И кондиционально-генетическое построение понятий

Доминирование вопроса о психических элементах непрямым путем привело в конце концов к преувеличенному подчеркиванию известных феноменологических воп­росов, которые сами по себе несомненно важны, но не должны закрывать от нас лежащие глубже каузально-динамические проблемы или толкать нас на лож­ный путь.

Фиксация на вопросе о самостоятельных, далее не сводимых ни к чему эле­ментарных переживаниях повлекла за собой, например, в области психологии воли, то, что переживаниям, которые считаются наиболее чистыми, наиболее ярко вы­раженными примерами данного типа (в нашем примере — «первичному волевому акту»), стали приписывать особое значение и в каузально-динамическом отношении.

В противовес этому необходимо указать на некоторые принципиальные фак­ты, выходящие за пределы психологии воли и даже психологии вообще: 1) нельзя забывать, что различные феноменологически чистые типы всегда связаны между собою промежуточными типами. Прежде всего, однако, 2) нельзя ожидать, что феноменологически однородные объекты или процессы будут также равноценны каузально-динамически, то есть по их причинам и следствиям. Наоборот, физика, а в последнее время и биология, показали, что феноменологическая однородность может сочетаться с каузально-динамической неравнозначностью, и наоборот, яр­кое фенотипическое различие — с близким родством в каузально-динамическом отношении.

Старая ботаника, например, объединяла растения в определенные группы по форме листьев, цветов и т.п. соответственно их фенотипическому сходству. Однако оказалось, что одно и то же растение может выглядеть совершенно различно в за­висимости от того, растет ли оно на равнине или на возвышенности. Частые резкие различия во внешнем виде генотипически идентичных живых существ, зависящие от пола, стадии развития и особых условий среды, под влиянием которой они нахо­дятся или находились, побудили современную биологию во всех ее разветвлениях к интенсивной разработке (наряду с феноменологическим построением понятий) еще и новых понятий, которые можно назвать кондиционально-генетическими[20]. Отдель­ная особь определяется не по ее внешнему виду в данный момент, но по своей сущ­ности, как совокупность возможных способов поведения. Она характеризуется как круг возможностей, притом так, что определенный фенотип устанавливается только вместе с указанием определенного комплекса условий для проявления этих возмож­ностей, или, как можно еще выразиться, с указанием определенной ситуации.

К такому типу формирования понятий привели не только проблемы развития. Их предпосылкой, в конечном счете, послужили исследования проблемы причинно­сти и всякого рода реальных взаимосвязей, причем не только в биологии, но в физи­ке и в математике[21], и, кроме того, в истории и экономике.

Это положение не менее важно и для психологии. В вопросах возникновения и уничтожения, причин, условий и всякого рода других реальных взаимосвязей и зависимостей обнаружилась недостаточность определения психических комплексов и процессов путем указания их феноменальных особенностей. И здесь также имеют место случаи тесного феноменального сходства образований, которые могли вырас­ти на совершенно различной почве и на основании совершенно различных законо­мерностей.

Так, интенсивные акты намерения каузально-динамически могут иметь гораз­до меньший вес, чем слабо переживаемые намерения, или даже чем переживания, которые феноменологически скорее можно рассматривать как «простую мысль», а не как акт намерения[22].

То же полностью относится и к чувствам и аффектам. Например, чувство удо­вольствия от чего-либо приятного и радостное настроение при всем их феноме­нологическом сходстве динамически могут восходить к совершенно разнородным процессам.

Аффект может быть источником бурного внешнего действия, переживающая его личность может казаться очень возбужденной, и все-таки на деле здесь может иметь место очень поверхностный и бедный энергией аффект. Наоборот, внешне и внутренне можно быть относительно спокойным, между тем лежащие за этим по­верхностным спокойствием аффективные напряжения могут быть гораздо глубже и сильнее.

Точно так же и способы поведения, кажущиеся для внешнего наблюдателя фено­менологически очень близкими, родственными (например, два действия, кажущихся одинаково спокойными и целесообразными), динамически могут означать совершен­но различное: в одном случае действительно имеет место спокойная деятельность в рамках повседневной профессиональной работы; в другом же — внешне сдержанный, но внутренне глубокий аффективный взрыв (тот факт, что какие-нибудь незначитель­ные внешние показатели дадут возможность, по крайней мере опытному наблюдате­лю, разгадать их подоплеку, нисколько не меняет существа дела; к тому же даже очень хорошему наблюдателю это не всегда удается). Самонаблюдение в этом случае обычно ведет несколько дальше. Но, в конечном счете, и для структуры процесса, устанав­ливаемой на основании переживания, сохраняет значение то, что распределение по родственным группам на основании феноменологических свойств не обязательно совпадает с распределением по динамически родственным типам или по аналогичным каузально-генетическим связям.

Итак, в вопросах причинности, развития, короче — в вопросах реальных взаимосвязей, вообще нельзя руководствоваться изолированными феноменальными фактами, в частности тогда, когда речь идет о «чистых типах». Скорее, следует в ре­шении этих вопросов пытаться идти вперед путем формирования по существу кондиционально-генетических понятий. Это ни в коем случае не исключает тщательного наблюдения и точного исследования феноменологических фактов, наоборот, в из­вестном смысле предполагает их. (О связи между этими двумя типами понятий смот­ри исследование Коффки об «описательных» и «функциональных» понятиях[23].)

Никоим образом нельзя возразить против возможно более широкого изучения фе­номенов внешнего поведения и переживаний или против использования самонаблю­дения (например, в смысле «систематического экспериментального самонаблюдения» Н.Аха[24]), которое является важным, обычно даже неизбежным вспомогательным сред­ством именно при исследованиях в психологии воли и аффектов. Хотя наблюдение за внешним поведением и может дать ценные отправные пункты для обоснования того или иного структурирования исследуемого процесса, но к решающим выводам о дей­ствительно протекающих процессах и их структуре зачастую в состоянии привести только самонаблюдение.

Подчеркивание психологически реальных взаимосвязей не означает, следователь­но, ограничивания исключительно внешним наблюдением за процессами (что, в част­ности, ставит своей задачей бихевиоризм). Напротив, с нашей точки зрения, «внешние» и «внутренние» конкретные процессы и виды поведения, как они даны в описаниях, сделанных на основе самонаблюдения переживаний и наблюдения со стороны, по суще­ству одинаково относятся к чисто феноменологически образованным понятиям. Необхо­димо перейти к кондиционально-генетическому образованию понятий применительно как к переживаниям, так и к «внешнему» поведению.

О причинах душевных явлений

До настоящего времени экспериментальная психология, ставя вопрос о при­чинах психических явлений, обращалась почти исключительно лишь к одному совер­шенно определенному типу отношений. Это — реальная взаимосвязь, которую можно назвать сцеплением друг с другом каких-либо психических образований, совокупнос­тей объектов или процессов. Причиной психического явления считается то, что те или иные образования сцеплены между собою, либо целостная психическая совокуп­ность внутренне сцеплена таким образом.

Наиболее яркий случай такого типа соединения демонстрирует ассоциация между двумя психическими представлениями в смысле старой ассоциативной тео­рии. Образования а и б благодаря имевшейся ранее смежности между ними связы­ваются друг с другом. И это связывание считается причиной того, что появление пе­реживания а приводит к появлению переживания б.

Но даже если не считать причиной соединения прошлый опыт, а предполо­жить наличие силы наподобие детерминирующей тенденции[25] (которая не подчиня­ется законам ассоциации) или какой-либо естественной связи[26], то все же строго сохраняется основной принцип: стимул сцеплен с определенными реакциями. И это сцепление рассматривается как причина течения психических процессов.

Эти сцепления понимаются в психологии преимущественно как механические жесткие связи, наподобие ассоциации между конкретным стимулом и определенной реакцией. В противовес этому в психологию в последнее время начинает проникать мысль о том, что дело не в жесткой связи отдельных частей или элементов, а, как правило, в протяженных во времени целостных структурах типа мелодии, отдельные моменты или фазы которых могут быть объяснены только исходя из целого. К сожале­нию, в последнее время, вследствие неправильного понимания основных положений гештальттеории, психологи становятся иногда на следующую точку зрения: причина процесса Ъ заключена не в его жестком сцеплении с предшествующим самостоятель­ным процессом а. Скорее а, будучи несамостоятельным моментом более широкого целого, актуализирует именно это целое. «Причиной» течения процесса считается не цепь сцеплений звено за звеном, а именно эта связь частей внутри целого[27].

Экспериментальные исследования привычки (ассоциации) показали, что обра­зованные путем привычек сцепления сами по себе не могут быть двигателями психи­ческого процесса[28]. Такое понимание ошибочно даже тогда, когда сущность процесса привыкания и упражнения видят не в образовании последовательных ассоциаций, а в преобразовании и создании целостностей действия. Скорее, именно определенные пси­хические энергии, обусловленные, как правило, давлением воли или потребностей, то есть напряженные психические системы, являются необходимой предпосылкой того, чтобы психическое явление вообще имело место — каким бы то ни было образом.

Здесь нет нужды особенно подчеркивать, что это вовсе не значит, что существуют, с одной стороны, психические гештальты, а с другой, наряду с ними, — какие-то психические энергии без определенного места в психике (см. эту и следующую главы).

Иногда привычка, например в случае «инстинктивных привычек», может при возрастании потребности высвободить новые психические энергии; иногда она же может проложить путь к таким энергиям (например, когда у морфиниста или кокаи­ниста первоначально единичные и случайно возникающие переживания наслаждения «становятся жизненной потребностью»[29] и вовлекают в эту болезненную страсть все более широкие и глубокие слои личности).

Если же, наоборот, речь идет о простом «исполнительском навыке»[30], то есть только о слиянии в единое целое, построении и преобразовании определенных процессов деятельности, то его в принципе нельзя считать причиной (в точном смысле слова) душевных явлений[31].

Эти положения, распространяющиеся прежде всего на привычки и ассоциа­ции, можно обобщить для любого рода сцеплений. Ведь связи никогда не бывают «причинами» процессов, где бы и в какой бы форме они ни существовали. Но для того, чтобы то, что находится в связи между собой, пришло в движение (это относится и к чисто механическим системам), то есть чтобы возник процесс, должна быть осво­бождена энергия, способная совершить определенную работу. Следовательно, по отноше­нию к любому душевному явлению необходимо задавать вопрос: откуда взялась питаю­щая этот процесс энергия!

Если сцепления нельзя рассматривать в качестве источника энергии, это вовсе не означает, что никаких сцеплений нет, или что их наличие или отсутствие не имеет никакого значения. Хоть они и не служат источником энергии для процесса, однако в значительной степени определяют его форму. Изменение формы опреде­ленных привычных целостностей действий имеет очень важное значение. (Во вся­ком случае при установлении законов необходимо отказаться от обобщения в еди­ном понятии опыта всех случаев, когда что-то происходило. Вместо этого бессмысленного объединения всего в одну кучу необходимо различать ряд явлений, которые отчасти подчинены совершенно различным законам: обогащение или из­менение знания; освоение какого-либо рода работ и упражнение в этом; процесс существенно иной природы, который можно обозначить как фиксацию влечений или потребностей и т.д.)

С этой точки зрения нам становится не чуждым понятие энергии и связанные с ним понятия силы, напряжения, системы и близкие им. При этом можно оставить открытым вопрос о том, сводятся ли они в конечном итоге к физическим силам и энергиям, или нет. Во всяком случае, с моей точки зрения все эти понятия являют­ся общелогическими базовыми понятиями всякой динамики (хотя в логике им обычно не уделяется должного внимания). Они ни в коем случае не принадлежат одной лишь физике. Например, они обнаруживаются, хотя пока еще разработаны там недоста­точно точно, в экономике, из чего вовсе не следует, что экономику можно свести к физике.

Совершенно независимо от вопроса о сводимости психологии к физике, об­суждение каузально-динамических проблем должно побудить психологию отказаться от распространенного неразборчивого применения динамических понятий и перей­ти к дифференцированному образованию понятий в динамической области. При этом физические аналогии могут часто применяться для пояснений без всякого вреда. С другой стороны, для адекватного понимания, например, сил психологического поля, чтобы избежать очень возможных в этом случае ошибок, необходимо все время помнить, что речь идет о силах в психологическом поле, а не в физической среде.

К вопросу о источниках психической энергии необходимо коротко добавить следующее.

Сам стимул во многих перцептивных явлениях, например в зрительной облас­ти, часто понимается в определенной степени и как, возможно, источник энергии для сенсорных процессов. В области же деятельности и аффектов в собственном смыс­ле слова (например, если, получив депешу, человек отправляется в путь, или вопрос вызывает гнев) физическая интенсивность стимула явно не играет существенной роли. В этом случае можно говорить о «разрядке», процессе, понимаемом приблизи­тельно по аналогии с действием искры на пороховую бочку.

Однако этот вывод необходимо существенно видоизменить в двух направ­лениях.

1. Поскольку необходимо отказаться от понимания перцептивного мира как со­вокупности элементарных ощущений — ибо восприятие, скорее, сталкивает нас с реальными «вещами» и «событиями», имеющими определенное значение, — то вос­принимаемый стимул (например, обезображенное лицо раненного на войне) необхо­димо оценивать не со стороны физической интенсивности чувственного впечатления, а по его психологической действенности. Подобного рода перцептивные переживания могут непосредственно повлечь за собою определенные намерения или пробудить по­требности, которых до этого не было. При нынешнем состоянии исследований было бы бесполезно обсуждать, могут ли эти перцептивные переживания (и в какой степе­ни) сами считаться источниками энергии. Во всяком случае, здесь могут произойти перемещения слоев, благодаря чему будет высвобождена энергия. Соответственно, могут возникнуть напряженные психические системы, которых, по крайней мере в этой форме, до сих пор не было. Несмотря на все это, многое говорит за то, что пси­хические процессы черпают свою энергию не из актуального восприятия.

2. Но это отнюдь не означает, что речь идет о функции высвобождения энер­гии наподобие функции искры при взрыве пороховой бочки или функции предохра­нительного клапана паровой машины.

а) Рассмотрим пример. Ребенок хочет достать какой-нибудь предмет, допус­тим, плитку шоколада. При наличии угрозы со стороны острых выступов находяще­гося перед ним предмета, злой собаки, или какого-либо другого препятствия, на­правление его деятельности изменится; в самом простом случае ребенок обойдет препятствие и устремится к предмету новой дорогой. Короче говоря, совокупность сил психологического поля (включая привлекающий его раздражитель) будет опреде­лять направление его деятельности, причем согласно законам, каждый из которых может быть выявлен. Таким образом, речь идет лишь о распространенном и считаю­щемся фундаментальным факте, — о том, что течением процесса управляют «силы».

При этом для психологии так же, как и для физики, важно то обстоятельство, что между величиною воздействующих сил и энергией процесса нет однозначного со­ответствия. Наоборот, сравнительно незначительные силы при адекватной структуре общего поля могут управлять относительно большим количеством энергии, а с дру­гой стороны, большие силы и напряжения могут идти рука об руку с незначитель­ными энергиями. Так, относительно ничтожные изменения в виде и направленности этих сил могут надолго направить течение процесса в другое русло (это играет, в ча­стности, очень большую роль в технике отношений социального управления).

Каждый процесс самим своим осуществлением сразу же изменяет силы во внеш­нем и внутреннем поле. Однако это изменение сил, управляющих течением процесса, может быть очень разным при различных процессах, так что в некоторых случаях эти изменения будут несущественны для течения самого процесса, а в других случаях окажут на течение процесса существенное влияние.

Психология чаще всего имеет дело с последним случаем, а именно с процес­сами, где всякое движение, запущенное восприятием известных предметов, сейчас же изменяет соотношение сил психологического поля, воздействующих на субъекта и управляющих его деятельностью, и может придать течению процесса совершенно другое направление. Например, ребенок, столкнувшийся с препятствием, вынужден отказаться от первоначального направления действия. Таким образом, перцептивное поле может регулировать течение процесса[32].

а) О непрерывном управлении течением процесса силами поля речь идет в том слу­чае, если деятельность не является (или является лишь в незначительной степени) автохтонной, то есть если сам процесс движим силами, которые по сравнению с силами поля очень невелики. Если ребенок, вместо того чтобы одним рывком про­биться сквозь неприятную и со всех сторон угрожающую ситуацию, будет лишь мед­ленно двигаться через силовое поле с положительными и отрицательными побудите­лями (и при этом ему не удается внутренне отстраняться от своих впечатлений), то управление течением процесса и каждой его отдельной фазой полностью перейдет к силам поля.

b) Однако процесс деятельности, как правило, нельзя рассматривать как такой непрерывный поток; наоборот, обычно он протекает как последовательность отдель­ных шагов-действий, представляющих собой автохтонные целостности, например: быстрое движение до первого препятствия, раздумье, попытка, рассердившись, дотя­нуться вытянутой рукой до шоколада, новый отказ от действий, обход препятствия. При такого рода протекании деятельности, имеющей отчетливо целостный характер, — если силы, присущие этой деятельности как автохтонному процессу, велики по отно­шению к силам поля, — отсутствует непрерывное управление каждой в отдельности несамостоятельной фазой этого целостного автохтонного действия со стороны сил окружающего поля. Но регуляция силами психологического поля имеет место и здесь — но только в целом, для всей последовательности целостных действий. Это обстоятель­ство имеет существенное значение для теории обходных действий.

Управляют ли силы поля процессом непрерывно или по только что описанному типу, зависит, с одной стороны, от прочности гештальта и сил, движущих процессом деятельности, а с другой — от величины сил психологического поля. Изменение лю­бого из этих двух факторов ведет к существенным изменениям в самом течении про­цесса. Но в любом случае процессы регуляции имеют фундаментальное значение как для импульсивной, так и для контролируемой деятельности.

(Понятие регуляции, впрочем, употребляется и в еще более узком смысле слова — для случаев, когда относительно самостоятельный процесс так непрерывно изменяет силы поля, что тем самым управляет другим одновременно протекающим процессом. Пример из физики: радиоусилители.)

b) Предметы, которые, как шоколадка в вышеприведенном примере, состав­ляют цель действия, также следует рассматривать прежде всего как образования, от которых исходит сила, управляющая течением процесса, — так же, как от острых краев, хрупкого предмета, или же от симметричного и асимметричного расположе­ния предметов по обеим сторонам избранного ребенком пути[33]. Сверх того, исходя­щая от предмета управляющая сила может быть еще и причиной актуализации тех по­требностей, из которых, как из резервуара энергии, этот процесс в конечном счете вытекает. (По отношению, например, к острым краям это уже не так.) Если бы ре­бенок был пресыщен сладостями, то весь процесс бы не возник вовсе. Так что шоко­лад выполняет здесь еще и вторую функцию.

Наличие или отсутствие подобных резервуаров энергии, например, тех или иных потребностей или подобных им напряженных систем в самых разнообразных формах играет все более заметную роль во всех областях психологии воли и влече­ний. Его существенная роль в том, что интерес или устремленность к цели исчеза­ет вместе с насыщением соответствующей психологической потребности; в том, что преднамеренная деятельность после ее реального или замещающего заверше­ния не воспроизводится вновь при возникновении нового подобного подходящего случая; в том, что укоренившееся привычное действие не начинается даже в ответ на привычный раздражитель, если к этому действию не побуждают определенные энергии. Этот факт имеет основополагающее значение и для психологии аффек­тивных процессов.

Несмотря на ту тесную связь, в которую, согласно вышеизложенной точке зре­ния (а), вступают перцептивное поле и течение процесса, мы не должны забывать, что силы, управляющие течением процесса, не оказывают влияния или же вообще не воз­никают, если отсутствует психическая энергия, отсутствует связь с напряженными психическими системами, которые запускают весь процесс.

Поводы, высвобождающие энергию потребностей, могут, как шоколадка в вышеприведенном примере, одновременно выступать и как силы, определяющие особенности протекания процесса. Именно эта двойная функция чаще всего реализовывалась в психологии. С этой функцией тесно связана группа особенно сильных преобразований поля в результате осуществления действия.

c) Овладение шоколадкой и ее съедение особенно значимо для изменения сил поля, так как овладение шоколадом и наступление процесса насыщения влечет за со­бой не просто изменение состояния силового поля, но вместе с этим и сильное из­менение психических напряжений, лежащих в основе действия.

Итак, восприятие предмета или события может повлечь за собой следующее:

1. Возникновение определенной напряженной психической системы, которая до сих пор — по крайней мере, в этой форме — не существовала: такое переживание непосредственно вызывает намерение или пробуждает потребность, которой до это­го момента не было.

2. Уже существующее состояние напряжения, коренящееся в намерении, потреб­ности или наполовину выполненной деятельности, направляется на определенный предмет или событие, которое переживается, например, как нечто привлекательное, так что именно эта напряженная система получает теперь власть над моторикой. О та­ких предметах мы будем говорить, что они обладают «побудительностью».

3. Подобного рода побудительности предметов одновременно действуют (наряду с некоторыми другими переживаниями) и как силы поля — в том смысле, что они оказывают регулирующее влияние на психические процессы, особенно на моторику.

4. Определенные занятия, вызванные отчасти побудительностями предметов и событий, приводят к процессам насыщения, иными словами, к осуществлению наме­рения, и тем самым приводят напряжение соответствующей системы к равновесию на более низком уровне.

Здесь не место подробно объяснять, на основе каких конкретно процессов вид шоколада (см. выше пункт а) побуждает к совершению действия. Речь здесь может идти, например, о том, что облегчился доступ к моторике готовой к работе энер­гии, уже имеющейся в психической системе и находящейся в этот момент в состо­янии напряжения; или же о том, что при виде раздражителя в системе, до сих пор не готовой к работе, производится решительное переструктурирование, в результате которого энергия становится свободной; иногда можно даже думать о явлениях типа резонанса и т.д. Однако вряд ли при этом играет большую роль «разрядка» в специ­фическом механическом смысле этого термина. Против этого свидетельствует то, что стимулы (такие, как восприятие шоколада), как правило, обнаруживают внутрен­нюю предметную связь с теми или иными конкретными психическими источника­ми энергии.

Между побудителями, высвобождающими рабочую энергию, и остальными силами поля, управляющими течением процесса, существуют, естественно, всевоз­можные переходные варианты. Однако это никак не влияет на необходимость всякий раз ставить вопрос об источниках энергии соответствующего процесса.

Это относится и к случаям регуляции в узком смысле слова. И здесь также нельзя оставлять без внимания, что необходимые для управления небольшие по ве­личине силы и энергии не тождественны энергиям управляемой системы, и что эф­фект не будет иметь места, если приток энергии для основного процесса будет от­сутствовать (аналогия: прекращение основного тока в радиолампе).

Мы не можем здесь обсуждать, чем с содержательной точки зрения является все то, что мы рассматриваем как психические источники энергии. Во всяком случае, важ­ную роль в этом играют потребности и центральные волевые цели. Однако следует обсудить некоторые общие относящиеся сюда вопросы о структуре энергетических систем психики.