотни раз. Его дарили на тринадцатилетие старшей дочери в роду. Кольцо являлось символом взросления и перехода в новый возраст, новую жизнь. Пройдет время, и взамен символа одного рода на пальчике Фриды появится символ другого, который наденет ее будущий муж в день священного таинства помолвки. Люциус в глубине души надеялся, что символ девичества рода Забини сменит символ замужества рода Малфоев. Да, это зависело не от него, но он очень этого хотел, потому что не представлял рядом с собой другую девушку. А ведь если хотеть чего-то сильно-сильно, то это обязательно сбудется. Глупец! Он еще не понимал, что счастье можно заслужить, только жертвуя чем-то: привычками, положением в обществе, именем, а может быть, и собой. Но пока юный Малфой об этом не задумывался. Просто верил и ждал того, что ее пальчик украсит надетое им кольцо, взамен прежнего, что достанется старшей дочери Фреда. Либо внучке, если дочерей не будет, либо правнучке… Люциус сам улыбнулся тому, как далеко он загадывает. Правнучка Фреда… Интересно, Фрида и Фред — близнецы. А будут ли дети Фреда похожи с их детьми. Люциус даже задохнулся от этой мысли. Так странно…

Он резко обернулся и рывком притянул девушку к себе. Она вскрикнула от неожиданности, но он заглушил протест поцелуем. Так легко и спокойно. Ласковое весеннее солнышко рассеяло тень недовольства и раздражения, оставшуюся от долгого ожидания. Осталось пьянящее ощущение огня ее губ и холода ее пальцев, ласкающих шею под воротником рубашки.

— Где ты была так долго? — задыхаясь, спросил он.

Ее губ коснулась лукавая улыбка. Ямочка на левой щечке так и манила коснуться ее губами.

— Я, между прочим, тут случайно проходила.

— Случайно?

— Да, ты же не сказал, что будешь здесь.

— Это и так ясно!

— Кому ясно?

— Мне!

— Люциус! — Фрида даже ногой притопнула. — Ты неподражаем. Если девушку хотят видеть, ее приглашают на свидание, знаешь ли.

— А я не приглашаю?

— Ни разу за все время, — подтвердила она его недавние опасения.

— Кхм… Прости, — он постарался придать лицу виноватое выражение — получилось не очень правдоподобно. — Но ты же всегда приходишь.

Фрида возвела глаза к небу.

— И за что я только его люблю? — спросила она то ли у проплывающего мимо облака, то ли у кроны старого дуба.

— Что? — Люциус почувствовал, как сердце замерло, потом ухнуло куда-то в район желудка, а затем, стукнув в горле, заколотилось с сумасшедшей скоростью.

— Что ты сказала? — еле слышно прошептал он.

Никогда! Никто! Это был первый раз, когда он услышал подобные слова. И от кого услышал? Фрида, кажется, и сама испугалась того, что так опрометчиво сорвалось с губ.

— Я… Я… Неважно!

Ее щеки трогательно порозовели.

— Нет, важно! — заупрямился Люциус. — Повтори, пожалуйста, что ты сказала.

— Люциус… Не нужно. Пожалуйста. Я сказала, не подумав.

Девушка избегала смотреть ему в глаза. Он разочарованно выдохнул. Оказалось, что он ждал ее ответа, задержав дыхание, боясь спугнуть что-то хрупкое и вновь обретенное.

— Подожди, — она осторожно коснулась его щеки, заставляя поднять голову и встретиться с ее взглядом. — Просто… Неизвестно, как все сложится. Лучше бы тебе не знать.

— Нет! Не лучше!

В его взгляде было столько невысказанной мольбы, что она вздохнула, собралась с духом и четко произнесла:

— Я люблю тебя, Люциус Эдгар Малфой.

От этих простых слов он подскочил на месте и понял, что вот-вот взлетит. Пугала лишь необходимость выпустить ее в этом случае. Потому что, судя по ее взгляду, она оставалась на земле. Плевать! Значит, и он останется. Юноша со счастливым смехом схватил девушку в охапку и закружил по берегу.

— Люциус! — Фрида колотила кулачками по его плечам. — Поставь меня на место!

— И не подумаю!

— Осторожно! Корень из земли торчит!

Она опоздала с предупреждением. Люциус зацепился за пресловутый корень и потерял равновесие. Каким-то чудом он умудрился не уронить ее. Фрида приземлилась на одно колено, Люциус же грохнулся на землю, больно ударившись локтем. От боли пришлось зажмуриться. Как же он ненавидел боль!

— Больно? — шепотом спросила она, нежно убирая мягкую светлую прядку с его лица.

— Нормально, — поморщившись, выговорил он.

Ну не признаваться же в своей слабости. Хотя… Некстати пришла в голову мысль, что этот инцидент подпортил всю прелесть дня. Фрида достала волшебную палочку и произнесла обезболивающее заклинание. Он открыл глаза и посмотрел не нее с благодарностью.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Девушка наклонилась и осторожно поцеловала его. Он крепко обнял ее.

— Знаешь, зато я понял одну вещь.

— Что стоит иногда прислушиваться к мнению других, когда тебе говорят, что лучше так не делать?

— Не-а. Я понял, что…тоже тебя люблю.

Она слегка покраснела, но голосок прозвучал ехидно.

— Головой ударился?

Девушка с участием посмотрела на него, приложив ладонь ко лбу, словно проверяя, нет ли у него жара.

— Я серьезно, — строго проговорил Люциус, перехватив ее руку и прижав к губам. — Я никогда никому еще этого не говорил… и не скажу.

Из-за того, что он говорил в ее ладонь, голос звучал глухо, придавая моменту щемящую искренность.

— Пожалуйста, давай не будем об этом. Мне страшно…

Фрида зябко поежилась.

— Не бойся, — он сел, притягивая ее к себе. — Я же с тобой.

Фрида подняла голову и улыбнулась. Улыбка получилась очень печальной, будто она уже тогда, в тот беззаботный весенний день, — день первого робкого признания и первого осознания — понимала, что это закончится.

Откуда она могла об этом знать? Чувствовала? Догадывалась?

Люциус провел ладонью по волосам, прогоняя воспоминание о том счастливом, неправдоподобно счастливом, дне. Низкое зимнее солнце слепило глаза, отражаясь от нестерпимо яркого снега. Он сидел на корточках у старого дуба. Все было как и в тот день, когда он ожидал ее прихода. Только между тем днем и сегодняшним пролегла пропасть. И заключалась она не в нескольких месяцах жизни, не в ярко-белом снеге взамен сочной весенней зелени и не в хрупкой корке льда на поверхности прозрачного в тот день озера. Нет. Пропасть была между тем Люциусом и этим.

Он не обманул ее тогда. Она действительно останется единственной девушкой, слышавшей слова любви из его уст. Она во многом останется единственной. Да, если быть честным, во всем. Потому что из всех женщин, которые будут появляться в его жизни, ни одна не заставит сердце подскочить до небес, а уста нести счастливый бред. Ни с одной из них он не потеряет голову. Просто не сумеет, несмотря на отчаянные попытки.

Люциус вскинул голову, больно ударившись затылком о ствол старого дуба. Потер затылок и встал.

То, что будет дальше, было неведомо и туманно, то, что было раньше — ярко и болезненно, а то, что было сейчас — серо и безнадежно. Взгляд упал на корень, торчащий из-под земли. Люциус подошел к нему и с размаху пнул ногой, с удовлетворением увидев, что сбил верхний слой носком ботинка. Он снова ударил. Фрида бы за такое голову отвернула. С ее-то любовью к травологии. Но сейчас эта мысль не остановила. Наоборот, он принялся пинать корень с новой силой, отчаянно надеясь, что глупому и равнодушному дереву так же больно, как и ему сейчас.

Если бы дерево могло говорить, то Люциус многое бы узнал. О том, что за счастье нужно бороться и за возможность выбирать — тоже, иногда заплатив за это собственной жизнью. И что смерть — это не всегда поражение. Порой это награда, в то время как жизнь — наказание одиночеством и памятью.

Люциус бы многое мог узнать, если бы умел слушать в свои семнадцать лет.

Он поймет все это позже. И понимание придет неожиданно и ясно, на миг ослепив, и позволив душе вырваться из сумерек, в которые загнал ее разум. И он сделает шаг. Тот самый верный, нужный шаг. Не разумом, но сердцем.

* * *

Лили Эванс не спалось. Мысли… Мысли… Мысли… Они не давали покоя, настойчиво вертясь вокруг одного единственного человека.

— Ну сколько можно крутиться?! — послышался недовольный голос с соседней кровати.

— Извини, — прошептала Лили и, стараясь не очень скрипеть кроватью, осторожно нашарила в темноте свои тапочки. Сняла со спинки кровати халат и выбралась из комнаты, по пути завязывая пояс.

Она ожидала, что в гостиной уже никого нет, и можно уютно устроиться в любимом кресле у камина и подумать… В кармане халата что-то мешало. Лили с удивлением вынула волшебную палочку. Несколько секунд на нее смотрела, а потом вспомнила, как накануне вечером блистала знаниями по основам домоводства, удаляя пятно чернил с мантии Рема.

Лили стояла на верхней ступени лестницы с палочкой наизготовку. Наверное, со стороны она выглядела смешно: растрепанная, в светло-зеленом халате, который подарил Джеймс на день рождения, и, главное, с волшебной палочкой. Всех зайцев в лесу распугала. Просто иллюстрация к учебнику по защите. «Всегда готова к любым напастям!» Так и напрашивался какой-то лозунг. Лили улыбнулась сама себе. Жаль, никто это не оценит. Она начала медленно спускаться по лестнице. Странно. Из гостиной послышались голоса. И это в час ночи. Лили дошла до того места, откуда уже просматривалась гостиная, но самой можно было остаться в тени.

В любимом уголке их компании на диване сидели двое. Сириус Блэк и Эмили Кристалл. Лили хотела повернуть обратно, но что-то ее остановило. Любопытство? Просто… ей страшно хотелось помочь, но это невозможно было сделать, не зная, что творится в его душе. После пресловутого матча он вообще замолчал. По пути в библиотеку они перекинулись парой фраз. На обратном же пути Лили не знала, что и думать. До этого казалось, что он как-то метался, впадая то в уныние, то во внезапное показное веселье. То есть можно было надеяться, что скоро он успокоится, и в работу включится голова. А теперь она, видимо, включилась. Почему именно в библиотеке? Нарциссы там не было. Это точно. Лили находилась в секции, из которой хорошо просматривался вход. Может, у него просто появилась возможность все обдумать в тихой обстановке? Он заметно успокоился. Только… это спокойствие пугало в сто раз больше, чем внезапные всплески раздражения или меланхолии. Была в этом равнодушном спокойствии какая-то обреченность. Он почти ни с кем не разговаривал в эти два дня. Практически ничего не ел. Во всяком случае, в главном зале не появлялся. Джеймс, Рем или Пит таскали ему бутерброды, да, видимо, без толку. Лили с ужасом наблюдала, как он тонет в пучине тоски и апатии к окружающему миру.

И вот он сидит рядом с Эмили и даже…улыбается!

Эмили, до этого сидевшая рядом с ним, внезапно осторожно перебралась на его колени.

— Так не больно? — она завозилась, устраиваясь удобней.

— Нормально, — негромко откликнулся он.

Эмили поцеловала его, стараясь не очень тревожить сломанную ключицу и поврежденные ребра. Сириус ответил на ее поцелуй.

Сколько раз Лили видела подобные сцены! И всегда испытывала одинаковые чувства: жалость, грусть и… Так, ну об этом лучше не думать. Между тем Эмили осторожно потянула вверх его футболку. Лили круто развернулась и взбежала вверх по лестнице. Что он творит? Зачем? Девушка опустилась на верхнюю ступеньку и закрыла лицо руками. Ей не должно быть до этого дела, да вот только было…

* * *

Сириус поднял руки, помогая Эмили стянуть футболку. Ребра прострелила острая боль, заставившая вздрогнуть. Боль услужливо переместилась в поврежденное плечо. Сразу вспомнились слова мадам Помфри: «Не делать резких движений, руки не поднимать, повязки не снимать…». И что-то там еще. Он не слишком внимательно слушал. И из всего вышесказанного выполнил только предписание, касающееся повязок. Остальные он упорно нарушал. Следующая за этим острая боль вызывала в нем мрачную радость. Во-первых, он искреннее считал, что заслуживает ее, он словно искупал таким образом хоть часть той боли, которую причинил Нарциссе. Ну а во-вторых, боль физическая отвлекала от боли душевной. Порой была даже сильнее ее. Вот как сейчас.

— Тебе больно? — переполошилась девушка.

Он осторожно сел ровнее.

— Нет. Все в порядке.

Она покрывала его лицо легкими поцелуями, а он изо всех сил старался убедить себя в том, что поступает правильно. Что все так и должно быть, и эта чужая ему девушка, сидящая на его коленях, тоже должна быть именно здесь. Эмили сделала неуловимое движение, переместившись так, чтобы его руки оказались как раз на молнии кофточки, расположенной на спине. Она сегодня все утро выбирала этот наряд, с учетом того, что он ограничен в действиях. C гипсом на руке он вряд ли справился бы с пуговицами или крючками.

Сириус послушно нащупал пальцами здоровой руки язычок молнии и, не прерывая поцелуя, потянул вниз. Они встречались уже долго. По меркам Сириуса, очень долго. Все те сумасшедшие месяцы показного равнодушия к ней. Казалось бы, он должен чувствовать себя уютно и привычно, но стоило его пальцам коснуться ее обнаженной спины, как он тут же прервал поцелуй и чуть отстранился.

— Что случилось? — Эмили встревоженно заглянула ему в глаза.

Что он мог ответить? Объективно сейчас не случилось ничего необычного. Вот только его что-то отрезвило. То ли ощущение нежной кожи под своими ладонями, то ли то, что ее пальцы прочертили дорожку по белой полоске шрама на его животе. Все это так живо и болезненно резануло по душе. Да еще память вела себя просто безобразно. То, от чего он так стремился уйти, сбежать, скрыться, было безжалостно выдернуто из закоулков его души под ослепительные отблески пламени в камине.

— Ничего. Все хорошо.

Сириус упрямо притянул девушку к себе и поцеловал, крепко зажмурившись.

Но памяти было наплевать на его упорные старания. Перед мысленным взором появилась она. Сириус чертыхнулся про себя и резко отстранился.

— Знаешь, я… Не могу сейчас. Прости. А то мадам Помфри Рему голову оторвет, если у меня что-то сместится или…

— Прости. Я такая эгоистка. Просто мне так хочется, чтобы ты был рядом.

— Я рядом, — с усилием выдавил он.

— Я хочу, чтобы ты был еще ближе.

— Эмми…

— Посидеть с тобой?

Девушка осторожно перебралась с его колен на диван.

— Нет. Я просто немного побуду здесь. Ты иди спать.

— Уверен?

Он просто кивнул.

— Спокойной ночи, — девушка легонько поцеловала его в губы.

— И тебе, — откликнулся он, провожая взглядом ее удаляющуюся фигурку.

* * *

Лили услышала торопливые шаги по лестнице. Она вскочила на ноги, чтобы вернуться в комнату, но вовремя вспомнила, что пятый курс живет этажом ниже, следовательно, Эмили не сможет ее увидеть. Вряд ли она начнет разгуливать по лестнице взад вперед. Скрипнули двери. Стало тихо.

В этой густой нереальной тишине рыжеволосая гриффиндорка напряженно смотрела на пустую лестницу, ожидая услышать шаги. Через пару минут она поняла, что Сириус остался внизу. Лили вздохнула, посмотрела на дверь комнаты и… решительно направилась в гостиную.

Там по-прежнему было тихо и уютно. Сириус сидел, откинувшись на спинку дивана, и пристально смотрел на огонь в камине. Эмили перед уходом не потрудилась его одеть: скомканная футболка валялась на соседнем кресле. Лили посмотрела на него так, словно увидела впервые. Как же он изменился за эти пару дней! Куда делась детская бесшабашность? Далекий взрослый человек…

— Привет, — негромко окликнула она.

Юноша дернулся и удивленно заморгал.

— Привет. А ты почему не спишь?

— Не знаю. Можно с тобой посидеть?

Он чуть дернул плечом в знак… чего непонятно. Сморщился.

Лили подошла к соседнему креслу. Сириус следил за ее приближением. Его взгляд упал на кресло, потом метнулся вниз, огляд