Третья учебная ситуация. Поэтический образ пророка

Учитель. Обратимся к классическим произведениям русской поэзии, в которых был создан образ пророка.

s Какой эмоционально-поэтический образ пророка запечатлен в произведениях русских поэтов?

Группа учеников, выполнявших индивидуальные домашние задания, представляет художественное чтение стихотворений «Пророк» А. Пушкина, «Пророк» М. Лермонтова, «Пророк» Н. Некрасова, «Пророки» Н. Гумилева и свои комментарии.

А. Пушкин

Пророк

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился, —

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился.

Перстами легкими как сон

Моих зениц коснулся он.

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он, —

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал,

И бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

М. Лермонтов

Пророк

С тех пор как вечный судия

Мне дал всеведенье пророка,

В очах людей читаю я

Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви

И правды чистые ученья:

В меня все ближние мои

Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,

Из городов бежал я нищий,

И вот в пустыне я живу,

Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,

Мне тварь покорна там земная;

И звезды слушают меня,

Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град

Я пробираюсь торопливо,

То старцы детям говорят

С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите, вот пример для вас!

Он горд был, не ужился с нами:

Глупец, хотел уверить нас,

Что бог гласит его устами!

Смотрите, дети, на него:

Как он угрюм, и худ, и бледен!

Смотрите, как он наг и беден,

Как презирают все его!».

Н. Некрасов

Пророк

Не говори: «Забыл он осторожность!

Он будет сам судьбы своей виной!..»

Не хуже нас он видит невозможность

Служить добру, не жертвуя собой.

Но любит он возвышенней и шире,

В его душе нет помыслов мирских.

«Жить для себя возможно только в мире,

Но умереть возможно для других!»

Так мыслит он — и смерть ему любезна.

Не скажет он, что жизнь его нужна,

Не скажет он, что гибель бесполезна:

Его судьба давно ему ясна...

Его еще покамест не распяли,

Но час придет — он будет на кресте;

Его послал бог Гнева и Печали

Рабам земли напомнить о Христе.

Н. Гумилев

Пророки

И ныне есть еще пророки,

Хотя упали алтари,

Их очи ясны и глубоки

Грядущим пламенем зари.

Но им так чужд призыв победный,

Их давит власть бездонных слов,

Они запуганы и бледны

В громадах каменных домов.

И иногда в печали бурной

Пророк, не признанный у нас,

Подъемлет к небу взор лазурный

Своих лучистых, ясных глаз.

Он говорит, что он безумный,

Но что душа его свята,

Что он, в печали многодумной,

Увидел светлый лик Христа.

Мечты Господни многооки,

Рука Дающего щедра,

И есть еще, как он, пророки —

Святые рыцари добра.

Он говорит, что мир не страшен,

Что он Зари Грядущей князь...

Но только духи темных башен

Те речи слушают, смеясь.

Чудо преображения происходит обычно с человеком, который находится в состоянии духовного кризиса: не во что верить, некуда и не за чем идти (Пушкин).

Преображение — обретение способности видеть то, что не видят другие, слышать то, что никто не может услышать, обретение высокой мудрости, способности чувствовать то, что недоступно чувствам обычных людей. Пророк становится проводником воли Господа, доносит до людей его мысли, слова. Преображение мучительно, причиняет невыносимые физические и душевные страдания. Пророк осознает свое предназначение — выполнять свою миссию, нести людям правду, как бы она ни была горька, и даже если для этого придется пожертвовать своей жизнью.

Трагичной оказывается и судьба пророка (Лермонтов): ему не внемлют, его не понимают, его отвергают, презирают люди, которым он несет слово Божье (Некрасов), его обрекают на изгнание, его готовы обречь и на гибель; люди оказываются равнодушными и к его словам, и к его жизни. Но пророки все же опять и опять приходят на землю (Гумилев), потому что «Рука Дающего щедра».

Четвертая учебная ситуация. Солженицын: судьба
пророка

Карточка

Познакомьтесь с высказываниями современных исследователей о пути исканий А. Солженицына. Ответьте на вопросы.

1. Как исследователи характеризуют миссию А. Солженицына в целом?

2. Какие этапы выделяют в его духовной биографии? Как соотносятся эти этапы с этапами жизненного пути библейских пророков?

3. В чем миссия Солженицына отличается от судьбы пророков?

Определите, как соотносится осмысленный вами материал с устоявшимися оценками творчества А. Солженицына. Заполните таблицу.

Тезисы	Аргументы исследователей
Миссия А. Солженицына — миссия человека, осознавшего свое высокое призвание.
Этапы духовной биографии Солженицына соотносимы с этапами жизненного пути пророка.
Духовная биография А. Солженицына отличается от традиционно воспринимаемой судь­бы пророка.

Учитель. Прочтите вслух фрагменты отзывов писателей, критиков, общественных деятелей об А. И. Солженицыне. Заполните таблицу.

Марков О. «Александр Солженицын несомненно претендует на это звание (звание пророка). Разве он не предсказал скорый крах коммунизма (предрекал в те времена, когда никто об этом не смел даже мечтать), разве не удивлял в эмиграции публику утверждениями, что обязательно вернется на родину?..

…Пророк — инструмент в руках высших сил, но, будучи человеком, он может и не знать об их замысле. Пророк Солженицын мог думать, что его слова и действия направлены против коммунизма, а на деле они скорее всего были симптомами глубинных процессов, которые вели к обвалу России. Как пророк Солженицын лишь выражал (и продолжает выражать) эти процессы, транслировал их ход в сферу, где они могли быть осознаны и поняты…

…Пророк Солженицын знал, что «жить не по лжи» — необходимое условие освобождения от зла коммунизма, он должен был прокричать об этом. Пусть даже крик этот был криком в горах, способным вызвать лавину, под которой могли погибнуть многие. Он должен был крикнуть. Ибо — выражал ощущение миллионов людей, чувствовавших, что так, как жила тогда страна, жить невозможно…

Проблема в том, что пророчества надо уметь понимать. Четверть века назад сказано: народ готов к гибели ради избавления от коммунистического режима, надо предпринимать какие-то действия, но при этом надо быть крайне осторожным, иначе могут пострадать миллионы невинных людей. Это — грозное предупреждение, указывающее на глубинные процессы, идущие в обществе, но никто не хочет слушать пророка: ни люди, которые его боготворят, ни тем более «кремлевские старцы»… Одни поют ему осанну. Другие отмахиваются от него и в конце концов высылают из страны.

И потом, когда события, о которых пророк предупреждал, наступают, когда все начинает рушиться и обезумевший народ приветствует это разрушение, ничего не делается для того, чтобы спасти народ от самоубийства»^.[76].

Кондратьев В. «Писать об Александре Исаевиче Солженицыне мне всегда нелегко и непросто, потому что с ним, с его именем, с его творчеством связана моя самая лучшая часть жизни — я обрел Учителя, Единомышленника, Властителя моих дум. Все, что я вычитывал в его произведениях, мне было бесконечно близко и дорого.

…Его появление в литературе… и в жизни каждого из нас возбудило в моей душе нечто такое, что трудно объяснить… Он пробудил подлинные гражданские чувства, пробудил любовь к России, погасшие в нас после войны, когда мы вернулись, ощущая себя победителями лишь очень недолго, потому что поняли: вернулись мы в ту же страну с тем же страшным режимом, в страну, опутанную проволокой ГУЛАГа…

И вот в этом беспросветном мраке засияло имя Солженицына, великого Гражданина, которое начало возрождать в нас надежду к какой-то другой, более осмысленной жизни, которое раскрыло нам глаза на то, что мы, несомненно, видели, но мало что в этом понимали… Началось духовное не возрождение еще, а просто выздоровление. Спавшие с глаз шоры заставили нас глубже и зорче вглядываться и в действительность, и в нас самих.

До духовного возрождения России еще далеко и теперь. Однако выздоровление духа идет…»^[77]

Суражский Л.«Слова Солженицына о том, что же нам делать, ждали давно. Собственно, после смерти Сахарова он остался единственным пророком в своем отечестве…

Гоголь, первый из русских писателей, прямо стремившийся быть духовным вождем нации, писал: «Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? Кто, зная все силы и свойства и всю глубину нашей природы, одним чародейным мгновением мог бы устремить нас на высокую жизнь? Какими слезами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек!»

Сумеет нация обрести цель, надежду — выживет. Не сумеет — не помогут никакие реформы. Обратится в «этнографический материал», растворится в других народах, пойдет на удобрение истории.

Такие ценности поставлены под вопрос. Здесь писателя не заменит никто. Здесь Солженицын и может обрести действительно великую миссию, какой не было ни у Пушкина, ни у Толстого, потому что ни один русский писатель не приходил на такое пепелище, не сталкивался с такой духовной катастрофой…

Дай Бог, чтобы Солженицын помог… найти выход. Он закончил «Матренин двор» словами: «Не стоит село без праведника. Ни город. Ни вся земля наша». Может быть, ему и суждено стать таким праведником?»^[78]

Шеваров Д.«…Все фильмы и передачи о Солженицыне лишь укрепляют ощущение глухого бастиона вокруг легендарного человека…

Власть, воздавая Александру Исаевичу почести, и вовсе оглохла к тому, что он говорит…

Кто-то в эти дни воскликнул в запальчивости по радио: «Солженицын победил смертельную болезнь, тоталитарный режим, пережил изгна­ние, вернулся на Родину — вот счастливая судьба!»

Вопрос о счастье — опять же сокровенный, и ответ на него может дать лишь сам Александр Исаевич. Мне кажется, если он счастлив, то для него счастье смешано с горечью. Ведь это он когда-то сказал: «Писатель — не посторонний судья своим соотечественникам и современникам, он — совиновник во всем зле, совершенном у него на родине…»

Можно ли назвать безмятежно счастливым человека, который увидел, как сбылись почти все его печальные предсказания, а его предупреждениям никто не внял? Он еще десять, а то и двадцать лет назад предупредил грядущих реформаторов России обо всех опасностях и ямах, которые грозят стране на новом пути. Но мы угодили во все ямы, ни одной не пропустили. И снова повторяем солженицынское: «Слепые поводыри слепых…»

Но, наверное, вопреки всему этому и надо быть счастливым»^[79].

Архангельский А.«Хочу ли я сказать, что Солженицын — пророк, сквозь зарево Октября 1917-го заранее предвозвестивший сполохи октября 1993-го? Ничуть не бывало. Он не пророк, прозревающий духовными очами божественного предначертания, а «просто» гениально чуткий прогност, умеющий суммировать свои наблюдения над настоящим и по ним угадать вектор направления будущего. Так, Солженицын некогда предрек неизбежную гибель стареющего коммунистического режима, распад советской империи, с поистине инженерной точностью «рассчитал» все потенциальные опасности этой гибели и этого распада…

Если Солженицын что-то и явил собою «городу и миру», то не образ пророка, непогрешимого в суждениях, а пример счастливого человека, прожившего жизнь по своим правилам вопреки обстоятельствам. Если чему-то у Солженицына учиться, то именно этому потрясающему чувству свободы и гениальному умению радоваться дару жизни, сознавая весь ее неразрешимый трагизм…»^[80]

Радзиховский Л.«На Солженицына… надо смотреть высоко задрав голову — перед нами гигант…

Солженицыным заканчивается ряд «великих учителей», русских писателей-страдальцев, пророков-кумиров. Чернышевский, Некрасов, Толстой, Твардовский, Солженицын.

При всей разности их литературного таланта, судьбы, идеологии, все они «глаголом жгли сердца людей»...

Солженицыну выпало дойти до конца пути, до Освобождения… А на следующий день именно ему довелось увидеть хаос и пустырь вместо Земли Обетованной, выпить самую горькую чашу — раззолоченную и пустую чашу победителя…

Пророк не сразу почувствовал, что его не слышат, знаменитое выступление Солженицына в Думе — точная иллюстрация выражения «глас вопиющего в пустыне». Но скоро он все понял, его голос сперва потонул в общем гуле, а потом замолк. Замолк не только потому, что не слышат. Когда перестали слышать, и слова исчезли…

Мы видим нового Солженицына… Не проповедующего, не воюющего ни с кем, но при этом несломленного, полного физических и духовных сил. Солженицын строит вокруг себя новый тихий мир. И может быть, это новый пример, который он подает нам?»[81]

Н. Струве. «Солженицын — одно из крупнейших, уникальнейших явлений в области литературы, общественности и даже шире, в области свидетельства о человеке. Как все, я познакомился с ним через первые опубликованные рассказы «Иван Денисович» и «Матрена». И сразу понял, что мы стоим перед явлением совершенно уникальным.

…Александр Исаевич Солженицын наш самый великий современник. Когда я говорю «наш самый великий современник», я говорю не только о русском народе, но и в плане всемирном. И это мое убеждение, основанное на знакомстве и с творчеством, и с человеком, а также и с тем откликом, который он получил во всем мире.

Тут я позволю себе привести маленькое личное свидетельство и воспоминание... Когда его арестовали и выслали, я поехал встречать его в Цюрих. Там была страшная суматоха. Помню, какой славой, в моем восприятии, был приезд его поезда из Франкфурта и то искреннее и непосредственное ликование, которое стояло на всем пути следования этого поезда. Это был один из славных моментов России: Запад приветствовал русского человека, русского писателя... Мы с ним вечером уединились, он прилег на кровать и говорит: «Я вижу день своего возвращения в Россию». Я думаю: «Ну что ж, устал человек. Чего-то там его воображение несет». А он продолжает: «И я вижу, как и Вы когда-нибудь приедете в Россию». Что еще более странно было, потому что я никогда не воображал, что на своем веку мне удастся побывать в России. Это незабываемо. Вот человек имеет таинственное сокровенное зрение. Он видит. Это то, что отличает поэтов, писателей, творцов. У них свое тайное зрение, которое нам неведомо. Вот он прилег после дикого дня, общения с журналистами, после телевизионных камер и вообще всей муры, и вот видит. И никогда за все эти двадцать лет он ни разу не усомнился в том, что настанет день, когда он вернется в Россию.

Я это привожу как некоторый признак того, что Солженицын — явление уникальное. Именно в этом тайном зрении он и есть настоящий писатель. И все настоящие русские писатели всегда были в этом смысле тайнозрители.

Он продолжает то пророческое служение, которое свойственно русской литературе, начиная с Пушкина.

«Как труп в пустыне я лежал» — это относится к Солженицыну в те дни, когда он, умирая от рака, познал самого себя, познал законы вселенной и смысл того праздника, что мы сегодня празднуем, — Воздвижение Креста, восхождение через уничижение и страдание. Действительно, он лежал как труп. И в этот момент он познал, что такое счастье. Однажды он мне сказал, что никогда не был столь счастливым, как в эти моменты умирания на гулажной койке от раковой опухоли.

Вспомним начало пушкинского стихотворения о пророке: «И вырвал грешный мой язык, и празднословный и лукавый». С Солженицыным это действительно и произошло. У него был вырван грешный и празднословный язык, и ему открылся основной закон вселенной, который требует прохождения через муки, и через муки крестные, для восхождения и для воскресения.

Солженицын точно знает то, что своими руками он свою жизнь не сделал бы. Это его глубокое убеждение, что над ним рука Провидения. Но это совершенно не гордыня»[82].

Г. Белль. «Особенно меня поражает излучаемое им спокойствие, хотя ни один писатель на земле не оспаривается столь яростно и не подвержен такой опасности. Возникает впечатление, будто ничто не в силах вывести его из этого спокойствия, даже жуткая брань, которая раздается на родине в его адрес…

Но это отнюдь не олимпийское спокойствие, а спокойствие человека, горячо переживающего события нашей жизни, нашего современника…»[83]

«…“Они не ведают, что творят” — это относится ко многим, а не только к тем, кто его выслал. Александр Солженицын совершил переворот в сознании, переворот всемирного значения, который нашел отклик во всех концах света. Он разоблачил не только ту систему, которая сделала его изгнанником, но и ту, куда он изгнан; он разоблачил и тех, кто усердно использует его для саморекламы.

Он навсегда останется в совестливой памяти времени, а не только в истории духовного развития человечества, истории культуры, он останется там своими произведениями, неотделимыми от личности писателя»[84].

Р. Темпест. «Нет сомнения, что жизнь и личность Александра Сол­женицына явили миру пример героического. Его произведения и общественные акции утвердили в сознании современников определенный образ писателя, вмещающий в себя ряд воплощений: боевого офицера; зэка в черной телогрейке; подпольного писателя; мужественного борца; изгнанника, вещающего миру о всемирном наступлении Зла. С самого момента открытого вхождения Солженицына в литературу его стали сравнивать с Толстым — этим архетипом великого русского писателя. После того как в середине шестидесятых годов Солженицын обрел статус крупнейшей общественной фигуры и вступил в противоборство с советской тоталитарной державой, его репутация в России и за ее пределами превзошла рамки чисто литературной славы и достигла качественно иного, над-литературного, эпохального измерения. Сегодня представляется возможным говорить о мифе или легенде Александра Солженицына... Мы имеем в виду легенду самого Александра Солженицына — быть может, первого великого русского писателя, обдуманно и постепенно строящего образ великого русского писателя. Этот миф есть семантическая система, состоящая из литературных и не-литературных знаков и символов, своеобразный язык, на котором Солженицын разговаривает с русским — и не только русским — читателем»[85].

«Схема жизни и художественной деятельности Солженицына следует той же логике, что и биография двух «пророков» XIX века (Достоевского и Ницше). Юношеский период оптимизма; духовный кризис и мучительный отказ от юношеских идеалов; затем все более смелое и уверенное проповедничество нового учения... Однако в самом складе и образе мышления Солженицына, который получил математическое образование, есть противоречие логике творчества Достоевского. С конца 60-х или начала 70-х годов его художественные и публицистические тексты явили пример сочетания пророческой дикции и даже пророческого самовосприятия с индуктивно-дедуктивным анализом действительности...

«Лишь тишина величие хранит», — писал Альфред де Виньи. Первым актом Солженицына после его изгнания из СССР был акт молчания. Наутро после своего прибытия в Западную Германию он сказал журналистам: «Я достаточно говорил, пока был в Советском Союзе. А теперь помолчу». Этот «величайший талант молчания» в высшей степени присущ русскому писателю.

В последние годы Солженицын все чаще хранит молчание»[86].

Вариант выполнения задания.

Тезисы	Аргументы исследователей
Миссия А. Солжени­цына — миссия человека, осознавшего свое высокое призвание.	«Александр Солженицын несомненно претендует на звание пророка». «…Пророк Солженицын знал, что «жить не по лжи» — необходимое условие освобождения от зла коммунизма, он должен был прокричать об этом». «…Но никто не хочет слушать пророка: ни люди, которые его боготворят, ни тем более «кремлевские старцы»… Одни поют ему осанну. Другие отмахиваются от него и в конце концов высылают из страны». «…После смерти Сахарова он остался единственным пророком в своем отечестве…» «…Можно ли назвать безмятежно счастливым человека, который увидел, как сбылись почти все его печальные предсказания, а его предупреждениям никто не внял?» «…Солженицыным заканчивается ряд «великих учителей», русских писателей-страдальцев, пророков-кумиров. Чернышевский, Некрасов, Толстой, Твардовский, Солженицын… все они «глаголом жгли сердца людей»…» «…Пророк не сразу почувствовал, что его не слышат…» «Мы видим нового Солженицына… Не проповедующего, не воюющего ни с кем, но при этом несломленного, полного физических и духовных сил». «…Александр Исаевич Солженицын наш самый великий современник. Вот человек имеет таинственное сокровенное зрение». «Солженицын точно знает то, что своими руками он свою жизнь не сделал бы. Это его глубокое убеждение, что над ним рука Провидения. Но это совершенно не гордыня...»
Этапы духовной биографии Солженицына соотносимы с этапами жизненного пути пророка.	«Схема жизни и художественной деятельности Солженицына следует той же логике, что и биография «пророков». Юношеский период оптимизма; духовный кризис и мучительный отказ от юношеских идеалов; затем все более смелое и уверенное проповедничество нового учения». «…“Как труп в пустыне я лежал”, — это относится к Солженицыну в те дни, когда он, умирая от рака, познал самого себя, познал законы вселенной, восхождение через уничижение и страдание». «…Вспомним начало пушкинского стихотворения о пророке: «И вырвал грешный мой язык, и празднословный и лукавый». С Солженицыным это действительно и произошло. У него был вырван грешный и празднословный язык и ему открылся основной закон вселенной, который требует прохождения через муки, и через муки крестные, для восхождения и для воскресения…»
Духовная биография А. Солженицына выходит за рамки традиционно воспринимаемой судьбы пророка.	«…Я обрел Учителя, Единомышленника, Властителя моих дум». «…В беспросветном мраке засияло имя Солженицына, великого Гражданина …которое раскрыло нам глаза на то, что мы, несомненно видели, но мало что в этом понимали… Спавшие с глаз шоры заставили нас глубже и зорче вглядываться и в действительность, и в нас самих». «…Солженицын и может обрести действительно великую миссию, какой не было ни у Пушкина, ни у Толстого, потому что ни один русский писатель не приходил на такое пепелище, не сталкивался с такой духовной катастрофой…» «…Он не пророк, прозревающий духовными очами божественного предначертания, а «просто» гениально чуткий прогност, умеющий суммировать свои наблюдения над настоящим и по ним угадать вектор направления будущего». «…Александр Солженицын — быть может, первый великий русский писатель, обдуманно и постепенно строящий образ великого русского писателя». «…Произведениям Солженицына свойственно сочетание пророческой дикции и даже пророческого самовосприятия с индуктивно-дедук­тивным анализом действительности».

А. Солженицын для современных критиков, биографов больше, чем просто человек; они последовательно отмечают в его творчестве, других видах деятельности, в его личности черты исключительные, пророческие.

В его духовной биографии выделяют период юношеских иллюзий, когда он, воспитанный на идеологии советского общества, искренне верил, что эта идеология является единственно возможной; период мучительного духовного перерождения — причем речь идет не об одном каком-то событии, а о довольно продолжительном периоде жизни от ареста, необоснованного обвинения, разочарования в прежних идеалах, духовного кризиса, до чудесного исцеления от неизлечимого заболевания (в этом исцелении он увидел знак Божьей воли) и затем до осознания невозможности молчать, когда надо кричать, невозможности жить во лжи; период изгнанничества.

Отличие духовного перерождения Солженицына от преображения пророков исследователи жизни и творчества писателя видят в том, что его судьба — и символ избранничества, и результат осознанного выбора. Он основывает свое служение людям на абсолютных принципах, не позволяет себе малодушия, усталости, отступничества, не прощает слабости и тем, кто идет рядом с ним; осознавая, что ждет его впереди, понимая, на какие жертвы придется пойти, он продолжает свой путь к истине.

Учитель. В начале урока были предложены вопросы.

s Какой ответ на вопрос автора поэмы «Мертвые души» («Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами?..») дал своей судьбой А. Солженицын?

s К каким размышлениям побуждает молодых россиян начала ХХI века судьба Солженицына-человека, Солженицына-писателя?

Ответом на вопросы урока станет домашнее сочинение на тему: «Слово об А. И. Солженицыне».

Литература

1. Аверинцев С. «Мы уже забыли, что такие люди бывают» // http://www.stphilaret.ru./favor/sol48.htm.

2. Александр Солженицын: телеинтервью на литературные темы с Н. А. Струве. Париж, март 1976. — Литературная газета, 27.03.91, № 12.

3. Архангельский А. Один в поле воин // Известия. — 1998. — 11 декабря. — № 233.

4. Белль Г. Боль, гнев и спокойствие. О сборнике рассказов А. Сол­же­ницына «Для пользы дела» // http://www.ibmh.mst.su./vivovoco/.

5. Джалагония В. Александр Солженицын. Жить не по лжи // Эхо планеты. — 1998, № 50 — 51, декабрь.

6. Кондратьев В. Опять как в 17-м?.. // Литературная газета. — 1990. — 24 октября. — № 43.

7. Ледовских Н. Попытка возвращения. История о том, как из Матрениной избы хотели сделать музей // Независимая газета, 1998, Кулиса НГ, № 20 — 21, декабрь.

8. Марков О. Сегодня исполняется 80 лет самому известному писателю современной России // Независимая газета. — 1998. — 11 декабря., № 232.

9. Нива Ж. Солженицын. // Дружба народов. — 1990. — № 5.

10. Паламарчук П Александр Солженицын: путеводитель. — Литература в школе. — 1989, № 5.

11. Радзиховский Л. Последний учитель // Сегодня. — 1998. — 11 декабря. — № 277.

12. Решетовская Н. А. Александр Солженицын и читающая Россия. — М.: Сов. Россия, 1990.

13. Ржевский Л. Творец и подвиг. — Посев, 1972.

14. Солженицын А. И. Малое собрание сочинений. — М.: ИНКОМ НВ, 1991.

15. Струве Н. Явление Солженицына. Выступление в сельском клу­бе в Заостровье под Архангельском 29.09.98 // http://www.stphilaret.ru./fa­vor/sol48.htm.

16. Суражский Л. Лицом к Отечеству // Неделя. — 1990. — № 40.

17. Темпест Р. К проблеме героического мировоззрения (Солженицын и Ницше) // Звезда. — 1994. — № 6.

18. Шаламовский сборник. Вып. 1. — Вологда, 1994.

19. Шеваров Д. «Мы так безнадежно расчеловечились...». Александр Исаевич Солженицын: избранные выводы и предсказания // Труд. — 1998. — 8 декабря. — № 48.

20. Шнеерсон М. Александр Солженицын. Очерки творчества. — Франкфурт: Посев, 1984.

РАЗДЕЛ II
А. И. Солженицын
В. Т. Шаламов
С. А. Снегов

А. И. Солженицын, В. Т. Шаламов, С. А. Снегов

Горбачёва С. П.

«Непогибшее слово правды»

Лагерная тема в русской литературе

Тема. ХХ век. Лагерная тема в русской литературе.

Цель. Дать старшеклассникам представление о «лагерной» литературе и возможность сознательно отнестись к идеям писателей, воплотивших в книгах собственный трагический опыт; увидеть вместе с учащимися особенности автобиографической прозы, отличие жанра рассказа от повести, новеллы; учить анализировать время и пространство в художественном произведении.

Информация для учителя. На этом уроке учителю вместе с учениками предстоит обратиться к трудной теме, перенестись силой воображения в мир, где царит отчаяние, где не живут, а выживают, где только терпением можно преодолеть страдания.

Тема неволи, острожной или тюремной, не была открытием литературы ХХ века. У истоков этой литературной традиции — «Записки из Мертвого дома» Ф. М. Достоевского. Но никогда еще эта тема не занимала такого обширного места в литературном потоке. Политика и литература тесно сплелись только в ХХ веке.

Изучая русскую литературу ХIХ века, в качестве сквозной мы выделяли проблему национального характера, сейчас к ней добавилась еще одна — «власть и народ». Критик М. Литовская тему, «любимую ХХ веком», определяет так: «столкновение личности с царством тотальной несвободы»[87].

В. Шаламов заостряет проблему: «Разве уничтожение человека с помощью государства — не главный вопрос нашего времени?»[88]

Мы стремимся к тому, чтобы наши ученики получали интегрированные знания. Перед нами реальные события, факты биографии, наконец, часть национальной истории, которая касается лично каждого из нас.

В «Нобелевской лекции» А. И. Солженицын говорит об уникальной особенности искусства: оно «переносит целиком груз чужого долгого жизненного опыта со всеми его тяготами, красками, соками, во плоти воссоздает опыт, пережитый другими, — и дает усвоить как собственный»[89]. Поэтому урок может развеять иллюзии, которые еще присутствуют в общественном сознании, а значит, и в сознании подростков: они связаны с представлением о том, что сталинский режим — это порядок. Настоящая же литература дает правильные духовные ориентиры.

Мы думаем, что в уроке необходимы и эмоциональные «зацепки», активизирующие познавательный интерес: элементы декораций, песни В. Высоцкого.

Предварительное домашнее задание.

Общее задание. Прочитайте следующие произведения:

· рассказ А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича»,

· выборочно «Колымские рассказы» В. Т. Шаламова,

· книгу С. А. Снегова «В середине века».

Заполните таблицу.

Работа, предлагаемая классу, может быть как групповой, так и индивидуальной. Если времени на подготовку достаточно, то ученики одной группы могут успеть прочитать дома не одно произведение, а два или три.

Название произведения и жанр	Художественное пространство рассказа (место действия)	Временное пространство (да­ты, выписанные из текста и отложенные на оси времени)	От чьего лица ведется повествование?

Групповое задание длябиблиографов. Составьте таблицу, в которой должны быть представлены следующие колонки: автор произведения, название книги, дата создания произведения, место и год издания.

Индивидуальные задания.

· Подготовьте рассказ о главном герое (повествователе) по плану.

1. Сколько лет герою? Как его зовут?

2. Каково социальное происхождение героя? Если он впрямую не рассказывает о своем прошлом, то по каким признакам можно об этом догадаться?

3. Вспоминает ли герой прошлое, думает ли о будущем? О чем мечтает?

4. Чем заполнен его день?

5. Как он относится к людям?

6. Чем спасается в нечеловеческих условиях лагеря?

· Какой жизненный опыт герой приобретает в лагере? (Три отдельных ответа — по произведениям каждого из авторов.)

· Составьте кодекс нравственных законов лагеря (лагерной этики).

· Проанализируйте язык всех трех произведений. Какие лексические пласты в них представлены?

Рассказы В. Шаламова лучше читать подряд (на том, что это единая книга, настаивал сам писатель[90]), но среди них обязательно должны быть следующие:

«Надгробное слово»,

«Как это началось»,

«Шерри-бренди»,

«Перчатка»,

«Инженер Киселев»,

«Вейсманист»,

«Последний бой майора Пугачева».

· Выпишите в библиотеке из тематического каталога названия произведений последних лет на тему сталинских репрессий («лагерная проза, поэзия, драматургия»).

Словарь темы

1. Тоталитаризм — одна из форм государства, характеризующаяся полным контролем со стороны органов государственной власти над всеми сферами жизни общества, фактической ликвидацией конституционных свобод и прав.

2. Диктатура — ничем не ограниченная государственная власть.

3. Репрессии — карательные меры, наказания со стороны государственных органов.

4. Террор — политика устрашения, подавления политических противников насильственными мерами.

5. ГУЛАГ — государственное управление лагерей.

6. Зэк — заключенный.

7. По этапу — под конвоем.

8. Реабилитация — 1. Восстановление чести, репутации неправильно обвиненного или опороченного лица. 2. Восстановление (по суду или в административном порядке) в прежних правах[91].

Вариант таблицы, составленной группой «библиографов»

Автор произведения	Название	Дата создания	Место издания, год издания.
А. И. Сол­женицын	Рассказ «Один день Ивана Де­нисовича»	Задуман в 1950 —1951 го­дах, когда автор, в то время политзаключенный, ра­ботал в Экибастузском Особом лагере; написан после освобождения, в Рязани в 1959 г. В 1961 г. Солженицын передал «смягченную» редакцию этого произведения в «Новый мир», возглавляемый А. Т. Твардовским.	Журнал «Новый мир», 1962, № 11.
В. Т. Шаламов	«Колымские рассказы», 6 циклов рассказов	Созданы на протяжении 20-ти лет с 1953 по 1973 г.	Публиковались первоначально за рубежом: с 1966 в нью-йоркском «Новом журнале»; в 1978 г. в Лондоне вышла книга «Колымские рассказы», именно тогда началась широкая из­вестность Шаламова во всем мире. В 1985 г. книга издана в Париже. На родине как единое произведение печатается с конца 80-х годов.
С. Снегов	Сборник рас­сказов «В середине века (в тюрьме и зоне)»	Книга лагерных рассказов, написанная в 50-х годах, в кратковременную оттепель, была передана писателем в редакцию журнала «Знамя», но так и не увидела свет.	Сокращенный вариант был опубликован только в 1989 г. Книга С. Снегова «В середине века» вышла в Калининградском книжном издательстве «Янтарный сказ» в 1996.

С незабвенным выходом в свет того 11-го новомирского номера[92]
жизнь наших смолоду приунывших поколений впервые получила тонус:
проснись, гляди-ка, история еще не кончилась!
Чего стоило идти по Москве домой из библиотеки,
видя у каждого газетного киоска соотечественников,
спрашивающих все один и тот же, уже разошедшийся журнал!
Никогда не забуду одного диковинно, по правде говоря,
выглядевшего человека, который не умел выговорить
название «Новый мир» и спрашивал у киоскерши:
«Ну, это, это, где вся правда-то написана»!
И она понимала, про что он; это надо было видеть,
и видеть тогдашними глазами.
Тут уж не история словесности — история России.

С. Аверинцев[93]

Приоткрылся незнакомый, отверженный мир,
находившийся где-то за пределами нашего сознания,
вырванный из нормальной жизни и заселенный
на островах жизни ненормальной — тот мир,
откуда вышел Иван Денисович Шухов,
маленький непритязательный человек, один из тьмы тысяч.
И вышел-то на день один из тьмы своих дней
между жизнью и смертью.
Но этого оказалось достаточно, чтобы многомиллионный
читатель обомлел, п