Глава 3. Период ухаживания: изменение молодого взрослого.

Когда молодой человек или юноша становится взрослым, он оказывается включенным в сложную сеть социальных связей и это требует от него разнообразных способов поведения. Основная задача в это время -- преуспеть в ухаживании. Успех здесь зависит от многих факторов: молодые люди должны преодолеть неадекватности в своем поведении, они должны уметь объединяться с людьми своего возраста, они должны также достичь к этому времени адекватного социального статуса, они должны обрести независимость от своих родителей и им нужно общество достаточно стабильное, чтобы позволить им завершить процесс ухаживания. В этот период у молодого человека могут возникать многие проблемы и психотерапевт может помочь разрешить некоторые из них.

Трудности, с которыми в этот период может столкнуться молодой человек, проявляются по разному. Может появиться, например, озабоченность по поводу минимальных физических недостатков, неловкость поведения, нарушение процессов мышления, страх открытого пространства, страх перед общением с противоположным полом и так далее. Эти трудности могут выполнять различные функции. Если молодой человек еще не освободился от своей родительской семьи, возникающие проблемы приводят к тому, что он терпит неудачу на работе и при выборе партнера противоположного пола, что заставляет его снова вернуться в родительскую семью. Этот аспект проблемы будет обсуждаться в главе восьмой. Иногда трудности связаны не с родительской семьей, а с общением со сверстниками. Вне зависимости от того, какую функцию выполняет проблема, цель психотерапии заключается в том, чтобы помочь молодому человеку пройти стадию ухаживания и вступить в брак. Это не означает, что каждый обязательно должен вступать в брак, или же, что если кто-то не вступает в брак, то это ненормально. Но многие молодые люди, которые обращаются за помощью, имеют в виду, обращаясь к психотерапевту, именно эту цель.

Серия случаев, которую мы здесь вам предлагаем, должны проиллюстрировать подход Милтона Эриксона к разрешению некоторых проблем молодых людей, находящихся на этой стадии своего индивидуального развития. Молодых людей, обращающихся за помощью в этот период, можно разделить на две группы. Первая группа это те, которые только начинают выпадать из нормального потока жизни, и вторая это те, которые уже стали периферическими особями и представляют собой, без всякого сомнения, социальных дивиантов. Независимо от того, к какой группе принадлежит молодой человек, Эриксон стремится вернуть его к работе и любви. Обычно он никогда не говорит с ними о их прошлом и не помогает им понять причину их затруднений. Его общий подход состоит в том, чтобы принимать способ поведения молодого человека, вместе с тем побуждая его к таким мыслям и действиям, которые могли бы привести к изменению. Конкретные приемы, которые использует Эриксон в каждом отдельном случае, крайне разнообразны и это позволяет ему оставаться открытым по отношению к каждому новому пациенту, изобретая в каждом случае все новые способы вмешательства. В одном случае он может использовать гипноз, чтобы изменить течение мыслей, в другом он может сосредоточиться на том, чтобы довести проблему до абсурда, и в третьем он может предписать пациенту совершение каких-то весьма специфических действий. Однажды к нему обратился молодой человек, страдающий астмой. Он находился в сильной эмоциональной зависимости от своей матери. "Это бедный больной маменькин сыночек, -- сказал Эриксон, -- а она милая мама, которая может принести ему бутерброд, стакан воды, салфеточку. Я настоял на том, чтобы молодой человек поступил на работу в банк. Он совершенно не интересовался банковским делом. Затем я встречался с ним периодически, сначала один раз в неделю, затем -- один раз в две недели, а потом -- один раз в три недели. Каждый раз я спрашивал его о какой-либо детали банковского дела, зная, что он на этот вопрос ответить может. Ему очень нравилось рассказывать мне об этом. Каждый раз, когда он делал на работе какую-либо ошибку, я интересовался той процедурой, с помощью которой ошибка была исправлена. Но я никогда не спрашивал о том, как и почему была совершена ошибка. Как была исправлена ошибка, и как вел себя и как действовал человек, который помогал тебе исправить ошибку? Через некоторое время он стал относиться к банковскому делу прямо-таки с энтузиазмом, рассматривая его как очень приятный способ заработать деньги, чтобы в дальнейшем иметь возможность платить за обучение в колледже. До этого момента он в колледж не собирался. Свою астму он воспринимал теперь как недоразумение, и всю свою энергию он вкладывал теперь в подготовку к учебе в колледже".





Работая с молодыми людьми, Эриксон обычно не интерпретировал их страхи и не фиксировался на них. Он сосредоточивался на том, чтобы произвести изменения и расширить мир молодого человека, а не на том, чтобы дать ему знания о его недостатках. Его подход предполагает действия, влекущие за собой изменения.

Чтобы преуспеть в работе и ухаживании молодой человек должен быть географически мобильным. Если кто-то не может перемещаться с места на место или входить в определенные здания, то он будет социально неполноценным в наш мобильный век. Представляется, что только человеческое существо может определять публичное пространство как беспредельное. Иногда страх находится в определенной области пространства определяют как фобию, но Эриксону такое определение на нравилось. Например, рассказывая о молодом человеке, выполнявшем работу гораздо ниже своих способностей, передвигавшемся только по тихим улицам и не способным посещать многие публичные места, Эриксон сказал: "Почему мы должны трактовать это как страх перед определенными областями и зданиями? В данном случае молодой человек последовательнейшим образом избегает женщин, и, имея такую мать, он имеет причину поступать таким образом. Я ничего не сказал ему о страхе, который он испытывает перед женщинами. Я проявил интерес к его телу и обсудил с ним подробно, какую квартиру должен иметь мужчина, имеющий такую мускулатуру, и силу, и мозг, какие имеет он. Он переехал на другую квартиру и стал жить отдельно от матери. Мы обсуждали его бицепсы и другие мышцы, и он не мог не начать гордиться также и тем, что было между ними. По мере того, как изменялся к лучшему его образ самого себя, менялось его поведение. Зачем мне было ему говорить, что он боялся женщин? Он больше их не боится. Он женился". Вот еще один пример, как Эриксон действовал в случае ограничения свободы передвижения клиента в пространстве. Один молодой человек не мог переходить через дорогу и это касалось только определенных улиц, а также он не мог входить в определенные здания без того, чтобы сразу же вслед за этим не терять сознания. В особенности это касалось одного ресторана, здесь мы его назовем "Звонкий петух". Он избегал и многого другого, включая женщин. Доктор Эриксон рассказывает:

"Я пришел к выводу, что могу разрешить проблему этого молодого человека, связанную с посещением этого ресторана, и тем самым могу помочь ему преодолеть и другие страхи, в особенности страх перед женщинами. Я просил его, как бы ему понравилось посещение этого ресторана, и он ответил, что как только он туда войдет, он обязательно потеряет сознание. Затем я описал ему разные типы женщин: молодую наивную женщину, разведенную, вдову и пожилую женщину. Они могли быть привлекательными или не привлекательными. И я спросил его о том, какая из этих женщин была бы для него наиболее непривлекательной. Он сказал, что о молодой наивной девушке не может быть и речи, на самое неприятное, что он мог бы себе вообразить, это обед с привлекательной разведенной женщиной.

Я сказал ему, чтобы он собирался повести мою жену и меня в "Звонкий петух" пообедать и предупредил его, что с нами будет кое-кто еще. Это может быть, сказал ему, молодая девушка, разведенная женщина, вдова или пожилая женщина. Он должен был заехать за мной во вторник в семь часов. Я сказал, что машину поведу я, поскольку не хочу, чтобы он был за рулем в тот момент, когда он начнет терять сознание. Он приехал в семь часов и я заставил его ждать в напряжении пока "этот кое-кто еще" не прибыл. Конечно я пригласил зайти к нам к 7-20 очень привлекательную молодую разведенную женщину. Она была из тех очаровательных людей, с которыми очень легко общаться, и когда она зашла, я попросил его представиться. Он справился с этим и я рассказал этой женщине о наших планах. Этот молодой человек, сказал я, собирается пригласить нас пообедать в "Звонком петухе".

Мы сели в мою машину, доехали до ресторана и я поставил машину на стоянку. Выходя из машины я сказал молодому человеку: "Вот площадка усыпанная гравием, довольно хорошее место, чтобы упасть и потерять сознание. Предпочтете ли вы это место или найдете лучшее?" Он ответил: "Я боюсь? что это случиться, как только мы подойдем к входной двери". Мы почти дошли до двери, когда я сказал: "Вот хорошая пешеходная дорожка, но если вы упадете здесь, то здорово расшибете голову. Может все-таки там?" Заставляя его отвергать мои предложения одно за другим, я не давал ему возможности выбирать такое место, где бы ему захотелось упасть. Он не упал в обморок. Он сказал: "Не могли бы мы занять столик, который бы стоял близко у двери?" Я ответил: "Мы сядем за тот столик, который выберу я". Мы прошли через весь зал в дальний угол, где было небольшое возвышение на котором стоял столик. Разведенная женщина села за мной и в ожидании официанта она, моя жена и я вели оживленный разговор, совершенно непонятный для молодого человека, и при этом смеялись от всей души. У этой женщины была степень кандидата наук и мы обсуждали вещи, которые были определенно выше понимания этого молодого человека и звучали для него весьма загадочно.

Мы втроем чувствовали себя прекрасно, молодой же человек был определенно не в своей тарелке и с каждым моментом ему становилось все хуже и хуже. К нашему столу подошла официантка, а я начал с ней ссориться. Это была очень шумная ссора, в конце концов я потребовал хозяина ресторана и когда он подошел, я начал ссориться и с ним. Молодой человек был растерян до крайности. Ссора достигла кульминации, когда я потребовал провести меня в кухню. Когда мы там оказались, я объяснил ситуацию так, что я разыгрываю моего друга и попросил их помочь. Официантка начала почти швырять новые блюда на стол. Когда молодой человек съел обед, я попросил его, чтобы он съел все до конца, доел все кусочки на тарелке. Ко мне присоединилась и разведенная женщина, комментируя это так: "Хорошо бы вам было прибавить в весе».

Он пережил все это и отвез нас домой. Я слегка подтолкнул молодую женщину и она сказала: "Вы знаете, у меня сейчас появилось настроение потанцевать". Молодой человек едва-едва умел танцевать, с трудом научившись этому в старших классах школы. И они пошли с ним на танцы.

На следующий вечер молодой человек пригласил своего друга пообедать в "Звонком петухе". После того, что случилось, ему нечего было бояться, любой другой эпизод был бы приятнейшим облегчением. С этого момента у него исчез страх также и перед определенными зданиями и улицами.

В этом случае подход Эриксона заключается в такой организации ситуации, в которой человек заходит туда, куда он боится зайти, но сопутствующих этому поведенческих реакций не возникает. Эриксон вовлечен в ситуацию и управляет ею, проводя психотерапию не в кабинете, а там, где возникает страх. Он заставил молодого человека пережить ситуацию, которую он считал для себя невозможной.

В следующем случае Эриксон использует совершенно другой тип вмешательства. К нему обратился молодой человек, утверждающий, что у него есть только одна проблема. Он мог ездить только по определенным улицам и пределы города покидать не мог. Как только он подъезжал к окраине, он начинал испытывать тошноту, затем следовала рвота, а затем он терял сознание. Если с ним были друзья, то все равно все повторялось то же самое. Если он продолжал ехать за город дальше, он мог на мгновенье очнуться, а затем снова потерять сознание. Эриксон попросил его подъехать в определенное место на окраине города в три часа утра, надев при этом самую лучшую свою одежду. Это была безлюдная дорога, вдоль нее тянулись довольно глубокие канавы. Подъезжая к границе города молодой человек должен был свернуть на обочину, остановить машину, быстро выйти из нее, броситься в канаву и лежать там в течение 15 минут. Затем надо было вернуться в машину, проехать расстояние, равное двум корпусам машины и повторить эти действия. Повторяя это снова и снова, он должен был увеличивать проезд до тех пор, пока он не смог бы проезжать расстояние от одного телефонного столба до другого. Причем, при малейшем появлении каких-либо симптомов, надо было останавливаться и бежать в канаву. Молодой человек последовал указаниям Эриксона и выполнил эту процедуру несмотря на внутренний протест. Потом он рассказывал: "Я проклинал вас за то, что вы заставили меня делать такие идиотские вещи, и чем дальше я продвигался, тем сильнее ярость вскипала во мне. В конце концов я бросил все это и просто поехал, наслаждаясь этим". С тех пор прошло уже тринадцать лет, но никаких проблем с вождением машины у этого человека не наблюдается.

Вне зависимости от того, использует Эриксон гипноз или нет, он обычно заставляет людей вести себя определенным образом. Многие психотерапевты предпочитают не советовать клиентам и не предписывать им определенных действий. Так происходит, в частности, потому, что они боятся, что люди их не послушают. Эриксон же выработал множество способов, для того, чтобы убедить людей сделать то, что он им советует. Однажды он, комментируя это, он сказал: "Пациенты обычно делают то, что я им говорю и делают главным образом потому, что я ожидаю этого от них. Одна пациентка сказала мне: "Вы никогда не делали проблему из того, последую ли я вашему совету или нет. Вы просто ожидаете этого от меня, и делаете это таким образом, что мне просто приходится сделать это. Когда я уклоняюсь и стараюсь избежать выполнения ваших инструкций, я всегда хочу, чтобы вы заставляли меня, но вы всегда прекращали разговор на эту тему. Тогда я начинала усиливать свои попытки заставить вас принудить меня сделать это". Таким образом она могла приблизиться ко мне в плане выполнения предписанного действия.

Вот видите как устроены человеческие существа. Если вы начинаете лишать человека чего-либо, он начинает настаивать на том, чтобы вы ему это дали. Когда я даю пациенту определенную инструкцию, пациент чувствует, что я ему приказываю. Они хотят, чтобы я потерпел в этом неудачу. Когда я перестаю приказывать им, причем делаю это в правильно выбранный момент, они сами замещают меня внутри себя и начинают приказывать сами себе. Но конечно они не осознают, что заменили меня сами". Рассматривая инструктирование пациента таким образом, Эриксон учитывает, что получая инструкции, пациент может стать зависимым от психотерапевта, но нельзя сказать, чтобы он был этим очень озабочен. Если цель состоит в том, чтобы пациент установил адекватные эмоциональные связи с другими людьми, то при этом он становится независимым от психотерапевта. Следующий случай иллюстрирует способ применения Эриксоном директив для решения очень трудной проблемы за очень короткое время.

Однажды к Эриксону обратилась девушка, которой недавно исполнился 21 год. Она хотела бы выйти замуж, иметь свой дом и детей, но она никогда не дружила ни с кем из юношей и чувствовала, что дело это безнадежное и она обречена остаться старой девой. Она сказала: "Я считаю, что я слишком неполноценна, чтобы жить. У меня нет друзей, я одинока и я слишком некрасива, чтобы выйти замуж. Я подумала, что прежде, чем покончить с собой, я могу сходить к психиатру. И я пришла к вам, а если через три месяца ничего не изменится, то это будет конец".

Эта девушка работала секретаршей в строительной фирме и больше никакой жизни у нее не было. С молодыми людьми она никогда не дружила. На работе один молодой человек всякий раз появлялся рядом с ней, когда она ходила к фонтанчику пить, но хотя он ей нравился, она находила его привлекательным, а он оказывал ей достоверные знаки внимания, она игнорировала его и никогда с ним не разговаривала. Она жила одна, ее родителей уже не было в живых.

Девушка была хорошенькая, но она очень хорошо умела сделать себя непривлекательной, ее волосы были секущимися и неровно подстриженными, кофта и юбка не соответствовали друг другу, на юбке была дырка, а туфли были пыльными. Как она считала, основным ее физическим недостатком была щель между передними зубами, и когда она говорила, то прикрывала рот рукой. Щель была не более 1/8 дюйма и не выглядела безобразно. В сущности эта девушка неуклонно сказывалась вниз, замышляла суицид, чувствовала себя совершенно беспомощной и сопротивлялась любым действиям, которые могли бы помочь ей достичь ею же поставленной цели выйти замуж и иметь детей.

Эриксон справился с этой проблемой с помощью двух основных вмешательств. Он предложил девушке, поскольку она все равно скатывалась вниз, испытать на этом пути последний всплеск жизни. Это предполагалось, что она возьмет со своего счета в банке деньги и потратит их на себя. Она должна была пойти в определенный магазин, где консультант помог бы ей выбрать определенную одежду, и в определенную парикмахерскую, где ей бы сделали красивую прическу. Девушка с готовностью приняла это предложение, поскольку она собиралась делать не за тем, чтобы изменить и улучшить свою жизнь, а затем, чтобы после всего этого совершить суицид.

Затем Эриксон дал ей следующее задание. Дома, в ванной комнате она должна была тренироваться, чтобы в конце концов научиться плевать водой через цель между зубами на расстояние шесть футов, причем с большой точностью попадая в цель. Она нашла задание глупым, но сама по себе абсурдность его привела к тому, что она пришла домой и начала добросовестно тренироваться.

Когда девушка оделась как следует, начала выглядеть привлекательно и научилась плевать водой через щель между зубами довольно метко.

Эриксон дал ей следующую инструкцию. Он предложил, чтобы в следующий понедельник она пошутила следующим образом. Когда тот молодой человек приблизится к фонтанчику, вместе с ней, она должна была набрать полный рот воды и плюнуть в него. Затем она должна была повернуться и бежать, но не просто бежать, а бежать прямо на него, а затем от него со всех ног до конца коридора.

Сначала девушка отвергла все это как невозможное. Затем она стала воспринимать это как забавную, но грубую фантазию. Наконец она решила сделать это. Ведь она находилась в том настроении, которое нужно было для последнего всплеска жизни.

В понедельник она пришла на работу красиво одетой и причесанной. Она подошла к фонтанчику и, когда молодой человек приблизился, она наполнила рот водой и плюнула в него. Молодой человек сказал что-то вроде: "Ах ты, маленькая дрянь!" Это рассмешило ее и она побежала прямо на него, он ее поймал к великому ее смущению, обнял и поцеловал.

На следующий день девушка приближалась к фонтанчику с некоторой дрожью в коленях. Молодой человек выскочил из-за телефонной будки и выстрелил в нее из водяного пистолета. На следующий день они пошли вместе обедать.

Она вернулась к Эриксону и рассказала о том, что произошло. Она сказала также, что ее мнение о себе изменилось и попросила его покритиковать ее. Он это сделал, указывая среди прочего на то, что она хорошо сотрудничала с ним, что раньше она одевалась плохо, а теперь одевается хорошо, и что раньше она думала, что у нее дефект зубов, вместо того, чтобы думать, что это дополнительное достоинство. Через несколько месяцев она прислала Эриксону вырезку из газеты, где сообщалось о ее браке с этим молодым человеком. Через год она прислала фотографию их новорожденного сына.

Такой подход не вписывается в рамки традиционной психотерапии. Он не типичен ни для одной психотерапевтической школы, включая гипнотические школы. Но для Эриксона этот случай очень типичен и я считаю, что данный подход развился на базе его гипнотической ориентации. Точно также, как гипнотизер обычно принимает сопротивление субъекта и даже поощряет его, Эриксон принимает тот способ, с помощью которого девушка взаимодействует с ним и даже поощряет и развивает его, но развивает таким образом, что наступают изменения. Девушка определяла себя как скатывающуюся вниз, приближающуюся к концу жизни. Эриксон принимает и даже одобряет это, добавляя только, что как раз перед самым концом и случаются всплески жизни. Эта девушка была жестока к мужчинам и никогда не предпринимала попыток понравиться им. Эриксон принимает такое поведение и, в соответствии с ним, организует ситуацию у фонтана. Но последствия этой ситуации для девушки совершенно неожиданны. Приемы, с помощью которых он мотивирует ее сделать то, что он хочет и с помощью которых он справляется с ее сопротивлением, характерны именно для гипноза. Однако он привносит сюда социальный контекст. Вместо того, чтобы заставить ее свободно следовать инструкциям, а затем обнаружить, что все произошло само по себе, он организует ситуацию так, что она следует его инструкциям, а затем обнаруживает, что нечто произошло спонтанно, потому что так на все это отреагировал кто-то другой.

Безусловно здесь мы можем обнаружить и другие аспекты, свойственные исключительно Эриксону. Превращение симптома в достоинство для него очень типично, равно как и его постоянная готовность вмешаться, изменить нечто и тут же уйти со сцены, так, чтобы пациент мог развиваться независимо от него, в то время как он продолжает следить за процессом, чтобы быть уверенным в том, что результат устойчив. Типично также использование всех доступных ресурсов, находящихся внутри социальной ситуации клиента. В терапевтическую ситуацию был включен не только парикмахер и модистка, но и тот единственный мужчина, которого девушка имела вблизи себя. Следующий пример иллюстрирует способ использования Эриксоном инструкции для того, чтобы помочь молодой женщине достичь независимости от семьи и от него самого. В ходе психотерапии Эриксон помогает ей пройти через стадию ухаживания к заключению брака.

Эту девушку прислал ко мне врач из соседнего города, ту девушку прислал ко мне врач из соседнего городка, цикл.

Эриксон: Да, и тут бы я хотел спросить ее о бренности жизни, тела и о том, что тело может внезапно и жестоко прекратить свое существование. И об угрозе смерти. Это тело обречено на превращение в прах, и каждый менструальный период приближает ее к смерти, а это очень болезненно.

Интервьюер: Это иной способ восприятия менструации.

Эриксон: Но вы знаете, он работает.

Интервьюер: Да-да, я знаю, но менструация говорит ей также, что она женщина, но не беременна. Я думал примерно об этом.

Эриксон: Вы воспринимаете менструацию в рамках мужского мышления, в рамках биологического мышления.

Интервьюер: А как воспринимает это женщина? В рамках старения?

Эриксон: О чем думает каждая женщина? Когда она достигнет определенного возраста, она перестанет менструировать. И поэтому для нее, как для личности, это совершенно иная вещь. Внутри ее личного пространства менструация представляет собой нечто живое. Вы просто подумайте, как женщина воспринимет свой день рождения, когда ей исполняется 25 лет.

Это не 25-летний юбилей, это юбилей четверть века. А как она чувствует себя по поводу своего 30-летия? Она навсегда прощается с тем временем, когда ей было 20... А эта страшная дрожь при расставании -- расставании -- с четвертым десятилетием? А 25-летний юбилей -- это юбилей четверть века, а этой четверти века придается огромное значение от Аризоны до Массачусетса. Так когда она прекратила менструировать?

Интервьюер: В возрасте 13 лет. Когда ей было 3 года, она потеряла своего отца. Впоследствии, во время бомбежки, она потеряла и отчима, который тогда отправился на фронт. В его отсутствие мать развелась с ним. И тогда у девочки не только прекратились менструации, но и появились приступы головокружения и тошноты по утрам, и это продолжалось в течение многих месяцев. Это выглядело так, как будто она старалась заменить потерянную семью другой, своей собственной. Мне казалось, что ее состояние имитирует беременность.

Эриксон: Она потеряла своего отца, когда ей было 3 года, и отчима во время бомбежки. Если бы ей было три года, она могла бы ждать возвращения отца. А как она могла представить свое состояние в три года?

Интервьюер: Вы бы восприняли ее состояние как регрессию?

Эриксон: Да, потому что в возрасте 3-х лет, как она понимала это в 14 лет, она действительно могла с нетерпением ждать, когда отчим снова придет домой. А сейчас, из-за этой бомбежки, город не функционирует, порядок в доме нарушен, и ее функция тоже нарушена. Она ведь -- это часть целого.

Интервьюер: Да, она описывает так, как если бы все перестало функционировать. Может быть, она и не использует этих слов, но смысл ее описаний именно таков. Она перестала ходить в школу, встречаться с подругами, видеть отчима и так далее.

Эриксон: Да, она еще не выросла, чтобы ходить в школу, ее забрали из школы.

Она была слишком маленькой для школы и слишком маленькой, чтобы

менструировать.

Интервьюер: Почему, когда менструации появились снова, они стали болезненными?

Эриксон: Почему бы нам не предположить, что это была закономерная болезненность?

Интервьюер: Что вы имеете в виду?

Эриксон: Первая менструация может появиться легко и естественно. Не вызывая никаких особенных ассоциаций. Таким образом, первая менструация может быть безболезненной. Затем вы прерываете функцию, и через некоторое время она снова появляется неожиданно и внезапно. Потеря функции была очень болезненной. И ее появление может напомнить о той боли, которая была пережита в результате потери любви, и прибавьте сюда еще нормальную мышечную реакцию. Итак, это закономерная болезненность. Вы ломаете руку, ее загипсовывают, постепенно вы привыкаете к гипсу. В один прекрасный момент гипс убирают, но вы стараетесь держать руку в прежнем положении, потому что иначе она болит.

Интервьюер: Да.

Эриксон: Да, это тоже закономерная боль. Боль в неиспользуемом органе. Тем не менее, вы хотите, чтобы ваша рука двигалась нормально, но она у вас болит не от того, что у вас есть конфликты. Почему прерванный менструальный цикл, возобновляясь, должен нести с собой боль? Этот факт уже сам по себе мог испугать ее и поднять вопрос: «Может быть, теперь так будет всегда?" И она начинает ждать болезненных менструаций. Каждый раз она имеет целые месяцы для того, чтобы предвидеть болезненную менструацию и проверить это.

Интервьюер: Я уверен, что это именно то, что она делает: проводит весь месяц в ожидании боли.

Эриксон: Да, каждый раз она имеет еще одно дополнительное доказательство. В беседе с ней я бы задал ей примерно такие вопросы: «Каков именно ваш цикл?","Как много прокладок в день вы используете?", "Регулярны ли менструации?","Начинаются ли они обычно по утрам?", "Может, они начинаются днем или ночью?", "Или же тут нельзя обнаружить никакой закономерности?"

Интервьюер: Обычно регулярно и по утрам.

Эриксон: Я бы обратил особое внимание на вопрос: «Сколько прокладок?" Ведь это очень-очень интимный вопрос. "Промокают ли прокладки насквозь?" "Или же вы меняете их как только они становятся влажными?" Она уже сказала, что менструации регулярны и начинаются по утрам. "А что бы вы почувствовали, если бы менструация началась днем и раньше того срока, чем вы ожидали? А если не утром, а ночью? Что бы вы тогда почувствовали?" Первое, что я хотел бы здесь сделать, это изменить время появления симптома.

Интервьюер: Вы считаете, что если вы измените время, та вам удастся сделать что-либо с болью.

Эриксон: Если мне удастся сделать это со временем, тогда боль перестанет быть ожидаемым событием. Неожиданное событие безболезненно, поскольку появляется внезапно. Затем вы должны укрепить эту идею в ее сознании. В данный момент она будет слишком занята вопросами типа "Сколько прокладок?", "Промокают ли они у вас насквозь?". Поэтому внушения, касающиеся перемещения симптома во времени, до ее сознания не дойдут.

Интервьюер: Станут ли внушения более эффективными оттого, что они пройдут мимо ее сознания?

Эриксон: Она находится на таком расстоянии от вас, что может свободно вас слышать -- она слышит все, что вы говорите -- она пришла затем, чтобы говорить с вами -- она собирается слушать, используя для этого как сознание, так и подсознание. А вы просто отдаете себе отчет в том, что это так. "А что вы почувствовали бы, если бы менструация началась неожиданно -- ночью?" Заметьте, что я использую здесь слово "чувствовать", чувствовать можно не только боль.

Интервьюер: Да-да, я понимаю.

Эриксон: Итак, я ей заменил чувство боли, которое возникало как реакция на менструацию, другим чувством. А сейчас давайте займемся общим подходом к болезненным менструациям. Многие врачи и психотерапевты совершенно не учитывают права пациента. И они стараются избавить девушку от болезненности менструаций, не давая ей ничего взамен. Если какая-то девушка приходит ко мне и просит избавить ее от боли при менструации, я четко ей объясняю, что она хочет избавиться от боли при менструации, насколько она сама об этом знает. Несомненно, в ее жизни могут возникнуть обстоятельства, когда она будет нуждаться в этом болезненном периоде. Возможно, ей понадобится уклониться от какого-либо мероприятия, и тогда она сможет использовать этот аргумент. Быть может, ей понадобится отложить экзамен. Или же ей захочется иметь дополнительный выходной день. Так что на это можно посмотреть вполне реалистично. Она хочет избавиться от боли, а боль ей удобна. Бессознательное гораздо более разумно, чем сознание. К вам приходит девушка, просит избавить ее от боли при менструации, и вы жизнерадостно внушаете ей, что она свободна, а ее бессознательное знает, что проблемы-то вы не поняли. В данный момент вы говорите ей как менструирующему существу, что она может быть свободной от боли, но она твердо знает, что она собирается выходить замуж, беременеть и, таким образом, прерывать свой менструальный цикл и что, таким образом, ни одно из ваших внушений не сформулировано таким образом, чтобы соответствовать и новой последующей истории с менструацией.

Она отвергает предложенное вами избавление от боли, поскольку вы не учли естественный ход событий. Ее подсознание остро осознает это и просто смеется над вами, потому что вы предположили, что ее менструальный цикл никогда не прервется. Но он прервется. Она может заболеть. Может быть, она уже когда-то болела, и болезнь нарушила регулярность менструации. Ее бессознательное, обратившись к вам за помощью, хочет, чтобы вы рассматривали ее как индивида, который встретится в жизни с такими-то и такими-то вещами. Если вы даете ей право на болезненную менструацию как на способ сообщения мужу того факта, что она хочет иметь новую шубу, то вы даете ей право на то, чтобы сохранить эту боль, равно как и на то, чтобы избавиться от нее. Теперь это дело ее собственного выбора, вы ничего не отбираете у нее насильно, ничего такого, что она считала бы своим. Вы просто предлагаете ей возможность устранения боли, если это в данной ситуации удобно, либо сохранение ее, если она сейчас нужна. Тут дело обстоит точно так же, как и тогда, когда вы побуждаете их скрывать.

Интервьюер: Но ведь все это верно относительно большинства симптомов, не так ли? Это верное отношение к симптомам.

Эриксон: Это верное отношение к симптомам. Вот пациентка, женщина 30 лет, которая сосет свой большой палец, расцарапывает соски и пуп до тех пор, пока там не появятся царапины. Она делает это с детства. Она хотела прекратить это, поэтому обратилась к психотерапевту. Я сказал, что я не буду проводить с ней психотерапию, я просто вылечу это меньше, чем за 30 секунд. Она знала, что это невозможно. Но она хотела знать, как я это сделаю за 30 секунд, и я сказал ей, что все, что она должна будет делать, это говорить "да". И она знала, что это ничего не изменит. "Говорить "да" и иметь в виду "да"«. "В следующий раз, когда вы хотите почесать соски, я хочу, чтобы вы сделали это. Вы придете ко мне в кабинет, откроете грудь и сделаете это. Сделаете ли вы это?" Она сказала: «Да". А затем добавила: «Вы знаете что, никогда этого не сделаю. Никогда не буду». И она имела в виду: «Я никогда не сделаю этого». Она говорила о том, что никогда не сделает этого у меня в кабинете.

Интервьюер: Да.

Эриксон: "Да, конечно, вы никогда не сделаете этого». Ее бессознательное знало, о чем идет речь, и переместило всю интенсивность в отрицание.

Интервьюер: Возвращаясь в образу собственного тела и к нашей пациентке, что вы делаете тогда, когда приходите к выводу о дефективности образа собственного тела?

Эриксон: Что я делаю? Девушка пришла ко мне потому, что она была очень нервной, пугливой, тревожной, неуверенной в себе. Она не любила людей, и люди не любили ее. Она была настолько стеснительна, что с трудом выходила из дома. Она боялась людей, и если она обедала в ресторане, то покупала газету, чтобы скрыться за ней. Домой она возвращалась парковыми аллеями, чтобы ее увидело поменьше народу. Она всегда ходила в самые дешевые рестораны, чтобы люди могли смотреть на нее и презирать ее. Ну, и кроме этого, она совсем не стоила того, чтобы на нее смотреть. Я заставил ее нарисовать свой портрет, как бы проверяя ее способности к рисованию. Вот ее портрет, видите?

Интервьюер: Ничего не понятно. Простое собрание частей.

Эриксон: В конце терапии она нарисовала свой портрет в полный рост в обнаженном виде. Сначала она нарисовала голову, а потом все остальное.

Интервьюер: А что же вы делали в период между первым и вторым рисунком? Каков способ преодоления дефективного образа собственного тела?

Эриксон: Сначала я спросил ее о том, действительно ли она хочет, чтобы я проводил с ней психотерапию. Будет ли она сотрудничать со мной в процессе психотерапии. Она ответила, что у нее нет выбора, и я согласился с ней. И она действительно не имела выбора, но другого психотерапевта выбрать вполне могла, но если уж она пришла ко мне, т.е. совершила первый, самый трудный шаг, то попытка поменять психотерапевта означала бы, что этот самый первый трудный шаг ей придется делать заново. Это убедило ее в том, что она должна остаться у меня.

Интервьюер: Я понимаю.

Эриксон: Она не осознавала, что я поставил преграду ее возможным попыткам уйти от меня. Но этот барьер был поставлен, и я сказал ей, что психотерапия будет направлена на все ее функции как индивида, что предполагало не только то, как она работает и ходит по улицам, , но и то, как она ест, спит и отдыхает. Что предполагает еда? Еда предполагает последующую уринацию и дефекацию. Попытайтесь-ка есть, не делая этого. Каждый ребенок знает, что человек ест и раньше или позже он должен сходить в туалет. Это одна из самых фундаментальных вещей, и вы всегда помните об этом. Я дал ей понять это на примере еды.

Таковы и все ее функции как индивида. Не личности, а индивида. Индивид, который ест, спит, работает, отдыхает, и это включает в себя все. Я хочу знать все, что вы можете мне сказать. И все, о чем я только могу подумать.

Интервьюер: Это очень хитрая фраза, не так ли? Вы бы хотели знать все, что она может сказать вам. Это пугающее утверждение, но опасность тут же устраняется.

Эриксон: И обо всем, о чем я мог подумать, -- а я могу осмелиться подумать о множестве вещей. В действительности это означало для нее, что ничего, абсолютно ничего не будет сюда включено. Будет включено все -- все, о чем она сможет рассказать, и все, о чем я могу подумать. Но я врач, и я действительно могу подумать, и я действительно знаю. И все-таки это сказано так мягко. И каждый бит информации должен был быть выложен прямо здесь и сейчас. Первое, что меня интересовало, это было ее отношение к своей внешности, лучший способ рассказать об этом, это сравнить с чем-либо свою внешность. "Ну, -- сказала она, -- я блондин<

Наши рекомендации