Я напомнил ему о его собственных словах: для практики сновидения необходимо перераспределение энергии. 2 страница

– Ты хочешь сказать, что они хотели заставить нас навсегда остаться там? – спросила Кэрол.

– Если бы вы вышли из той лачуги, вы до сих пор безнадежно скитались бы в том мире, – сказал дон Хуан.

По его словам, вследствие того, что мы перенеслись в другой мир вместе с физическими телами, фиксация наших точек сборки в том положении, в которое ее установили неорганические существа, была настолько подавляющей, что это создало нечто вроде тумана, сделавшего недоступным память о том мире, из которого мы пришли. Он прибавил, что обычным следствием такой неподвижности является невозможность возврата точки сборки в ее исходное положение, что и происходило с магами прошлого.

– Задумайтесь над этим, – призвал он нас. – Возможно, именно это происходит со всеми нами в этом нашем обыденном мире. Мы пребываем здесь, и фиксация нашей точки сборки настолько подавляет, что заставляет нас забыть, откуда мы пришли и в чем состояла цель нашего прибытия сюда.

Дон Хуан не хотел больше говорить о нашем путешествии. Я чувствовал, что он не хочет нагонять на нас лишний страх и беспокойство. Он пошел с нами пообедать. Когда мы подходили к ресторану, находившемуся за несколько кварталов от гостиниц по авеню Франциско Мадеро, было уже шесть вечера. Мы с Кэрол проспали около восемнадцати часов, – если то, что с нами происходило, можно было назвать сном.

Только дон Хуан был голоден. Кэрол с оттенком раздражения отметила, что он ест, как свинья. Почти все, сидевшие за соседними столиками, оглянулись, когда услышали смех дона Хуана.

Ночь была теплой, а небо ясным. Мы сидели на скамейке на Пасео Аламеда. Дул мягкий ласковый ветерок.

– Есть один вопрос, не дающий мне покоя, – сказала Кэрол дону Хуану. – Мы ведь на самом деле занимались не тем, что использовали осознание как средство совершить путешествие, правда?

– Это правда, – сказал дон Хуан и глубоко вздохнул. – Задача состояла в том, чтобы ускользнуть от неорганических существ, а не попасть к ним во власть.

– И что нам делать теперь? – спросила она.

– Вам следует временно отложить занятия сталкингом сталкеров, пока вы не станете сильнее, – сказал он. – А может быть и так, что вам никогда не удастся совершить этого. В конце концов, это не имеет значения: если не подходит одно, подойдет другое. Магия – это бесконечный вызов.

Он объяснил нам снова, будто пытаясь запечатлеть свои слова в нашем уме, что для использования осознания в качестве элемента окружающей среды сновидящие, прежде всего, должны совершить путешествие в мир неорганических существ. Затем им следует использовать это путешествие в качестве трамплина, и в то время, когда они будут обладать необходимой темной энергией, они должны выразить намерение быть заброшенными посредством осознания в другой мир.

– Неудача вашего путешествия объясняется тем, что у вас не было времени для того, чтоб использовать осознание в качестве элемента для путешествия, – продолжал он. – Еще до того, как вы оказались в мире неорганических существ, вы уже были в другом мире.

– Что бы ты нам порекомендовал делать теперь? – спросила Кэрол.

– Я бы посоветовал вам видеться как можно реже, – сказал он. – Я уверен, что неорганические существа не преминут опять поймать вас, особенно если вы будете объединять вашу энергию.

Поэтому, начиная с этого времени, мы с Кэрол Тиггс преднамеренно держались подальше друг от друга. Возможность того, что мы снова нечаянно влипнем в похожее путешествие, была слишком реальной и опасной для нас. Дон Хуан поддержал нашу решимость не встречаться, повторяя снова и снова, что наша объединенная энергия вполне может снова подтолкнуть неорганических существ к тому, чтобы завлечь нас в ловушку.

Дон Хуан снова включил в мою практику сновидения видение энергии в сноподобных состояниях, которые порождают ее. Через некоторое время я научился видеть все, что появлялось передо мной. Продолжая заниматься дальше, я достиг совершенно удивительного состояния: я не мог разумно описать то, что я видел. Мои ощущения говорили мне, что я достиг таких уровней восприятия, для выражения которых у меня не было слов.

Дон Хуан объяснил, что мои непонятные и неописуемые видения свидетельствуют об использовании осознания моим энергетическим телом. Однако это было использование его не в качестве элемента для путешествий, для чего у меня не хватало энергии, но для проникновения в энергетические поля неживой материи или живых существ.

Арендатор

Практика сновидений в том виде, который был привычен для меня, закончилась. Когда я в следующий раз встретился с доном Хуаном, он поручил руководство надо мной двум членам своей партии: Флоринде и Зулейке. Они являлись его ближайшими соратниками. Их инструкции совершенно не касались врат сновидения, но были посвящены различным путям использования энергетического тела. Однако все это не оказало на меня сильного влияния, так как наше общение было достаточно непродолжительным. У меня создалось впечатление, что они, скорее, были заинтересованы в том, чтобы проэкзаменовать меня, чем в обучении чему-либо.

– Не осталось больше ничего, чему я мог бы научить тебя о сновидении, – сказал дон Хуан, отвечая на мой вопрос о положении дел.

– Мое время на этой земле закончилось. Но остается Флоринда. Она теперь та, кто будет направлять не только тебя, но и всех остальных моих учеников.

– Будем ли мы с ней продолжать мою практику сновидения?

– Этого не знаю ни я, ни она. Все зависит от духа. Реального игрока. Мы не играем сами по себе. Мы просто пешки в его руках.Следуя командам духа, я должен сказать тебе, что представляют собой четвертые врата сновидения, хотя направлять тебя я больше не смогу.

– Я не понимаю, какой тогда смысл разжигать мой интерес?

– Дух не оставляет решать это ни тебе, ни мне. Я должен описать тебе четвертые врата сновидения, нравится мне это или нет.

Дон Хуан объяснил, что в четвертых вратах сновидения энергетическое тело путешествует в особые конкретные места, и что существуют три пути использования четвертых врат: первый – путешествовать в определенные места этого мира, второй – путешествовать в определенные места за пределами этого мира, и третий – путешествовать в те места, которые существуют только в намерении других. Он отметил, что последний путь наиболее трудный и опасный из всех и, более того, является склонностью древних магов.

– И что же, по-твоему, мне делать с этим знанием? – спросил я.

– В данный момент – ничего. Просто отложи его, пока не понадобится.

– Ты хочешь сказать, что я смогу пересечь четвертые врата сновидения самостоятельно, без всякой помощи?

– Сможешь ты это сделать или нет – зависит от духа.

Он резко оборвал тему, и в результате у меня отнюдь не создалось впечатления, что я смогу достичь и пересечь четвертые врата самостоятельно.

Затем дон Хуан назначил мне последнюю встречу, для того, чтобы, как он сказал, устроить мне магические проводы: заключительный пункт в моей практике сновидения. Он сказал, что мы встретимся с ним в небольшом городке в Южной Мексике, где жил он и члены его партии магов.

Я прибыл туда после полудня. Мы с доном Хуаном сидели в патио его дома на каких-то неудобных плетеных стульях, покрытых толстыми подушками. Дон Хуан посмеивался и подмигивал мне. Стулья были подарком одного из женских воинов его партии, и мы просто должны были сидеть так, словно нас ничто не беспокоит, особенно его. Стулья были куплены в Фениксе, штат Аризона, и с большими сложностями переправлены в Мексику.

Дон Хуан попросил прочесть ему стихотворение Дилана Томаса, которое, по его словам, в данный момент имело для меня наиболее подходящий смысл:

Я стремился уйти

От шипенья потраченной лжи

И беспрестанного плача старого ужаса,

Становящегося все ужаснее по мере того,

Как день спускается через холм в глубокое море.

Я стремился уйти, но я боюсь;

Немного жизни, еще нерастраченной, может взорваться

Из-за старой лжи, горящей на земле.

И, потрескивая в воздухе, оставить меня полуослепшим.

I have longed to move away From the hissing of the spent lie And the old terrors' continual cry Growing more terrible as the day Goes over the hill into the deep sea. . . . I have longed to move away but am afraid; Some life, yet unspent, might explode Out of the old lie burning on the ground, And, crackling into the air, leave me half-blind.

Дон Хуан встал и сказал, что он собирается прогуляться по площади в центре города. Он предложил мне присоединиться к нему. Я тут же решил, что стихотворение как-то ухудшило его настроение, и ему необходимо развеять его.

Мы дошли до площади, не говоря друг другу ни слова. Несколько раз мы обошли ее, все еще продолжая молчать. Возле магазинов на улицах, обращенных в сторону восточной и северной сторон парка, околачивалось несколько прохожих. Все улицы, окружавшие парк, были вымощены кое-как. Они были застроены массивными, одноэтажными кирпичными домами с черепичными кровлями, белыми стенами и окрашенными в синий или коричневый цвет дверями. На боковой улочке в квартале от площади угрожающе вздымались над крышей единственной в городе гостиницы высокие стены громадной колониальной церкви, похожей на марокканскую мечеть.

На южной стороне располагались два ресторана, которые существовали бок о бок, необъяснимым образом процветая в таком соседстве, хотя в них готовили практически одни и те же блюда и по одинаковым ценам.

Я наконец нарушил молчание, спросив дона Хуана, не находит ли он странным, что оба ресторана были практически одинаковыми.

– В этом городе возможно все, – ответил дон Хуан.

Что-то в его голосе вызвало у меня ощущение сильного дискомфорта.

– Почему ты так нервничаешь? – спросил он с серьезным выражением лица. – Ты знаешь что-нибудь, о чем не говоришь мне?

– Почему я нервничаю? Смешно. Я всегда нервничаю рядом с тобой, дон Хуан. Иногда сильнее, чем другие.

Казалось, он прилагал значительные усилия, чтобы не рассмеяться.

– Нагуали не самые дружественные существа на земле, – сказал он извиняющимся тоном. – Я научился этому весьма нелегким образом в борьбе со своим учителем, ужасающим нагуалем Хулианом. Казалось, от одного его присутствия для меня мерк дневной свет. Иногда он, бывало, фокусировался на мне, и тогда мне казалось, что моя жизнь висит на волоске.

– Ты, дон Хуан, несомненно, оказываешь на меня такое же воздействие.

Он открыто рассмеялся.

– Нет, нет. Ты явно преувеличиваешь. Да по сравнению с ним я просто ангел.

– Может быть, по сравнению с ним ты и ангел, только вот у меня нет возможности сравнивать.

Он рассмеялся, а потом опять стал серьезным.

– Сам не знаю почему, но мне явно страшно, – объяснил я.

– Ты чувствуешь, что у тебя есть причина для страха? – спросил он и остановился, чтобы рассмотреть меня.

Тон его голоса и то, как он поднял брови, создавали впечатление, будто он подозревает, что я о чем-то умалчиваю. Он явно искал возможность разоблачить меня.

– Твоя настойчивость меня удивляет, – сказал я. – Мне кажется, что ты, а не я, и есть тот, кто что-то прячет в своем рукаве.

– Кое-что в моем рукаве имеется, – согласился он и усмехнулся. – Но не в этом дело. Дело в том, что в этом городе есть нечто, что ожидает тебя. И ты или не до конца знаешь, что это, или ты знаешь, что это, но не осмеливаешься сказать мне, или ты вовсе ничего об этом не знаешь.

– Что же меня здесь ждет?

Вместо ответа дон Хуан возобновил прогулку, и мы продолжали ходить вокруг площади в полном молчании. Мы несколько раз обошли площадь, выискивая, где бы сесть. Вскоре несколько молодых женщин встали со скамьи и ушли.

– Годами я рассказывал тебе о заблуждениях магов древней Мексики, – сказал дон Хуан, усевшись на скамью и жестом предлагая мне сесть рядом.

С горячностью человека, который рассказывает об этом впервые, он опять повторил мне то, о чем говорил много раз: что те маги, направляемые исключительно эгоистическими интересами, все свои усилия сосредоточили на совершенствовании практик, которые уводили все дальше и дальше от состояния трезвости и ментального равновесия; что, в конце концов, когда сложные конструкции их практик и того, во что они верили, стали настолько громоздкими, что они были просто не способны поддерживать их дальше, они были уничтожены.

Конечно, маги древности жили и множились в этих местах, – сказал он, наблюдая за моей реакцией. – Здесь, в этом городе. Этот город на самом деле был построен на развалинах одного из их городов. Здесь, именно в этом месте маги древности и совершали все свои деяния.

– Ты точно это знаешь, дон Хуан?

– Очень скоро ты будешь знать это так же точно. Мое возросшее беспокойство заставило меня делать то, чего я не выносил: начать фокусироваться на себе. Дон Хуан, видя мое раздражение, подлил масла в огонь.

– Очень скоро мы узнаем, действительно ли ты похож на старых магов или на новых.

– Ты сводишь меня с ума всеми этими странными и зловещими разговорами, – запротестовал я.

Тринадцатилетнее общение с доном Хуаном, помимо всего прочего, приучило меня рассматривать панику как нечто, постоянно находившееся за ближайшим углом и в любой момент готовое высвободиться.

Дон Хуан, казалось, колеблется. Я заметил, что он украдкой бросает взгляды на церковь. Он даже казался рассеянным. Когда я заговорил с ним, он, казалось, не услышал моих слов. Я повторил свой вопрос.

– Ты ждешь кого-нибудь?

– Да, сказал он. – Можешь не сомневаться, жду. Ты поймал меня на сканировании окружающего пространства моим энергетическим телом.

– И что ты почувствовал, дон Хуан?

– Мое энергетическое тело чувствует, что все на своих местах. Пьеса начинается вечером. Ты – главный герой. Я характерный актер с маленькой, но значительной ролью. Мой выход – в первом акте.

– Что ты имеешь в виду?

Он не ответил мне, улыбнувшись с видом человека, который знает, но не говорит.

– Я готовлю почву, – сказал он, – так сказать, разогреваю тебя, втолковывая идею о том, что современные маги извлекли серьезный урок. Они поняли, что только в случае, если они будут полностью отрешенными, они могут получить энергию для того, чтобы быть свободными. Это особый вид отрешенности, который рождается не из страха или праздности, но из убежденности.

Дон Хуан умолк и встал, вытянул руки перед собой, затем в стороны, а затем за спину.

– Сделай то же самое, – посоветовал он мне. – Это расслабляет тело, а тебе нужно быть совершенно расслабленным перед лицом того, что придет к тебе сегодня вечером.

Он широко улыбнулся.

– Этим вечером к тебе придет или полная отрешенность или абсолютное индульгирование. Это тот выбор, который должен сделать каждый нагуаль моей линии.

Он опять сел и сделал глубокий вдох. То, что он сказал, похоже, забрало всю его энергию.

– Я думаю, что способен понять отрешенность и индульгирование, – продолжал он, – потому что знал двух нагуалей: моего бенефактора, нагуаля Хулиана, и его учителя, нагуаля Элиаса. Я видел различие между ними. Нагуаль Элиас был отрешенным до такой степени, что мог отказаться от дара силы. Нагуаль Хулиан тоже был отрешенным, но не настолько, чтобы отказаться от такого дара.

– Судя по тому, что ты говоришь, – заметил я, – я мог бы сказать, что сегодня вечером ты готовишь меня к какому-то испытанию. Это правда?

– У меня нет власти подвергать тебя испытаниям какого бы то ни было рода, но у духа она есть.

Он сказал это с усмешкой, а затем добавил:

– Я просто его проводник.

– Что дух собирается сделать для меня, дон Хуан?

– Я могу только сказать, что сегодня вечером ты получишь урок в сновидении, но это будет урок не от меня. Кое-кто другой собирается быть твоим учителем и гидом этим вечером.

– И кто же это?

– Один визитер, который может оказаться для тебя полной неожиданностью или не будет неожиданностью вовсе.

– И какой урок сновидения я получу?

– Это будет урок о четвертых вратах сновидения. И состоит он из двух частей. Первую я тебе вскоре объясню. Вторую часть объяснить тебе не сможет никто, потому что это нечто, касающееся только тебя лично. Все нагуали моей линии получали такой урок из двух частей. Но все эти уроки были разные: они всегда в точности соответствуют особенностям личности каждого нагуаля.

– Твое объяснение совершенно не помогает мне, дон Хуан. Я только еще больше нервничаю.

Мы долго молчали. Я был испуган, не мог успокоиться и не знал, что сказать, чтобы это не выглядело жалко.

– Как ты уже знаешь, способность современных нагуалей воспринимать энергию напрямую – это дело личного достояния, – сказал дон Хуан. – Мы управляем точкой сборки посредством самодисциплины. Для древних магов перемещение точки сборки было следствием подчинения другим – их учителям, которые осуществляли эти перемещения темными способами и представляли их своим ученикам как дары силы.

– Тот, кто обладает большей энергией, чем наша, может делать с нами все, что угодно, – продолжал он. – Например, нагуаль Хулиан мог превращать меня по своему желанию в кого угодно: от дьявола до святого. Но он был безупречным нагуалем и позволял мне быть собой. Древние маги не были безупречными и посредством непрерывных усилий по обретению контроля над другими создавали полные ужаса и мрака ситуации, которые передавались от учителя к ученику.

Он поднялся и внимательно осмотрелся по сторонам.

– Как видишь, этот город невелик, – продолжал он, – но для воинов моей линии он имеет неповторимое очарование. Здесь находится источник того, чем мы является, и источник того, чем мы не хотим быть.

Мое время заканчивается, и я должен передать тебе определенные идеи, рассказать определенные истории, привести тебя в контакт с определенными существами прямо здесь, в этом городе, так же, как это сделал со мной мой бенефактор.

Дон Хуан сказал, что, как мне это уже хорошо известно – все, чем он является, и все, что он знает, – наследие его учителя, нагуаля Хулиана. В свою очередь, тот унаследовал все от своего учителя, нагуаля Элиаса. Нагуаль Элиас – от нагуаля Розендо; тот – от нагуаля Лухана, нагуаль Лухан – от нагуаля Сантистебана, нагуаль Сантистебан – от нагуаля Себастьяна.

Он повторил мне очень официальным тоном то, что объяснял уже не раз: что перед нагуалем Себастьяном было еще восемь нагуалей, но они были совсем другими. Они по-другому относились к магии, иначе понимали ее, хотя и принадлежали при этом к той же магической линии.

– Теперь ты должен вспомнить и повторить мне все то, что я говорил тебе о нагуале Себастьяне, – потребовал он.

Его просьба показалась мне странной, но я повторил все то, о чем не раз слышал от него самого и от членов его отряда о нагуале Себастьяне и мифологическом маге древности, бросившем вызов смерти, известного всем им как «арендатор».

– Ты знаешь, что «бросивший вызов смерти» каждое поколение делает нам дары силы, – сказал дон Хуан, – и именно особая природа этих даров силы стала тем фактором, который изменил само направление нашей линии.

Он объяснил, что арендатор, будучи магом старой школы, обучился у своих учителей всем сложностям перемещения своей точки сборки. Так как тысячи лет странной жизни и осознания – это время, достаточное для совершенствования в чем угодно, – теперь он знает, как достичь и удержать сотни, если не тысячи, позиций точки сборки.

Его дары одновременно являются как картами для перемещения точки сборки в особые места, так и руководством по удержанию ее в любой из этих позиций, достигая, таким образом, сцепленности.

Это был пик артистичности дона Хуана. Я никогда не видел его более драматичным. Если бы я не знал его столь хорошо, я бы поклялся, что, судя по интонациям его голоса, он охвачен глубоким страхом или беспокойством. Его жесты создавали у меня впечатление, что он актер, с совершенством изображающий нервозность и озабоченность.

Дон Хуан внимательно посмотрел на меня и, словно делая неприятное признание, сообщил мне, что, к примеру, нагуаль Лухан получил от арендатора в дар пятьдесят позиций. Он ритмично покачивал головой, как бы молча призывая меня обратить внимание на то, что он только что сказал. Я молчал.

– Пятьдесят позиций! – воскликнул он изумленно. – Даже дара в виде одной или, самое большее, двух позиций точки сборки было бы более чем достаточно.

Он пожал плечами как бы в замешательстве.

– Мне рассказывали, что арендатор чрезвычайно любил нагуаля Лухана, – продолжал он. Они были связаны такой тесной дружбой, что стали практически неразделимы. Мне говорили, что нагуаль Лухан и арендатор каждое утро ходили в ту церковь на утреннюю мессу.

– Прямо здесь, в этом городе? – потрясенно спросил я.

– Именно здесь, – ответил он. – Возможно, более ста лет назад они сидели именно на этом месте, разве что на другой скамье.

– Нагуаль Лухан и арендатор в самом деле гуляли по этой площади? – снова спросил я, не в силах преодолеть свое изумление.

– Конечно! – воскликнул он. – Я взял тебя с собой сегодня вечером, потому что стихотворение, которое ты мне читал, натолкнуло меня на мысль, что пришло время для твоей встречи с арендатором.

Паника охватила меня как степной пожар. Я вынужден был какое-то время дышать ртом.

– Мы обсудили странные достижения древних магов, – продолжал дон Хуан. – Но всегда тяжело воспринимать объяснения, не имея собственного знания. Я могу повторять тебе снова и снова до самого судного дня то, что является абсолютно ясным для меня, но остается недоступным для твоего понимания или веры, потому что у тебя нет практического знания об этом.

Он поднялся и оглядел меня с головы до ног.

– Пойдем в церковь, – сказал он. – Арендатор любит церковь и ее окрестности. Я уверен, что сейчас самое время пойти туда.

За время нашего знакомства с доном Хуаном так страшно мне было всего несколько раз. Я оцепенел. Когда я все-таки встал, все мое тело дрожало. Живот стянуло в узел. Однако я молча пошел за ним в сторону церкви; колени дрожали, и ноги буквально подгибались на каждом шагу. К тому времени, когда мы прошли квартал от площади и подошли к сложенным из известняка ступеням, ведущим в церковь, я был близок к обмороку. Для поддержки дон Хуан был вынужден обхватить меня за плечи.

– Арендатор там, – сказал он так просто, как будто указывал мне на старого друга.

Я посмотрел в том направлении, куда он указал, и увидел группу из пяти женщин и трех мужчин в дальнем конце галереи. На первый брошенный мною быстрый и панический взгляд, в тех людях не было ничего необычного. Я даже не мог сказать, заходили они в церковь или выходили из нее. Однако я заметил, что они не составляют единой группы. Они оказались там вместе случайно.

К тому моменту, как мы с доном Хуаном подошли к маленькой двери, врезанной в массивные деревянные ворота церкви, три женщины вошли в церковь. Трое мужчин и две другие женщины уходили. Я в замешательстве посмотрел на дона Хуана, ожидая указаний.

Движением подбородка он обратил мое внимание на чашу со святой водой.

– Мы должны соблюдать обычаи и перекреститься, – прошептал он.

– Где арендатор? – тоже шепотом спросил я.

Дон Хуан погрузил кончики пальцев в воду и перекрестился. Повелительным жестом подбородка он заставил меня сделать то же самое.

– Был ли арендатор одним из тех троих мужчин, которые вышли? – прошептал я ему на ухо.

– Нет, – шепнул он в ответ. – Арендатор – одна из трех женщин, которые остались. Она в заднем ряду.

В этот момент женщина в заднем ряду повернула ко мне голову, улыбнулась и кивнула.

Одним прыжком я оказался у двери и выбежал наружу. Дон Хуан выбежал вслед за мной. Он догнал меня с невероятной ловкостью и схватил за руку.

– Куда это ты собрался? – спросил он.

Все его лицо и тело сотрясались от смеха.

Он крепко держал меня за руку, пока я жадно глотал воздух и самым настоящим образом задыхался. Приступы смеха накатывали на него, как океанские волны. Я с силой потянул его в сторону площади. Он последовал за мной.

– Я никогда не подумал бы, что это до такой степени выведет тебя из себя, – сказал он, сотрясаясь от нового приступа смеха.

– Почему ты не говорил мне, что арендатор – женщина?

– Тот маг – это бросивший вызов смерти, – сказал он торжественно. – Для мага, столь опытного в перемещениях точки сборки, быть мужчиной или женщиной – дело выбора или удобства. Это та первая часть урока сновидения, о которой я тебе говорил, а бросивший вызов смерти и есть тот таинственный визитер, который собирается провести тебя через него.

От смеха он закашлялся и схватился за бока. Я онемел. Затем меня охватил приступ ярости. Это было не бешенство по отношению к дону Хуану, к себе или к кому-либо – это была холодная ярость, заставлявшая меня чувствовать, что моя грудь и мышцы шеи сейчас взорвутся.

– Давай вернемся в церковь, – закричал я, не узнавая своего голоса.

– Сейчас, сейчас, – сказал он тихо. – Не спеши бросаться в огонь. Подумай. Взвесь. Определись. Успокойся, остынь. Никогда в жизни тебе еще не приходилось проходить такое испытание. Сейчас тебе нужно спокойствие.

– Я не могу сказать тебе, что делать, – продолжал он. – Как всякий нагуаль, я могу лишь поместить тебя перед твоим вызовом, предварительно окольным путем рассказав тебе все надлежащее. Это еще один прием нагуалей: говорить обо всем, ничего не говоря или спрашивать, не спрашивая.

Я хотел побыстрее покончить с этим, но дон Хуан сказал, что небольшая пауза восстановит то, что осталось от моей уверенности в себе. У меня подгибались колени. Дон Хуан заботливо усадил меня на обочину и сел рядом со мной.

– Первая часть урока сновидения сводится к вопросу о том, что быть мужчиной или женщиной не означает окончательности этого состояния, а является результатом особого действия по расположению точки сборки, – сказал он. – А это действие, естественно, является делом собственного желания и подготовки. Поскольку эта тема была близка сердцам древних магов, – только они одни могут пролить свет на это.

Возможно потому, что это было единственной рациональной возможностью, я стал возражать дону Хуану.

– Я не могу принять то, что ты говоришь и поверить этому, – сказал я, почувствовав, как жар приливает к лицу.

– Но ты видел женщину, – возразил дон Хуан. – Ты считаешь, что это только фокус?

– Я не знаю, как мне к этому отнестись.

– Это существо в церкви, – реальная женщина, – убедительно произнес он. – Почему это так тебя волнует? Тот факт, что она родилась мужчиной, лишь подтверждает силу колдовских деяний старых магов. Это не должно удивлять тебя. Ведь ты сам являешься ярким примером олицетворения всех принципов магии.

Мое нутро было готово разорваться от напряжения. Дон Хуан с упреком заметил, что я люблю спорить. С едва сдерживаемым нетерпением, но с особым пафосом я объяснял ему биологические основы различия мужского и женского организмов.

– Я все это понимаю, – сказал он. – И в этом ты прав. Но твоя ошибка в том, что ты пытаешься сделать свои оценки универсальными.

– То, о чем мы говорим, – это основополагающие принципы, – закричал я. – И они соответствуют человеку здесь или в любом другом месте во вселенной.

– Правильно, правильно, – сказал он спокойным голосом. – Все, что ты говоришь, верно, но лишь тогда, когда наша точка сборки остается в обычной позиции. Однако в тот момент, когда она смещается за определенные границы и наш повседневный мир больше не функционирует, – ни один из этих, так лелеемых тобой принципов, не имеет той абсолютной ценности, о которой ты говоришь.

Твоя ошибка заключается в том, что ты забываешь: бросивший вызов смерти переступал эти границы тысячи и тысячи раз. Не надо быть гением, чтобы понять, что арендатор не связан больше теми силами, которыми пока еще связан ты.

Я объяснил ему, что мое несогласие, если это можно назвать несогласием, относится не к нему, а к практической части магии, которая до сего времени была для меня настолько натянутой, что не являлась реальным вопросом. Я повторил, что как сновидящий на собственном опыте убедился, что в сновидении возможно все, и напомнил дону Хуану, что он сам поддерживал и взращивал это убеждение, вместе с абсолютной необходимостью в здравости ума. Утверждаемое же им сейчас в отношении арендатора не было здравым. Это могло относиться к сновидению, но никак не к реальному миру. Я дал ему понять, что для меня это утверждение было отвратительным и несостоятельным.

– Откуда такая неистовая реакция? – спросил он, улыбаясь.

Его вопрос застал меня врасплох. Я смутился.

Наши рекомендации