Как может разумный человек верить в чудеса?

Наконец, рассмотрим возражение против веры, наиболее сильно задевающее ученого. Как примирить научное мировоззрение и чудеса?

В современной речи слово «чудо» сильно обесценилось. Мы говорим о «чудо-лекарствах», «чудо-диетах», «чуде на льду», даже о «чуде Mets». Но, разумеется, первоначально под «чудом» подразумевалось нечто более значительное. В точном смысле слова чудо — это событие, которое представляется необъяснимым в рамках законов природы и потому считается сверхъестественным по происхождению.

Вера в чудеса присутствует во всех религиях. Библейская книга Исход повествует о том, как еврейский народ во главе с Моисеем перешел через Красное море, а пустившееся в погоню войско фараона утонуло. Совершив это чудо, Господь предотвратил неминуемую гибель Своего народа. В Книге Иисуса Навина содержится рассказ о том, как Бог чудесным образом задержал солнце на небе, чтобы помочь евреям одержать победу в сражении.

В исламе Коран был посредством чудесного откровения передан Мухаммеду сверхъестественным существом — ангелом Джабраилом, который впервые явился пророку в пещере близ Мекки. Чудом, очевидно, должно считаться и вознесение Мухаммеда, когда он мог видеть все, что происходит в раю и в аду.

Чудеса играют исключительно важную роль в христианстве — особенно главное из них, воскресение Христа.

Как же можно верить во все это, считая себя современным, рационалистически мыслящим человеком? Вообще говоря, если вы будете исходить из предпосылки, что сверхъестественные явления невозможны, убедить вас в обратном не удастся. Здесь я в очередной раз обращусь к К.С.Льюи­су, который очень четко сформулировал данную проблему в своей книге «Чудо»: «Все то вокруг нас, что называется чудом, воспринимают органы наших чувств — мы видим, слышим, ощущаем, обоняем, чувствуем на вкус, а чувства эти могут ошибаться. Если случилось что-то сверхъестественное, мы всегда вправе считать, что пали жертвой иллюзии. Если вы придерживаетесь философии, исключающей чудеса, вы непременно так и скажете. Мы выносим из опыта то, что нам позволит наша философия; и потому бессмысленно к нему апеллировать, пока мы не решили философских вопросов».

Рискуя испугать тех, кто не привык к использованию математического подхода при анализе философских проблем, приведу рассуждение, базирующееся на теореме Байеса. Преподобный Томас Байес, шотландский богослов и математик, жил в XVIII в. Его теологические труды сейчас почти забыты, зато сформулированная им теорема стала одной из основных в современной теории вероятностей. Теорема Байеса выражается формулой, по которой можно рассчитать степень правдоподобия того или иного гипотетического объяснения для уже случившегося события по так называемым априорным вероятностям самого события и гипотезы, а также условной вероятности наступления события при истинности гипотезы. Эта формула особенно полезна в случае, когда возможных объяснений более одного и их требуется сравнить.

Рассмотрим пример. Пусть вас захватил в плен сумасшедший, который предлагает вам свободу при следующем условии. Вы тянете карту у него из колоды, затем возвращаете ее, он перетасовывает колоду, и вы снова тянете карту. Если вытянутая карта — в обоих случаях туз пик, он вас отпускает.

Сомневаясь, стоит ли вообще пробовать, вы соглашаетесь — и, к своему удивлению, два раза подряд вытаскиваете туза пик. Сумасшедший снимает с вас оковы, вы свободны. Имея склонность к математике, вы рассчитываете вероятность того, что вам просто повезло. Это ¹/₅₂ х ¹/₅₂ = ¹/₂₇₀₄. Крайне маловероятное событие, и все же оно произошло. Однако через несколько недель вы случайно узнаете, что в фирме, выпускающей игральные карты, есть добрый служащий, который, зная о причуде сумасшедшего, составляет каждую сотую колоду из 52 пиковых тузов.

Так может быть, это было не просто везение? Может быть, в ситуацию вмешался некто, осведомленный о вашем положении и желающий вам помочь (служащий), только вы не знали о нем, когда были пленником сумас­шедшего? Вероятность того, что вам попалась обычная колода, равна ⁹⁹/₁₀₀, того, что колода из пиковых тузов, — ¹/₁₀₀. Шансы вытянуть 2 туза пик подряд для двух этих случаев равняются соответственно ¹/₂₇₀₄ и 1. Рассчитав по формуле Байеса апостериорную вероятность каждого из вариантов, получим, что с вероятностью 96% вы тянули карты из «чудесной» колоды.

Аналогичным образом можно исследовать кажущиеся чудесными события, с которыми мы сталкиваемся в жизни. Предположим, вы встретились с самопроизвольным выздоровлением больного, страдавшего неизлечимой формой рака в последней стадии. Чудо ли это? Чтобы по формуле Байеса оценить вероятность сверхъестественного вмешательства для данного случая, необходимо прежде всего знать его априорную вероятность. Составляет ли она одну тысячную? Одну миллионную? Или она равна нулю?

Разумеется, именно в этом пункте и возникает спор, иногда яростный, между сторонниками разных взглядов. Твердый материалист, с точки зрения которого чудес не бывает, т. е. их априорная вероятность всегда равна нулю, откажется признать чудом даже крайне необычное выздоровление и будет твердить, что в природе иногда происходят редкие события. Верующий же, изучив факты, возможно, заключит, что такого рода выздоровление не могло произойти ни по одной из известных естественных причин. Тогда, считая априорную вероятность чуда ненулевой, хотя и очень малой, он выполнит свой (очень неформальный) расчет по формуле Байеса и покажет, что чудо здесь вероятнее, чем его отсутствие.

Как видим, всякий спор о чудесном быстро сводится к обсуждению того, допустимо ли вообще рассматривать такой вариант как сверхъестественное вмешательство. На мой взгляд, да, но с оговоркой, что априорная вероятность чуда обычно ничтожно мала. Иначе говоря, для каждого конкретного случая следует предполагать в первую очередь естественное объяснение. Удивительные, но малозначительные события не должны автоматически считаться чудесами. У деиста, по мнению которого Бог создал Вселенную, а затем ушел куда-то заниматься другими делами, не больше оснований предполагать чудесную природу тех или иных явлений, чем у твердого материалиста. Для теиста, верящего, что Бог способен вмешиваться в жизнь людей, порог чудесного может различаться в зависимости от его представлений о том, насколько вероятно такое вмешательство.

Во всех случаях в отношении потенциально чудесных событий необходим здоровый скептицизм, который поможет сохранить объективность и рациональность религиозной точки зрения. Тот, кто настаивает на сверхъестественном характере события, вполне объяснимого в рамках законов природы, убивает возможность чудесной интерпретации даже вернее, чем твердый материалист. Объявить цветок чудом значит проявить грубое неуважение к достижениям биологии, все глубже проникающей в жизненный цикл растения от первого ростка до прекрасной душистой розы и в то, как этот цикл закодирован в ДНК.

Сходным образом, не стоит поддерживать человека, который выиграл в лотерею и заявляет, что это — чудо, совершившееся но его молитвам. Поскольку некоторые рудименты веры распространены довольно широко, весьма вероятно, что очень многие из купивших билеты данного тиража тоже в какой-то форме молились о выигрыше. А в таком случае версия о чудесном вмешательстве выглядит не слишком убедительно.

Сложнее оценить утверждения о чудесных исцелениях. Как врачу, мне доводилось наблюдать выздоровление в ситуациях, когда болезнь казалась неизлечимой. Однако я не готов объяснить эти случаи чудесным вмешательством, так как наши знания о болезнях и их действии на человеческий организм очень неполны. Кроме того, при тщательной объективной проверке «сверхъестественная» природа события часто не подтверждается. И все же, несмотря на эти оговорки и необходимость надежного подтверждения фактов, я не удивлюсь, узнав, что изредка чудесные в собственном смысле слова исцеления действительно происходят. На мой взгляд, их априорная вероятность крайне мала, но не равна нулю.

Таким образом, нет неразрешимого противоречия между чудесами и системой взглядов, согласно которой мир управляется законами природы и наука может служить средством его познания. Если принять, как это сделал я, что помимо природы может существовать что-то или кто-то еще, то нет причин, по которым этот кто-то не мог бы изредка вторгаться в естественный ход вещей. Но чудеса должны происходить в исключительных случаях — будь это не так, мир превратился бы в хаос. Как сказал Льюис, «Господь не сыплет чудес на природу, как перец из перечницы. Чудо — большая редкость. Оно встречается в нервных узлах истории — не политической и не общественной, а иной, духовной, которую людям и невозможно полностью знать. Пока ваша мысль от таких узлов далека, вам нечего ждать чуда».

Льюис подчеркивает, что настоящие чудеса не только очень редки, но и несут в себе важный смысл. Это не просто фокусы своенравного волшебника, рассчитанные на то, чтобы удивлять. Если Бог — воплощение всемогущества и добра, Он не может развлекаться подобным образом. Джон

Полкинхорн приводит следующий неотразимый довод в пользу данной точки зрения: «Чудеса следует интерпретировать не как божественные деяния, противоречащие законам природы (ибо эти законы сами воплощают волю Бога), а как более глубокие проявления сути отношений между Творцом и творением. Истинное чудо должно нести с собой знание, получить которое иным способом было бы невозможно».

Разумеется, скептики-материалисты, не желающие оставлять почвы для веры в сверхъестественное и не признающие в качестве доказательств ни Нравственный закон, ни присущее всем людям стремление к Богу, уверены, что нет никакой необходимости вообще рассматривать возможность чуда. С их точки зрения законы природы в состоянии объяснить любое, даже очень маловероятное событие.

Однако можно ли считать такую позицию достаточно обоснованной? В истории есть по крайней мере одно уникальное, практически невероятное событие, которое, по общему мнению ученых чуть ли не всех специальностей, не понято и никогда не будет понято, для которого абсолютно не годится объяснение с помощью законов природы. Следует ли назвать его чудом? Читайте дальше.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Великие вопросы