Принципы аналитической терапии
Чем больших успехов достигала новая специальность, тем отчетливее проявлялись различия между детским и взрослым анализом.
Детские аналитики вовсе не стремились первыми объявлять о своем отступлении от классической техники анализа. Наоборот, они все время старались подчеркнуть и обратить внимание на сходство и идентичность обоих методов. Они постоянно заявляли, что основные терапевтические правила применимы как в случаях с детьми, так и для взрослых пациентов. Применимо к детскому анализу эти правила обязывают аналитика:
1. Не использовать свой авторитет во взаимоотношениях с пациентом, чтобы по возможности исключить фактор внушения.
2. Не производить никаких терапевтических действий, которые могут дать волю инстинктивным побуждениям.
3. Оказывать минимальное влияние на внешнюю жизнь пациента, незначительно меняя его окружение, и лишь при необходимости устранять откровенно вредное и травмирующее воздействие извне.
4. Считать, что толкование сопротивления и переноса, а также познание бессознательного материала являются допустимыми средствами анализа.
Техника детского анализа, следовавшая этим предписаниям, ни в чем не уступала ортодоксальному взрослому анализу. Можно с уверенностью утверждать, что успехи этой техники основывались на тех же фундаментальных принципах; что сопротивление "Я" "Оно" - содержаниям открыто для объяснения, и внимание терапевта направляется с одной психической инстанции на другую в зависимости от поступающего материала; что анализ направлен от поверхности психики в глубину; что аналитик для пациента является объектом и при переносе трактуется, понимается и наделяется бессознательными фантазиями и установками; что всплывающие из бессознательного инстинктивные побуждения в состоянии неудачи анализируются, насколько это возможно, а не используются пациентом для достижения удовлетворения; что аналитик верит не в катарсический успех, а в терапевтическое воздействие достижений первичного и вторичного процессов. Иными словами, терапевтические усилия аналитика в идеале стремятся преобразовать "Оно" в "Я".
Оздоровительные тенденции психического аппарата
С другой стороны, если рассматривать детский анализ не с точки зрения применяемых методов, то весьма трудно приравнивать его к анализу взрослых.
Эдвард Бибринг (1937 г.) утверждал, что в психическом аппарате присутствуют силы, направленные на поддержание психического равновесия. Успех анализа заключается в том, чтобы суметь раскрыть и целенаправленно использовать эти спонтанные силы-стремления. Такие, как назвал их Э. Бибринг", оздоровительные тенденции" в психической жизни проявляются по-разному — в форме присущего индивиду стремления к осуществлению генетических процессов, в форме стремления к удовлетворению потребностей и повтору чувственных представлений, в форме преклонения перед нормой и инстинктивной антипатии к ненормальным проявлениям, в форме синтетической функции "Я", в форме способности к экстериоризированию, когда внешние объекты используются для персонификации деталей личности индивида.
Однако, как бы мы ни стремились найти у детей проявление подобных оздоровительных тенденций, столь характерных для взрослых людей, в действительности мы встречаем их достаточно редко. Дело в том, что взрослый невротик сам стремится стать здоровым, так как это означает для него восстановление работоспособности и сексуальной полноценности; дети же, наоборот, очень часто хотят оставаться больными, пользуясь прямой и косвенной выгодой от болезни, всячески уклоняются от приспособления к неблагоприятному окружению. Взрослый подвержен навязчивому повторению, способствующему процессам переноса, для ребенка же на первом месте находится жажда новых приключений, открытий и объектов. Синтетическая функция зрелого "Я", оказывающая бесценную услугу для переработки значительной части материала, у ребенка еще недостаточно развита. Она страдает от возрастного предпочтения различных защитных механизмов, таких как отрицание, проекция, изоляция, расщепление "Я". Стремление к удовлетворению побуждения, ответственного за спонтанное движение "Оно" - содержания, у ребенка настолько сильно, что мешает аналитической работе, вместо того чтобы ей помогать. Иными словами, аналитик вынужден смириться с тем, что со стороны природных оздоровительных тенденций ему не следует ждать помощи в своей работе, если только какое-нибудь исключение не приводит опять-таки к нарушению согласованности. Одно лишь стремление к развитию у детей проявляется несравнимо сильнее, чем у взрослых. Оно стимулирует созревание базирующихся на врожденных задатках процессов.
В основном, половая жизнь взрослого невротика претерпевает изменения в его симптоматологии и из-за сильного контрзамещения сохраняется в таком состоянии; в силу этого принуждения новые приливы половой энергии направляются в соответствующее русло. Незрелая же личность ребенка флюктуирует — находится в состоянии постоянного изменения. Симптомы, которые на одной из ступеней развития используются в качестве компромиссного или конфликтного решения, на следующей ступени уже не нужны и потому отбрасываются. Агрессивная энергия либидо вовсе не статична и не связана. Она является свободной и способна проявляться в иных направлениях, как только аналитическая терапия предоставит ей такую возможность. Из-за этого для аналитика существует опасность возможной переоценки аналитического успеха. Поэтому после лечения невозможно с полной уверенностью определить, в какой степени наблюдаемые успехи обязаны терапии, а в какой — спонтанным процессам созревания и развития, за исключением случаев с тяжелейшей патологией.
Техника детского анализа
Несмотря на то, что с точки зрения теории лечения "техника детского анализа" не более чем нахождение логических следствий между зрелой и незрелой личностной структурой, а также между внешними условиями жизни в детстве и зрелости, для повседневной работы практикующему детскому аналитику все-таки необходима упорядоченная система правил и предписаний.
Очень часто ребенку недостает благоразумного отношения к болезни, не хватает стремления к выздоровлению и терапевтическому союзу с врачом; вместо того чтобы препятствовать сопротивлению, детское "Я" принимает его сторону; необходимо принять за правило, что ответственность за начало, проведение и завершение лечения лежит не только на пациенте, но и на его окружении; надо учитывать, что во многих отношениях родители мешают установлению аналитической связи между пациентом и аналитиком, так как вовлечены в анализ на стороне детской функции "Я" и "Сверх-Я". У ребенка отсутствуют имеющиеся у взрослых невротиков предпосылки, необходимые для успеха аналитического лечения, и лишь при помощи вспомогательных технических средств и при должном усердии можно добиться их появления.
Отказ от свободных ассоциаций
Со свободными ассоциациями дело обстоит еще сложнее. Просьба аналитика сообщать собственные мысли без критической оценки взрослыми воспринимается нормально, но у детей оно наталкивается на упрямое сопротивление. Правда, часто они готовы, подобно взрослым, рассказывать о своих снах и дневных фантазиях, но, в отличие от взрослых, они сообщают лишь редкие мысли по поводу отдельных элементов сновидений и в результате не дают аналитику надежного пути перехода от явного к латентному содержанию сновидений. Они делятся своими переживаниями с аналитиком в соответствии с установившимся во время анализа доверительными отношениями, но без помощи свободных ассоциаций их сообщения не могут выйти за рамки сознания. Общеизвестно, что ребенок не может или не хочет свободно ассоциировать. Для этого имеется несколько причин. Очевидно, в данном случае восприятие взрослого в качестве авторитета и "Сверх-Я" ограничивает откровенность ребенка, являясь препятствием для сознания. На бессознательном уровне это происходит из-за недоверия детского "Я" к собственной способности сопротивляться половым стремлениям, а поэтому полное отсутствие критики и цензуры для ребенка гораздо опаснее, чем для зрелого индивида.
История детского анализа можно представить не иначе как бесконечную цепь попыток заменить отсутствие свободных ассоциаций каким-либо иным вспомогательным техническим средством. Так называемый "маленький мир" свободной игры, рисование, объемное изображение, моделирование, игры-фантазии всех видов призваны дополнить детский анализ, поставляя аналитику материал для толкования. Но даже там, где поведение переноса само доходит до крайности, из-за отсутствия свободных ассоциаций остается удручающе белое пятно. Ощутимый недостаток данных приемов заключается в том, что игровые действия ребенка дают прежде всего символический материал, что вынуждает детского аналитика прибегать к интерпретациям, которые ненадежны и допускают произвол в толковании символов. Следующий недостаток заключается в том, что производные бессознательного, которые у взрослых выявляются в виде всплывающих мыслей, у ребенка, согласно его природе, проявляются в действиях. Эта подмена слов действием в корне меняет аналитическую ситуацию. Одним из непременных условий классической техники является отсутствие каких-либо границ для свободной ассоциации при полном спокойствии пациента, т. е. при отсутствии моторики. Добиться соблюдения этого принципа невозможно, если пациент, как в случае детского анализа, проявляет активность, вместо того чтобы полностью сосредоточиться на разговоре. Как только ребенок начинает подвергать себя или аналитика опасности, как только он начинает причинять большой материальный ущерб, принимается сексуально совращать или пытается добиться совращения, аналитик обязан вмешаться, вынужден выйти из аналитической роли, как бы он ни хотел удержать содержащийся в действии всплывающий материал. Слова, образы, фантазии, как известно, "не имеют границ"; этого нельзя сказать про действия, которые подчиняются совершенно иным законам. Часто детский аналитик, забывая про это различие, начинает вести себя как при анализе взрослых и предлагает ребенку во время лечения делать все, "что ему вздумается". Свою ошибку он начинает понимать лишь тогда, когда ребенок заходит уже слишком далеко и его действия переходят допустимую границу.
Хотя следующее отличие ассоциаций от действий видится мне весьма значительным, оно остается незамеченным до сих пор. Речь идет о том, что свободно приходящие мысли, в первую очередь, раскрывают сексуальные фантазии пациента, при этом его свободные действия параллельно влияют на фантазии агрессивные. Это говорит о том, что в переносе детей главную роль играет агрессия (точнее — агрессивная сторона прегенитальной сексуальности). Она проявляется в нападках на объект переноса, в активных провокациях, плевках, толчках, ударах и т. п. На практике не всегда удается поставить под контроль спровоцированные аналитической свободой агрессивные побуждения. Важно то, что существование подобной связи между действиями и агрессией таит в себе угрозу формирования ошибочного представления о количественных соотношениях между либидо и агрессией.
Несмотря на то, что в детском возрасте действование является вполне нормальным проявлением, соответствующим уровню развития ребенка, это вовсе не означает, что оно оказывает терапевтическое воздействие, способствуя пониманию и внутреннему изменению. На анализе взрослых мы давно убедились, что инстинктивными производными действование оценивается отрицательно, особенно если оно необъяснимо или его объяснение пациента не устраивает. В детском анализе такое понимание окончательно не утвердилось, и иногда еще можно встретиться с остатками веры в очищающее и целебное воздействие действования.
Интерпретация и вербализация
Если рассматривать в общем, то работа детского аналитика, как и взрослого, заключается в том, чтобы бессознательный материал преобразовывать в сознательный. Но в деталях обойтись без пояснений и поправок невозможно. Общее для обоих методов заключается прежде всего в сходстве поставленной цели — расширить границы сознания, не допустив при этом такого господства "Я", при котором стремления "Оно" окажутся полностью подавленными. Детский аналитик стремится к той же цели, но его работа осложняется отсутствием свободных ассоциаций, активизацией действования и другими техническими трудностями, с которыми не приходится сталкиваться взрослому аналитику.
Отличия одного метода от другого начинаются, лишь когда речь заходит о материале, требующем истолкования. Длительное время во взрослом анализе мы работали над материалом при вторичном вытеснении, т. е. над осознанием некогда считавшихся неосознаваемыми производных "Оно" с разрушенной защитой. К результатам первичного вытеснения — элементам, образование которых происходит в период развития речи, которые никогда не принадлежали организации "Я", а поэтому никогда не вспоминаются и могут возродиться лишь в переносе, — мы подходим лишь в поздних периодах обследования.
Чем младше возраст пациента, тем разнообразнее проявления аналитических событий. У детей латентного периода в этом отношении много общего со взрослыми. Правда, в предшествующие латентности эдипальный и преэдипальный периоды пропорция количественных отношений между первичными и вторичными элементами обратная, а появление их в анализе происходит наоборот.
Задача инфантильного "Я" заключается в том, чтобы разобраться во внешнем и внутреннем мире восприятия. Согласно своей природе, инфантильное "Я" усваивает оба мира косвенными мыслительными процессами, основанными на развитии речи. Когда его становление запаздывает либо частично или полностью отсутствует, анализ может восстановить ход нормального развития. В подобных случаях, с точки зрения аналитической техники, в качестве первого шага на пути к сознанию, к принадлежности "Я" и к преодолению во вторичном процессе важно преобразовать бессознательные побуждения в словесные представления. Непосредственное объяснение бессознательных процессов в таких ситуациях по важности стоит на втором месте.
Большой вклад в понимание важного значения вербализации в развитии маленького ребенка внесла Анни Катан (1961 г.). Она утверждает, что существует непосредственная преходящая связь между образованием "Сверх-Я" и продвижением от первичного ко вторичному процессу, что вторичный процесс непосредственно связан с процессом развития речи, что вербализации внутренних восприятий, которая оказывает мощное воздействие на развитие контроля над реальностью и побуждениями, предшествует вербализация восприятий внешних.
Внимательное рассмотрение данного вопроса позволяет убедиться, что значительная роль слова в человеческом развитии признавалась уже тогда, когда психоанализ только зарождался. Именно в доказательство этого еще в 1893 году Фрейд процитировал одного известного английского исследователя древней цивилизации, который "бросил во врага не копье, а оскорбительное слово".
Смысл любого толкования, что является важнейшим элементом анализа в любом возрасте, заключается именно в преобразовании бессознательного содержания "Оно" в сознательные словесные образы. Это особенно важно учитывать при обследовании детей с задержками речевого и умственного развития, с недоразвитой организацией личности.
Анализ сопротивлений
Когда детский анализ только зарождался, то казалось вполне вероятным, что незрелое "Я" ребенка будет гораздо меньше сопротивляться анализу, чем "Я" взрослого. Это ожидание совершенно не оправдалось. Оказалось, что у ребенка не менее строгие, чем в дальнейшей жизни, границы между "Я" и "Оно", сознательным и бессознательным; не легче, чем у взрослых включаются в аналитический материал побуждения производных "Оно"; чем меньше уверенность "Я" пациента в собственном главенствующем положении и значимости в роли посредника, тем с большей боязнью оно цепляется за собственную защиту.
В теории классической терапии виды сопротивления принято классифицировать в зависимости от их происхождения. Исходя из этого мы различаем: 1) сопротивления "Я", которые стремятся защитить от дискомфорта, тревоги и чувства вины; 2) основанные на морали сопротивления "Сверх-Я", которые препятствуют проникновению в сознание запретных образов и фантазий; 3) сопротивления "Оно", которые стремятся к удовлетворению всплывающих побуждений и таким образом сопротивляются аналитическому процессу, а также сопротивляются каждому психическому новообразованию в качестве производных навязчивого повторения.
Эти присущие взрослым сопротивления присутствуют и у детей. К тому же дети, исходя из своей специфической внутренней и внешней позиции, используют их глубже, чем создают перечисляемые ниже дополнительные трудности:
1. Во многих случаях дети не являются добровольными пациентами, так как подвергаются анализу не по собственной воле.
2. Все дети живут одним мгновением, поэтому неизбежные при анализе чувства дискомфорта и тревоги для них значительнее перспектив будущего излечения.
3. Полностью соответствуя своему уровню развития, дети поставляют материал для анализа не в вербальном виде, а в форме действования. За исключением навязчивых невротиков, дети в анализе действуют (см. выше о замене свободной ассоциации действованием).
4. Инфантильное "Я" в гораздо меньшей степени способно противостоять давлению со стороны побуждений и внешнего мира, чем "Я" взрослого человека, а поэтому с каждым новым шагом начинает относиться к анализу все с большей и большей опаской, тут же усиливая свою защиту (см. выше об отказе от свободной ассоциации). Особенно сильно она проявляется в закономерной детской установке в начале периода пубертатности, т. е. с возрастанием половой опасности, когда половая защита достигает своей кульминации. В предпубертатный период дети очень часто сопротивляются анализу, словно он принуждает к раскрытию желаний или регрессии к их инфантильному удовлетворению.
5. "Я" детей имеет больше возможностей к сопротивлению, чем "Я" взрослых. Дело в том, что, наряду с имеющими значительный вес высокоорганизованными механизмами "Я", у детей сохраняются примитивнейшие формы организации защиты.
6. Инфантильное "Я" становится на сторону своего сопротивления, вместо того чтобы оказывать ему противодействие (см. выше). Большинство детей стремится выйти из анализа под давлением вызывающего страх материала или во время отрицательного переноса. В таких случаях продолжение обследования возможно только с помощью воздействия родителей.
7. Возрождение архаического материала с помощью анализа противоречит возрастному желанию навсегда забыть прошедшее. Из-за этого возникают проблемы, которые в различные периоды жизни имеют разную силу. Особенно критическим периодом для детского анализа является переход от эдиповой фазы к латентному периоду, когда ребенок в соответствии с установками воспитания желает избавиться от инфантильных переживаний, забыв их, в то время как аналитик заставляет сопротивляться возрастной амнезии и поддерживать прямую связь с инфантильными комплексами. В этот период жизни дети-невротики постоянно усиливают свое сопротивление и поэтому мало пригодны для анализа, хотя в лечении нуждаются не меньше, чем до или после него.
Подобные процессы повторяются в пубертатный период. В это время подросток, который естественным образом отдалился от своих инфантильных объектов любви, испытывает особые затруднения, когда аналитический перенос вынуждает его снова пережить эти отношения. При этом возникает конфликт, из-за которого терпят крах многие анализы.
8. Приобретение внутренними конфликтами формы борьбы с внешним миром весьма характерно для периода детства. Ребенок все время "сражается" с кем-нибудь из окружающих, ослабляя таким образом или вовсе избавляясь от своего внутреннего дуализма. Анализ, который призван вновь вызвать наружу действительное психическое содержание и сделать его доступным сознанию, испытывает сильное сопротивление, которое под влиянием окружения может вырасти до полного отказа от лечения. В такой момент аналитику важно объяснить отрицательное поведение ребенка защитой от страха и дискомфорта, а не трактовать его, не понимая сущности происходящего, как "отрицательный перенос".
Все вышеперечисленное не оставляет сомнений, что в детском анализе технические приемы у аналитика намного сложнее, чем при анализе взрослых. Именно отсутствие добровольного желания сотрудничества со стороны пациентов представляет из себя самую большую сложность, которую детский анализ никак не может преодолеть уже в течение весьма продолжительного периода времени.
Перенос в детском анализе
Как только специалисты были вынуждены отказаться от фазы введения в анализ и заменить ее анализом защиты (Б. Борнштейн, 1949 г.), не могло не измениться и мнение о том, что дети не осуществляют полного переносного невроза, а развивают лишь отдельные реакции переноса (А. Фрейд, 1936 г.). Но это вовсе не означает, что я, исходя из современных представлений, убеждена в идентичности проявлений переносного невроза у детей и взрослых. Вопрос о соотношении между этими двумя явлениями до сих пор остается открытым. Поиск ответа на него осложняется, в частности, указанными выше двумя специфическими особенностями детского анализа — отсутствием свободных ассоциаций, без которых аналитик не может получить полной картины феномена переноса, и действованием детей, из-за которого решающее значение приобретает сам агрессивный перенос, а не либидоносные реакции.
К сложностям можно отнести и то, что различные аналитики по-разному трактуют перенос во взрослом анализе, так как в последние десятилетия это понятие претерпело много изменений. Многие представители нашей профессии до сих пор придерживаются первоначального мнения, рассматривая процесс переноса примерно так: поскольку в начале обследования отношения между аналитиком и анализируемым строятся в соответствии с внешними обстоятельствами, то они относительно реалистичны; постепенно в процессе анализа, из-за вытесненного и возрожденного с помощью анализа детства пациента, в эти отношения начинают все больше и больше закрадываться либидоносные и агрессивные элементы; подобное возрождение прошлого в настоящем продолжается, пока центральный патологический конфликт не разыгрывается на личности аналитика и возникающий из-за этого мнимый переносный невроз не вытесняет полностью реальные отношения врач-пациент; реальные взаимоотношения начинают вновь проявляться лишь в конце анализа, когда с помощью объяснения аналитику удается избавиться от инфантильных элементов, а расшифровка переноса объяснит и аналитику, и анализируемому искомую структуру и содержание невроза.
Согласно последним представлениям, переносы на аналитика имеют место с самого начала обследования, и поэтому необходимо сразу объяснять их и включать в сознание пациента. Даже без учета их противопоставления реальной действительности, они сами по себе являются материалом для анализа и поэтому имеют преимущество перед такими производными бессознательного, как сновидения, воспоминания, свободно возникающие в голове мысли и т. д. Основываясь на этом, работающие исключительно с переносом аналитики твердо убеждены: все процессы внутри психического аппарата базируются на взаимоотношениях между объектами и, следовательно, могут быть проанализированы в переносе на аналитика; все архаические начальные стадии взаимоотношений между объектами одинаково доступны как переносу и толкованию в анализе, так и изменению с помощью анализа; взаимоотношения между индивидом и объектом из внешнего мира в каждом отдельном случае — это в первую очередь замещение со стороны агрессии или либидо, а поэтому другие способы использования окружающих подобного влияния не оказывают.
В экстремальных случаях переносное отношение объектов и вовсе оказывается для аналитика настолько важным, что становится уже не просто средством для толкования, а приобретает статус самостоятельной терапевтической цели (например, лечение переносом, коррекция патологии с помощью переносных переживаний и т. п.).
Для решения подобных проблем взрослого анализа детский аналитик, основываясь на собственном опыте, способен сделать целый ряд выводов, касающихся, в первую очередь, своей роли в отношениях с пациентом.
Детский аналитик как "новый объект" для пациента
Как отмечалось выше, развитие человека обусловливается жаждой приключений, которая является полной противоположностью соседствующему с ней навязчивому повторению. Чем ребенок нормальнее, тем большее влияние оказывает на него жажда приключений, чем невротичнее — тем сильнее у него стремление к повторению. Подвергающиеся анализу дети находятся под влиянием обеих этих тенденций. Для здоровой части их личности аналитик представляет из себя интересную фигуру, которая входит в их жизнь, что приводит к рождению новых типов взаимоотношений, для больной — он объект переноса, на котором вынуждены повторяться все старые формы взаимоотношений. Для техники анализа эта двойная установка ребенка представляет из себя очевидную сложность. Если аналитик акцентирует внимание на первой роли и ведет себя адекватно этому, то он начинает мешать процессу переноса, если же поступает наоборот, то в итоге пациент разочаровывается в собственных, вполне обоснованных с детской точки зрения, надеждах. При этом тяжело определить, какая часть детского поведения соответствует одной установке, а какая — другой. Поэтому такт, опыт, благоразумие и способность легко переключаться с одной роли на другую являются в данном случае техническим средством детского анализа.
Детский аналитик в качестве объекта либидозного и агрессивного переносного замещения
Различия между детьми и взрослыми проявляются меньше всего тогда, когда речь заходит собственно о феноменах переноса. Потому что в данном случае регрессия, вызванная аналитической ситуацией, распространяется на все линии развития и формы взаимоотношений между объектами. Нарциссизм, симбиоз с матерью, несамостоятельность, предметное постоянство, амбивалентность, оральная, анальная и фаллически-эдипальная прегенитальность — все они по-своему принимают участие в анализе: раньше или позже, в той или иной степени, в том или ином виде и последовательности. Осуществляющиеся таким образом переносы, в зависимости от их происхождения, поставляют информацию о масштабе патологических регрессий пациента и об особых типах его патологии; соответственно своему происхождению они придают аналитической ситуации свой особенный характер. Возврат нарциссического поведения проявляется в анализе в виде отступления к себе самому и к собственным интересам, безразличия к внешнему миру и к аналитику, когда все усилия его оказываются напрасными. Новое появление симбиотических установок проявляется в стремлении к совместной жизни с аналитиком, постоянной и ничем не нарушаемой. Перенос отношения между объектами на опорный тип создает технические трудности особого вида. На первый взгляд, перенос возникает из-за беспомощности ребенка, т. е. как желание получить помощь. Но затем при внимательном рассмотрении раскрывается односторонний характер этого желания: пациент требует от аналитика всего, а сам вовсе не готов к какому-либо соответствующему ответному вознаграждению, усилию или сотрудничеству. Более того, он в любой момент готов порвать отношения и разрушить тем самым анализ, даже если ему предъявлены самые незначительные требования. Переносы из оральной фазы несут ответственность за ненасытные претензии ребенка к аналитику, а также проявления его неудовлетворенности ко всему, что ему предлагают (игровой материал и т. п.); соответствующие побуждения из анальной фазы — за упрямство юного пациента, за укрывание им материала, за провокации и проявления враждебности, активной и подвергающей анализ опасности. Инфантильные страхи потери любви и объекта находят свое отражение в анализе в форме полного послушания и пассивного подчинения, что часто приводит в заблуждение аналитика и родителей, создавая видимость переносных успехов.
Известно, что анализу ребенка мешают, придавая ему отрицательный характер, именно прегенитальные и преэдипальные стремления. Поэтому, если бы детский аналитик не рассчитывал на получение информации, поступающей из переноса объектной фиксации, из положительного и отрицательного эдипова комплекса, а также позиций "Я", таких как самонаблюдение, благоразумие и рациональное мышление, он оказался бы в весьма тяжелой ситуации. Объектная фиксация укрепляет терапевтический союз между ребенком и аналитиком и, несмотря на давление со стороны сопротивления и отрицательного переноса, помогает пациенту поддерживать хотя бы минимальное сотрудничество с терапевтом.
Настал момент упомянуть про одно из первых технических правил анализа: перенос всегда следует начинать толковать в тот момент, когда он начинает служить переносу. В случае детского анализа это означает, что преэдипальную часть переноса необходимо объяснить раньше, чем эдипальную.
Из всего вышесказанного также становятся понятными особые технические трудности всего детского анализа, а также необходимость в технических поправках, когда аналитик имеет дело с маленькими детьми, не достигшими фаллической фазы, или детьми, развитие которых, кроме случаев регрессии с более высокой на более низкую ступень развития, остановилось на преэдипальной стадии. В таких случаях не подходит ни один из технических приемов, предполагающих осознанное и добровольное сотрудничество со стороны пациента, то есть наличие позиций либидо и "Я", пока еще не сформировавшихся. Благодаря анализу подобных пациентов, а также тех, кто рос без матери, круглых сирот и детей, выросших в концентрационных лагерях, аналитики многому научились в техническом отношении. Необходимые для аналитической работы элементы переносного отношения к аналитику отсутствуют также в случаях с детьми, которые во время своего развития были лишены благоприятных возможностей длительного контакта с объектом (Эдит Людовик Гиомруа, 1963 г.).
Детский аналитик в качестве внешнего представителя внутренней инстанции (объекта экстернализации)
Попытка свести все переносные отношения между ребенком и аналитиком к прежним эмоциональным образованиям является заблуждением. Аналитик становится объектом не только либидоносных и агрессивных замещений, но часто даже целых частей детской личности, которые проецируются таким образом на внешний мир, а точнее, экстериоризируются (Варрен М. Броддей, 1965 г. и его исследования о роли членов семьи в патологии детского возраста).
Поскольку аналитик дает возможность проявиться во всей полноте инстинктивным производным (представлениям, фантазиям и действиям), он становится представителем "Оно" ребенка. Иными словами, он превращается в "совратителя" и вынужден мириться со всеми отрицательными и положительными последствиями, к которым приводит эта роль. Поскольку его вербализация и толкование снижают детские страхи, постольку он играет роль помощника "Я", у которого ищет поддержку нуждающийся в ней пациент. Аналитик оказывается перенесенным во внешний мир одновременно и "Сверх-Я", и идеалом. Таким образом, возникает парадоксальная ситуация, когда ребенок, боясь критики со стороны этого, созданного переносом, авторитета, снова принимается искать скрытые от него и проявившиеся в анализе производные "Оно".
Такая экстериоризация является весьма ценным материалом, позволяя найти объяснение конфликтам, возникающим между психическими инстанциями. И чем строже мы проводим различие между ними и переносом объектных отношений, тем больше пользы она представляет для анализа. Утверждение, что в конечном итоге все внутренние конфликты сводятся к идентификации с окружающими людьми, а значит и к прежним любовным отношениям, является необоснованным. Обсуждая вопрос о внутреннем мире ребенка, следует указать, что в нем отношения между системами и инстанциями психического аппарата имеют не меньшее значение, чем отношения к миру объектов. При этом мы не должны забывать, что и в анализе взрослых вслед за внешним перенесением конфликтов между психическими инстанциями и внутри психических инстанций внутренний мир ребенка тоже играет определенную роль. Например, навязчивые невротики известны как пациенты "сварливые", потому что их внутренние амбивалентные конфликты в ходе анализа переносятся как разногласия с аналитиком, которые они горячо отстаивают. В конфликтах между активными и пассивными, мужскими и женскими стремлениями аналитик становится представителем той или иной стороны и в таком качестве подавляется. Для маньяков аналитик символизирует собой одновременно или попеременно объект маниакального стремления и силы "Я", необходимые для его подавления. В экстремальных случаях шизофрении терапевту в первую очередь приходится брать на себя роль помощника "Я". Находясь в смятении или под давлением вызывающих страх фантазий, пациент находит опору в рациональной позиции врача, цепляясь за нее, как за спасательный круг, чтобы найти в себе силы для борьбы с одолевающими его первичными процессами, воспринимая в первую очередь тон его голоса и форму объяснения в большей степени, чем само содержание. Аналитику важно уметь различать подобные случаи, так как союз таких пациентов с терапевтом имеет совершенно иной характер, чем у истерика, переносящего на своего аналитика лишь собственные прежние любовные побуждения и стремящегося только к их удовлетворению.
Отсюда следует, что перенесение внутренних инстанций и побуждений на аналитика представляет из себя весьма специфическую форму переноса, которая при правильном истолковании способна оказать неоценимую услугу для анализа.
Роль инфантильной зависимости в детском и взрослом анализе
В какой степени родители пациента должны включаться в терапевтическую работу, является лишь вопросом техники. Однако за этим стоит теоретически гораздо более важная проблема: начиная с какого периода можно рассматривать личность подрастающего человека как независимую структуру, т. е. когда ребенок перестает быть отражением окружающих его влияний внешнего мира или игрушкой в их руках.
Уже в ранних сочинениях Фрейда мы можем найти многочисленные указания на значение детской зависимости для становления характера, с одной стороны, и образования неврозов — с другой. Как "биологический фактор" она в первую очередь несет ответственность за зрелость подрастающей личности. Из страха потерять объект, любовь или быть наказанным, которому подвержен беспомощный ребенок, произрастает податливость ребенка воспитанию, что во взрослой жизни оборачивается "социальным страхом". Угрызения совести, которые происходят из интериоризации родительского авторитета, ведут непосредственно к невротическим конфликтам.
То, что период зависимости ребенка от взрослого у человека намного длиннее, чем у всех других живых существ, обусловливает, согласно Фрейду, такие последствия, как способность любить в целом и эдиповы стремления в час