Выражение языком общественного сознания
Существенным признаком языка как общественного явления выступает его способность отражать и выражать общественное сознание. На первый взгляд, этот признак может показаться несущественным, поскольку другие явления, обслуживающие общество, также могут отражать общественное сознание. Машины, обслуживающие общество, несомненно, в известной мере отражают общественное сознание, поскольку их создание немыслимо без учета и использования определенной суммы знаний, накопленных обществом. Базис и надстройка, обслуживающие обще<419>ство, также отражают общественное сознание. Однако отличительное свойство языка состоит в том, что он по существу является единственным средством отражения и выражения общественного сознания в его полном объем е.
Необходимо отметить, что проблема отражения общественного сознания в языке часто обходится в специальных лингвистических работах, а также в курсах по общему языкознанию. Попытки ее решения в истории языкознания нередко приводили к грубым ошибкам вульгарно-социологического характера. Все это объясняется нечеткостью определений сущности общественного сознания, которая нередко встречается в распространенных учебниках по диалектическому материализму и в работах популярного характера.
Марксизм учит, что общественное сознание является отражением общественного бытия. «Материализм, — замечает В. И. Ленин, — вообще признает объективно реальное бытие (материю), независимо от сознания, от ощущения, от опыта и т. д. человечества. Сознание есть только отражение бытия, в лучшем случае приблизительно верное (адекватное, идеально точное) его отражение» [14, 346]. Нетрудно понять, что Ленин употребил термин «сознание» в широком смысле слова как отражение бытия в целом. В таком же широком смысле употребляли термин «сознание» Маркс и Энгельс: «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей, и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание» [16, 29].
Несмотря на наличие четких определений сущности общественного сознания, которые мы находим в трудах классиков марксизма, в нашей специальной философской литературе существует немало расплывчатых определений этой важнейшей гносеологической категории. Общественное сознание сплошь и рядом смешивается с идеологией, с мышлением и т. п. [1]
С удовлетворением можно отметить, что подобная нечеткость определений в нашей специальной философской и исторической литературе начинает преодолеваться. В более широком смысле общественное сознание включает не только идеологические формы, но и естественные науки — все познание (как общественное, так я естественное). Такое толкование содержания общественного сознания обосновывается тем, что идеи о жизни природы и идеи о жизни общества — это идеи не каких-то отдельных обособленных индивидов, а общественные идеи, поскольку знание природы и общества постигается коллективными усилиями многих поколений. Так, например, В. Ф. Зыбковец в своей книге «Дорелигиозная эпоха» дает следующие определения сознания вообще и общественного сознания в частности: «Сознание — это содержание мышления. Сознание есть общественная и личная практика людей в опосредованной, обобщенной отраженной форме, т. е. в форме понятий. Общественное сознание — живое отражение общественного бытия, общая характеристика уровня всего духовного развития человеческого общества в исторически определенный момент». «Мировоззрение — общее осмысление бытия» [7, 119].
«В общественном сознании, замечает В. В. Журавлев, содержатся части, различающиеся по их отношению к идеологической надстройке общества. Одни элементы общественного сознания входят в надстройку (политические, правовые, философские, религиозные и прочие взгляды), другие не входят (науки о природе и технические науки). Рассматриваемое с этой стороны общественное сознание есть единство надстроечных и ненадстроечных сторон, классовых и неклассовых элементов» [9, 12].
В сборнике «Формы общественного сознания» дается специальное разъяснение о роли различных идей по их отношению к базису и надстройке: «Общественное сознание, разделяясь по одной линии на общественную психологию и идеологию, по другой линии разделяется на ряд форм. К ним относятся: политические идеи, правовые, моральные, художественные, религиозные, философские. Эти формы сознания суть идеологические формы и входят в надстройку. Но не все вообще идеи входят в надстройку. Разумеется, все без исключения идеи имеют свои корни в развитии производительных сил. Но, например, технические идеи отражают изменения производительных сил не так, как, скажем, правовые идеи. Если первые отражают эти изменения непосредствен<421>но, то вторые отражают их опосредствованно, через изменения в экономических отношениях, и потому являются надстроечными [31, 19].
Произведя деление различных форм сознания на надстроечные и ненадстроечные, следует иметь всегда в виду некоторую условность этого деления. В действительности все формы сознания могут в какой-то мере содержать в себе элементы надстроечные и ненадстроечные. Естественные науки в своих наиболее общих выводах становятся неотъемлемой частью мировоззрения [2] .
Далее, все формы общественного сознания осуществляют не только социально-классовые, но и познавательные функции. А это значит, что они включают совокупность уже выработанных ранее исследовательских навыков, приемов, способов обработки фактического материала. Наконец, у любой из форм общественного сознания имеется система уже устоявшихся понятий и категорий. Рассматриваемые как формы мысли, эти категории также не могут быть отнесены к классовой стороне общественного сознания.
Более того, некоторые философы утверждают, что система научных знаний и различного рода идеологических форм не исчерпывает всего содержания общественного сознания. Структура его сложнее. Общественное сознание включает в себя также сознание людей, возникающее в процессе их обычной, будничной практики, — так называемое обыденное сознание [3] .
В целях создания полноты представления о сущности общественного сознания было бы также полезно рассмотреть трактовку сущности сознания в психологии [34].
Психология рассматривает сознание как высшую, свойственную только человеку и связанную с речью функцию мозга, заключающуюся в обобщенном и абстрагированном обобщении действительности, в предварительном умственном построении действий и предвосхищении результатов деятельности, в самоконтроле и разумном регулировании поведения человека [34, 4—5].
Под сознанием в психологии понимается весь духовный мир человека от элементарных ощущений до высших побуждений и сложной интеллектуальной деятельности. Для психологического подхода к сознанию характерно понимание его как процесса. Содержание этого процесса заключается в осознании человеком внешнего мира и самого себя. В результате взаимодействия с окружающей действительностью в процессе онтогенетического развития, в ходе общения с другими людьми человек отражает эту действительность, получает знание о ней. В отличие от животных, у которых знания сливаются с их жизнедеятельностью, человек отделяет знания от того, что в них отражается, и от того, кто их отражает. Это отделение возможно в связи с тем, что в языке объективируются результаты познавательной деятельности человека.
Совокупность знаний об окружающем, получаемая человеком непосредственно и в результате усвоения накопленного человечеством и закрепленного в языке, составляет необходимую предпосылку осознания объективной действительности и возникновения сознания как некоего специфического образования. Таким образом, знания составляют ядро сознания, его стержень.
Объективная действительность осознается не посредством ощущений. Эту функцию психологические явления выполняют, лишь включаясь в систему накопленных знаний, приобретенного опыта, при соотнесении с тем, каким было взаимодействие человека с объективной действительностью.
Сознание — новое качество психологических процессов, возникающее у человека в связи с общественно организованной деятельностью людей, с их трудом [34, 5—6]. Способность человека к теоретическим обобщениям, выраженным в языке, делает возможным в значительной степени замену индивидуального человеческого опыта «опытом рода» — опытом предшествующих поколений людей [4] .
Благодаря общественному характеру языка, созданного обществом, мышление человека также приобретает общественный характер. Каждый человек мыслит теми же категориями, какими мыслят окружающие его люди, пользуется теми же понятиями, какими<423> пользуются все говорящие на данном языке. Язык тем самым превращается в одно из первейших условий существования общества.
Следует особо подчеркнуть, что не все содержание человеческого опыта становится общественным достоянием. Для познания, для прогрессивной практики наиболее существенны те результаты мышления, которые верно отражают объективную действительность. Можно предполагать, что на протяжении многовековой истории человечества, в процессе борьбы человека за существование сознательно, а часто и совершенно стихийно, отбиралось и обобщалось то, что было жизненно необходимо и практически полезно.
Общественный характер мышления проявляется на каждом этапе социального развития, благодаря ему осуществляется также духовная связь между разными этапами [5] .
Было бы неправильно утверждать, что в общественной жизни людей существует только общественное сознание, общественное мышление и нет ничего индивидуального. В действительности общественное сознание создается, развивается и обогащается индивидами. Духовное богатство общества, искусство, все, что накоплено наукой и техникой, существуют лишь через индивидуальное сознание. Сознание общества функционирует только через сознание отдельных, конкретных живых людей. Вся система идеальных отношений людей мертва, пока она не будет пережита чувствующим, думающим индивидом. Только в индивидуальном чувственно-практическом действии человека, только в его психике, в его восприятиях, представлениях, в его наглядно-непосредственных формах отражения происходит соотнесение всей общественной системы знаний с объективной действительностью. Через индивидуальное бытие личности общество познает, понимает и преобразует мир.
Мышление отражает объективную действительность на основе и через посредство практики. Практика общества неразрывно связана с деятельностью личности, индивидуальной практикой.
Практика опосредствует связь мышления с индивидуальной практикой. Различные виды мышления находятся в зависимости от различных видов практики — индивидуальной (индивидуальное мышление), общественной (общечеловеческое мышление), практики какой-то группы (групповое мышление). Индивидуальное, групповое и общечеловеческое мышление соотносятся как единичное, особенно и всеобщее [23, 126]. Однако, будучи неразрывно связанными, индивидуальная и общественная практика относительно самостоятельны [6] .
Было бы, конечно, наивно предполагать, что система материальных средств языка представляет зеркальное отображение всего того, что находится в общественном сознании. Понятийная сфера всегда более мобильна, чем сфера средств материального выражения. В разных языках можно найти немало приемов, конструкций и т. п., которые в настоящее время уже не имеют никакого логического обоснования, но тем не менее существуют в языке. Широко известным примером может служить факт сохранения в русском языке, как и во многих других языках, категории грамматического рода у неодушевленных предметов. В настоящее время никто не в состоянии объяснить, почему река относится к женскому роду, а остров или берег — к мужскому. Можно допустить, что когда-то эти категории имели определенное логическое обоснование, но в настоящее время смысл его уже утратился.
Первое прош. вр. в марийском языке имеет две разновидности — разновидность, не имеющую показателя љ , и разновидность с показателем љ , например лудым 'я читал' и ончи-ш-ым 'я смотрел'. Когда-то показатель љ, по-видимому, имел какое-то специфическое значение, которое со временем утратилось. Тем не менее показатель s сохраняется до настоящего времени.
«Язык... — справедливо замечает Г. О. Винокур, — обладает способностью сохранять свою раз возникшую материальную ор<425>ганизацию в качестве пережитка очень долгое время после того, как закончился породивший его этап культурного развития... Унаследованные от прошлого структуры очень легко приспособляются к новым условиям» [1, 246].
В связи с проблемой взаимоотношения языка и общественного сознания следовало бы указать на некоторые методологические извращения в решении данной проблемы.
Одно из таких извращений состоит в гипостазировании роли языка. Язык изображается как творец действительности, формирующий человеческое сознание. Типичным представителем этой теории является известный немецкий языковед первой трети XIX в. Вильгельм Гумбольдт [7] .
Язык, по Гумбольдту, заложен в природе самих людей и необходим для развития их духовных сил и образования мировоззрения. Язык есть как бы внешнее проявление духа народа, язык народа есть его дух. Строение языков у разных народов различно, потому что различными являются и духовные особенности народов; язык, какую бы форму он ни принимал, всегда есть духовное воплощение индивидуально-народной жизни. Как предметы внешнего мира, так и возбуждаемая внутренними причинами деятельность одновременно воздействуют на человека множеством своих признаков. Но разум стремится к выявлению в предметах общего, он расчленяет и соединяет и свою высшую цель видит в образовании все более и более объемлющих единств. Посредством субъективной деятельности в мышлении образуется объект. Весь язык в целом находится между человеком и воздействующей на него внутренним и внешним образом природой. Так как восприятие и деятельность человека зависят от его представлений, то его отношение к предметам целиком обусловлено языком [5].
Идеи Гумбольдта в значительной мере развивают современные неогумбольдтианцы, из которых наиболее видным представителем является Лео Вейсгербер [6; 43]. Так же, как и Гумбольдт, Вейсгербер объявляет язык мысленным «промежуточным миром» ( Zwischenwelt ), который есть результат взаимодействия мира вещей и мира сознания. По Вейсгерберу, язык является тем, что охватывает все явления, связывая их в единое целое. Никакая общность жизни не чужда языку. Язык сам создает окружающий мир. Язык есть образ, картина мира, мировоззрение народа ( Weitbild ). Различие языков есть различие самих взглядов на мир, и, естественно, для людей различных национальностей мир выглядит различно. Слова не предполагают отдельные предметы как таковые, а упорядочивают многообразие предметов под определенным углом зрения. Все зависит от мировоззрения, от точки зрения на мир. Наиболее удачное определение языка, пишет Вейсгербер, гласит, что язык (немецкий, английский) — это процесс вербали<426>зации мира, осуществляемый языковым коллективом (немецким, английским). Язык классифицирует и упорядочивает материал, добытый в результате воздействия внешнего мира на наши органы чувств, которые дают лишь искаженное, неадекватное представление о мире. Языковые приемы образуют языковый образ мира, понятийную сторону языка [6, 133].
В самой тесной связи со взглядами Вильгельма Гумбольдта и его последователей находится также так называемая гипотеза Сепира — Уорфа.
Язык, по мнению Э. Сепира, служит руководством к восприятию «социальной действительности». Факты свидетельствуют о том, что реальный мир в значительной мере бессознательно строится на языковых нормах данного общества. «Мы видим, слышим или иным образом воспринимаем действительность так, а не иначе потому, что языковые нормы нашего общества предрасполагают к определенному отбору интерпретаций...» «Мы никогда не в состоянии выйти за пределы форм отражения и способа передачи отношений, предопределенных формами нашей речи» [25, 177 и 186].
Эти же взгляды позднее развивались в работах Б. Уорфа. «Наш лингвистический детерминированный мыслительный мир не только соотносится с нашими культурными идеалами и установками, но захватывает даже наши, собственно, подсознательные действия в сферу своего влияния и придает им некоторые типические черты» [29, 219]. Ставя вопрос, что было первичным — нормы языка или нормы культуры, Уорф отвечает на него следующим образом: «В основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на друга. Но в этом взаимовлиянии природа языка является тем фактором, который ограничивает свободу и гибкость этого взаимовлияния и направляет его развитие строго определенными путями» [29, 227].
Гносеологические корни теории В. Гумбольдта следует искать в философии Гегеля. Народный дух в теории Гумбольдта напоминает абсолютную идею Гегеля, которая обладает такой же активной ролью. Весь мир, по Гегелю, представляет перевоплощение абсолютной идеи. Подобным же образом все в языке, по теории Гумбольдта, является перевоплощением и отражением народного Духа.
В теории Гумбольдта и его последователей, конечно, не все порочно. Континуум объективного мира в каждом языке действительно членится по-разному. Можно даже допустить, что языковые формы действительно в известной мере оказывают какое-то регулирующее или иное влияние на процесс мышления, хотя эта проблема требует глубокого и всестороннего изучения. В целом, однако, взгляды Гумбольдта, Вейсгербера, Сепира и Уорфа не могут быть приняты, так как они совершенно не учитывают многих важных положений, которые сводятся к следующему: 1) Источником понятий являются предметы и явления окружающего мира.<427> Любой язык в своем генезисе является результатом отражения человеком окружающего мира, а не представляет самодовлеющей силы, творящей мир. 2) Язык приспособлен в значительной мере к особенностям физиологической организации человека, но эти особенности возникли в результате длительного приспособления живого организма к окружающему миру. 3) Неодинаковое членение континуума окружающего мира возникает в период первичной номинации. Оно объясняется неодинаковостью ассоциаций и различиями языкового материала, сохранившегося от прежних эпох. Кроме того, оно может зависеть от влияния других языков и т.п. 4) В. Гумбольдт и его последователи не учитывают в языках наличия такого явления, как комбинаторика различных языковых средств, что позволяет выразить любое понятие, не имеющее выражения в том или ином языке. Вывод о том, что строй языка выражает специфическое мышление данного народа, сам по себе неправилен. 5) В настоящее время доказано, что формы и категории мышления являются одинаковыми у всех народов.
Сторонники психологического направления в языкознании, гипостазируя роль индивидуума, отказываются от понятия общенародного языка. «Реальное бытие имеет язык каждого индивидуума, — утверждает акад. А. А. Шахматов. — Язык села, города, области, народа оказывается известною научною фикцией, средним выводом из известного количества индивидуальных языков» [32, 7]. Общая социальная основа языка, вытекающая из природы общественного сознания, в этом утверждении фактически отрицается.
Существует значительное количество теорий психологического направления, крайне односторонне рассматривающих сущность человеческого языка. По мнению Г. Штейнталя, например, индивидуальная психика является источником языка, а законы языкового развития — психологическими законами. Подобно Штейнталю, В. Вундт считал язык фактом психологии народов, или «этнической психологии». Основным двигателем языкового творчества, по К. Фосслеру, является языковый вкус — особая разновидность художественного вкуса. Идеи Бенедетто Кроче во многих отношениях близки к фосслеровским. И для него язык является эстетическим феноменом. Основной, ключевой термин его концепции — «выражение» (экспрессия). Всякое выражение в основе своей художественно. Отсюда лингвистика, как наука о выражении, совпадает с эстетикой.
В другую крайность впадал Фердинанд де Соссюр [27]. Соссюр исходит из различения трех аспектов языка: языка-речи ( lan guage ), языка как системы форм ( langue ) и индивидуального речевого акта — высказывания ( parole ). Язык ( langue ) есть система нормативно тождественных форм. Язык не является деятельностью говорящей личности, он — продукт, который личность пассивно<428> регистрирует. Высказывание ( parole ), наоборот, индивидуально. Система языка является внешним для всякого сознания фактом, от этого сознание не зависящим.
Критикуя Соссюра, В. В. Волошинов справедливо замечает, что сознание говорящего работает с языком вовсе не как с системой нормативно тождественных форм. Такая система является лишь абстракцией, полученной с громадным трудом, с определенной познавательной и практической установкой [2, 81]. Язык тесно переплетен с речью, инновация, вводимая индивидом, может глубоко затронуть систему языка.
В связи с вышеизложенным было бы уместно остановиться на некоторых методологических извращениях, допущенных в свое время Н. Я. Марром и его последователями. Речь идет о теории классовости языка и его надстроечном характере. Положение о классовом характере языка впервые было выдвинуто Н. Я. Марром и в дальнейшем развивалось некоторыми его последователями. Н. Я. Марр писал: «Нет языка, который не был бы классовым и, следовательно, нет мышления, которое не было бы классовым» [19, 91].
Сторонники теории классовости языка не учитывают, что язык не идеологический продукт, а способ выражения мыслей любого содержания. Категории, лежащие в основе системы материальных средств выражения связей между словами, абсолютно нейтральны по отношению к какой бы то ни было классовости. Значение абсолютно преобладающего числа слов, входящих в словарный состав любого языка, идеологически нейтрально. Именно по этой причине язык оказывается в одинаковой степени пригодным как для выражения суждений сугубо идеологического характера, так и выражения суждений, лишенных идеологического характера. Это свойство целиком и полностью вытекает из особенности коммуникативной функции языка — быть всеобщим средством общения. Язык по своей природе не является классовым и не может быть классовым. Известны случаи, когда отдельные диалекты как бы закрепляются за классами. Так, например, в царской России крестьянство выступало как носитель территориальных диалектов, тогда как высшая прослойка буржуазии пользовалась литературным языком. Аналогичное явление наблюдается и в настоящее время в ряде стран мира. Однако эти факты сами по себе ни в малейшей мере не опровергают тезиса о неклассовой природе языка, так как закрепление территориальных диалектов за классом крестьянства было вызвано неимманентной классовой сущностью языка. Оно совершилось в силу определенных исторических обстоятельств.
Так же несостоятельно утверждение Н. Я. Марра и некоторых его последователей о надстроечном характере языка. Н. Я. Марр вообще отождествлял развитие языка с развитием экономических формаций. «Смены мышления, — замечает в одной из своих работ<428> Н. Я. Марр, — это три системы построения звуковой речи, по совокупности вытекающие из различных систем хозяйства и им отвечающих социальных структур: 1) первобытного коммунизма, со строем речи синтетическим с полисемантизмом слов, без различения основного и функционального значения; 2) общественной структуры, основанной на выделении различных видов хозяйства с общественным разделением труда, т. е. с разделением общества по профессиям, расслоения единого общества на производственно-технические группы, представляющие первобытную форму цехов, когда им сопутствовал строй речи, выделяющий части речи, а во фразе — различные предложения, в предложениях — различные его части и т. п., и другие с различными функциональными словами, впоследствии обращающиеся в морфологические элементы, с различением в словах основных значений и с нарастанием в них рядом с основным функционального смысла; 3) сословного или классового общества с техническим разделением труда, с морфологией флективного порядка» [18, 71].
Вышеприведенное мнение знаменует собой полное непонимание особенностей исторического развития языков, незнание того, что возникновение грамматических форм или различие их языкового оформления причинно не связаны с особенностями экономической структуры общества. Марр также не понимал истинной природы общественного сознания, сводя все его составные элементы к элементам классовым и надстроечным.
Диалектический материализм учит, что законы отражения носят объективный характер, т. е. действуют независимо от сознательных побуждений людей, независимо от того, знают или не знают люди эти законы [8] .
Этот тезис находится в полном соответствии с указанием К. Маркса, который рассматривал процесс мышления как «естественный процесс». «Так как процесс мышления сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости развития и, в частности, развития органа мышления. Все остальное вздор» [15, 209].<430>