Временная перспектива и природа опыта времени

Под опытом времени мы подразумеваем все относящиеся к времени аспекты жизни человека, которые в определенный период в настоящем обращаются к будущему и возвращают в прошлое (L. К. Frank, 1939; Lewin, 1951). Относящийся к достижению опыт структурирует время едва ли не более всякого другого. Прежде всего он направлен на будущее, охватывает достаточно большой промежуток времени, связывает события во времени, устанавливает последовательность промежутков времени. Также он обращается к прошедшим событиям, как, например, в случае с аффективными состояниями, причиной которых является успех или поражение и которые обычно характерны для промежутков времени, следующих после окончания деятельности. Последовательность действий сама по себе представляет перспективу будущего времени (см. гл. 6). Постановка цели, пока она является ориентированной на реальность, основывается на соотнесении перспектив будущего и прошлого времени (Lewin, 1951; Heckhausen & Roelofsen, 1962; см. главу 8). Повышение социоэкономического статуса приводит к увеличению длины учитываемой временной перспективы, особенно в отношении будущего, что характерно для определенных социальных классов (Leshan, 1952; Rosen, 1956; Douvan & Adelson, 1958).

Мотивационную характеристику оценочных диспозиций феноменологически следовало бы отнести к ожиданиям с точки зрения проблемы временной перспективы. Под этим подразумеваются ожидания того, что субъект осуществит - или не осуществит - переход из настоящего (актуального) состояния в более удовлетворительное конечное состояние, измеренное в соответствии с определенными критериями успешности (нормативным состоянием). Переживание разницы во времени между существующей в настоящем и предполагаемой в будущем ситуациями является реальной мотивирующей силой, с точки зрения феноменологии она направляет и стимулирует как восприятие, так и деятельность. Поскольку предвидение ситуации будущего как поражения или успеха являет собой ожидание, сопряженное с позитивными и негативными эмоциями, и переживание подобных ожиданий является либо приятным, либо неприятным, побуждающим или удерживающим, то выливается это либо в достигающее, либо в избегающее поведение (см.: Heckhausen, 1963b; Fuchs, 1963). Из-за сложности взаимосвязи между переживанием перспективы времени и мотивацией, эмоциональным ожиданиям следует отдать главенствующую роль в диагностике мотивации среди всех прочих параметров опыта человека. Эти ожидания представляют собой важную категорию во всех измерительных ключах, к настоящему времени разработанных для оценки мотивации (например, предвидение цели). Относительно n Ach не только уровень мотивации должен быть связан с такими параметрами, как рассматриваемый промежуток времени и структура временной перспективы, но и ее направление.

Это было подтверждено рядом экспериментальных исследований, включавших в себя совершенно разные переменные. Испытуемые с высокой n Ach чаще использовали будущее время и сложноподчиненные предложения, что указывает на вероятную связь настоящего и будущего времен (McClelland et al., 1953). Они обладают большими возможностями в области отсрочки удовольствия: когда предоставляется выбор между немедленным, но малым вознаграждением и большим, но по прошествии некоторого времени, чаще всего они выбирают последнее (Mischel, 1961; Cameron & Storm, 1965; ср.: Fisher, 1961, равно как и концепция «дуги ожидания» (Spannungsbogen) Kiinkel, 1928). Низкая склонность к достижению (предполагаемая в данном случае в связи с низкой школьной успеваемостью), по данным Davids & Sidman (1962) и Strauss (1962), сопровождается большей привязанностью к настоящему и меньшей способностью отсрочить удовлетворение. Высокомотивированные испытуемые[8] относят опыт человека, изображенного на стимульном материале ТАТ, к более отдаленному будущему и охватывают большую по продолжительности временную перспективу в целом, чем низкомотивированные испытуемые (Heckhausen, 1963b). Тот же эффект наблюдается в отношении временной структуры деятельности (Ricks & Epley, цит. по: McClelland, 1961). Успевающие ученики демонстрируют большее предвосхищение и оптимистический настрой в оценках будущего, чем отстающие, что проявляется как в беседах, так и в историях, которые они придумывают, однако более частое обращение к будущему времени не коррелирует с уровнем интеллекта (Teahan, 1958). Возможный предугадываемый риск при вождении, который мог бы привести к дорожным происшествиям и авариям, лучше рассчитывается водителями с более высокой мотивацией достижения (Hoyos, 1965).

Направленность мотивации достижения - не менее важный фактор, чем ее сила. Рассказы ТАТ мотивированных на успех испытуемых содержат более длинную последовательность разворачивающихся во времени событий (временную перспективу), чем мотивированные на неудачу (Heckhausen, 1963b). При извлечении из памяти материала, соотнесенного с некоторым временем (как, например, половину материала, заучиваемого вчера, необходимо будет воспроизвести завтра, а другую половину - 4 недели спустя, см.: Ferdinand, 1959), было получено, что мотивированные на успех испытуемые помнят больше информации, которую необходимо воспроизвести позже, чем той, которую необходимо было докладывать раньше. Таким образом, они более способны к объединению успешных этапов во временной перспективе в один блок (Gotzl, 1960; цит. по: Heckhausen, 1963b). Согласно данным опросника (Vukovich et al., 1964), мотивированные на успех испытуемые склонны фокусироваться на «большой цели», они также предпочитают задания, охватывающие больший период времени, требующие планирования, процесса принятия решения. Они не нуждаются в быстром достижении успеха, более того, они могут достаточно долго ждать.

Успешные бизнесмены характеризуются сходными способностями: распознать будущие возможности и приспособиться к ним (McClelland, 1961). Риск, неизбежный при принятии решения, заблаговременно может быть рассчитан более точно при условии учета достаточно большего временного отрезка в перспективе будущего времени. И чем больше этот отрезок, тем точнее деятельность с реально рассчитанным риском, как показывает пример с умеренной постановкой целей, демонстрируемой высокомотивированными и мотивированными на успех испытуемыми (Heckhausen, 1963b). Все эти результаты подтверждают описанную К. Левиным (1953) взаимосвязь между доверием к себе, надеждой, упорством, настойчивостью, волей (как «моральным состоянием») и планированием лучшего будущего. Тесная взаимосвязь между временной перспективой и различными уровнями реальности будет более подробно обсуждаться в следующем параграфе.

Характерные отличия также проявляются в качестве восприятия времени (согласно исследованиям Кпарр & Garbutt, 1958, 1965), исследование проводилось на материалах относящихся к времени поэтических метафор, сгруппированных по методу факторного анализа. Высокомотивированные испытуемые обнаружили, что их ощущение времени лучше всего передается метафорами, отражающими направленное быстрое движение, такими, как «летящий космический корабль», в то время как слабомотивированные испытуемые выражали его более статичными образами, такими как «тихий безбрежный океан». Хекхаузен (Heckhausen, 1963) обнаружил подобные кластеры факторов на немецких испытуемых и подтвердил их связь с силой мотивации достижения. Анализ «динамичных, быстродвижущихся» образов, предпочитаемых высокомотивированными испытуемыми, оказался очень продуктивен с точки зрения преобладающей мотивации ожидания успеха или неудачи. Мотивированные на успех испытуемые рассматривали время как целенаправленное, быстрое движение, в то время как ориентированные на неудачу видели в нем бесцельный, непрерывный поток. Первые уверенно позволяли себе быть увлекаемыми временем и торопили его движение вперед, используя его для планирования, для движения прямо к цели; в то время как вторые, казалось, видели себя роковым образом ввергнутыми в пучину тащащего их водоворота времени.

Кnарр в серии своих экспериментов обнаружил еще ряд различий в восприятии времени. В качестве процедуры измерения мотивации им использовался выбор высокомотивированными испытуемыми неяркой цветовой гаммы (предпочтение сине-зеленой шотландки красно-желтой, 1958). Временные промежутки, равно распространяющиеся в прошлое и будущее, воспринимались высоко мотивированными испытуемыми ближе к настоящему времени, таким образом, общая шкала времени у них была более сжата. Для них событие недавнего прошлого не воспринималось как давно произошедшее, а окончание текущего события ожидалось раньше, чем происходило реально (Green & Кnарр, 1959). Также характерные отличия наблюдаются в установках по отношению ко времени в повседневной жизни. Высокомотивированные люди агрессивно реагируют на неточный ход часов, они беспокоятся, если не знают, который час, их терзают угрызения совести, если они поздно встают утром или иначе теряют время (Кпарр, 1962; Argyle & Robinson, 1962). Высокомотивированные люди более точно могут оценить время прослушивания музыкального отрывка, который недооценивается испытуемыми с низкой n Ach. Возможно, это происходит в результате того, что последние больше поглощены музыкой, которую они слушают (Кпарр & Green, 1961). Высокомотивированные испытуемые воспроизводят представленные на слух отрезки времени более быстрым движением руки (du Preez, 1964).

Уровни реальности

Ориентированный на достижение опыт часто характеризуется специфическими особенностями отношения к реальности. Он может одновременно затрагивать различные уровни реальности и перемещаться между ними. Вплоть до настоящего времени такие понятия, как «реальность» или «нереальность», включали в себя огромную массу совершенно различных вещей (см., например: Metzger, 1954, относительно различных видов «реальности»). Это различие не следует отождествлять с различием между «личностно значимым» и «незначимым», как это сделал Браун (J. F. Brown, 1933), обнаружив, что оба эти понятия связаны с различиями в воспоминании выполненных ранее заданий. Результаты, полученные им, были артефактами при измерении эффекта Зейгарник, вызванными тестовой процедурой, как показал впоследствии Фердинанд (Ferdinand, 1959). Также сомнительно, что нечто, относящееся к более отдаленному будущему, является более нереальным только потому, что отстоит дальше во временной перспективе. Ухудшение воспроизведения, которое, как обнаружил Ferdinand, связано с «удаленностью во временной перспективе» (что не было подтверждено Gotzl, 1960), не обязательно должно объясняться более высокой «степенью неопределенности (fluidity)» психических систем в плоскости нереальности (Lewin, 1935), скорее это может быть объяснено более низким уровнем выраженности данного элемента, то есть разницей с контекстуальным фоном. Кроме того, нечто весьма личностно-значимое может быть нереальным, и, напротив, абсолютно неважное может быть вполне реальным.

Часто считается, что различные уровни психической реальности можно соотнести с определенными поведенческими моделями. Так, деятельность считается более относящейся к реальности, чем речь, а речь более реальна, чем мышление. На самом деле в каждом из них может проявляться широкий спектр всевозможных уровней реальности. Тот способ, при помощи которого достигаемая цель «становится реальностью» зависит от сущности поставленной задачи (Mahler, 1933). В случае решения интеллектуальных задач физические действия обычно не уместны и не могут заменить собой мышление, которое делает выполнение задания возможным. Разница между серьезной и игровой деятельностью также не может приравниваться к различиям между реальностью и нереальностью (Sliosberg, 1934). Игра - это область жизнедеятельности, отдельная от реальности повседневных взаимоотношений человека с окружающей средой. Она обладает собственными определениями значений происходящего, в которых поступки рассматриваются как вполне реальные или, точнее, «квазиреальные» (Heckhausen, 1964b), но отнюдь не нереальные.

Определить уровни реальности можно, оперируя различными преходящими состояниями, существующими между чем-то действительным и чем-то только воображаемым, желаемым или вызывающим страх. Перспектива будущего времени включает в себя уровни, которые, начинаясь в области возможного, превосходят ее и уходят в абсолютно нереальное, изменяясь от определенного до немыслимого. Уровни перспективы прошедшего времени варьируются от чего-то реально произошедшего до того, что могло или должно было случиться. После появления работ Фрейда (1900, 1908) внимание многих приковано к нереальному поведению. Так, говорят, фантазии, воплощающие желания, обеспечивают замещающее удовлетворение для тех потребностей, которые не удовлетворены в реальности.

То, что подобное порождение фантазий может выполнять компенсаторную или замещающую функцию, было установлено только в отдельных случаях даже для таких табуированных мотивов, как сексуальность и агрессия (см. например: Feshbach, 1955). Возможно, существует необходимость признать за «нереальным поведением» катарсический эффект некоторого рода, но порождающие его условия еще не вполне определены (см.: Feshbach, 1961; Berkowitz & Rawlings, 1963). Часто уменьшение проявляемых вовне импульсов после выражения мыслей в области нереального обладает меньшим катарсическим эффектом, чем являющиеся следствием выражения мыслей и ориентированные на реальность запрещения (Epstein, 1962). С другой стороны, фантазии могут в определенных условиях действительно усилить склонность к соблюдению табуированного поведения, как, например, в ситуации пассивного эмпатического опыта наблюдателя (Berkowitz, 1964; также и Werner, 1966).

В отношении мотивации достижения замещение ценности - это, возможно, небольшое количество желаний, требующих осуществления и предполагающих преодоление трудностей или даже достижение цели. Нереальные поступки - «замещения» не приводят к разрядке при преследовании реальной цели достижения (Mahler, 1933). С ростом мотивирующего побуждения они воспринимаются как все более неудовлетворяющие (Sliosberg, 1934). С другой стороны, нереалистические попытки разрешения ситуации возникают, если цель не может быть достигнута, несмотря ни на какие усилия, а человек не имеет возможности «сойти с поля» (Dembo, 1931).

Было бы странно, если бы порождение ориентированных на достижение фантазий обладало бы большим замещающим эффектом. Ибо в данном случае это привело бы к постоянному поражению, так как реальность не изменяется даже при усиленном порождении фантазий, отражающих исполнение мечты, или замещающем поведении в области фантазии; а постоянные неудачи привели бы в конце концов к серьезным социальным санкциям. Иногда в особых патологических случаях обстоятельства реальности могут породить нереалистическую нормативную шкалу состояний в связи с нарушением процессов контроля реальности. Сомнительно, однако, можно ли все еще говорить о мотивации достижения в связи с нереальными оценочными диспозициями, предшествующими любому контакту с реальностью. Человек, отвечающий в опроснике, что он предпочитает осуществлять в фантазиях ориентированные на достижения мечты, показывает низкую мотивацию достижения (AM), согласно результатам Вуковича и его коллег (Vukovich et al., 1964), и высокую тестовую тревожность (TAQ); аналогичный результат получен Рейтер (Reiter, 1963) на женщинах. С другой стороны, Зингер и Шонбар (Singer и Schonbar, 1961) обнаружили, что женщины, часто погружающиеся в мечты и грезы своей внутренней жизни, демонстрируют достаточно большое количество тем достижения, описывая свои мечтания и сочиняя новые истории, включая также темы приобретения собственности и престижа без усилий.

Другое дело, когда человек выбирает более легкие или другие задачи в качестве замещения, не справившись с задачей или воспринимая какую-то задачу как слишком трудную. В большинстве подобных случаев это не настоящее замещение, а скорее выбор новой цели, в то время как прежняя цель оставляется им на время или насовсем. Даже если они действительно представляют собой замещения, новые цели в строгом смысле слова не являются «нереалистическими». Даже успех, достигнутый случайно и невоспринимаемыи как личное достижение, не должен переживаться как «ненастоящий», согласно Хоппе (Норре, 1930). Удача, случайное везение или невезение воспринимаются как нехарактерное для ситуации достижения, но не «нереальное». Кроме того, даже критически настроенные по отношению к себе взрослые склонны приуменьшать фактор случайности в достижениях, приписывая успех собственной компетентности; с другой стороны, они склонны винить неблагоприятные обстоятельства или невезение в своих неудачах, за которые ответственны только они (Норре, 1930; Heckhausen, 1955; Mehl, 1962). В обоих случаях это не вопрос различных уровней реальности данного опыта, а вопрос обмана и самообмана («рационализации») в отношении того, что на самом деле имеет место (см. гл. 5). В конце концов истории ТАТ не обязательно рассматривать как «нереалистическое» поведение, обеспечивающее замещающее удовлетворение, только потому, что они являются плодом воображения, как утверждают Лазарус и его коллеги (Lazarus et al., 1961; Vogel et al., 1958, 1959). Напротив, при соответствующих условиях, истории, создаваемые испытуемыми в ответ на стимулы ТАТ, содержат выражения ориентированных на достижение оценочных диспозиций, соотносящихся с психической реальностью, как показывает их взаимосвязь с множеством критериев поведения.

В процессе деятельности время от времени возникающее переживание «нереального» действия - это скорее правило, чем исключение: когда желаемая цель воспринимается в воображении как уже достигнутая, особенно при возникновении трудностей, препятствий к ее достижению, и необходима отсрочка. Это «нереальное», но не замещающее действительную реализацию цели действие, в том смысле, что оно не приводит к ослаблению попыток ее достижения. Являясь временной передышкой, остановкой для взгляда в будущее, она мотивирует и может послужить толчком к цели, усиливая попытки ее достижения. После выполнения теста достижений, нереальный опыт в виде фантазий увеличивает тревогу перед неудачей (Singer & Row, 1962).

Как правило, сопровождают события, происходящие во времени два уровня реальности. Над зданием реальности - событий прошлого, настоящего и будущего, считающихся реальными, - возвышается область нереального, состоящего из мыслей: «О, если бы я...», «Я бы...», «Следовало бы...» и т. п. Чувства надежды и страха, облегчения и разочарования (см.: Mowrer, I960; Feather, 1963c) -вот основные типы в трехмерном пространстве области соотнесения, построенной с учетом трех осей: текущего времени, времени в его перспективе и уровня реальности. Так, например, разочарование - это превращение в нереальное (уровень реальности) того, что прежде рассматривалось (текущее время) и ожидалось (время в перспективе) как реальное. Угрызения совести («Ах, если бы я только...») можно рассматривать как противоречие в прошлом между реальностью («Это было») и нереальностью («Это должно было быть»).

Сущность перспективы будущего времени - быть в некоторой степени нереально-ориентированной. Так, постановка целей может в отдельных случаях характеризоваться высокой степенью нереальности, как показали исследования уровня притязаний. Уровень нереальности не имеет прямой связи с силой мотивации. Он не увеличивается ни с ростом силы мотивации в целом, ни с увеличением какой-либо из мотивационных тенденций по отношению к успеху или неудаче (НУ или БН). Стоит сказать, однако, что ожидание успеха ведет к большей реалистичности в постановке целей, чем боязнь неудачи (если судить объективно по результатам). Мотивированные на успех испытуемые в большей степени учитывают свои реальные возможности, ставя те цели, которые они считают достижимыми, в отличие от мотивированных на неудачу, которые либо осторожничают, оставаясь ниже реально достижимого, либо существенно завышают их, но чисто умозрительно (Heckhausen, 1963b; Meyer et al., 1965).

Относительно процесса развития можно установить онтологическое преобладание нереальности в ориентированном на достижение опыте, поскольку он относится к прошлому или будущему. Но нереальность вынуждена уступить, даже в раннем детстве, все возрастающему давлению реальности, тому, что на самом деле происходит (Heckhausen & Roelofsen, 1962). Как только желаемое начинает соотноситься с реальным или возможным осуществлением события, тотчас, на четвертом году жизни, возникает возможность конфликта между реальностью и нереальностью в ситуации неудачи при анализе прошлого («как оно было и как оно должно было быть»); а если вероятность будущей неудачи выше, чем вероятность успеха, то ситуация аналогична и для будущего времени («как это, вероятно, будет и как хочется, чтобы это было»). Если неудача и успех в равной мере вероятны, то дети не способны испытывать этот конфликт еще где-то около года, до возраста четырех с половиной лет и старше. К этому времени можно уже исследовать первые постановки целей для изучения уровня притязаний (Heckhausen & Wagner, 1965).

Следует отметить, что проживаемую субъективно степень реальности ситуации не следует путать с ее объективной реальностью. Как бы тесно они ни были связаны, и не важно, насколько субъективная вероятность появления события может быть близка к объективной, более важной остается проблема определения того, как опыт и деятельность связаны с реальностью. В отношении ориентации на достижение на первом месте стоит вопрос о соотнесении субъективного представления о степени трудности задачи, с действительной ее сложностью, то есть о том, насколько соотносится субъективная вероятность успеха или неудачи с объективной вероятностью. Коэн и Хансел (Cohen & Hansel, 1955) обнаружили, что объективно высокая степень сложности часто недооценивается, а низкая - переоценивается; наиболее точно предсказывается ситуация с объективной вероятностью успеха около 30 %, по Говарду (Howard, 1963) эта цифра - 45 % (см.: Feather, 1963a; Schmidt & Zarn, 1964). Индивидуальные различия могут рассматриваться как характерные. Так, мотивированные на успех испытуемые переоценивают вероятность успеха по сравнению с ориентированными на неудачу, как показали Brody (1963, относительно n Ach) и Фивер (Feather, 1963а, с использованием ААТ, но не на параметре n Ach). Они обнаружили склонность оценивать свои шансы на успех так же высоко, как «боящиеся неудачи» испытуемые относительно предстоящих заданий средней трудности (Feather, 1965a, на комбинированных исследованиях n Ach и MAS). Очевидно, что если мотивация на успех преобладает, то перспектива успеха в противовес неудаче они являются дополнительными друг к другу (в математическом, но не в психологическом смысле), удерживаемая в голове, уменьшает рассматриваемую величину вероятности неудачи (Heckhausen, 1963b; см, ниже: Уровень притязаний, гл. 8).

В конце концов, субъективная вероятность успеха, как кажется, должна расти с увеличением стимулирующей ценности цели, особенно в средней области объективных возможностей. Это, однако, не было подтверждено относительно предсказаний событий, зависящих от достижений[9], хотя и было установлено для случаев, зависящих от случайности и предполагающих различную ценность выигрыша (Crandall, Solomon & Kellaway, 1955; Jessor & Readio, 1957). Тем не менее вплоть до настоящего момента эти вопросы поднимались только в рамках так называемых теорий принятия решения (см.: W. Edwards, 1954; Feather 1959b), которые рассматривают установки потребителя и предпочтения стратегии риска в ситуации неопределенности с различной значимостью выигрыша (см.: Feather, 1959а; Cohen & Hansel, 1961; Mehl, 1962)

Глава 5 Конфликт

Склонность к конфликту - это показатель наличия мотивации достижения, Она провоцируется появлением неудачи. Таким образом, опыт ориентированных на неудачу испытуемых более отягощен конфликтами. Этот конфликт относится к типу притяжения - избегания, или одновременного влияния векторов положительной и отрицательной валентности (см.: Lewin, 1935, с. 89). Это наиболее сложно разрешаемый конфликт, так как векторы притяжения и отталкивания относятся к одной и той же вещи, а именно к цели достижения. Конфликты достижения можно разделить на два основных типа по признаку времени. Первый тип характеризуется перспективой будущего времени, он направлен на цель впереди и формируется вокруг ожидания неудачи. Второй тип конфликта характеризуется перспективой прошлого и привязан к прошлым неудачам. Он формируется вокруг опыта неудачи.

Ожидание неудачи

Конфликты этого рода появляются в связи с постановкой цели. Стимулирующая ценность цели увеличивается с ростом сложности ее достижения, но одновременно с этим растет и вероятность поражения (см.: Lewin, Derabo, Festinger & Sears, 1944; Feather, 1959a, 1959b). Неопределенность результата наиболее велика в области средней сложности, поскольку опыт вероятности успеха и неудачи уравновешивает друг друга. Чем больше тенденции к достижению и избеганию (надежда на успех и боязнь неудачи) уравнивают друг друга, тем более выражен конфликт; его интенсивность зависит также от абсолютной величины обеих тенденций. Отсюда следует, что целей, в достижении которых существует равная вероятность успеха и неудачи, следует избегать, особенно людям, пытающимся избежать конфликта. Как мы увидим в дальнейшем, это верно для испытуемых, мотивированных на неудачу, но не для ориентированных на успех. Являются ли последние более устойчивыми к конфликтам? Может быть, они их даже предпочитают? Вероятно, конфликт не имеет для них большого значения, так как они не настолько озабочены 50% -ной вероятностью неудачи, как мотивированные на неудачу. Мотивированные на неудачу разрешают этот конфликт не только при помощи стратегии осмотрительной постановки невысоких целей, но и парадоксальной стратегией постановки чрезвычайно завышенных, недостижимых целей. Постановка завышенных целей, очевидно, направлена на интенсификацию собственных усилий по преодолению тенденции избегания неудачи и в конечном итоге на уменьшение конфликта (более подробно см. в гл. 8).

Таким образом, постановка целей часто связана с конфликтом достижения - избегания. Если наличествует выбор из нескольких альтернативных целей, схожих по степени сложности, это может привести к множественному конфликту достижения - избегания (как, например, в ситуации выбора профессии), разрешить который, может быть, весьма непросто. Если постановка целей осуществляется в условиях социальной ситуации, тенденция достижения - избегания может проявиться в так называемом «расщеплении» уровня притязаний (Нескhausen, 1955). Цель, которая может быть достигнута наверняка, открыто провозглашается, в то время как на самом деле человек внутренне стремится к более высокой цели.

Еще одна характеристика конфликта - это ригидность постановки целей. Мотивированные на неудачу люди, обремененные конфликтом, гораздо меньше готовы принимать во внимание свой реальный уровень достижений, подразумевающий определенные возможности достижения. Они избегают новой актуализации данного конфликта и придерживаются существующей постановки целей, даже если она уже устарела (Heckhausen, 1963b). Коэн и Зимбардо (Cohen & Zimbardo, 1962) обнаружили нечто подобное в случаях сильного, вызванного конкретной ситуацией конфликта. Люди, которым после множества неудачных попыток выполнить задание предлагается рискнуть дальнейшей неудачей по желанию на дополнительном задании, не снижают уровень притязаний ниже точки, на которой они уже потерпели неудачу. С другой стороны, если опыт неудачи менее явно выражен, а следовательно, различие между желанием решить задачу и страхом перед неудачей меньше, то готовность к снижению уровня притязаний больше. Данный феномен был объяснен Коэном и Зимбардо (Cohen & Zimbardo) с точки зрения теории когнитивного диссонанса (Festinger, 1957). В первом случае диссонанс между боязнью неудачи и решением продолжать сталкиваться с неудачей гораздо больше. Более интенсивный конфликт разрешается ослаблением мотивации избегания неудачи, что достигается сохранением прежнего, уже неадекватного уровня притязаний. Данная интерпретация правдоподобна, но не убедительна.

Симптомы конфликта проявляются и за пределами области постановки целей. Человек заранее принимает меры предосторожности, чтобы предотвратить неудачу. И акцент здесь ставится либо на обеспечении успеха, либо на избегании неудачи. Удивительно, насколько находчив даже маленький ребенок и какое богатство возможностей есть у него для разрешения конфликта при помощи различных мер предосторожности (Heckhausen & Roelofsen, 1962). Так, например, при соревнованиях правила игры могут внезапно изменяться, чтобы поставить соперника в более невыгодное положение.

Провоцирующее конфликт ожидание неудачи также приводит к менее приемлемым попыткам решения задачи, и если ситуация это позволяет, то к прекращению ее решения. Конфликт провоцирует уклонение от ситуации и «уход с поля». Это может быть причиной того, что ориентированные на неудачу студенты приступают к решению домашних заданий позже, чем их соученики, ориентированные на успех (Heckhausen, 1963b). Упорство в решении сложных задач также зависит от рассматриваемого конфликта. Фивер (Feather, 1961; 1963b) обнаружил, что мотивированные на неудачу испытуемые прекращают свои попытки решить задачу раньше, чем ориентированные на успех, если задание изначально определяется как легкое (низкая вероятность поражения). Однако поскольку задача на самом деле была неразрешима, то переживалась она как усложняющаяся по мере увеличения количества безуспешных попыток ее разрешения, и таким образом вскоре вошла в область задач средней сложности (50 % вероятность неудачи), что, как уже говорилось, резко увеличивает конфликт, переживаемый ориентированными на неудачу людьми. С другой стороны, задание, описываемое как сложное с самого начала, решается ориентированными на неудачу людьми с большим усердием и с осуществлением большего количества бесплодных попыток найти решение! Видимо, это происходит из-за того, что им нет необходимости проходить через актуализацию конфликта в области задач средней сложности (см.: Smith, 1964). Размышления о способе решения задачи могут быть подорваны переживаемым конфликтом. Мотивированные на неудачу люди в условиях дефицита времени решают меньше заданий, чем мотивированные на успех (Bartmann, 1963). Дефицит времени, очевидно, увеличивает ожидание неудачи до такой степени, что мотивированные на неудачу испытуемые входят в критическую стадию конфликта. Райан и Лаки (Ryan & Lakie, 1965) получили аналогичные результаты при решении задач на сенсомоторную реакцию в нейтральной ситуации и ситуации соревнования (см. гл. 7).

Согласно модели конфликта Миллера (Miller, 1944, 1959), по мере приближения к цели, ожидания неудачи будут расти быстрее, чем ожидания успеха, и будет достигнута точка в процессе достижения - на определенном психологическом расстоянии от цели - когда ожидания неудачи будут сильнее, чем ожидания успеха. Равенство в соотношении сил между этими двумя тенденциями в определенный момент процесса решения задачи вызывает усиление конфликта, что может привести к прекращению попыток решения (Feather, 1961, 1963b). В соответствии с той же моделью, расстояние между точкой пересечения двух наклонных, отражающих данные тенденции, и целью зависит не только от угла их наклона, но и от их абсолютной величины. Уже упоминавшиеся данные, полученные Bartmann, можно объяснить изменением абсолютной величины одной из наклонных. Дефицит времени приводит к увеличению ожидания неудачи у ориентированных на неудачу испытуемых до такой степени, что состояние острого конфликта создается в самом начале попыток решения проблемы, то есть на очень большом расстоянии от цели.

Результаты Скотта (Scott, 1956) можно объяснить тем же образом. Он рассматривал истории, написанные в ситуации расслабления и в условиях сильного давления. В последнем случае студентам сообщалось, что результаты тестирования будут использованы для того, чтобы определить, кто из участников будет принят на курс, на который записалось слишком много учеников. Под влиянием личностной значимости ситуации не все испытуемые показали увеличение n Ach, обычное в данном случае. Небольшая группа испытуемых, так называемые «избегающие», показали уменьшение показателя n Ach! Их истории были короче, демонстрировали менее реалистическую трактовку относящегося к достижениям содержания изображения, содержали меньше действий, направленных на разрешение ситуации, и большую покорность перед лицом возникающих трудностей, и в конечном счете реже описывали успешный выход из ситуации. Ожидание неудачи «избегающих» явно увеличивалось под влиянием побуждающих условий до такой степени, что они достигли стадии острого конфликта. В контрольной ситуации, без угрожающих побуждений, их истории ничем не отличались от историй остальных участников эксперимента, не продемонстрировавших под влиянием личностной значимости никаких симптомов упоминавшегося конфликта (ср.: с парадоксальным эффектом побуждения, см. выше, гл. 2; или, например: Meyer et al., 1965).

Эртель (Ertel, 1964) в основанной на семантическом дифференциале типологии, построенной при помощи факторного анализа, показал, что простое упоминание об интеллектуальном тесте вызывает конфликт у учащихся, чья нормативная мотивация достижения ориентирована скорее на неудачу, чем на успех. Оценка приближающегося интеллектуального теста показательна сходством его характеристик в обеих мотивационных группах, независимо установленным соотнесением с профилем задач «повышенной сложности», хотя в одном случае «испытуемый надеется тем не менее в конечном итоге достичь успеха», а в другом «боится не преуспеть, несмотря на затраченные усилия». Мотивация успеха (НУ-БН из МД) положительно коррелирует с совпадением профиля соотнесения первого типа задач (где присутствует уверенная надежда на преодоление трудностей) и характерным профилем, основанным на оценке валентности предстоящего интеллектуального теста. Мотивация успеха коррелирует отрицательно с совпадением профиля второго типа задач (провоцирующих более острое переживание конфликта между ожиданием неудачи и попытками выполнить задание) и характерным профилем интеллектуального теста. Процитированные экспериментальные результаты показывают, что конфликты, основанные на перспективе будущего времени, зависят не только от ситуационной, но и от нормативной мотивации. В связи с этим ориентированные на неудачу люди демонстрируют более высокую степень потенциального возникновения конфликта («страх не достичь успеха»), чем ориентированные на успех, как следовало бы ожидать.

Склонность к риску

Степень, до которой конфликты на разных стадиях временной перспективы скорее разрешаются, чем избегаются, должна зависеть от индивидуальных различий в склонности к риску. С тех пор как Давид Кац (David Katz, 1953) представил свою концепцию уровня безопасности (Sicherheitsmargnal) как величины безопасности, которую индивид склонен воспроизводить в любых ситуациях, предпринималось множество попыток выделить эту личностную переменную. Однако результаты были неутешительными. Не было достигнуто более или менее значимой согласованности между исследованиями, основанными на опросниках, и экспериментами по наблюдению за поведением, в ситуации решения экспериментальных задач, которые могли быть выполнены с различным уровнем безопасности в зависимости от затраченного времени, тщательности и аккуратности выполнения. Прежде чем на основе вышесказанного сделать вывод о том, что склонность к риску не является личностной переменной, следует посмотреть, нельзя ли при помощи этих методов выделить нечто другое, например, различия в ценностных весах, приписываемых людьми заданиям и пунктам в опроснике. В связи с этим можно предположить, что одно из них может приниматься за более существенное, что приводит к увеличению размера поля безопасности, по сравнению с чем-то, что рассматривается как не влекущее за собой никаких последствий. Влияние подобных различий в оценке скорее всего отразилось на результатах Марца, Вебера, Вьеха (Merz, Weber, Wieja, 1963), обнаруживших высокую корреляцию между величиной поля безопасности у групп испытуемых, разделенных на мотивированных на успех и неудачу. Разницу в умениях и способностях в различных областях деятельности также следует принимать во внимание. Инструмент для измерения склонности к ри

Наши рекомендации