К просемитизму при помощи евреек
У многих правителей и политических деятелей отношение к Израилю улучшилось благодаря любви к еврейской женщине. В подтверждение этого можно привести августейший пример императора Тита: этот разрушитель Иерусалимского Храма не предпринял никаких антисемитских действий по отношению к 50 000 проживавших в Риме евреев, несмотря на восстание, поднятое их собратьями по вере в Палестине. Тит любил Беренику, еврейскую принцессу, которая была на двенадцать лет старше него. Почти 2000 лет спустя Муссолини, которого называли, несмотря на некоторые его маскарадные наклонности, «последним из цезарей», имел, по словам его вдовы, любовниц-евреек[714]. Одна из них, Анжелика Балабано, которая была, по примеру Береники, на 14 лет старше своего возлюбленного, между двумя сигаретами просвещала его насчет социализма; другая, Маргеритта Сарфатти, сыграла при нем аналогичную роль. В течение очень долгого времени он защищал итальянских евреев, и только под конец не устоял перед фюрером, вынужденный смириться с применением в Италии брачного закона и выдать евреев, укрывавшихся в занятых его войсками Доломитовых Альпах.
Уже в XIV веке Казимир Великий, польский король, был назван царем евреев за свое доброжелательное к ним отношение; его любовница Эстерка, дочь портного из гетто, родила ему сына и дочь[715].
В XII веке король Альфонс VII Кастильский влюбился в красавицу еврейку из Толедо; согласно хроникам того времени, он провел с ней взаперти целых семь месяцев. В его царствование к евреям относились более или менее терпимо; именно тогда была построена великолепная синагога Санта Мария Ла Бланка. Другой коронованный монарх, куда более близкий нам по времени, — румынский король Карл Гогенцоллерн — не скрывал, что был любовником госпожи Лупеску, дамы из числа его еврейских подданных, на которой он впоследствии женился в Египте. Благодаря ему 800 000 румынских евреев, несмотря на крепкую охрану и румынских синерубашечников, меньше пострадали от традиционного для этой страны антисемитизма.
Мирабо был обрезанным, что, должно быть, облегчало ему доступ к константинопольским еврейским или мусульманским проституткам, чьи таланты в области орального секса он подробно расписал в эротическом сочинении. В Берлине красавица еврейка Генриетта Герц распахнула перед ним двери своего салона и свои объятия. Во время революции он сделался одним из наиболее рьяных поборников иудейской эмансипации. Познакомившись в 1902 году в Алжире с молоденькой еврейкой, проповедник антисемитизма Макс Режис в двадцать пять лет расстался со своими политическими друзьями и с Алжиром — «из-за своего пристрастия к еврейским женщинам он был потерян для антисемитизма»[716].
Огромное число литераторов начали симпатизировать евреям или, во всяком случае, умерили свой антисемитизм после того, как у них появились еврейские жены или любовницы. Рахиль Левин встретилась с Гете в начале его жизненного пути; другая еврейка, Беттина фон Брентано, в конце. В промежутке между ними он был влюблен в одну из двух дочерей банкира Мейера. В противоположность большинству немецких писателей того времени он относился к евреям более или менее терпимо. Знаменитый философ Шлегель женился на дочери Моисея Мендельсона; несмотря на то, что именно ему принадлежит определение «ариец», он был чрезвычайно благосклонен к евреям. Томас Манн не был израильтянином, но был женат на еврейке по фамилии Прингсхейм. В трех из наиболее значительных его романов евреи выставлены в благоприятном свете; оказавшись в вынужденном изгнании, он выражал свой протест против расовых преследований в передачах Би-би-си. Толстой также был женат на еврейке и, хоть и воздержался от открытых выступлений против погромов, все же не проявлял ни малейшего антисемитизма: явление исключительное в среде современных ему русских литераторов. Сегодня мы знаем еще одного великого славянина, настроенного явно просемитски: это физик Андрей Сахаров, вступивший в нежный союз с полуеврейкой.
Наличие у Мопассана, в некоторых сочинениях проявлявшего себя ярым юдофобом, еврейских любовниц объясняет то обстоятельство, что иногда он высказывался как юдофил; писателя постоянно раздирали противоречивые чувства. В 1881 году он изображал в «Под солнцем», как алжирские евреи сидят «в грязных лачугах, заплывшие жиром»[717]. Дрюмон просто захлебывался от восторга[718], читая эти строки. Тем не менее многие еврейки из высшего общества становились любовницами Мопассана, в том числе Женевьева Штраус, вдова Визе (только она навещала писателя во время его отвратительного помешательства), и Мария Кан, которой он написал около 1 200 писем. Эту иудейскую коллекцию должны были пополнить проститутки того же происхождения, чтобы в результате появился портрет еврейки Рашели в «Мадемуазель Фифи» — единственной обитательницы дома терпимости, которая ответила на антифранцузские выпады прусского офицера и убила его, уподобившись библейской героине.
В 1894 году появилась «Жена Клода», принадлежащая перу Александра Дюмасына; в этой пьесе израильтянин Даниэль провозглашал право евреев на воссоздание их древней родины. Т.Герцль, который в то время был корреспондентом венской газеты
«Нойе фрайе пресс» в Париже, раскритиковал эту идею, но ему пришлось вернуться к ней год спустя, во время дела Дрейфуса. Дюма-сын знал еврейских любовниц отца — Рашель, Аду Менкен и Анну Бауэр, последняя даже подарила ему единокровного брата-еврея, Анри Бауэра. Возможно, именно это отцовское окружение, состоявшее из возлюбленных израильтянок, сыграло некоторую роль в становлении его просемитизма и в конечном счете привело к появлению идеи создания Израильского государства.
Женевьева Штраус была, кроме того, любовницей Поля Бурже: этот ультраконсерватор кидался из одной крайности в другую — от юдофобства переходил к юдофильству и даже создал в своем романе «Этап» идеализированный портрет еврея. Стараясь разобраться в своих противоречивых чувствах, он объяснял: «Я ненавижу евреев за то, что они распяли Христа, и обожаю евреек за то, что они Его оплакали»[719]. Шарль Пеги был явным юдофилом. Встретив юную израильтянку Бланш Рафаэль, он воспылал к девушке невероятной любовью и долгое время поддерживал с ней переписку. Пеги восставал против антисемитизма в той среде и в ту эпоху, где он особенно свирепствовал[720]. Жак Маритен женился на спасшейся от погромов русской с Юга, Раисе Усмановой. Благодаря ей он проникся любовью к еврейскому народу, почитая его в качестве избранного Богом; он страстно выступал в Америке против гитлеровских расовых гонений[721]. У Ромена Роллана была связь с израильтянкой; в романе «Жан-Кристоф», как и во всем своем творчестве, писатель проявлял сочувствие к евреям и признавал их вклад в современную культуру. Жюль Ромен, женившийся на еврейке, был безоговорочным юдофилом; его жена видела причину этого в том, что «в смешанном браке преобладает еврейское влияние»[722]. Мальро также вступил в смешанный брак; наивысшее свое проявление его юдофильство обрело на плафоне Оперы, откуда он изгнал Бодри, художника, расписавшего несколько церквей, чтобы заменить его Шагалом, художником синагог. Великий негритянский певец Поль Робсон женился на еврейке и ощущал себя очень близким ее братьям; он часто пел на идиш.
Браки или связи с еврейками не всегда означали пробуждение любви к сынам Израиля. Де Бринон был женат на женщине по фамилии Франк и обратился к вишистскому правительству с просьбой избавить ее от обязанности носить желтую звезду, к неудовольствию Абетца, рекомендовавшего супругам развод[723]. Бринон добился того, что просьба его была исполнена, но его симпатии к Израилю ограничились любовью к жене.
Дрие ла Рошеля, любимчика парижских салонов, до безумия обожали еврейки; он стал мужем одной из них, Колетт Жерамек, но, вероятно, сильно разочаровался в чувствах к ней. В своем романе «Жиль» он изобразил героиню Мариам неспособной удержать мужа-христианина; он безоглядно сотрудничал с нацистами и в «Соломенных псах» выказал далеко не самое нежное отношение к Израилю. Хуари Бумедьен соединил свою жизнь с Аниссой Моссали, дочерью египтянина и швейцарской еврейки, что не помешало алжирскому президенту остаться непримиримым противником евреев.