Глава 3. Этническое самосознание и этническая идентичность
В качестве центрального конструкта феноменологического поля межэтнической напряженности нами выделена этничность. В этой главе остановимся на взаимосвязи понятий «этническое самосознание» и «этничность» («этническая идентичность»), на когнитивно-эмоциональном аспекте этничности, а также рассмотрим ее статус в структуре социальной идентичности в различных ситуациях межэтнической напряженности.
Традиции исследования этнического самосознания имеют широкую теоретическую и эмпирическую базу в отечественной исторической и этнографической литературе (см. обзоры Алексан-дренкова, 1996; Козлова, 1974; работы Бромлея, 1983; 1987; Клементьева, 1971; Кожанова, 1978; Крюкова, 1976; Кушнера, 1947; Пименова, 1986; Поршнева, 1973; Снежковой, 1982 и др.). Начиная с 1970-х гг., этническое самосознание на основе эмпирических исследований активно изучают отечественные этносоциологи (Ак-, лаев, 1990; Арутюнян, 1972; Арутюнян, Дробижева, Кондратьев, Сусоколов, 1984; Галкина, 1993; Дробижева, 1985; Сикевич, 1996). С середины 1980-х гг. в отечественной психологии начинает реанимироваться этнопсихологическое направление исследований, в котором сначала этническое самосознание, а позже этническая идентичность становятся центральными объектами изучения {Агеев, 1990; Асмолов, Шлягина, 1984; Данзанова, 1997; Кцоева, 1985а; Лебедева, 1993; Левкович, Панкова, 1985; Леонтьев, 1983; Мулда-шева, 1991; Науменко, 1992; Павленко, Солдатова, 1994; Петренко, 1987; Платонов, Почебут, 1993; Рыжова, 1995; Старовойтова, 1985; Стефаненко, 1989; Стефаненко, Шлягина, Ениколопов, 1993; Трусов, Филиппов, 1984). В секторе социально-психологических проблем национальных отношений Института этнологии и антропологии Российской академии наук на протяжении ряда лет этническое самосознание продолжает оставаться объектом масштабных эмпирических исследований на стыке этносоциологии, политологии и социальной психологии1.
В последние годы в отечественной научной литературе все чаще встречаются понятия «этническая идентичность» или «этничность», заимствованные из зарубежной социально-культурной антропологии и политологических исследований. Развиваемые с середины 1970-х гг. западные исследования этничности были призваны объяснить сложную природу социальных и этнических конфликтов, межкультурных взаимодействий, политической активизации этнических меньшинств в промышленно развитых странах, социальных и политических изменений в постколониальном мире. Эти процессы определили смену исследовательских ориентации в социальных науках, одним из результатов которой оказались многочисленные теории этничности. Поиски объяснительных механизмов процессов суверенизации республик бывшего СССР и роста межэтнической напряженности привели к актуализации «этничности» или «этнической идентичности» в отечественных политологических, антропологических и социально-психологических исследованиях.
На основе анализа различных концепций этничности выделяются три подхода к ее изучению: «первородный» (primordial), инструменталистский и конструктивистский {Соколовский, 1995; Тишков, 1991а; Stern, 1995). Их жесткое разделение в некоторой степени условно (см., напр., Коротеева, 1994), так как представители различных ориентации нередко пересекаются друг с другом по ряду важных вопросов. И все же между ними есть принципиальные различия.
1 Результатом этих исследований является серия сборников научных статей, выпущенных под редакцией профессора Дробижевой Л.М.: Духовная культура и этническое самосознание. Вып. 1, 2. М., 1990, 1991; Ценности и символы национального самосознания в условиях изменяющегося общества. М., 1994; Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала 1990-х годов. М., 1994; Конфликтная этничность и этнические конфликты. М., 1995; Национальное самосознание и суверенитет в Российской Федерации 1990-х годов. М., 1996.
Ученые «первородной» («примордиалистской») ориентации, главным образом антропологи, этнологи и в меньшей степени социологи, рассматривают этничность в качестве изначальной характеристики, присущей индивиду как члену реально существующей этнической группы. Это «этничность в сердце», замешанная на «крови» и «почве». Вне зависимости от социологизаторской, биологизаторской или культурологической трактовки, ее основа – кровное родство, общее происхождение и исконная территория. Среди известных западных представителей преимущественно этой ориентации авторы обзоров выделяют Ван ден Берга, Энтони Смита, Клиффорда Гиртца, среди отечественных – Ю.В.Бромлея, Л.Н.Гумилева.
Противоположная «первородству» научная ориентация – конструктивизм – наиболее распространенный на западе современный подход в объяснении природы этничности. Для его последователей этничность коренится не «в сердцах», а «в головах» индивидов, которые являются членами этнических групп – «воображаемых сообществ» или «социальных конструкций». Смысл этничности для конструктивиста в значительной степени воплощается в словах норвежского антрополога Ф.Барта, рассматривающего этот феномен как форму социальной организации культурных различий {Earth, 1994). В рамках этой ориентации особую значимость приобретают не позитивистские и натуралистические трактовки этнических феноменов, основанные на объективных атрибутах этнической группы, как, например, территория или исторические факты, а их субъективная сторона: групповое сознание, мифотворчество, чувство солидарности. Конструктивисты рассматривают этничность как ситуативный, нередко «навязанный» феномен. Процесс социального конструирования, по мнению В.А.Тишкова, может быть направлен, в частности, на компенсацию дефицита культурной отличительности. С этой целью предпринимаются специальные усилия в поддержку процесса культурной дивергенции: «Элиты в стремлении мобилизовать этническую группу против своих противников или против центральной государственной власти стремятся увеличивать сумму групповых черт и символов, чтобы доказать, что члены группы отличаются не только какой-то отдельной чертой (например, диалектом), а многими чертами» (Тишков, 1997а, с.31). В.А.Тишков подчеркивает, что этот процесс приобретает масштабный характер, если ему на службу поставлена государственная машина. Так, по его мнению, различия между русскими и украинцами, между казахами и киргизами, между узбеками и таджиками стали более четкими и разнообразными за последние десять лет, чем это было в советский период (Там же).
Третье направление – инструменталистская ориентация – сочетает в себе и «первородные», и «конструктивистские» начала. Сложившись в рамках политологии, социологии власти и политической антропологии, оно отличается функциональным и утилитаристским подходом. Ученые инструменталистской ориентации предлагают объяснение этничности как средства достижения групповых интересов, как идеологию, создаваемую элитой для мобилизации группы. К наиболее известным американским инструменталистам относят Жоржа Девоса, одного из редакторов известной книги «Этническая идентичность». Инструменталистского подхода придерживаются многие современные отечественные исследователи {Губогло, 1996; Дробижева и др., 1996; Ядов, 1995).
В рамках социально-психологической концепции межэтнической напряженности вряд ли уместно «исконное первородство» или «голый» конструктивизм. Нам ближе особое направление инстру-менталистской ориентации, которое смыкается с социально-психологическими теориями, где этничность трактуется как эффективное средство для преодоления отчуждения, восстановления попранной национальной гордости, как социальная терапия {Соколовский, 1995). Такой взгляд мы бы дополнили рассмотрением этничности как присущего группе внутреннего психокультурного ресурса, как культурных архетипов, актуализируемых извне. Такая «разбуженная», «возбужденная» этничность используется в целях этнополи-тической мобилизации, социального контроля, распределения баланса доминирования и подчинения в межгрупповых отношениях.
Как все же соотнести на основе высказанной точки зрения отечественное понятие «этническое самосознание» с западной «этничностью» или «этнической идентичностью»? В широком междисциплинарном ракурсе эти понятия нередко рассматриваются как тождественные. Но для этнопсихолога, работающего на основе феноменологии этнического самосознания, этническая идентичность вовсе не является его синонимом. Это особенно важно на операциональном уровне. С одной стороны, этническая идентичность уже. Это когнитивно-мотивационное ядро этнического самосознания. С другой – шире, так как содержит в себе также слой бессознательного. В силу этих различий этническая идентичность должна изучаться, во-первых, как концентрированная форма и главная характеристика этнического самосознания и, во-вторых, как его «изнанка» – этническое бессознательное.
В данной работе этничность исследуется преимущественно в трех аспектах: (1) как компонент множественной идентичности в структуре группового самосознания; (2) как социально-психологический результат эмоционально-когнитивных и ценностных процессов этнической идентификации и межэтнической дифференциации; (3) как мотива-ционно-когнитивное ядро этнического самосознания, опосредствующего межэтническое взаимодействие.
Этническая идентичность как форма внутригруппового и межгруппового взаимодействия
Культурно и этнически детерминированный мир является основой социализации каждого индивида. Этничность – это неотъемлемая часть общей социальной идентичности человека, формирование и функционирование которой подчиняется определенным социально-психологическим закономерностям. Как рассматривают социальную идентичность в психологии и каковы особенности этничности как вида социальной идентичности?
Свое начало исследования идентичности берут в психоанализе. В 1914 г. появилась работа З.Фрейда «Групповая психология и анализ Эго». В ней понятие «идентификация» впервые было использовано в психологическом контексте. З.Фрейд рассматривал идентификацию не только как бессознательную эмоциональную связь ребенка с родителями, но и как важный механизм взаимодействия между индивидом и социальной группой (Freud, 1921). В этой работе был обозначен потенциал идентификации как понятия, разделяемого членами группы, общего для них, что открыло возможность исследования природы группы, основы ее сплоченности.
Однозначное мнение, что личностная идентичность формируется в процессе социального взаимодействия через сопоставление и противопоставление позиций различных групп и общностей, было выражено в символическом интеракционизме. Дж.Мид в качестве инструмента идентификации индивида с группой ввел понятие «обобщенный другой», под которым имел в виду совокупность обезличенных установок, норм и ценностей общества (Mead, 1934).
Традиции этих направлений нашли свое продолжение в психологической антропологии в изучении сознательных и бессознательных проявлений этничности, как одной из форм социальной идентичности (см. Велик, 1993). Социально-психологический подход к исследованию идентичности начал развиваться в когнитивной психологии. В рамках этих направлений окончательно определился главный ракурс исследования идентификаций и идентичностей – в контексте социального взаимодействия как его механизма или как его опосредованного результата.
На одно из центральных мест в современной социальной теории концепцию идентичности вывел Э.Эриксон. К осознанию значимости этой проблемы он пришел после второй мировой войны, оказывая психотерапевтическую помощь ее участникам – американским солдатам. Проблему идентичности Э.Эриксон называл стратегической для Америки 1940–1950-х гг., с ее резкими расовыми и социальными различиями, наплывом иммигрантов и проблемами коренных американцев (Erikson, 1995). Он определил круг основных вопросов и понятий, связанных с идентичностью. Они до сих пор актуальны для социальных психологов. Например, Э.Эриксон выделил понятие психосоциальной идентичности как продукта взаимодействия между обществом и личностью. Психосоциальная идентичность характерна только для зрелой личности, у которой «внутренняя тождественность и непрерывность» синтезируется со стремлениями ее интеграции с социальными структурами (государством, нацией, различными социальными группами). Исследуя динамическую адаптивную функцию идентичности, Э.Эриксон ввел понятие кризисов личностной идентичности и подчеркивал их неразрывную связь с кризисами общественного развития. В качестве опосредствующего «инструмента» идентификации, вместо «обобщенного другого» Дж.Ми-да, у Э.Эриксона выступает «идеология» – «систематизированная совокупность идей и идеалов» (Erikson, 19956).
Анализ идентичности как важнейшей психической структуры не только личности, но и группы начал проводиться в рамках когнитивистского направления. Главная идея его состоит в том, что впечатления о мире организуются в связные интерпретации – идеи, установки, стереотипы, ожидания, которые выступают как регуляторы социального поведения. Самая признанная концепция, разработанная на этой основе, – теория социальной идентичности Г.Тежфела и его коллег (Tajfel, 1978). Для нашего исследования особое значение имеют следующие теоретические положения этой социально-психологической концепции.
Во-первых, индивид, рассматривая себя как члена какой-нибудь социальной группы, стремится оценить ее положительно, поднимая таким образом статус группы и собственную самооценку. В экспериментальных исследованиях, проведенных Г.Тежфелом и его коллегами, показано, что малейшие признаки принадлежности к группе, даже всего лишь субъективная отнесенность себя к данной группе (факт групповой категоризации), уже сами по себе достаточны для развития процессов дискриминации другой группы (Billig, Tajfel, 1973; Tajfel, 1969; 1972). Важно подчеркнуть, что между группами в данных экспериментальных исследованиях не было ни истории враждебных или даже просто натянутых отношений, ни действительного конфликта интересов. Позитивный уклон в сторону собственной группы – это естественный социально-психологический механизм. Исследования показывают, что он существует не только в случае, когда негативное межличностное восприятие ассоциируется с категорией членства {Turner, Shaver, Hogg, 1983), но и когда категория группового членства не имеет под собой серьезных оснований, или когда члены разных групп – близкие друзья (Vaughan, Tajfel, Williams, 1981). Групповая принадлежность уже сама по себе основание для построения системы предпочтений. Позитивная или негативная оценка факта своей принадлежности к группе составляет ценностный компонент идентичности
Во-вторых, качество и значение идентичности определяются посредством логических операций социальной категоризации и сравнения своей группы с внешними группами по ряду значимых параметров. Когда групповое различие становится особенно заметным, индивид начинает реагировать с позиции своего группового членства, а не с позиции отдельной личности. Таким образом, социальная категоризация и межгрупповое сравнение рассматриваются как когнитивная основа самоопределения индивида и, следовательно, как способ осознания им своего места в обществе.
В-третьих, позитивная социальная идентичность достигается на основе сравнений «в свою пользу», что получило название феномена «ингруппового фаворитизма» {Tajfel, 1978).
В-четвертых, в исследованиях этого направления когнитивный компонент неразрывно связан с эмоциональным. Эмоциональная значимость группового членства – важнейшая сторона процесса идентификации. Эмоциональный компонент идентичности заключается в переживании факта своей принадлежности к группе в форме различных чувств – любви, ненависти, обиды и др.
Исследования Г.Тежфела и его коллег доказывают, что когнитивно-эмоциональный компонент идентичности в значительной степени есть результат межгруппового взаимодействия. По мере своего формирования этот компонент сам превращается в один из главных факторов, влияющих на рост напряженности в межгрупповых ситуациях и определяющих формы межгруппового взаимодействия.
Радикальные социально-экономические изменения постсоветского общества заставили и отечественных исследователей обратиться к проблеме социальной идентичности (см. «Социальная идентификация личности», 1993, 1994). Похоже, что в
России 1990-х гг , как и в США в середине века, проблема идентичности на социально-политическом уровне также приобрела статус стратегической. Это выразилось в настойчивых поисках национальной идеи, способной интегрировать общество. В.А.Ядов, под руководством которого в Институте социологии РАН исследовались структура и динамика социальной идентичности россиянина в 1991 – 1994 гг , выделяет ее функции на уровне личности и группы В числе первых – подчинение индивида социальной группе, групповая защита и критерий оценки и самооценки. Вторая – включение индивида в систему социальных взаимосвязей, социальных отношений (Ядов, 1995) По своей сути это функция внутригруппо-вой интеграции. Так, общегражданская идентичность выполняет функцию интеграции в пределах всего общества, этническая идентичность – в пределах этнической группы.
В соответствии с особенностями постсоветского пространства проблема социальной идентичности получила отчетливую «этническую» окраску В условиях роста межэтнической напряженности на этничность или этническую идентичность как вид социальной идентичности выпадает основная нагрузка по ориентации индивида в обществе. Этничность превращается по существу в форму взаимодействия между культурными группами, действующими внутри общего социального контекста (Cohen, 1974). Выполняя функцию внутриэтнической интеграции, она определяет развитие дезинтеграционных тенденций в обществе в целом.
Переход этничности на один из первых планов в структуре социальной идентичности приводит к доминированию «этнических» форм взаимодействия внутри группы. Это означает актуализацию той стороны этничности, которая является результатом принятия субъектом ценностей, норм и образцов поведения своей группы (Шлягина, Ениколопов, 1993). Итог такой актуализации – внутреннее переструктурирование группы на основе этнической специфики.
Подчиняясь общим закономерностям формирования социальной идентичности, этническая идентичность как форма внутри-этнического и межэтнического взаимодействия имеет свои особенности
(1) Этничность – «родом из прошлого». Даже если это «возрожденная», «навязанная» этничность, которая в значительной степени формируется этнократической политикой и мало считается с «естественными» факторами (Ерасов, 1995). Как известно, в смутные времена, когда настоящее кажется хаосом, а будущее непредсказуемо, целые народы обращаются к своей истории. Это фактически шаг в прошлое. Именно там мы оставляем самые проверенные и надежные жизненные ориентиры и туда возвращаемся не только когда становится неуютно в настоящем, но и в поисках виновников реальных и воображаемых обид. Как форму идентификации, обращенную в прошлое и воплощенную в культурной традиции индивида или группы, рассматривает этничность американский антрополог Жорж Девос. Для него этническая идентичность – одна из трех ориентации «JT-образа», а именно ориентация на прошлое (De Vos, 1982).
(2) Этничность мифологична и в этом ее мобилизующая сила. Ее главная опора – идея или миф об общих культуре, происхождении, истории. Г.Лебон писал, что «из всех факторов развития цивилизаций иллюзии составляют едва ли не самый могущественный» {Лебон, 1995а). «Своей квазирациональностью миф (особенно научный) вербует новых сторонников, убеждает их, мобилизует на коллективные действия; миф искажает факты, тем самым устраняя «неудобную» реальность, разрушая рациональные аргументы оппонентов» (Соколовский, 1994, с. 109).
(3) Этничность – зависимая переменная. Она возрастает или ослабевает в соответствии с внешними обстоятельствами (Van den Berghe, 1981). Поэтому этничность становится важнейшим идеологическим инструментом в борьбе за власть.
(4) Этничность обладает «двойным дном» (по образному выражению С.Лурье), то есть этническая культура, лежащая в ее основе, разделяется на культуру для «внешнего» пользования и «внутреннего» пользования, скрытую от посторонних (Лурье, 1994). В своей теории психокультурной интерпретации этнических конфликтов М.Росс в качестве фундаментальных ориентиров между «Я» и «другими» рассматривает психокультурные предрасположенности, которые коренятся в раннем опыте и включают культурно одобренные способы отношений внутри и вне общности (Ross, 1995). Они являются основой интерпретаций действий и мотивов сторон друг другом в ситуациях межэтнической напряженности. Люфт между этими двумя областями этничности (эзотерическим и экзотерическим) усиливается по мере роста межэтнической напряженности.
(5) Этничность связывает и солидаризует на основе группового членства. Солидарность в качестве одного из главных признаков этничности выделяется большинством исследователей, начиная от Т.Парсонса (Parsons, 1975). Р.Г.Абдулатипов определяет этничность прежде всего как «...своеобразную форму солидарности людей для выполнения каких-то социальных и культурных задач» (Аб-дулатипов, 1995, с. 18).
(6) Этничность по сути своей конфронтационна. Она есть функция отношений с другими этническими группами, которые складываются по принципу оппозиции. «Всякое объединение противопоставляет», – отмечал Б.Ф.Поршнев (Поршнев, 1973). Поэтому рост этничности связан с ростом этнической нетерпимости, которая является проявлением конфронтационности. Важнейшим фактором усиления этничности является также желание отделиться от других.
(7) Этничность – категория «эмоционально-нормативная». Достоинство, гордость, обиды, страхи являются важнейшими критериями межэтнического сравнения. Эти чувства опираются на глубокие эмоциональные связи с этнической общностью и моральные обязательства по отношению к ней, формирующиеся в процессе социализации индивида. Эмоциональные императивы влияют на образы восприятия и в значительной степени объясняют иррациональность поведения сторон в этнических конфликтах. Сплав эмоций и моральных норм, по мнению Пола Стерна, именно тот психологический фактор, который заставляет людей жертвовать во имя своего народа даже в ущерб личным интересам (Stern, 1995).
В силу своей специфики этничность особенно чувствительна к изменениям межэтнической атмосферы, и ее актуализация как формы внутригруппового и межгруппового взаимодействия ведет к росту межэтнической напряженности и дезинтеграции полиэтнического общества. Это определяет центральное место этничности в феноменологическом поле межэтнической напряженности.
Содержание этнической идентичности
Давая определение этническому самосознанию, Л.М.Дроби-жева в качестве главных выделяет в нем следующие компоненты: осознание принадлежности своему народу, осознание интересов своего народа, представления о культуре, языке, территории (Дро-бижева, 1994). Последний компонент присутствует практически во всех дефинициях этнического самосознания. Этносоциальные представления, разделяемые в той или иной степени членами данной этнической группы, составляют его главное содержание. Они формируются в процессе внутрикультурной социализации и во взаимодействии с другими народами. Значительная часть этих представлений – результат осознания общей истории, культуры, традиций, места происхождения (территории) и государственности. Этносоциальные представления отражают совокупности мнений, убеждений, верований, идей, выражаются в мифах, легендах, исторических повествованиях, а также в обыденных формах мышления. Общее знание связывает членов группы и служит основой для ее отличия от других этнических групп.
Этносоциальные представления относятся к типу групповых (коллективных) представлений, которые еще Эмиль Дюркгейм возводил в ранг предмета социальной психологии (Осипова, 1977). От индивидуальных они отличаются универсальностью, устойчивостью, межпоколенной преемственностью и принудительным характером воздействия на индивида. По мнению С.Московичи, именно через изучение социальных представлений социальная психология «...превращается в антропологию современной культуры» (Московичи, 1992, с.83). Отечественная практика социально-психологического исследования различных феноменов этнического самосознания на основе широкого «эмпирического» поля социальных представлений подтверждает целесообразность такого подхода2.
Центральное место среди этносоциальных представлений занимают образы собственной и других этнических групп. Именно они составляют главное содержание этнической идентичности как ког-нитивно-мотивационного ядра этнического самосознания. В структуре этнического образа мы выделяем этнические установочные образования (стереотипы, предубеждения, предрассудки), ценности и ценностные ориентации, психологические универсалии.
Этнические образы формируются на основе трех взаимосвязанных процессов: (а) отождествление личности с этнической группой и ее самоопределение через этническую группу (самоидентификация); (б) дифференциация собственной и других этнических групп и осознание межэтнических различий (этническая идентификация и межэтническая дифференциация); (в) осознание отношения к собственной и другим этническим группам. В этнонапряженных ситуациях этническое самоопределение и осознание межэтнических различий происходит именно через дифференциацию отношения к наиболее значимым этническим группам.
2 См. исследования сектора социально-психологических проблем национальных отношений Института этнологии и антропологии РАН.
Переживание своей принадлежности к группе выражается в форме различных чувств. Эти чувства могут определяться базовыми эмоциями, либо маскироваться вторичными, «социализированными» эмоциями. Например, по мнению Т.Кэмпера, стыд – это «превращенная» эмоция гнева, вина – «превращенная» эмоция страха. Но надо понимать, что вторичные эмоции заменяют базовые и как бы не дают им проявиться (см. Sites, 1990), а значит возможность и рост напряженности сохраняются. В соответствии с концепцией К Изарда, эмоции имеют тенденцию склеиваться в комплексы аффектов. Например, страх, горе, стыд, гнев и вина образуют комплекс тревожности, гнев, отвращение и презрение – комплекс враждебности (Изард, 1980). Такого рода аффективные комплексы и базовые, либо замаскированные вторичные эмоции взаимодействуют с когнитивными структурами этнического самосознания. Наибольшая эмоциональная концентрация сосредоточена в его центральной части – в этнической идентичности в форме этнических чувств (комплексных аффективно-когнитивных образованиях). Они отражают сложные мотивационные состояния этнической группы, побуждающие ее к действиям.
Напряженность Т Парсонс связывал с эмоциями и переживаниями как мотивационными компонентами, которые «распределяются вдоль главных осей надежды и страха, оптимизма и возбуждения... В таких случаях возникают фантазии и утопические идеалы будущего, происходит локализация прошлых состояний .» (Parsons, 1937, р.482). Среди этнических чувств, влияющих на рост межэтнической напряженности, можно назвать чувства зависимости, ущемленности, вины, стыда и др. (см. раздел III, глава 10).
Этническая идентичность – это не только принятие определенных групповых представлений, готовность к сходному образу мыслей и разделяемые этнические чувства. Это также построение системы отношений и действий в различных этноконтактных ситуациях. Таким образом субъект определяет свое место в многонациональном обществе и усваивает способы поведения внутри и вне своей группы. Чем больше членов этнической группы разделяют общую идентичность, тем больше вероятность совместных действий в ее защиту. Устойчивость идентичности и ее позитивность – центральные моменты для ощущения группой психологической безопасности и стабильности. Индивиды стремятся повышать свою позитивную идентичность и защищать ее. Этническая идентичность выступает психологической основой этнополитической мобилизации, которую мы рассматриваем как готовность людей, объединенных по этническому признаку, к групповым действиям по реализации национальных интересов.
Рост межэтнической напряженности способствует проявлению свойств народа, характерных для него в прошлом и закрепившихся в качестве наиболее удачных адаптивных способов поведения. Представления о них составляют важную часть этнической идентичности. Эти представления взаимодействуют с установочными образованиями и образуют конативные (поведенческие) структуры этничности, задающие способы внут-ригрупповой организации и мобилизации группы.
Частью содержания этнической идентичности является этническое бессознательное. Психоаналитики определяют его как подавленный или вытесненный большинством людей данной этнической группы материал, который каждое поколение разделяет со следующим (Яеггоп, 1995). В критических социальных ситуациях, связанных с изменением характера межэтнических отношений, происходит нарушение компенсаторной связи между коллективным бессознательным и групповым сознанием. Образы бессознательного начинают актуализироваться на уровне сознания, которое расширяет свои границы. Это состояние К.Юнг называл психической инфляцией (от лат. «inflation» – «раздувание», «расширение»), охватывающей и отдельных индивидов, и целые группы людей. Для нас уровень психической инфляции – это важная психологическая характеристика состояния этнической группы в ситуации межэтнической напряженности.
Психическая инфляция распространяется в группе посредством социально-психологических процессов эмоционального заражения, подражания и психологического внушения, исследование которых начинали еще Г.Лебон (1898) и Г.Тард (1903), а в отечественной социальной психологии продолжил Б.Ф.Поршнев (1966). Эмоциональное заражение и подражание – естественные м-"й£-низмы функционирования человеческого общества. Поэтому они особенно легко могут быть активизированы извне. Г.Лебон отмечал, что «критический дух составляет высшее, очень редкое качество, между тем как подражательный ум представляет собой весьма распространенную способность» (Лебон, 1995а, с. 113). А вот процесс внушаемости, который иногда поражает и целый народ, К.Юнг относил к числу психопатологических. В результате процессов такого типа резко усиливается чувство внутригруппового единства и солидарности. Такая групповая унификация «...действует на психику подобно сильному яду и легко передается, поскольку "идентификации с низшими, более примитивными стадиями сознания неизменно сопутствует повышенное чувство жизни", открывается новый источник силы, способный, однако, выпустить на волю опасный энтузиазм» (Одайник, 1996, с.40).
Нарушение баланса взаимодействия между сознательным и бессознательным уровнями идентичности в случаях психической инфляции выражается в изменении содержания этнической идентичности и ее структуры.
Одна сторона трансформации содержания этнической идентичности – идентификация с коллективной «тенью» – неприз-наваемой, несовместимой, низшей стороной народа. «Тень», как личная, так и коллективная – «...это сумма всех тех непривлекательных качеств, которые мы предпочитаем скрывать» (Jung, 19176, р.65). В силу этого она и на индивидуальном, и на групповом уровнях подвергается, как правило, энергичному вытеснению и становится важной составляющей коллективного бессознательного.
Другая сторона – идентификация с архетипами. В соответствии с юнговским пониманием, архетипы есть коллективно наследуемые формы восприятия и понимания, которые представлены в архетипических образах, составляющих глубинные, древние слои психического.
Рост межэтнической напряженности актуализирует архетипы, связанные с героическим драматическим и жертвенным прошлым своего народа. Это образы группы, либо сплотившейся и борющейся, либо страдающей и униженной. Под тяжестью новых обид трагические события прошлого могут еще более драматизироваться. Они начинают выступать своего рода призмой, через которую оцениваются современные межэтнические отношения и типологические характеристики народов. В памяти народов подспудно хранятся знания о необходимости настороженности в отношении ближайших соседей, о принуждении и агрессии со стороны других этнических групп. Таких примеров предостаточно в истории любого народа. Поэтому архетипические образы собственной группы неразрывно связаны с образами других народов, либо дружественных, либо подавляющих и угрожающих.
Архетипические образы становятся осознанной и активной частью содержания этнической идентичности и в этом качестве превращаются в реальную психологическую силу. Они как бы аккумулируют психическую энергию исторического прошлого народа, его итоговый опыт. Их коллективное осознание усиливает ощущение причастности к истории своего народа, наделяет чувством единства и солидарности через время и пространство. В этом особая психологическая привлекательность архетипов. Кроме того, это способ поднятия самоуважения и достоинства этнической группы.
Мифологизм архетипов делает их основой формирования национальных идеологий. В той или иной форме архетипы становятся достоянием больших групп людей. Они входят в сознание опосредованно через универсальные символы, которые представлены в культуре, народном эпосе, в религиозных и философских концепциях. В формализации и легализации архетипических образов одну из главных ролей играют историки. Воссоздаваемые ими образы народов тесно связаны с границами и территориями их расселения. «Так, например, – пишет В.А.Тишков, – азербайджанские историки десятилетиями интенсивно развивали националистическую концепцию Кавказской Албании, включая в состав древней Албании – "прародины азербайджанцев" территории, которые армяне считают "исторической Арменией". Конструирование "богатой" и "древней" истории азербайджанского народа включает своим обязательным компонентом описание территории Карабаха как "сердца Азербайджана". Точно также как грузинские интеллектуалы объявляют Шида Картли или Самачабло (Южная Осетия) – "сердцем Грузии", ингушские лидеры считают село Ангушт в Пригородном районе "прародиной ингушей", а осетинские интеллектуалы формулируют тезис об аланах – предках осетин, "кости которых разбросаны по всему Северному Кавказу"» (Тишков, 1994, с.6).
Трансформация структуры идентичности выражается в том, что членство в этнической группе становится важной категорией личностной социальной идентичности. Расширение субъектом своей личности и освоение широкого социального пространства, которое он, будучи удовлетворенным и самодостаточным, не желает заполнять, – еще одна характерная особенность состояния психической инфляции. В этом случае индивид начинает присваивать себе «...содержание и качества, которые существуют строго говоря только сами для себя и должны, следовательно, оставаться за нашими пределами» (Jung, 1977a, р. 140). В результате происходит изменение иерархии уровней в структуре социальной идентичности, а именно – повышение значимости груцповых идентичностей по сравнению с личностной.
Падению потенциала «Я» способствуют аномия, неопределенность, хаос в обществе. Множество слабых и неуверенных в себе «Я» начинают искать сильное «Мы». В кризисные общественные периоды в поисках опоры и устойчивости личность стремится поточнее определить социальные и психологические границы своего существования. Она выходит за пределы своего «Я», отождествляя себя с какой-либо общностью или группой. Через расширение индивидуальных границ в новой идентичности личность ищет успокоение и устойчивость. И если общество оказывается бессильным, уверенность людям дает этническая группа (Hobsbawm, 1992). В поликультурном обществе в кризисные периоды его развития именно этничность является главным инструментом, посредством которого группе удается очертить наиболее заметные и надежные этнические границы.
Этничность в структуре социаль