Глава 13. Колорадский филиал Центра по контролю за заболеваниями занимал здания на предгорье над Боулдером, в зеленом поясе под геологическим образованием

Колорадский филиал Центра по контролю за заболеваниями занимал здания на предгорье над Боулдером, в зеленом поясе под геологическим образованием, известным под названием Флатироны. Местные жители по привычке называли этот комплекс НЦАИ, поскольку в течение двадцати пяти лет здесь размещался Национальный центр атмосферных исследований. Когда год назад НЦАИ стало тесно в этих стенах и он переехал на новое место в городе внизу, ЦКЗ успел перехватить комплекс для своих нужд.
Здание было спроектировано И. М. Пеем из той же темно-красной породы, из которой состояли огромные, наклоненные глыбы флатиронов, нависавших над Боулдером. По замыслу архитектора этот напоминающий песчаник материал постройки будет выветриваться с такой же скоростью, как и сами Флатироны, вследствие чего здание «растворится» в окружающей среде. Расчет Пея в основном подтверждался. Хотя ночью огни в окнах ЦКЗ были отчетливо видны на фоне скал и лесов зеленого пояса, в дневное время туристы, скользнув взглядом по зданию, часто оставались в полной уверенности, что это всего лишь еще одно необычное скальное образование, каких немало на всем протяжении Передней Цепи.
Кейт Нойман любила свою контору в Боулдерском ЦКЗ, и возвращение из Бухареста заставило ее увидеть прелесть этого места другими глазами. Ее кабинет располагался в северо-западной части современного здания, спроектированного Пеем в виде чередующихся вертикальных пластин и нависающих коробок из сланца и песчаника с большими окнами. Сидя за рабочим столом, Кейт могла видеть огромную стену первых трех Флатиронов, уходящих на север, луга с колышущейся волнами травой и сосновые леса у подножия Флатиронов, хребты горного массива Фаунтен, выглядывающие из-под тонкого слоя почвы, подобно гребню стегозавра, и даже сами прерии, начинающиеся от Боулдера и простирающиеся на север и восток на всем обозримом пространстве. Ее бывший муж Том говорил, что Флатироны были когда-то слоями осадочных пород под дном древнего внутреннего моря, поднятыми на поверхность примерно шестьдесят миллионов лет тому назад могучими горообразовательными процессами, происходившими в западном направлении от Скалистых гор. Теперь вид Флатиронов всегда напоминал Кейт бетонные плиты дорожки, вытесненные корнями деревьев.
Тропа начиналась сразу же от черного хода ЦКЗ, а за следующим хребтом виднелась более широкая Тропа Столовой горы. Под ее окном тут же появился олень, который принялся пощипывать травку, а сотрудники сообщили Кейт, что этим летом видели пуму, притаившуюся в ветвях деревьев не дальше сотни футов от здания.
Кейт, однако, не было никакого дела до всего этого. Она не обращала внимания на кучи бумаг, скопившихся на ее столе, на курсор, мигавший на экране компьютера, а думала о своем сыне. Она думала о Джошуа.

***

Так и не заснув в ту последнюю ночь в Бухаресте, Кейт собрала свои вещи, поймала на темной и мокрой улице такси и поехала в больницу, чтобы посидеть рядом с Джошуа, пока не наступит время отъезда в аэропорт. Лифт в больнице не работал, и она побежала по лестнице, вдруг почему-то решив, что застанет кроватку в третьем изоляторе пустой.
Джошуа спал. Последняя порция крови, прописанная ему Кейт накануне, вернула ребенку совершенно здоровый вид. Она уселась на холодную батарею, подперев подбородок кулаком, и смотрела, как спит ее приемный сын, пока первые лучи рассвета не забрезжили в грязных окнах.
Лучан заехал за ними в больницу. Бумажной волокиты здесь оказалось напоследок гораздо меньше, чем опасалась Кейт. Отец О'Рурк, как и обещал, приехал с ними попрощаться. Когда они со священником пожимали друг Другу руки на ступеньках у выхода, Кейт не удержалась и поцеловала его в щеку. О'Рурк улыбнулся, задержал ее лицо в своих ладонях, а потом - она даже не успела ничего подумать или возразить - благословил Джошуа, легонько прикоснувшись к его лбу большим пальцем и быстро перекрестив.
- Я буду думать о вас, - тихо сказал О'Рурк, открывая переднюю дверь «дачии» для Кейт с ребенком. Затем взглянул на Лучана. - Езжайте поосторожнее, слышите?
Лучан только улыбнулся в ответ.
Дорога в аэропорт была почти пустой. Джошуа проснулся, но не заплакал, а лишь смотрел вверх своими большими, темными, вопрошающими глазами, лежа на руках у Кейт. Лучан, по-видимому, почувствовал тревожное состояние Кейт.
- Хочешь, расскажу один новый анекдот про Чаушеску? Нет, правда, совсем свеженький?
Кейт слабо улыбнулась. Потрепанные щетки устало стирали дождевые капли с ветрового стекла.
- А ты не боишься, что у тебя в машине есть микрофоны? - спросила она. Лучан ухмыльнулся.
- Они работали бы не лучше, чем вся эта куча хлама, - ответил он. - Кроме того, Фронт национального спасения не имеет ничего против анекдотов про Чаушеску. А вот когда мы про НФС рассказываем, тогда они на ушах стоят.
- Ладно, - вздохнула Кейт, получше укутывая ребенка в легкое одеяло. - Давай свой бородатый анекдот.
- Ну вот. Незадолго до революции Великий Вождь просыпается как-то в прекрасном настроении и выходит на балкон, чтобы поздороваться с солнцем. «Доброе утро, солнце», - говорит он. И можешь себе представить, до чего он удивился, когда солнце ему ответило: «Доброе утро, господин президент». Чаушеску бежит в комнату и расталкивает Елену. «Проснись! - кричит он. - Теперь меня даже солнце зауважало». - «Замечательно», - говорит жена Вождя и переворачивается на другой бок. Чаушеску подумал, уж не сошел ли он с ума, и днем опять выходит на балкон. «Добрый день, солнце», - говорит он. А солнце опять почтительно отвечает: «Добрый день, господин президент...» - Конец у этого анекдота есть? - перебила его Кейт. Далеко впереди уже замаячил въезд в аэропорт. Дождь усилился. Она стала опасаться, как бы не отменили рейс.
«Пан-Америкэн» до Варшавы.
- «Добрый день, господин президент», - ответило солнце днем, - продолжал Лучан. Он включил поворотник, и не обращая внимания на то, что лампочка не зажглась, въехал на длинную подъездную дорожку. - Чаушеску так разволновался, что захотел и Елену вытащить на балкон, но она как раз занималась макияжем. Наконец, уже ближе к закату, он все-таки убедил ее. «Смотри и слушай, - сказал он жене, которая, вдобавок, была еще и председателем Национального Совета по науке и технике. - Солнце меня уважает». Он повернулся в сторону чудесного заката. «Добрый вечер, солнце», - сказал он. «Пошел в задницу», - ответило солнце. Чаушеску очень расстроился и потребовал объяснений. «Как же так, утром и днем ты обращалось со мной вполне почтительно, - лопочет он. - А теперь меня обругало. Почему?» Кейт заметила свободное место в ряду машин, выстроившихся вдоль изгиба дорожки, выходящей к зданию аэропорта, но не успела показать, как Лучан довольно ловко притер машину параллельно уже стоящей. При этом он не потерял нить своего рассказа.
- «Почему ты меня так оскорбило», - не унимается наш Вождь. «Ты, дерьмо собачье, - отвечает солнце. - Сейчас-то я на Западе».
Лучан обошел вокруг машины и подержал зонтик, пока выходила Кейт с ребенком. Кейт улыбкой выразила свою признательность - больше за его доброту, чем за анекдот. Они вместе пошли к зданию аэропорта. Лучан нес чемодан и держал зонтик, а Кейт несла сумку на плече и ребенка.
- У трансильванцев есть пословица про анекдоты вроде моего, - сказал Лучан. - Ridemnoi ridem, dar purceaua e moarta in cosar.
- И что это означает?
Они вошли под тяжелый бетонный козырек здания аэропорта. Охранники в серой форме с автоматами равнодушно скользнули по ним взглядом.
- Это означает.., мы все смеемся, но поросенок в корзине сдох.
Лучан сложил зонтик, стряхнул с него воду и открыл плечом входную дверь.
Внутри все оставалось таким же гнетущим, как и в день прилета Кейт: обширное бетонное гулкое пространство, грязное и замусоренное, охраняемое солдатами. Слева - обшарпанные длинные столы и неработающий транспортер таможни для прибывающих. Кругом пусто. Впереди - контрольные пункты и занавешенные кабинки, через которые предстояло пройти Кейт и Джошуа. Лишь после этого они смогут взойти на борт самолета «Пан-Америкэн».
Лучан поставил вещи на первый стол для досмотра и повернулся к ней. Провожающих дальше не пускали.
- Ну, ладно... - начал он и замолчал. Кейт еще ни разу не видела, чтобы ее юному другу и переводчику не хватало слов. Она обняла его свободной рукой и поцеловала. Он моргнул и легонько, робко коснулся ее спины. Служащий за стойкой с надписью «CONTROLUL RASAPOARTERLOR» что-то отрывисто произнес, и Лучан отстранился, не сводя с нее взгляда. Кейт показалось, что в глазах Лучана, странным образом напоминавших в тот момент глаза Джошуа, застыл немой вопрос.
Чиновник повторил что-то уже погромче. Лучан наконец перевел взгляд и огрызнулся:
- Lasa-ma in pace!* (Оставь меня в покое! (рум.)) На какую-то долю секунды чиновник будто остолбенел от столь злостного неповиновения. Потом он пришел в себя, щелкнул пальцами, и тут же появились три дюжих молодца в форме.
Кейт уловила что-то вроде отчаяния в глазах Лучана. Она снова обняла его, одновременно неловким движением вытаскивая свой паспорт и, как какой-то волшебный амулет, выставила перед охранником.
Волшебство помогло.., во всяком случае, на время. Охранники колебались. Чиновник что-то злобно рявкнул Лучану и скрестил руки. Охранники посмотрели на него, потом - опять на Лучана и Кейт.
- Прошу прощения, - обратилась к ним Кейт. - Но мой друг очень расстроился. Мы тяжело переживаем разлуку. Лучан, скажи джентльмену, что у нас есть для него кое-что...
Лучан не сводил глаз с чиновника, но заговорил, когда Кейт ущипнула его за руку.
- Что? Ой... aveti dreptat, imi rau... Avem ceva pentru dumnneavocestra.
Кейт разобрала фразу, означавшую: «Я думал о вас». Эти слова служили вежливым предисловием к взятке. Одно из правил повсеместно распространенной в Румынии игры «Как подступиться». Она вытащила из сумки три блока «Кента» и передала Лучану, который, в свою очередь, вручил их чиновнику на паспортном контроле.
Страж границы моргнул, нахмурился, но смахнул коробки с глаз долой. Отослав охранников, он бегло осмотрел багаж Кейт, одновременно задавая ей вопросы, после чего свалил вещи на видавшую виды тележку для багажа и жестом пропустил ее. Она машинально шагнула вперед и вздрогнула, услышав, как захлопнулась калитка.
Кейт обернулась к Лучану, но вдруг поняла, что нахлынувшие чувства не дают ей сказать ни слова. Джошуа у нее на руках забеспокоился, заворочался и покраснел, что предвещало рев.
- Я... - заговорила она и замолчала. Она чувствовала себя последней идиоткой, но даже не пыталась скрыть слезы. Кейт и не помнила, когда последний раз плакала на людях.
- Эй, крошка, полный порядок! - крикнул Лучан, идеально копируя акцент южно-калифорнийского серфера. - Я найду тебя и Джоша, когда приеду в Штаты на стажировку. Пока, ребята...
Он перегнулся через барьер и коснулся ее пальцев. Чиновник на паспортном контроле что-то сказал, и Лучан кивнул, не отводя взгляда от Кейт и ребенка. Потом он повернулся и пошел, не оглядываясь, через пустое пространство зала.
Кейт пронесла Джошуа по узкому коридору и вышла в зону прибытия и отлетов. По невидимым громкоговорителям передавали записи народной румынской музыки в детском исполнении, но голоса были такие пронзительные, а запись сделана с такими шумами и искажениями, что радости это доставляло мало; у Кейт мелькнула шальная мысль о хоре людей, подвергшихся пыткам. Здесь было еще с дюжину пассажиров, ожидающих объявления о посадке: по их неказистой одежде Кейт определила, что это или румынские чиновники, направляющиеся в Варшаву, или поляки, возвращающиеся домой. Она не увидела ни американцев, ни немцев, ни англичан - ни одного туриста.
Беспокойно озираясь, Кейт остановилась немного в стороне от всей группы. Огромное пространство зала предназначалось для сотен людей, и сводчатый потолок уходил вверх футов на шестьдесят, если не больше. Любой скрип обуви или кашель отдавались беспощадным эхом. У северной стены виднелись несколько киосков - пункт обмена валюты по официальному курсу. Национальное бюро по туризму с запыленной эмблемой, - но возле них никого не было. Большинство ожидающих посадки курили и поглядывали украдкой на вооруженных охранников, стоявших возле лестницы на нижний этаж, у калиток и таможенных стоек. Кроме того, охранники расхаживали по двое с автоматами на изготовку по пустынному залу.
Джошуа снова заворочался, но Кейт быстренько его покачала, поворковала и дала пустышку. Она пожалела о том, что у нее самой нет пустышки для успокоения, и это дурацкое желание вдруг помогло ей понять, почему в полицейских государствах Восточной Европы так много заядлых курильщиков.
Она подошла к высокому узкому окну. На площадке перед зданием аэропорта стояли два самолета: тот, что поменьше, - явно какой-то правительственный; другой лайнер, напоминающий «ДС-9», ожидает их с Джошуа, чтобы доставить в Варшаву, откуда они продолжат свой путь до Франкфурта. Между самолетами грузно проехали несколько бронетранспортеров, выпустив в насыщенный туманом воздух густые клубы дыма. Кейт увидела и танки, расставленные вдоль взлетной полосы, разглядела пушки под маскировочной сетью. Солдаты в серой униформе толпились возле своих грузовиков или вокруг костров, разведенных в каких-то бочках.
Поодаль, вдоль заросшей сорняками взлетной полосы, выстроились в линию реактивные самолеты авиакомпании «Таром». Эти лайнеры, отдаленно напоминавшие «Боинги-727», явно знавали лучшие времена до того, как были здесь брошены: ржавые, с латками на крыльях и фюзеляжах, а у одного было спущено два колеса. Кейт вдруг разглядела расхаживающих под самолетами вооруженных охранников, пытающихся укрыться от проливного дождя, и невольно вздрогнула, сообразив, что эти самолеты почти наверняка все еще летают.
Она очень порадовалась тому, что заплатила почти вдвое больше, чтобы лететь до Варшавы и Франкфурта самолетом не румынской авиакомпании, а «Пан-Америкэн».
- Миссис Нойман?
Она резко обернулась и увидела перед собой двух агентов службы безопасности в черных кожаных пальто. Неподалеку стояли еще три солдата с автоматами.
- Миссис Нойман? - повторил агент, который был повыше ростом.
Кейт кивнула. Помимо ее воли на ум пришли сцены из старых фильмов про войну, где гестаповцы задерживали отъезжающих. Она внутренне содрогнулась, живо представив себе, каково передвигаться в таком обществе, когда у тебя на пальто нашита желтая звезда Давида, а в паспорте стоит штамп «Jude». Кейт ожидала, что эти типы, напоминающие гестаповцев нашего времени, потребуют предъявить документы.
- Ваш паспорт, - бросил высокий. Лицо его было изрыто оспинами, а зубы имели коричневый оттенок.
Она подала ему паспорт, постаравшись ничем не выдать тревоги, когда он, не глядя, сунул его в карман.
- Сюда, - сказал он, показав в сторону отгороженной занавесками ниши.
- Что все это... - начала было Кейт, но замолчала, когда второй агент тронул ее за локоть. Она отдернула руку и последовала за высоким по усеянному мусором полу. Остальные ожидающие, покуривая и выпуская клубы дыма, наблюдали за происходящим.
В огороженной нише находилась женщина-агент. Она показалась Кейт бесцветным подобием Мартины Навратиловой с дурной прической. Но все легкомысленные сравнения тут же вылетели у нее из головы, как только она поняла, что это мужеподобное чудовище собирается ее обыскивать.
Рябой вынул из кармана паспорт, долго разглядывал, не забыв проверить даже прошивку документа, потом бросил что-то по-румынски своим коллегам и повернулся к Кейт.
- Вы усыновить ребенок, да?
Кейт ощутила секундное замешательство, не будучи уверенной в том, что этот человек не шутит каким-то странным образом. Потом сказала:
- Да, я усыновила этого ребенка. Теперь он мой сын. Оба агента перелистали паспорт и просмотрели пачку вложенных в него документов и справок. Наконец рябой верзила поднял глаза и посмотрел на Кейт.
- Здесь нет знак родитель.
Кейт поняла, что он имел в виду подпись родителей. По новым румынским законам в случае усыновления румынского ребенка требовалась по меньшей мере подпись одного из настоящих родителей. С этим правилом Кейт была полностью согласна.
- Да, здесь нет подписи, - сказала она, медленно и отчетливо выговаривая слова, - но это лишь потому, что его настоящих родителей не удалось разыскать. Этот ребенок из детского дома. Брошенный.
Рябой прищурился.
- Чтобы ребенок усыновить, вы должны иметь знак родителей.
Кейт кивнула и улыбнулась, собрав все силы, чтобы не закричать.
- Да, я знаю, - сказала она, - но считается, что у этого ребенка нет родителей. - Она протянула руку и ткнула пальцем в бумагу. - Вот, смотрите, здесь есть документ, где говорится, что в данном случае подпись родителей не требуется. Он подписан.., вот.., заместителем министра внутренних дел. А здесь - министром здравоохранения.., смотрите, вот здесь. - Она показала на розовый бланк. - А вот подписи администратора того детского дома, где находился Джошуа, и специального уполномоченного при Первой окружной больнице.
Агент нахмурился и почти презрительно перелистал документы. Кейт поняла, что за высокомерными манерами скрывается непроходимая глупость. «О Господи, - подумала она, - как бы мне хотелось, чтобы здесь оказался Лучан. Или кто-нибудь из посольства.., или отец О'Рурк. Почему я вспомнила сейчас О'Рурка?» Она тряхнула головой и стала смотреть на троих агентов, всем своим видом выражая спокойное презрение, но без вызова.
- Alles ist Ordnung* (Все в порядке (нем.)), - сказала она, даже не заметив, что перешла на немецкий. Почему-то этот язык сейчас показался ей более соответствующим моменту.
Женщина-агент вытянула вперед руки и что-то сказала.
- Ребенок, - пояснил рябой. - Дайте ей ребенка.
- Нет, - ответила Кейт спокойно, но твердо, хотя спокойствия-то у нее в душе как раз и не было. Сказать «нет» секуристам - значило дать повод прибегнуть к насилию, даже в Румынии, где больше не было Чаушеску.
Мужчины-агенты нахмурились. Женщина нетерпеливо щелкнула пальцами и снова протянула руки.
- Нет, - твердо повторила Кейт.
Ей представилось, как агентша уносит Джошуа, а двое других удерживают ее. Она вдруг поняла, что ее запросто могут разлучить с ребенком, и она никогда больше его не увидит.
- Нет, - снова повторила Кейт.
Внутри у нее бушевала буря, но внешне она оставалась непреклонной и спокойной. Она улыбнулась обоим мужчинам и кивнула на Джошуа.
- Видите, он спит. Я не хочу его будить. Скажите, что вам нужно, и я все сделаю, но пусть он остается у меня.
Высокий покачал головой и бросил что-то женщине; та, скрестив руки, отрывисто ответила ему. Он огрызнулся, хлопнул по паспорту Кейт, пошуршал остальными бумагами и приказал:
- Снимите с ребенка одеяло и одежду. Кент моргнула, ощутив, как в воздухе, подобно заряженным ионам перед грозой, скапливается злоба, но промолчала. Она развернула на Джошуа одеяло и расстегнула курточку.
Ребенок проснулся и заплакал.
- Тихо, тихо, - зашептала Кейт, свободной рукой кладя одеяло и курточку на замызганную стойку. Женщина что-то сказала.
- Снять пеленки, - пояснил высокий. Кейт переводила взгляд с одного лица на другое, пытаясь отыскать хоть тень улыбки, но напрасно. Пальцы у нее слегка дрожали, когда она расстегивала английские булавки - даже в посольстве ей не смогли помочь с одноразовыми пеленками - и подняла Джошуа уже голеньким. Без одежды он имел еще более болезненный вид: бледная кожа, выпирающие ребра, кровоподтеки на худеньких ручках в тех местах, куда ставили капельницу и вливали кровь. Его крошечные член и мошонка сморщились от холода, а на руках и груди появились мурашки.
Кейт крепко прижала Джошуа к себе и посмотрела на женщину.
- Все в порядке? Убедились, что мы не вывозим государственные ценности и золотые слитки?
Женщина окинула Кейт равнодушным взглядом, прощупала курточку и одеяльце, брезгливо покосилась на пеленки и, бросив что-то рябому, вышла из кабинки.
- Холодно, - заметила Кейт. - Я хочу его одеть. Она быстро завернула ребенка. Визгливый громкоговоритель в зале сквозь шум помех объявил о посадке на ее рейс. Кейт услышала, как пассажиры зашагали вниз по лестнице к выходу.
- Ждите, - велел рябой. Он бросил паспорт и бумаги Кейт на стойку и вышел вместе со своим напарником.
Кейт смотрела из-за ширмы, покачивая Джошуа. Зал ожидания опустел. Единственные часы, что висели над дверью, показывали 7:04. Время вылета 7:10. Ни одного из тех троих, что были с ней в кабинке, видно не было.
Она прерывисто вздохнула и погладила ребенка. Он дышал часто и неровно, будто снова замерзал.
- Тс-с-с, - прошептала Кейт. - Все нормально, малыш.
Она знала, что трактор, который тащит к самолету прицеп с пассажирами, вот-вот тронется. Как бы подтверждая это, из динамиков раздалось неразборчивое, но настойчивое объявление.
Не оглядываясь, Кейт сгребла бумаги со стойки, крепко прижала к себе Джошуа, вышла из кабинки и зашагала по бескрайнему пространству зала, высоко держа голову и глядя вперед. Два скучающих охранника возле лестницы заметили ее приближение и прищурились сквозь сигаретный дым. Стремительно, но без суеты, она показала паспорт и посадочный талон. Молодой охранник пропустил ее взмахом руки.
Внизу возле лестницы слонялся еще один охранник. Кейт видела, как последние пассажиры уже заходят в прицеп, стоявший снаружи. Выпуская клубы дыма, завелся двигатель трактора. Глядя только на дверь, она пошла вперед.
- Стоп!
Кейт остановилась, медленно повернулась и, сделав над собой усилие, улыбнулась. Джошуа у нее на руках ворочался, но не плакал.
- Паспорт. - Маленькие глазки охранника сверкали на толстой физиономии, пухлые пальцы барабанили по стойке.
Кейт молча протянула ему паспорт, стараясь ничем не выдать беспокойства, пока румын внимательно просматривал документ. Прицеп с багажом уже отъехал. Пассажирский прицеп должен был вот-вот тронуться. Наверху, на лестнице послышались голоса и шаги.
- Мы можем опоздать, - тихо сказала она охраннику.
Тот поднял свои свинячьи глазки и хмуро оглядел Кейт и ребенка.
С полминуты ей пришлось в молчании выдерживать этот взгляд. В бытность свою практикующим хирургом Кейт часто одним взглядом поверх хирургической маски заставляла коллег и медсестер поторопиться. Так она сделала и сейчас, вложив в свой взгляд, обращенный на охранника, всю властность, приобретенную ею в течение жизни и профессиональной деятельности.
Толстяк опустил глаза, проставил в паспорте последний штамп и резко протянул ей документ. Кейт с трудом удержалась, чтобы не побежать с Джошуа на руках. Прицеп уже начал движение в сторону самолета, но остановился и подождал, пока она дойдет и поднимется внутрь. Поляки и румыны равнодушно смотрели на нее.
В самолет они сели минут за двенадцать до того, как он вырулил к началу взлетной полосы, но Кейт казалось, что часы у нее остановились. Через забрызганный дождевыми каплями иллюминатор она видела двух агентов безопасности в кожаных куртках, которые переговаривались и покуривали у подножия лестницы. Это были не те, что задержали ее в здании аэропорта, но они имели портативные радиопередатчики. Кейт закрыла глаза. Ей хотелось молиться, чего она не делала лет с десяти.
Три аэродромных техника убрали трап, и самолет вырулил к началу пустой взлетной полосы. За все время, что они находились в аэропорту, ни один другой самолет не взлетал и не садился. Набирая скорость, лайнер помчался по залатанной дорожке.
Кейт почти не дышала, пока не убрали шасси и Бухарест не превратился в скопление рассеянных, поднимающихся над ореховыми деревьями белых зданий где-то позади. Ее руки перестали дрожать, только когда она убедилась, что они покинули воздушное пространство Румынии. Даже в Варшаве она чувствовала, как колотится у нее сердце, пока не сменились экипажи, и самолет не взял курс на Франкфурт.
Наконец из динамиков раздался голос пилота, говорившего с американским акцентом:
- Дамы и господа, наш полет проходит на высоте двадцать три тысячи футов. Мы только что миновали город Лодзь и примерно через.., м-м-м.., пять минут пересечем границу Германии. Погода довольно неприятная, как вы, полагаю, заметили, но мы уже вышли из грозового фронта, а из Франкфурта передают, что там солнечно и тепло, температура тридцать один градус по Цельсию, ветер западный, скорость ветра - восемь миль в час. Надеемся, ваш полет будет приятным.
В небольшой иллюминатор вдруг ворвался сноп солнечного света. Кейт поцеловала Джошуа и позволила себе расплакаться.

***

Кейт Нойман отвела взгляд от затемненного окна в здании ЦКЗ и подняла трубку. Она даже не могла определить, как долго звонил телефон. Кейт смутно вспомнила, как некоторое время назад в дверь заглянула секретарша и сказала ей, что спускается в кафе на ленч.
- Доктор Нойман, слушаю.
- Кейт, это Алан Стивенс из центра визуализации. Я получил самые свежие картинки по результатам последнего обследования твоего сынишки.
- И что? - Кейт обнаружила, что машинально рисует в блокноте концентрические круги, которые уже почти полностью закрыли страницу. - Что там, Алан?
Последовала короткая пауза, во время которой она представила себе рыжеволосого инженера, сидящего в окружении многочисленных светящихся мониторов, с лежащим перед ним на пульте недоеденным сэндвичем.
- Пожалуй, Кейт, тебе лучше спуститься. Сама увидишь.

***

На длинной консоли стояли шесть видеомониторов, показывающих слегка различающиеся изображения внутренних органов девятимесячного Джошуа Ноймана. Это были не рентгеновские снимки, а сложные картинки, полученные с помощью магнитно-резонансной аппаратуры Алана. Кейт рассмотрела селезенку, печень, изгибы верхней тонкой кишки, кривую нижней границы желудка...
- Что это? - спросила она, ткнув пальцем в середину экрана.
- Именно, - сказал Алан, поправляя очки с толстыми стеклами и откусывая от своего сэндвича. - А теперь давай сравним это с результатами КТ, полученными три недели назад.
Кейт смотрела, как на видеодисплейных терминалах совмещаются, увеличиваются, разворачиваются в трех измерениях изображения, чтобы можно было поближе разглядеть нижнюю часть желудка; как слои выстилки желудка выделяются дополнительными цветами, а потом пробегают во временной последовательности с цифровым усилением. Казалось, что на стенке желудка Джошуа растет некий придаток или абсцесс.
- Язва? - спросила Кейт, хотя уже за мгновение до этого знала: это не язва. Магнитно-резонансное изображение показывало твердую структуру аномалии. Она почувствовала холодок в груди.
- Нет, - ответил Алан, глотнув холодного кофе. Он вдруг увидел выражение лица Кейт, вскочил и пододвинул ей стул.
- Садись, - сказал он. - Это и не опухоль.
- Разве? - Кейт почувствовала, что головокружение почти прекратилось. - Но что же еще?
- Смотри. Вот увеличенная серия томограмм магнитно-резонансного исследования на прошлой неделе.
Нижняя граница желудка опять имела нормальный вид. Число окрашенных слоев множилось, снова появился абсцесс, увеличился до размеров аппендикса и снова начал уменьшаться.
- Самопроизвольный рост? - спросила Кейт.
- То же явление, разница только во времени. - Алан показал на колонку дат справа от изображения. - Замечаешь связь?
Сначала Кейт ничего не заметила. Потом она придвинулась поближе к экрану и потерла верхнюю губу.
- В этот день Джошуа получал плазму... Она крутанулась на стуле к тому монитору, где застыло неподвижное изображение предыдущего цикла, и проведя пальцем по экрану, сказала:
- А в этот день три недели назад ему было сделано переливание крови. Значит, изображения показывают какие-то изменения внутренних органов ребенка, когда он получает кровь?
Алан отхватил от сэндвича добрый кусок и кивнул.
- Не просто изменения, Кейт, а некий базовый адаптационный процесс. Это образование никуда не исчезает, оно лишь становится более заметным, когда поглощает кровь...
- Поглощает кровь! - Кейт сама удивилась своему возгласу. Уже тише она сказала:
- Но, Алан, он ведь не поглощает кровь стенками желудка. Мы делаем Джошуа внутривенные инъекции.., мы же не даем ребенку бутылочку с кровью!
Алан кивнул, не обратив внимания на иронию в ее голосе.
- Все верно, но этот адаптационный.., орган.., или как там его, поглощает кровь, в чем нет никаких сомнений. Взгляни.
Он нажал несколько клавиш, и на всех шести мониторах мигнул свет возле аномального вздутия.
- В этом месте стенки кишечника насыщены венами и артериями. Это одна из причин того, что возникновение язвы здесь проблематично. Но в данном случае, - он коснулся изображения опухолеобразного вздутия, - эту штуку питает такая разветвленная артериальная система, какой я никогда не видел. И она поглощает кровь, в этом можно не сомневаться.
Кейт отодвинулась вместе со стулом.
- О Господи, - прошептала она. Алан поправил очки и продолжил:
- Но ты взгляни и на другие данные. Интересно не поглощение крови. Просмотри самую последнюю серию картинок. Дальше происходит что-то невероятное.
Кейт смотрела немигающим взглядом на новую серию томограмм и мерцающие колонки цифр. Когда все закончилось, она продолжала сидеть неподвижно и молча.
- Кейт, - шепнул Алан. В голосе его звучал почти благоговейный страх - Что здесь происходит? Кейт не сводила глаз с экрана.
- Не знаю, - ответила она наконец. - Ей-богу, не знаю.
Но все же где-то на уровне подсознания, тренированной интуиции, снискавшей ей славу одного из лучших диагностов ЦКЗ, Кейт знала. И это знание наполнило ее смертельным страхом и одновременно каким-то странным, восторженным возбуждением.