Путешествия с пятнадцатью клиентами

Введение

Пятнадцать клиентов*, [[[[* Имена и ситуации опять изменены.] вокруг которых строится Часть вторая, взяты из моей книги случаев и иллюстрируют различные аспекты использования образов. Выдержки изложены скорее в духе “вот как это было сделано”, чем “вот как это делается”. Эти рассказы выписаны из моих заметок и, в некоторых случаях из заметок, которые вели клиенты. Я говорю как бы их голосом. В основном речь идет об использовании образов: естественно, было много случаев, когда образы не применялись.

Я чувствую, что получил большую привилегию в виде возможности работать с этими клиентами и учиться у них. Различные путешествия, которые они предприняли, стали также и моими путешествиями и дополнили мое собственное понимание. Несколько моих “клиентов” — консультанты, либо ищущие наставника, либо тем, кому нужно преодолеть определенные трудности в собственной жизни. Многие из них признались, что их понимание было увеличено тем, что их побуждали использовать образы в сеансах со мной. Я верю, что это относится также и к клиентам, которые упоминаются во всей книге, а не только в этой части.

Консультирование — не “лечение”, это скорее “предоставление возможности”. Некоторые упомянутые клиенты стремились лишь к тому, чтобы суметь справиться с определенным кризисом. Для других консультирование стало введением в обучение консультированию. Я надеюсь, что для всех них опыт отношений консультирования был таким же стоящим, как и для меня. Если образы, которые они создавали и которыми мы делились друг с другом, живут с ними так же долго, как и со мной, я вполне уверен: они вспомнят эти образы, они вновь переживут что-то из того волшебства, а также трудной работы этих отношений.

Наконец, я хотел бы убедить вас, чтобы, прочитав эти случаи, вы попытались сами войти в образы — тогда путешествия клиентов станут вашими.

БИЛЛ

Перекрестки

“Меня зовут Билл. Мне 23 года, я студент, учусь на медбрата. Когда я пришел к Вильяму по совету моей девушки, я испытывал стресс. Вильям помог мне разобраться в его причинах:

1. Мои родители оба были нездоровы.

2. Моя сестра вышла замуж, потому что забеременела.

3. Я учусь на медбрата и ужасно хочу стать зарегистрированным медбратом общей практики.

4. Я больше не люблю свою девушку. Я хочу прекратить с ней отношения, но она этого не хочет.

Я не очень преуспеваю в своих занятиях: чувствую себя неспособным сосредоточиться, испытываю слишком много затруднений. У меня есть мать, которая ожидает, что я возьму на себя роль отца. Она говорит, что не может управляться без меня. Приходится ездить в Манчестер на выходные, а это создает напряжение”.

Вильям: Я вижу, вы привязаны к длинной резинке.

Билл (улыбаясь): Это правда, и я ее ненавижу.

Вильям: Что вы думаете о том, чтобы выразить свои чувства в какой-нибудь картине?

Билл: Я загнан в угол. Темно и холодно, сижу с полупустой бутылкой спиртного. Я испуган, одинок, меня не любят и отвергают.

Вильям: Иными словами, вы именно сейчас обеспокоены и довольно одиноки. Представьте, что этот образ можно как-то изменить.

Билл: Хорошо. Кто-то пришел: это мужчина в белой форме кадрового медбрата.

Вильям: Билл, каковы ваши ощущения?

Билл: Теплее. Он велит мне встать и сделать что-нибудь. Я встаю и отправляюсь за моим другом на свет.

“Прежде чем я смог сделать шаг в будущее, была ужасная борьба. С меня лил пот, и я хотел плакать, но не мог уйти с покрасневшими глазами. Я чувствовал, что сделал то, ради чего пришел, и хотя у нас было только два сеанса, этого оказалось достаточно, чтобы наступило облегчение”.

Комментарий

Билл чувствовал себя зажатым между девушкой и свободой, между ответственностью по отношению к родителям и карьерой. Положение находящегося в углу, в темноте говорит о депрессии. У его отца проблемы с пьянством, и это, возможно, объясняет образ полупустой бутылки.

Штатный медбрат в белом кителе, возможно, олицетворяет его главную цель, так как он действительно велел ему встать и идти. “Друг” означает желание подружиться с самим собой, возможно, это была его психика, которой он должен был научиться доверять.

На каком-то этапе Билл увидел перекрестки и человека, прислонившегося к стене с сигаретой в руке, и знал, что должен сделать выбор: продолжать или идти назад. Я побудил его оглянуться, и Билл увидел угол комнаты с каким-то безликим сидящим там человеком. У него появился соблазн вернуться, но он сделал шаг вперед, к свету, и почувствовал себя лучше по отношению к своей цели, которая заключается в том, чтобы стать зарегистрированным медбратом общей практики. Билл знает, как легко было бы вернуться. Он говорил об алкоголе и об увиденном образе какого-то человека, кем он не хочет стать: “Это действительно испугало меня”.

Добиться, чтобы клиент посмотрел назад, часто бывает полезным, особенно когда есть перекрестки. Перекрестки олицетворяют выбор, как выяснил Билл, и посмотрев назад, он мог увидеть, то что оставил позади.

АЛАН

Сексуальная идентичность

“Я Алан, студент, учусь на медбрата психиатрической практики. Я старше среднего возраста, имею степень по современному искусству. Я пришел в медбратья, потому что не смог найти постоянную работу в Сандерлэнде. Я проучился около семи месяцев, когда ощущал потребность поговорить с Вильямом. Для меня это было невероятно трудным; я был достаточно испуган и чувствовал себя неловко. С начала курса я был вынужден пристально посмотреть на самого себя, и подумал: некоторую путаницу, которую я чувствую, придется рассортировать, если я должен продолжать обучение.

Я не знал, чего ожидать от консультирования, и попросил Вильяма ввести меня в курс дела. Он объяснил очень просто, что мы заключим контракт на столько-то сеансов и что в его стиле предоставлять направление сеансов мне, а он постарается оставаться со мной. Он также сказал, что попытается понять, что означают для меня вещи. Если я когда-нибудь подумаю, что он не со мной, я должен сказать ему. Все это было очень удобно для меня, за исключением того, что я не хотел связываться с фиксированным количеством сеансов. Так что мы договорились.

Я начал с рассказа, что никакие мои отношения никогда не были успешными для меня. Постепенно я открыл, что мне более комфортно с женщинами, чем с мужчинами. Я не знаю, что это было, но я чувствовал себя безопасно в этой комнате, безопасно, чтобы сообщить то, что хочу и что мне нужно сказать. Я выпалил, что мой старший брат считает меня голубым. Чтобы просто сказать это, потребовалось все мое мужество, какое я только мог собрать. Я уверен, что многие мои знакомые думают так же. Возможно, это потому, что я не “мачо”, и потому, что там, откуда я родом, если ты постоянно не хвастаешься всеми женщинами, с которыми крутишь, ты не мужчина. Это никогда не было моим призванием. Плюс мои “надутые” предметы в университете, как они их называли. Это были не просто люди вокруг меня; мой отец и брат также очень язвительно относились по отношению ко мне.

Я пытался сказать Вильяму, что не уверен, голубой я или нет. Знаю, что многие люди считают меня женоподобным. Я не был уверен, где мое место на шкале мужественности-женственности. Вот что я хотел исследовать вместе с Вильямом. Я ушел с первого сеанса, чувствуя, что сделал гигантский шаг вперед”.

Вильям: Мне кажется, то, о чем мы говорим, составляет вашу самооценку. Как насчет того, чтобы написать на доске все положительные вещи о себе самом?

Алан: Добродетели! Это нелегко. “Надежный”, “терпимый” и “добродушно-веселый”.

Вильям: Хорошее начало. Мы посмотрим на них позже и увидим, сможете ли вы что-нибудь добавить к ним. Ну, а как насчет отрицательных черт характера?

Алан: Во мне так много отрицательного, что я даже не хочу этого записывать. Вот что я напишу: “Не представляет хорошего образа для других людей”.

Вильям: Это хорошо, но немножко смутно. Как можно сделать это более определенным?

Алан: Я бы сказал, что всем не нравится мой внешний вид или мои качества, но внешний вид в особенности.

Вильям: Хорошее развитие. Теперь используйте ваше воображение, чтобы создать внутреннюю картину самого себя, как вы себя чувствуете внутри?

Алан: Это действительно пугает. Я вижу себя двенадцатилетним круглолицым кудрявым мальчиком. (Алан сидит, глядя на эту внутреннюю картинув течение нескольких минут и казалось, был очень близок к слезам.)

Вильям: Мальчик, еще не созревший?

Алан: Это так и есть, настоящая часть меня — еще мальчик. (После долгой задумчивой паузы.) Я хотел бы рассказать вам о том, что случилось в выходные. Я встретился с Чарльзом, который отвел меня в свою квартиру. Я чувствовал, что меня любят и обо мне заботятся. Не хочу вдаваться в подробности и знаю вас достаточно хорошо: вы не будете любопытствовать. Все, что я знаю, — это то, что наша короткая встреча повысила мою самооценку.

“В течение многих лет я чувствовал, что другие люди управляют тем, что происходит со мной. Теперь пришло время взять на себя обязанности и отвечать за собственную жизнь. Я всегда позволял решать другим, и они могли принять на себя вину, когда дела шли не так. Странным образом откровение пришло из отношений консультирования. Вильям все время отказывался брать на себя управление, и поскольку он вел себя подобным образом, я был вынужден делать это и начал получать от этого удовольствие.

Я помню, как мы с Вильямом проводили время, обсуждая отношения консультирования. Я полагаю, для меня это была некоторая модель, чтобы достичь успехов в учебе. Я выразил некоторую озабоченность тем, что это может стать зависимостью и я привыкну полагаться на это. В то же время я знал, что если я должен получить максимум из этого, мне придется довериться тому, как будут развиваться отношения консультирования. От дискуссии о доверии, власти и зависимости мы с Вильямом двинулись к тому, чего я хочу от других отношений. Для меня это представляло интерес, любовь и близость, хотя я совсем не уверен, с мужчинами или с женщинами.

Я говорил о своих гибельных отношениях с женщиной. Они не были длительными, может быть, потому, что она критиковала меня, называла помешанным. В этих отношениях не было уважения и доверия. Вильям поинтересовался, как бы я реагировал, если бы он критиковал меня. Я подумал об этом, затем решил, что это зависело бы от критики. Затем он связал критику с доверием. Я понял, что, хотя я и привык доверять Вильяму, существует нечто, что нужно развить”.

Алан: Я кое-что понял, Вильям. Критика почти нужна мне, чтобы подтверждать мою низкую самооценку.

Вильям: Это звучит достаточным откровением, с вашей стороны смелость — открыть это.

Алан: Я также понял, что часто не доверял людям, когда они говорили что-нибудь в мою пользу.

Вильям: Алан, интересно, связана ли ваша низкая самооценка с чувством ненадежности.

Алан: Я думаю, вы, наверное, правы, и просто признавая это, чувствуешь себя паршиво.

Вильям: Вы можете применить свое воображение, чтобы изобразить, как выглядит эта ненадежность?

Алан: Это простая картонная коробка, на которой нет абсолютно ничего, чтобы отличить ее от любой другой коробки. Это я, обычный Алан.

Вильям: Что вы думаете о том, чтобы заглянуть внутрь?

Алан: Нет! Я предпочел бы не знать, по крайней мере сейчас.

“Я хотел отменить последний сеанс, но все-таки пошел на него. После третьего сеанса я стал чувствовать себя нормально по отношению к самому себе. Мы с Вильямом снова посмотрели на наши отношения, и на том сеансе должны были сделать это в последний раз. Должно быть, контраст заставил меня задуматься об отношениях между моим братом и отцом. Они всегда с воодушевлением выливали друг на друга свои дурные чувства, а я находился между ними. Вильям поинтересовался, принимал ли я эти дурные чувства в себя. Наверное, да, хотя никогда не думал об этом. Все, что я знаю, это то, что четыре сеанса с Вильямом направили меня по дороге открытия и обучения тому, как жить в ладу с самим собой, таким, какой я есть”.

Комментарий

В течение четырех сеансов с Аланом я остро сознавал необходимость поступать деликатно. Было несколько моментов, когда он намекал на свою гомосексуальность, тем не менее в манере, в которой он давал мне информацию, содержалось нечто, побудившее меня удержаться от активного следования этой линии. Моя интуиция привела меня к мысли, что он почти хотел, чтобы я подтвердил ему его сексуальность. Я чувствовал: было бы неправильно, если бы я поступил так. Как я мог?Да и как мог сделать это кто-нибудь другой? Передавая мне мнение своего брата, считающего, что Алан голубой, мой клиент посмотрел на меня очень прямо, и я смог почувствовать незаданный вопрос: что по этому поводу думаю я? Я счел более уместным спросить Алана, что он сам думает о себе. Это привело к тому, что он заговорил о самооценке. Он чувствовал, что его шкала его самооценки очень низкая.

Если принять во внимание семейный климат и все то, о чем говорил Алан — его научный курс и язвительные комментарии, связанные с этим, то, что некоторая его манерность могла создать впечатление женоподобности — неудивительно, что его самооценка действительно была низкой.

Алан был человеком, любящим порядок; он часто приходил со списком тем, о которых думал и которые хотел бы осветить в ходе сеанса. И прежде чем уйти, он всегда убеждался, что все, написанное им на доске, стерто. Мы говорили об этом, и Алан связал свои поступки с тем, что все-таки не полностью доверяет мне. Алан пришел только на четыре сеанса, так что вполне понятно, что ему еще следовало быть осторожным. Доверие нельзя установить быстро. Его комментарий о том, чтобы воздерживаться от доверия, привел к интересной дискуссии о его способности принимать критику от кого-либо скорее, чем похвалу или доверие. В моих заметках к этому сеансу я жирно подчеркнул: “Я не должен критиковать”.

Когда Алан описывал обычную на вид коробку, которую ничто не отличало от другой, я почувствовал в себе глубокую печаль об этом человеке, который сам подавляет себя. Я сказал ему об этом, но у ему было трудно принимать мои чувства. Он согласился исследовать на следующей неделе, что находится внутри коробки, но когда он пришел, стало ясно, что он не хочет делать это, он не был готов.

Хотя мы провели вместе только четыре сеанса, но смогли пройти наши отношения до конца, и Алан ушел, зная, что может вернуться, если захочет. Он не вернулся. Он закончил курс и уехал на работу из наших краев.

Для Алана это был какой-то кризис, хотя он и не представлял его себе таким образом. Когда я оглядываюсь назад сейчас, через несколько лет, меня действительно удивляет одна вещь, образ самого себя, который у него был; образ мальчика, еще не созревшего. Если наши сеансы помогли ему пройти через то, что часто называют “кризисом идентичности”, тогда он испытал нечто положительное, что пойдет ему на пользу, где бы он ни оказался. Мы с Аланом увидели в этом образе психику мужчины, заключенную в мальчика, который на шестнадцать лет был моложе мужчины. Удивительно ли, что Алан был в замешательстве?

АРРАН

Глубины озера

“Я Арран, индиец с Маврикия. В Англии я восемнадцать лет, с тех пор, как мне исполнилось двадцать. Моя жена Айша — тамилка, у нас две дочери десяти и восьми лет. Я работаю преподавателем сестринского дела в Саутхэмптоне и сейчас обучаюсь для получения магистерской степени по психологии и консультированию. В качестве часть обучения я должен сам пройти терапию.

Начало моей жизни не было счастливым; мой отец, ленивый человек, был всегда пьяным и оставлял все на мою мать, которая владела собственностью. У него было мало времени на меня и моих братьев и сестер. Например, я не могу вспомнить, чтобы он когда-нибудь обнял меня. Когда мне исполнилось 14 лет, я взялся за многое, что следовало делать ему. Именно тогда я принял сознательное решение стать его противоположностью по всем возможным статьям.

Мать умерла, и я не был упомянут в ее завещании. Я говорил ей, что не хочу ничего из ее имущества, мои братья и сестры нуждались в нем больше, чем я, но все же я не был даже упомянут, и это сильно ранило меня. Я чувствую себя отвергнутым отцом, потому что приглашал его навестить нас, но он отказался приехать. Думаю, это потому, что я женат на Айше, а она исповедает другую веру.

Одна из моих особенностей заключается в том, что я не могу говорить людям “нет”. Если кто-нибудь хочет получить четыре часа моего времени, я должен их дать. Если кто-нибудь хочет мои деньги, я должен отдать. Это приводит меня к всевозможным стрессам. Знаю, это как-то связано с моим желанием стать совершенным, а также с чувством ответственности за людей. Если мои студенты не сдают экзамены, значит, я виноват: я работал недостаточно усердно. Я должен работать так усердно, чтобы не провалиться. Я не должен проваливаться, поэтому беру на себя все больше и больше работы, чтобы доказать, какой я ответственный человек.

Знаю, у меня высокие стандарты, и это создает трения с Айшой. Я настаиваю на том, чтобы покупать дорогую одежду и для нее, и для девочек, потому что хочу, чтобы они выглядели наилучшим образом. Я знаю, может быть, я делаю это в качестве компенсации за то, чего никогда не имел. Я обвиняю моего отца в том, что не достиг большего: у моих родителей было семеро детей. Я не собирался повторять это, так что сделал вазэктомию. В идеале я хотел одного ребенка, но Айша хотела двоих. Я умер бы, если бы мои дети когда-нибудь сказали обо мне недоброе слово.

Начиная работать с Вильямом, я хотел избавиться от большой горечи по поводу моих родственников, которые относились ко мне и к моей жене очень недобро. Они подолгу гостили у нас, занимали деньги, никогда не возвращали их, и мы из-за них оказались в долгах”.

Вильям: На прошлой неделе, рассказывая о своих родственниках, вы употребили три слова: тряпка, отверженный, выжатый. Это довольно сильные выражения.

Арран: Я знаю, и в особенности это относится к одному моему брату, который нанес мне предательский удар. Тем не менее я очень люблю его. Я бы отдал за него жизнь, а он делает мне такое. Почему?

(На этом сеансе было пролито много слез, хотя Арран очень старался не плакать.)

На четвертом сеансе у нас с Вильямом состоялся такой диалог.

Вильям: На трех последних сеансах мы провели много времени, беседуя о ваших отношениях с родителями, братьями и сестрами. Вы чувствуете, что они полностью отвергают вас, чувствуете, что не можете больше доверять им, что они унижают вас. Интересно, как вам видятся наши отношения. Вы можете представить себе, как они могли бы выглядеть, если бы вы создавали картину?

Арран: У меня с этим трудности. Не думаю, что воображение — моя сильная черта. Я учусь доверять вам и, конечно, думаю, что вы позаботитесь обо мне.

Вильям: Арран, позвольте мне дать вам старт. Я представляю себе, что вы перелезли через очень высокую стену, а на другой стороне — озеро.

Арран: Это забавно, потому что я видел озеро, но не мог понять, как оно может быть тем, что вы имеете в виду.

Вильям: Похоже, вы хотите, чтобы я вел вас и говорил, что делать.

Арран: Полагаю, что так. Вы меня знаете, я люблю, чтобы вещи были либо черными, либо белыми.

Вильям: Кажется, это связано с высокими критериями, по которым вы судите людей. Как этот подход проявляется в вас?

Арран: Я хочу, чтобы люди делали то, что я хочу, потому что я чувствую, что прав.

Вильям: Один момент, касающийся высоких требований, — это острое чувство времени. Как это понятие применимо к вам?

Арран: Весьма определенно. Если люди опаздывают, я сержусь и думаю, что это безответственные люди.

Вильям: Я думаю, мы еще поднимем эту тему, но сейчас давайте вернемся к озеру. Что вы думаете о том, чтобы исследовать его?

Арран: О, не знаю, оно выглядит глубоким.

Вильям: Вот что я скажу, Арран, обзаведитесь аквалангом. Как это звучит?

Арран: Годится, но можно у меня будет веревка, и вы будете ее держать?

Вильям: Конечно, кажется, это действительно хорошо. Как насчет оружия или мощного фонаря?

Арран: Нет, веревка — это все, что мне надо. Я опускаюсь вниз, в дальний путь. Похоже, вода очень темная. Я не хочу продвигаться дальше: чувствую, что поблизости какой-то хищник, хотя и не могу его увидеть. Если я не буду привлекать к себе внимания, он меня не заметит.

Вильям: Вы чувствуете себя действительно застрявшим? Не можете продолжать? Если вы двинетесь, то он может напасть на вас?

Арран: Да, верно. Я начинаю паниковать.

Вильям: Арран! Я по-прежнему держу веревку. Дерните ее, чтобы убедиться в этом. Что вы думаете о том, чтобы подружиться с этим существом?

Арран: О, я не смог бы это сделать.

Вильям: Можете ли вы подобраться достаточно близко, чтобы увидеть его?

Арран: Нет! Я просто не могу его видеть. Оно черное и безобразное.

Вильям: Кого оно вам напоминает?

Арран: Мою сестру.

Вильям: Теперь вы определили, кто это. Как насчет того, чтобы попробовать подружиться?

Арран: Я не хочу. Я хотел бы остановиться здесь, пожалуйста.

Вильям: Прекрасно, Арран. Просто повремените немного, и поднимайтесь на поверхность. Вы же не хотите получить кессонную болезнь? Так что, через определенное время возвращайтесь в эту комнату.

Арран: Невероятно, куда я забрался? Я знаю, это было мое бессознательное, но оно было темным. О Боже, мне нужно, чтобы там был свет. Когда я начал опускаться, то думал, что пойду прямо ко дну, и там найду яркий свет, чистый песок и цветы. Так что все это было разочарованием.

Вильям: А ваша сестра?

Арран: Мне придется поработать над этим. Кажется, как будто я ее ненавижу, правда?

Вильям: Кажется, вы в почему-то боитесь ее.

Арран: Что, это черное существо было моим страхом?

На шестом сеансе.

Вильям: Как существо выглядит сейчас?

Арран: По-прежнему черное, по-прежнему безобразное, но не такое угрожающее. Я почему-то чувствую, что мне больше позволено.

Вильям: Достаточно много позволено, чтобы подружиться с ним?

Арран: Нет! Я хочу убрать его подальше от меня.

Вильям: Велите ему уйти.

Арран: Оно не уйдет.

Вильям: Арран, что вы чувствуете по отношению к нему?

Арран: Жалость. Я буду его игнорировать.

Вильям: В последний раз, когда вы посетили озеро, вы были разочарованы. Как сегодня? Вы можете описать это озеро?

Арран: По форме оно напоминает чашу. По-прежнему темное, но если я отправлюсь дальше, я смогу увидеть свет. Что ж, пойду к нему. Теперь свет становится ярче. Если я протиснусь через этот узкий кусок... Нет, не могу это сделать. Хочу, но что-то, кажется, останавливает меня.

Вильям: Арран, интересно, вода темная потому, что существо что-то взбалтывает и, может быть, вы не можете добраться туда, куда хотите, потому что в темном куске есть какое-то незаконченное дело?

Арран: Что-то, связанное с моей сестрой, да?

Вильям: Возможно, но может быть, это ваша темная сторона, ваша тень?

Арран: Мне не нравится то, что я слышу. Я бы лучше был на свету, потому что это существо не может жить на свету. Я буду там в безопасности.

Комментарий

Я попросил Аррана попытаться охарактеризовать отношения консультирования с определенной целью. Я, как обучающий консультант, думал, это поможет ему выразить его чувства словами. Подобное прояснение чувств помогает рассмотреть отрицательные или положительные черты характера. Второй момент заключается в том, что Арран так много говорил о негативных отношениях, отвержении и утрате, что я захотел предоставить ему возможность исследовать наши отношения.

Арран прошел через образовательную систему, которая ставила акцент скорее на авторитарном и дидактическом обучении, скорее чем на экспериментальном. Если применить юнговские термины, они концентрировались скорее на ощущении и мышлении, чем на интуиции и чувстве, так что неудивительно, что сначала Арран нашел работу с образами трудной, хотя и сказал, что хочет работать таким способом.

Арран признал, что очень взыскателен к себе и к другим. Взыскательность часто проявляет себя в черно-белых терминах и в неспособности отложить суждение.

Путешествие в глубины озера потребовало большого мужества, хотя Арран был опытным пловцом. Тот факт, что он не захотел применить оружие, значим. Арран очень кроткий человек. Он мог бы сердиться, но вряд ли стал бы проявлять агрессию. Отсутствие оружия как бы показывало, что Арран может справиться с тем, что лежит в глубинах. Веревка, которую я держал, говорит о спасательном тросе, о безопасности, а это многое сообщает о доверии.

Если вода олицетворяет бессознательное, то путешествие через воды навело бы на мысль, что бессознательное Аррана достаточно темно, что вокруг было мало света. Это также наводит на мысль, что Арран, путешествуя по неизвестной территории, как бы ощущает ее. Ему потребовалось очень много времени, чтобы “подняться на поверхность” этих образов.

Когда клиент чувствует себя так или иначе блокированным, значит, пора вернуться на этап назад и посмотреть на незаконченное дело. Аррану все же пришлось заниматься “существом”, и он смог приблизиться к свету, только когда им занялись. Свет, который он видел на “дне”, притягивал его, как магнит, что наводит на мысль, что даже в глубинах бессознательного для него существует надежда.

Бессознательное часто представлено, как в данном случае, в виде чего-то, куда человек входит. О сознательном, возможно, полезнее думать, как о чем-то круглом, как о шаре, постепенно двигаясь глубже в бессознательное — от периферии к центру. Используя эту аналогию, легко увидеть, что Арран представил себе свет на дне — не реальное дно, но отход назад “из” и приближение к периметру, внешней границе.

На многих сеансах мы уделяли часть времени исследованию стремления Аррана преуспевать желанию, пришпоренного его навязчивым стремлением к совершенству и страхом провала. Он проследил развитие этого стремления до своего сознательного решения не быть таким, как отец, которого он рассматривал как полного неудачника. Поэтому в течение времени, которое он провел со мной, мы не раз исследовали его фрустрацию по поводу того, что происходит между нами, и как трудно измерить успех и неудачу в консультировании.

Эта особая черта, если ее не понять и не изменить (изменить, а не искоренить, так как она имеет свои положительные стороны), могла бы создать напряжение между ним и его клиентами. Конечно, образ озера и неспособность “прорваться” к свету, оказались очень фрустрирующими. Он узнавал, что его разум больше не участвует в управлении. Это было трудно, потому что характер Аррана был сильным и негибким, и любая непокорность в его глазах была снижением (невозможно высоких) стандартов.

Обстоятельства Аррана изменились, его повысили, и он уехал из наших мест, так что нам было бы трудно продолжать консультирование. Мы смогли добиться удовлетворительной близости отношений. Мы оба чувствовали, что у Аррану предстоит большая работа по модификации сторон своей личности, создававших стресс.

ЭНДИ

Заброшенное поле кукурузы

“Я Энди, студент третьего курса, учусь на медбрата. Я пришел на консультирование по поводу проблем на экзаменах и личных трудностей. Я младший из пяти детей и действительно не думаю, что мои родители когда-нибудь учили меня брать на себя ответственность. Это одна из трудностей работы: временами я испытываю слишком большую ответственность. Другой момент: я делаю все, о чем меня просят. Я уступаю слишком уж легко. Я хочу изменить свое поведение и надеюсь, что консультирование направит меня по этой дороге.

Вильям: По-моему, вы очень себя принижаете. Посмотрим, сколько хороших вещей вы сможете написать о себе на доске.

Энди: Я знаю, что неумен. Я хочу написать “умный”, но не могу.

Вильям: Чей это голос говорит вам, что вы не умны?

Энди: Я знаю, что это мой собственный голос.

Вильям: Значит, вы видите себя неумным. Что еще?

Энди: О, я клоун, дурак, всегда заставляющий людей смеяться. Мой старший брат, Мартин, он художник, и отличный. Джун, самая старшая, и следующие двое братьев, Джим и Том. Они управляли моей жизнью.

Вильям: Как?

Энди: Всегда принимая за меня решения, всегда унижая меня. Я никогда не чувствовал, что у меня есть хоть какая-то независимость.

Вильям: Энди, когда вы говорите, я чувствую сильную боль вот здесь, в кишечнике. У меня подозрение, что я забираю эту боль у вас.

Энди: (Почти плача) Вы правы. Я хочу закричать: «Оставьте меня в покое. Как я вас ненавижу”.

Вильям: Неужели даже сейчас вы не чувствуете себя независимым от них? Кажется, вы обвиняете их за это?

Энди: Да, но это неправильно, так?

Вильям: Давайте посмотрим на это таким образом: все время мы обвиняем других людей за то, что получаем. Мы отказываемся взять на себя ответственность за это. Что вы об этом думаете?

Энди: Это задевает, но вы правы. Что я могу с этим сделать, Вильям? (В его голосе слезы беспомощности).

Вильям: Энди, это большой шаг вперед, и я думаю, вы смелый, раз сделали его. Требуется мужество, чтобы принять некоторую ответственность. Путь вперед может оказаться нелегким; часто он труден. Как вы думаете справиться с этим?

Энди: Если говорить правду, то не знаю, но я пойду.

На третьем сеансе мы с Вильямом провели много времени, говоря о детстве и отрочестве и о том, как я себя чувствовал. Я сказал что-то вроде “ребенку надо, чтобы его любили”. Вильям подхватил это и спросил, чувствую ли я, что нуждаюсь в любви. Это было слишком прямо для меня, поэтому я уклонился от ответа и заговорил о женщинах. У меня никогда не было большого успеха. Что я могу дать? Я действительно унижал себя”.

Вильям: Проанализируйте термины и выберите, в какой модели вы больше всего действуете: родитель, взрослый, ребенок.

(Мы уже обсуждали РАС модель.)

Энди: Это, должно быть, мой ребенок. По-видимому, угрюмый и испорченный.

Вильям: А как вам видятся наши отношения?

Энди: Это определенно взрослый человек. Вот один из хороших моментов. Я думал, вы будете задавать много вопросов — снимать все слои луковицы и добираться до причины: почему я такой, какой есть.

Вильям: И когда этого не происходит, как вы себя чувствуете?

Энди: Отлично. Я — взрослая часть, но я не должен полностью избавляться от своего ребенка, правда? Я бы не хотел этого.

Вильям: Нет, конечно, нет, особенно от свободного, спонтанного ребенка. Я часто думаю, что мой ребенок слишком задавлен чересчур ранней ответственностью, судя по тому, что вы говорите, — в противоположность вам.

На четвертом сеансе мы договорились использовать образы в большей степени.

Вильям: Теперь вы чувствуете себя расслабленным. Представьте себе луг в теплый солнечный день. Вы смотрите вокруг и видите лес, холм, ручей и дом. Расскажите, что вы себе представляете.

Энди: Это поле кукурузы, вроде квадратное, а лес — в углу, позади меня. Поле простирается справа от меня и далее, на холм. Я не могу нигде представить себе дом.

Вильям: Как вы чувствуете себя сейчас?

Энди: Я не думаю, что имею право находиться здесь. Я продолжаю ожидать, что услышу кого-то, кто велит мне встать и сделать что-нибудь полезное.

Вильям: Теперь я хочу, чтобы вы представили себе, следующее: вы лежите и смотрите наверх, в синее небо. Почувствуйте, что кукуруза поднимается над вами, а затем почувствуйте полные початки. Теперь представьте себе корни, уходящие от вас вниз, в землю, и соединяющиеся с корнями кукурузы. Оставайтесь так столько, сколько захотите и просто принимайте то, что говорят вам образы.

(Энди начал очень тихо плакать, потом заговорил.)

Энди: Я знаю, что это поле я и оно заброшено. Я немножко спустился вниз, к корням, затем мне стало как-то жутко. Часть меня хотела идти прямо вниз, но была и другая часть, которая все время твердила: “Берегись”.

Вильям: Энди, расскажите это полю, кукурузе, еще чему-то, что там есть.

Энди: Мне жаль, что вас забросили, я хочу сказать, мне жаль, что я вас забросил.

В конце сеанса.

Вильям: Теперь мы проговорили это. Я вижу, время почти вышло, поэтому предлагаю вам вернуться на луг и увидеть, изменился ли он.

Энди: Да, он изменился. Я стою лицом к вершине холма, где светит солнце. Я говорю лугу, что буду заботиться о нем. Я не позволю другим людям строить на нем бетонные дороги, на моем лугу.

Вильям: Это чудесно. Что говорит луг?

Энди: Он говорит, что другие люди не могут разрушить его. Он говорит, что мы с ним связаны, и только я могу разрушить его. Но если я это сделаю, то буду разрушать самого себя.

(Энди поднимается и выглядывает в окно, очевидно, борясь с какой-то глубокой эмоцией. Это сильный сеанс для обоих.)

На пятом сеансе.

Энди: Я бы хотел поговорить о прошлой неделе, если это нормально. Я ушел с очень сложными чувствами; часть меня по-прежнему хотела плакать, еще одна часть чувствовала себя на высоте, а еще одна все время говорила: “Куча глупого вздора”.

Вильям: Это несколько сбивает с толку. Которая часть победила?

Энди: Слезы. Когда я вошел в свою комнату, они потекли. Я хотел плакать здесь, знаете, когда подошел к окну, но не смог. Извините.

Вильям: Я догадываюсь, что если бы вы заплакали, могло бы показаться, что вы уступаете, а именно с этим вы усиленно пытаетесь иметь дело.

Энди: Верно. Я плакал очень легко, и два моих брата всегда ругали меня из-за этого.

Вильям: Как?

Энди: О, вы не захотите это слушать.

Вильям: Они что, произносили время от времени устрашающие слова? Часто помогает удалить их жало. Попробуем?

Энди: Хорошо. Плакса, маменькин сынок, девчонка, неженка. Эти слова заставляли меня еще больше плакать.

Вильям: Похоже, что стрелы оставили в вас свои зубцы до сих пор. Вы можете просто посмотреть на это. Закройте глаза и представьте себе, что в вас стреляют.

Энди: Я вижу одну стрелу, приклеенную вот здесь, на лбу. Это не зазубренная стрела, а стрела с присосками, с которыми мы, бывало, играли.

Вильям: Значит, она там давно?

Энди: Годы. Как от нее избавиться?

Вильям: Энди! Представьте себе кого-то, приходящего к вам на помощь. Этот человек несет бутылку масла и нежно смазывает ваш лоб маслом, присоска медленно начинает уменьшаться. Вы чувствуете, как подушечка присоски скользит, когда масло попадает под нее. Человек берется за стрелу, легко тянет ее, она отлипает. Он отдает вам стрелу и нежно трет пятно, пока боль не проходит.

(К концу направленного воображения Энди заплакал. Слезы часто сопровождают исцеление.)

Энди: Вильям, знаете, я действительно чувствовал это. Это было чудесно. Вы не будете смеяться? Тот человек — это был наш священник. Я католик, не занимающийся очень много религией, но я бывал в церкви, перед алтарем. Священник взял святое масло, вот что это было.

Вильям: Энди, дайте мне догадаться: теперь вы чувствуете ту часть исцеленной. Боль прошла?

Энди: Не прошла, но стало намного лучше. Я думал о работе с образами. Она мне нравится, и я записался на курс медитации. Думаю, это поможет мне войти во “внутренний мир”, о котором вы говорите. Я действительно решил начать брать управление в свои руки и не винить других за то, что я такой, какой есть.

Вильям: Это звучит прекрасно, Энди. Теперь вернемся к вашему лугу. Чувствуете, что вы смотрите на него снова?

Энди: Конечно. Я смотрю на холм. Сейчас я вижу, что на его вершине дерево, но я