Часть III. Путешествие героя

Глава 6. Собственное Я как герой52

На западе у вас есть право и обязанность выяснить, в чем ваше предназначение53. Вы можете открыть его самостоятельно. И как, вы заняты этим?

Конечно, ничего страшного, если вам повезло, и у вас много денег, и вам гарантирована определенная поддержка, обеспечивающая некоторое количество свободного времени. Но давайте признаемся: люди без денег часто решаются рискнуть, прожить жизнь по-своему, — и так и поступают. Деньги не играют большой роли в нашей культуре, действительно не играют.

Я обучал студентов с разным уровнем достатка, и самые счастливые из них были далеко не самыми обеспеченными. Фактически у самых обеспеченных жизнь складывается наименее удачно, потому что у них нет стимула для борьбы. Чаще всего студент, у которого есть много возможностей, талантов и, в особенности, неограниченное количество денег, становится всего лишь дилетантом. Он не чувствует необходимости следовать одним путем, приняв решение: «Я собираюсь сделать это». Как только такой человек сталкивается с трудностями и дело принимает серьезный оборот, он или она хватается за что-нибудь еще. Начав разбрасываться, такие люди проводят свою жизнь впустую, а молодой человек, которому неоткуда ждать помощи, принимает разумное, мужественное решение и воплощает его в жизнь.

Я не утверждаю, что в Соединенных Штатах или на Западе в целом все идеально. Но в нашей культуре у каждого человека есть возможность понять, в чем его судьба. Существует несколько способов выяснить это.

Один из способов — ретроспективный. В замечательном эссе «Об очевидном узоре в судьбе человека» Шопенгауэр указывает на то, что как только вы, как и я, достигнув почтенного возраста, начинаете оглядываться на собственную жизнь — возникает впечатление, что в ней есть определенный сюжет, словно она является результатом творчества какого-то романиста54. События, которые казались абсолютно случайными или не имеющими особого значения, оказываются принципиально важными для композиции этого «романа».

Кто же придумал сюжет? Мысль Шопенгауэра заключается в том, что, подобно нашим сновидениям, наши жизни направляет то, что он назвал «волей, то «собственное я», о котором мы зачастую не подозреваем. Мы, говорит он, сами создаем мечту о своей жизни, как Вишну, которому привиделся семиглавый змей.

Я составлял свою книгу «Мифы, которыми мы живем» из лекций, которые читал в Купер Юнион в течение двадцати четырех лет55. Вначале мне казалось, что я очень вырос за эти годы, что мои представления с тех пор изменились и сам я тоже стал намного лучше. Лишь собрав записи воедино, я понял, что в течение несколько десятков лет их тема оставалась прежней. В тот момент я узнал больше об источнике своего вдохновения. У меня даже не было ясного представления о том, что это такое, пока я не увидел общего, лежащего в основе всей моей книги. Двадцать четыре года — довольно большой отрезок времени; столько всего произошло, а я все бормотал об одном и том же. Вот таким и был мой тогдашний миф.

Еще один удивительный способ обернуться назад — перечитать свои заметки или дневники, которые вы вели давным-давно. Вы будете поражены. Те мысли, которые, как вы думали, пришли вам в голову относительно недавно, будут ясно прослеживаться в этих записях. В вашей жизни, как в произведении, существуют основные темы.

Но как понять, каков ваш миф, если вы проживаете его как раз сейчас? Еще один способ разглядеть свое предназначение — собственный миф — последовать примеру Юнга: размышлять над своими снами и осознанными решениями, вести дневник и обращать внимание на то, какие истории и образы появляются там снова и снова. Рассмотрев их тщательно, можно понять, что действительно значимо для вас.

Я бы хотел сделать обзор архетипического мифа о путешествии героя, который я рассматривал в книге «Тысячеликий герой»56. Именно это явление Джойс назвал мономифом: архетипическая история, которая проявляется в коллективном бессознательном. Ее мотивы могут возникать не только в мифах и литературе. Если вы восприимчивы к ним, они могут составить сюжет вашей собственной жизни.

Основной смысл путешествия героя заключается в том, чтобы перестать быть тем, кто ты есть, отправиться на поиски приключений, совершить некое символическое деяние и затем вернуться к нормальной жизни.

На первом этапе вы перестаете быть тем, кто вы есть, где бы вы ни находились. Вы можете покинуть свою привычную обстановку оттого, что среда слишком давит на вас и вы хотите уйти из-под ее гнета. Или, допустим, вы можете откликнуться на зов странствий, ощутив растущую тягу к приключениям, которая вдруг охватывает вас. В европейских мифах этот зов обычно воплощен в образе зверя — оленя или кабана, — который сумел ускользнуть от охотника и завести его в незнакомую часть леса. Герой не знает, где очутился, как отсюда выбраться или куда теперь отправиться. Тут-то и начинается приключение.

Еще один распространенный зачин — похищение: нечто ценное (или некто ценный) пропали, и вам нужно отправиться на поиски в мир, наполненный неведомыми силами и могущественными существами.

Можно и не откликнуться на этот зов. Вы услышали или ощутили призыв, может быть, даже последовали за ним, но по той или иной причине отказались идти дальше. Один находит причину, по которой не следует уходить, второй испугался или произошло что-то еще в этом роде, и человек остается там, где был; конечно, результаты радикально отличаются от тех, что получает тот, кто на этот зов откликнулся.

Я думаю, что кризис шамана — это наиболее живой и увлекательный пример зова в реальной жизни. В исследованиях, которые приводятся в первом томе моего «Исторического атласа мировой мифологии»57, есть множество примеров такого кризиса у разных племен. Обычно молодой человек, бродя в одиночестве по берегу океана, или в горах, или в лесу, слышит неземную музыку; за этой музыкой следует некое видение, усиливающее призыв.

Вообще-то быть шаманом — это штука малоприятная в любом обществе, и многие молодые люди просто не соглашаются на это. Увы, тех, кто решает не откликаться на зов, ждет несчастье. Они или погибнут, или попытаются вести обывательскую жизнь, но словно перестанут существовать, став теми, кого Т. С. Элиот назвал «полыми людьми»58.

Ранее я уже упоминал о случае с одной женщиной из Западной Вирджинии, в преклонном возрасте обратившейся к психоаналитику. Ее преследовало чувство, что она так и не прожила свою жизнь, что она сама — пуста, как скорлупа от ореха. В процессе психоанализа, заглянув в глубины прошлого, она вспомнила, как гуляла в лесу и услышала чудесную музыку; к сожалению, она не знала, что делать с этим опытом. И с того момента она словно бы не жила. А вот в архаическом обществе ее семья и шаман племени знали бы, как поступить.

Если не ответить на зов, вы словно иссыхаете, и смысл жизни потерян. Если ответить — вас ожидает опасное путешествие. Оно всегда так опасно оттого, что вы покидаете привычное окружение. В мифах это представлено как выход из известного мира в огромное внешнее пространство. Я называю это «переступить порог». Это переход от сознательного в бессознательный мир, который предстает в огромном множестве образов, в зависимости от культурной среды мифа. Это может быть погружение в океан, путь по пустыне, блуждание в темной чаще, наконец, приезд в незнакомый город. Это может описываться как восхождение, или как спуск, или как движение за горизонт, но всегда остается приключением, шагом в неизведанное через ворота ли, через пещеру или сомкнутые скалы.

Можно спросить: в чем смысл образа сомкнутых скал? Это замечательный символ. Мы живем в царстве противоположностей: истинного и ложного, света и тьмы, добра и зла, мужского и женского — словом, бинарных оппозиций, которые включает в себя дуалистический взгляд на мир. Интуиция, которая находится по ту сторону добра и зла, выходит за рамки этих пар противоположностей — и открывает путь к тайне. Однако интуитивное озарение заканчивается, поскольку сознание возвращается назад и закрывает за собой дверь. Смысл приключений героя в том, чтобы, оставаясь в своем теле, протиснуться туда, где дуалистические правила неприменимы.

Когда я был в Индии, то захотел встретиться с настоящим, первоклассным духовным наставником. Мне не хотелось слушать рассуждения про майю, уход из мира и тому подобное. За пятнадцать-двадцать лет мне это порядком поднадоело. Я стал искать такого человека и услышал об одном наставнике из Тривандрума, милого городка на юго-западе Индии. Звали учителя Шри Кришна Менон59.

Не без сложностей я сумел получить согласие этого замечательного человека принять меня. И вот мы сидели в креслах, друг напротив друга. Конечно, первым делам он осведомился: «У вас есть вопрос?»

Мне повезло, как я выяснил позже. Я задал ему именно тот вопрос, с которым и он сам когда-то впервые обратился к своему гуру. А спросил я вот что: «Если все, что нас окружает, есть брахман и все пронизано божественным сиянием, как же получается, что часть этого мы отвергаем? Говорим же мы “нет” жестокости? Невежеству?»

На это он ответил: «Что до нас с вами, мы не отвергаем». Потом он задал тему для небольшой медитации — хорошую тему: «Где находитесь вы сами в промежутке между двумя вашими мыслями? Вы думаете о себе самом, что бы вы ни делали. У вас есть образ вас самих — ваше эго. Итак, где вы находитесь в промежутке между двумя вашими мыслями?»

Вот что показывает вам интуитивное озарение. Эта мысль, та мысль, рябь на поверхности вашего разума — бывает ли хотя бы слабый проблеск чего-то, трансцендирующего все, что вы можете помыслить о себе самом? Это и есть место силы. И тогда переход героя через порог — это просто путь туда, где не существует бинарности, где вы оказываетесь по другую сторону добра и зла. В этом, несомненно, заключен смысл образа смыкающихся скал.

Этот мотив давно известен как образ волшебной двери. Он возникает в историях американских индейцев, в греческих историях, в эскимосских историях, в историях со всего света, — архетипический образ, означающий движение к отказу судить что бы то ни было.

Другим испытанием на границе двух миров может стать встреча с темной противоположностью, с тенью, где сияющий герой встречает тьму. Она может принять образ дракона или злокозненного врага. В любом случае герой должен убить того и другого и войти в иной мир живым.

Еще один образ перехода на ту сторону — расчленение героя на куски. В этом случае он попадает в царство приключений мертвым. Вам знакома египетская легенда о боге Осирисе: его убивают, разрубают на части, а потом собирают вновь. Это типичный мотив; вспомните отца невесты бизона из мифа черноногих индейцев, того самого, которого затоптали в клочья, а затем воскресили.

После того как жестокое испытание окончено, вы воскресаете из мертвых. Можно очень по-разному представлять этот путь и очень по-разному испытывать его. Иногда это описание персонифицировано — как противостояние демонам или богам в Тибетской Книге мертвых. Во многих мифах и сновидениях оно представляется путешествием через темный океан или горный путь.

В любом случае неважно, что с вами случилось, разрубили вас на части, распяли вас на кресте или вас проглотил кит, — вы входите в царство смерти. Христос на Кресте совершил такой переход: Крест — это порог, за которым он чудесно воссоединится с Богом Отцом.

Как только вы шагнули за порог, вас ждет приключение. Если этот путь соответствует вашей глубокой психологической потребности или готовности, на этом пути появятся помощники, чтобы поддержать вас с помощью волшебства. Это могут быть маленький лесной эльф, или мудрец, или фея-крестная, или животное, которое появляется перед вами как спутник или советчик, рассказывая об опасностях, которые подстерегают вас на пути, и советуя, как их преодолеть. Вам дарят талисманы, которые будут защищать вас, образы, с помощью которых вы можете медитировать, показывают мудры (жесты или положения руки) и мантры (слова для заклинаний и размышлений), которые направят вас и позволят не сбиться с пути. Путь этот узок, это меч, переброшенный через пропасть вместо моста; шагнув в сторону, вы останетесь без всякой помощи и без всякого представления о том, что делать дальше.

После того как вы получили волшебную помощь, вам предстоит пройти целый ряд все более страшных проверок и испытаний. Чем дальше вы на этом опасном пути, тем яростнее вам сопротивляются. Вы попадаете в те области бессознательного, которые подавляли: тень, анима/анимус и вся остальная часть не интегрированного собственного я; вам нужно пройти именно сквозь систему его подавления. Безусловно, именно здесь больше всего нужна волшебная помощь.

И тогда эти испытания символизируют самореализацию, процесс посвящения в тайны жизни. Существует четыре вида препятствий на этом тернистом пути, которые, я думаю, представляют всю полноту возможностей.

Первое из них — эротическая встреча с идеальной возлюбленной: я называю эту встречу встречей с богиней. Это испытание должно служить интеграции анимы/анимуса. В мифологическом словаре алхимиков это называется священным браком (hieros gamos). Юнг много пишет о символизме такого союза60. В мифах о приключениях священный брак — союз с богиней мира или с каким-то менее значительным воплощением ее власти. Это история о принце, который находит Спящую Красавицу, о женитьбе Рамы на Сите в «Рамаяне»[40].

Но если вы не готовы к этой встрече, богиня может предстать перед вами в менее привлекательном виде. Актеон, потерявший связь со своей анимой, случайно видит обнаженную Артемиду в купальне, и эта встреча оказывается для него роковой. Она превращает его в оленя и до смерти затравливает своими охотничьими псами. Богиня может предстать и в образе искусительницы, как суккуб[41], который хочет сбить вас с истинного пути.

Что касается женщин, то этот божественный союз часто представлен как зачатие от бога. В «Метаморфозах» Овидия многие боги преследуют нимф; бог появляется в образе быка или золотого дождя — и вот уже вы носите под сердцем драгоценную ношу. Потом этот ребенок становится символом союза противоположностей, мужского и женского. Безусловно, в этом и заключено подлинное значение Непорочного Зачатия: женщина входит в новую жизнь после того, как ее посетил Бог.

В подобных мифах следующий этап приключения — это, конечно, рождение ребенка и затем передача его приемным родителям, подобно тому, как Иоахевед[42]воспитала Моисея. Но помните, что это дитя — не обычный ребенок в физиологическом смысле этого слова; он является воплощением духовной жизни.

Итак, первый этап на этом пути — это священный брак. Волшебная сказка всегда так и заканчивается: влюбленные обмениваются поцелуем, а затем живут вместе долго и счастливо. Что же, поверьте человеку, который более полувека счастливо прожил в браке: я моту с уверенностью заявить, что «с тех пор долго и счастливо » — это только начало. Как и сама жизнь, многие мифы с этого момента только начинаются.

Второе испытание на этом трудном пути — то, что называется воссоединением с отцом, и это испытание, безусловно, является мужским обрядом инициации. Сын рос отдельно от отца; он жил не в соответствии со своим уделом. Возможно, он жил как девочка, подобно Ахиллесу, или как крестьянский мальчик в истории про Парсифаля[43]. Возможно, его усыновили как принца, но совсем не те люди, которым следовало, что и произошло с Моисеем. И когда он отважно отправляется на поиски, то находит отца, пребывающего в мире хаоса за пределами материнского мира, — можно сказать, он минует мир матери, чтобы обрести отца.

В историях о примирении с отцом женщина или указывает дорогу, или является в образе соблазнительницы, преграждающей путь. У индейцев майя — это женское начало, которое воплощает зримую Вселенную, и открывая истину, и скрывая ее. Ее темная сторона — ведьма, а светлая — указательница пути, окутанная сиянием Леди Озера.

В символике христианства центральным образом является воссоединение с отцом; Христос отправляется к Отцу после Распятия. Часто на изображениях Распятия вы видите Марию, стоящую у основания Креста. Во многих культурах крест — это одновременно и символ земли, и символ женского начала. Мария — это крест; она была теми воротами, через которые Христос вошел из вечности в пространство времени, а теперь она воплощает путь назад. Рождение в мир — это распятие духа, а распятие тела отпускает дух назад в вечность.

В фильме Джорджа Лукаса «Возвращение джедая» Люк Скайуокер, рискуя жизнью, искупает вину отца, Дарта Вейдера. Мифологический мотив обыгран по максимуму: при воссоединении сын спасает отца, а отец — сына.

Третий пункт назначения к самореализации — это апофеоз, где вы осознаете, что вы сами и есть то, что вы искали. Ярчайший пример тому — это минута, когда Гаутама Шакьямуни достигает просветления и понимает: «Я — Будда».

Вот три главных свершения, выраженные с помощью символов: hieros gamos — священный брак, воссоединение с анимусом или анимой; воссоединение с отцом; и апофеоз, познание самого себя, подобно Гаутаме, сидевшему под деревом Бодхи[44]и познавшему самого себя как воплощение вселенского буддистского сознания.

Четвертое свершение — совершенно иного порядка. Вместо того чтобы медленно продвигаться вперед, следуя от тайны к тайне, совершается яростный прорыв, преодоление разом всех препятствий на пути к желанной цели: похищение огня Прометеем. Вариантом этого сюжета является поиск невесты — у героя отняли возлюбленную, и он отправляется спасти ее от похитителя, чудовища-людоеда. Жену Рамы Ситу похитил Равана, повелитель демонов. Значительная часть «Рамаяны» посвящена спасению Ситы — это история о поисках невесты.

В любом случае, как только сокровище вырвали из рук врага, примирение с силами потустороннего мира невозможно — никакого священного брака, никакого воссоединения с отцом, никакого апофеоза — и следует яростная реакция всей системы подсознательного на этот поступок: герою нужно бежать.

Это психотическое состояние. Вы силой вырвали какую-то часть знания из глубочайших недр подсознания, и теперь демоны вырвались на свободу, чтобы отомстить.

Здесь вы сталкиваетесь с мотивом полета — излюбленным сюжетом волшебных сказок и североамериканских легенд. Летящий по небу герой через плечо швыряет в своих врагов гребешки, которые превращаются в леса, камни, которые становятся горами, зеркала, которые разливаются озерами, — и так далее. Чудовище, кипя от ярости, преследует его, часто это бывает людоедка, которая гонится за ним по пятам. Таким образом подсознание стремится проявить материнскую волю в ее агрессивном, негативном аспекте.

Теперь снова нужно перейти черту — я называю это «возвращением через порог». Граница, которую вы преодолели, когда погрузились в бездну, — это та же самая черта, через которую нужно перейти, когда вы оставляете позади свою мощь. Но можно ли вернуться в мир света? Произойдет ли спонтанная ремиссия, назовем ее так, или вы останетесь за чертой, став добычей потусторонних сил?

Нет, произойдет кризис, связанный со спуском и возвращением. Если вы вошли туда после того, как вас проглотил кит, например как Иону, которого поглотила бездна, в конце кит извергнет вас. Если вы совершили путешествие по воде — как Иосиф в колодце или Одиссей в темном море, — вы вернетесь по воде: как Моисей, главный герой Ветхого Завета, который провел свой народ через Красное Море, или Одиссей, которого волны выбросили на берег Итаки. Если ступаете на тропу приключений, проходя через Симплегады[45], смыкающиеся скалы, то и вернетесь назад похожим образом.

Вся мысль заключается в том, что вы должны вынести оттуда свою находку — ваш собственный нереализованный, неиспользованный потенциал. Весь смысл путешествия — в том, чтобы снова принести этот потенциал в мир; самому себе, живущему в этом мире. Вам нужно вернуть себе это сокровище, это понимание и интегрировать его в рациональную жизнь. Несомненно, это очень сложно. Присвоить драгоценную добычу бывает еще гораздо сложнее, чем погрузиться в собственные глубины.

Предположим, молодой человек приезжает в Нью-Йорк, чтобы изучать искусство. Он покинул Висконсин и погрузился в потусторонний мир Гринвич Виллидж[46], где встречает нимф, которые соблазняют и вдохновляют его, наставника, который учит его, и так далее. В конце концов, с их помощью и благодаря собственному усердию и таланту он вырабатывает свой собственный стиль.

Первый кризис происходит, когда он должен перестать копировать своего учителя и найти свою манеру. Это очень важный момент в любом творчестве. Я сталкивался со множеством забавных ситуаций. Иногда бывает так, что наставник не желает, чтобы у его учеников был собственный почерк. И кто-то из студентов в порыве вдохновения навлекает на себя бешеную ненависть человека, который раньше был его учителем.

Наконец, выработав индивидуальный стиль, наш молодой человек приходит на 57-ю улицу[47], чтобы продать свои картины, а галерейщик оказывает ему весьма холодный прием. Дело в том, что вы должны предложить нечто такое, в чем нуждается этот мир, — зрители за этим и приходят, но никто под этим солнцем и не догадывается, что им нужен именно тот дар, что предлагаете вы. На эту ситуацию есть три возможные реакции — если вы готовы перешагнуть назад через порог, принося свой великий дар миру.

Первая реакция — полное равнодушие. Ах, никому и дела нет до великого дара, что вы принесли? Можно сказать себе: «К черту их всех. Я возвращаюсь в Висконсин». Потом вы заводите собаку, покупаете трубку, и у вас под забором разрастаются сорняки. А вы пока рисуете свои картины, которые обнаружат через тысячу лет и признают величайшими шедеврами двадцать первого столетия. Вы возвращаетесь в свой заново обретенный целостный рай, а окружающий мир пусть себе догнивает.

Второй вариант — спросить: «Чего же они хотят?» Теперь у вас есть мастерство и вы можете дать людям то, о чем они просят. Это называется искусством на продажу. Вы твердите себе: «Вот заработаю побольше денег, и тогда — все, начну создавать шедевр». Конечно, этого никогда не произойдет, потому что вы уже создали определенный стиль, в котором самовыражаетесь, и он не позволит вам вернуться к тому, что было прежде; оно утрачено. Но у вас, по крайней мере, есть общественное признание, а это чего-то да стоит.

Третий возможный вариант — попробовать найти какой-то аспект, место, область, куда вы можете встроиться так, чтобы отдать хотя бы немногое из того, что у вас есть. Это — педагогическое отношение, когда вы помогаете людям осознать свои нужды — то, в чем когда-то нуждались вы сами и что теперь готовы передать другим.

Первая опция — это отказ от возвращения. Вторая — это возвращение в общество, но без проклятого дара: они получают лишь то, чего хотят. А третий вариант — обучение: вы стараетесь найти способы или верные слова, которые помогут вам поделиться с другими обретенным вами чудом, сформулировав свое послание в терминах и пропорциях, доступных их уровню восприятия. Вы всегда можете выбрать третий путь, но для этого требуется много снисходительности и терпения.

В крайнем случае можно стать преподавателем.

Вы увидите: если вы не оборвете связь с обществом, то рано или поздно сможете донести до людей то, что хотите сказать. Я в этом убедился.

Художник, который открыл свой собственный стиль, заговорил своим собственным голосом, возвращается и становится учителем, учит искусству. Может быть, он отдает не все, что у него есть, но делится чем-то таким, что соответствует его убеждению, чем он должен поделиться и что общество готово воспринять. Он получает адекватный доход, чтобы было на что жить, создавая свои картины и постепенно формируя круг благодарных зрителей в художественной галерее.

Лично я провел время Великой депрессии в лесах, и мне не оставалось ничего делать, кроме как читать книги. Я так и читал пять лет, сидя без работы. Видите ли, когда я был молод, в годы Депрессии, люди, которых можно было бы назвать представителями альтернативной культуры, были полностью отвергнуты обществом. Для них там просто не было места. Это не тот случай, когда с человеком не общаются, потому что недолюбливают его или потому что хотят сделать его лучше.

Что же я стал делать? Я читал. Я следовал от одной книги к другой, от одного мыслителя к другому по пути своей благодати, хотя и не знал в тот момент, что именно делаю.

Потом у меня появилась работа. Я погрузился в Шпенглера и Юнга, Шопенгауэра и Джойса, а потом ко мне обратились со скромным предложением: не хотите ли вы вести литературу в колледже Сара Лоуренс? И когда я увидел, какие там учатся девушки, я понял, что эта работа мне по душе. А зарплата составляла 2200 долларов в год[48].

Я стремился вернуться в этот мир и поделиться с ним тем, что я узнал. Я следовал за своей путеводной звездой, я действительно нашел за те пять лет все то, чем я сейчас делюсь с вами.

Примерно в то же время, когда я начал преподавать, вышла в свет замечательная книга «Поминки по Финнегану». И никто не понял, о чем она, — кроме меня и нескольких безумных ирландцев. Все, о чем в этой книге написал Джойс, было непосредственно связано с тем, во что я был погружен в течение этих пяти уединенных лет.

Я обратился к одному такому же ненормальному, как и я, моему коллеге Генри Мортону Робинсону[49], и сказал: «Нужно, чтобы какие-нибудь безумцы объяснили всем, о чем это. Может быть, это будем мы с тобой». Так и родилась моя первая книга, «Отмычка к “Поминкам по Финнегану”»61.

Но даже в той ситуации мы, проработав над книгой еще пять лет, не могли продать ее. В какой-то момент мы даже подумывали издать ее на свои средства — а это бы стоило кучу денег, — но как раз тогда я увидел пьесу Торнтона Уайлдера «На волосок от гибели»[50], недавно ставшую хитом на Бродвее. А я услышал в ней отголосок «Поминок по Финнегану». Я, единственный в городе, понимал это и жадно ловил цитаты из пьесы, которые появлялись одна за другой. Вот так и возвращаешься в реальный мир.

Я позвонил Робинсону и сказал ему: «Господи, этот Уайлдер гребет деньги лопатой и купается в славе благодаря своей пьесе, а ведь она — ничто иное как “Поминки по Финнегану”». Джойс только что умер, и его семья очень нуждалась. Я сказал: «Думаю, нужно написать в “Нью-Йорк Таймс”».

И мой коллега позвонил Норману Казинсу[51], редактору еженедельника «Сатедей Ревью», и спросил: «“На волосок от гибели” — это же “Поминки по Финнегану”, вам это интересно?» Казинс ответил: «Приносите свою статью сегодня вечером».

Итак, мы передали работу Казинсу, он прочел ее, и первое, что он сказал, было: «Давайте назовем ее “На волосок от чего?”» Статью опубликовали, и о нас написали в передовицах по всей Америке62.

И тут на нас набросились, словно пикирующие бомбардировщики, журналисты. Мы оказались на войне, где Уайлдер был Капитаном Уайлдером, Майором Уайлдером, практически Генералом Уайлдером. «Да кто они такие, эта пара ирландцев?! Да и этот парень, Джойс, со своими Улиссами и Финнеганами, — это не та культура, за которую мы боремся. Не та». Но никто не сумел прочесть «Поминки по Финнегану», так что никто не мог понять, правду мы написали или нет. И когда журналисты шли к своему паршивцу Уайлдеру и спрашивали его мнение о нашей статье, он отвечал: «Ну что же, посмотрите мою пьесу, ознакомьтесь с “Поминками по Финнегану”, а потом скажите, что думаете об этом». Конечно, у них не получалось.

Он претендовал на титул великого американского писателя, на то, что созданное им произведение возросло на американской почве, утверждая, что идея пьесы возникла у него на представлении дешевенького мюзикла «Ад раскрылся»[52], пьеса просто упала ему на колени, как новорожденная Афина, вышедшая из брови Зевса.

Это была полная чушь. Я сказал Робинсону: «Подожди, остынь немного. Пусть он прокричится».

И вот выходит «На волосок от гибели» в виде книги. Она номинируется на литературные премии — Пулитцера и Тони[53]. Я прошелся по ее тексту с микроскопом и обнаружил около двухсот пятидесяти аналогий: характеры, темы и наконец дословную цитату, слово в слово, длиной в четыре строки.

И тогда появилась наша «На волосок от чего? Часть II». Мы проанализировали параллели, строка за строкой. Все было кончено. Премий Уайлдеру не досталось[54].

Тогда Казинс спросил: «Ребята, а у вас есть еще что-нибудь?» — и мы подумали: «А дадим-ка мы ему первую главу от “Отмычки к «Поминкам по Финнегану»”». Он передал ее в издательство «Харкорт Брейс»[55], которое уже однажды отказалось публиковать нашу книгу. Они отправили текст T. С. Элиоту[56], и тот ответил: «Покупайте».

Вот так мы ее и продали. Вот так и возвращаются в мир обыденного. Мы много потрудились, но удача нам пришлась очень кстати.

Существует и еще одна возможность. В Вудстоке, где я долго жил во время Великой депрессии, я познакомился с одним художником. У него было признание, он выставлялся в художественной галерее и писал в манере, типичной для коммерческого искусства. Однажды с ним произошла кардинальная перемена. Он пережил душевный срыв, и у него стал проявляться более яркий, дерзкий стиль. Он принес свои новые работы в галерею и услышал: «Нам такого не надо. Публике нравятся такие картины, как вы рисовали раньше».

Успех может превратиться в ловушку. В Соединенных Штатах так оно и бывает — я не думаю, что везде дела обстоят одинаково. Так случилось со всеми романистами, которые публиковались в двадцатые годы: Синклером Льюисом, Теодором Драйзером, Эрнестом Хэмингуэем, Френсисом Скоттом Фитцджеральдом и остальными. Они создавали свое первое произведение, явно показывающее талант автора, за ним следовало другое, еще более яркое, затем шло третье — которое вдруг привлекало внимание читателей. Потом они пытались творить все в том же стиле, получалось хуже и хуже... И Синклер Льюис — прекрасный тому пример. Его ранние работы становились все лучше и лучше, а затем, после романа «Эрроусмит», случилась катастрофа. С Хэмингуэем произошло нечто подобное. Его ранние вещи просто чудесны. Но после «Прощай, оружие!» что от него осталось?

Так бывает и с художниками. Я думаю: зачем тратить время на создание картины, которая в точности повторяет то, что вы уже рисовали? Смысл картины не в объектах, которые на ней изображены, а в экспериментах с формой. Если все время повторять одну и ту же форму, вы мертвеете, из вашего творчества уходит жизнь.

Позвольте мне рассказать несколько историй, которые дают пример того, что такое путешествие героя. Пусть они станут для вас пищей для размышления.

Первая история — это «Принц-лягушка», самая первая из сказок Братьев Гримм. Мы начнем с этой маленькой девочки — принцессы, конечно, — у которой был маленький золотой шарик.

Золото — это материал, не поддающийся коррозии, а сфера — это идеальная форма. Она принадлежит принцессе — это сфера ее души. Итак, принцесса любит уходить на опушку леса. Дело происходит в Германии, где лес — это глухая чаща, как я уже упоминал. Принцесса сидит и играет у небольшого озерца, на дне которого бьет лесной источник, у этого входа в потусторонний мир. Она любит играть со своей душой, подбрасывать вверх и ловить. Она все бросает и ловит свой маленький шарик, подбрасывает и ловит, подбрасывает и ловит, пока, наконец, не роняет прямо в озеро.

Теперь ее собственное я, ее потенциал, поглощено потусторонним миром. Когда это происходит, подземные силы призывают маленького дракона, хранителя порога — уродливого лягушонка. Да, лягушонок со дна пруда — в каком-то смысле сказочный дракон.

Принцесса потеряла шарик и расплакалась; она потеряла свою душу. Я думаю, что это депрессия, это потеря энергии и радости жизни; что-то очень важное утрачено. Похожая утрата упоминается в Илиаде, когда похищена Елена Прекрасная, и с этого момента раскручивается все эпическое приключение, поскольку властители и воины Греции должны вернуть ее.

Лягушонок, житель подземного мира, всплывает на поверхность и спрашивает: «Что случилось, малышка?»

Она отвечает: «Я потеряла мой золотой шарик».

Он с изысканной вежливостью говорит: «Я достану его для тебя».

Но будучи разумным лягушонком, тут же интересуется: «А что мне за это будет?»

За драгоценность, так нужную принцессе, придется что-то отдать взамен; требуется заключить сделку. И маленькая принцесса говорит: «Я подарю тебе мою золотую корону».

Он качает зеленой головой: «Я не хочу твою золотую корону».

«Я подарю тебе мое красивое шелковое платьице».

«Я не хочу твое красивое шелковое платьице».

«А чего же ты хочешь тогда?» — удивляется она.

«Я хочу есть с тобой за одним столом, и играть с тобой, и спать в твоей постели».

Недооценив лягушонка, принцесса соглашается на это.

Лягушонок ныряет в глубину и достает оттуда шарик. Интересно, что он тоже герой, и происходящее — приключение и для него.

Лягушонок отдает шарик девочке, а она, даже не сказав «спасибо», хватает драгоценность и со всех ног бежит домой.

Он скачет за ней вслед, приговаривая: «Подожди меня!» — но, к сожалению, прыгает слишком медленно. Принцесса прибегает домой, думая, что он отстал.

Вечером она, Папа-Король и Мама-Королева ужинают. Похоже, что в том дворце обеденный стол располагался очень близко к входной двери, поскольку за ужином они вдруг слышат, как кто-то шлеп-шлеп-шлепает к ним вверх по ступенькам. Принцесса при этих звука немного бледнеет.

Папа спрашивает: «Что такое, дорогая, кто это?»

«А это лягушонок, с которым я познакомилась».

Король был мудрым и сразу задает вопрос: «Ты ему что-то пообещала?» Так появляется норма морали, комплекс персоны, — вы знаете, что необходимо соотносить их друг с другом.

Конечно, принцесса вынуждена признаться, что действительно кое-что пообещала.

Король говорит: «Открой дверь и впусти его».

И вот лягушонок запрыгивает внутрь. Принцессе неловко, и она освобождает для него немного места под столом; но его это не устраивает. Он говорит: «Нет, я хочу быть на столе; я хочу есть из твоей золотой тарелки». Как вы понимаете, папа испортил юной леди весь ужин.

Наконец, трапеза закончена, и принцесса идет укладываться спать. И снова лягушонок шлепает за ней вслед по ступенькам и громко стучится в дверь. Он говорит: «Я хочу войти». Делать нечего, принцесса впускает его.

«Я хочу спать в твоей кровати вместе с тобой».

Вот уж это она стерпеть не в силах.

Фрейдистам эта история очень нравится.

У этой истории есть несколько вариантов окончания, самый знаменитый из которых — «принцесса целует его, и происходит превращение». Но мне больше нравится вариант, где она хватает его и швыряет об стену. Лягушонок разваливается на части, и из него выходит прекрасный принц с ресницами, как у верблюда.

Тут мы понимаем, что он, оказывается, тоже попал в беду. Его прокляли, и ведьма превратила его в лягушонка. Маленький мальчик, который не посмел вырасти, и маленькая девочка на пороге взрослой жизни, оба они отказывались взрослеть, но каждый из них помогает другому преодолеть этот невротический застой. Конечно, они немедленно влюбляются друг в друга, и анима объединяется с анимусом.

На следующее утро принцесса знакомит жениха с Папой и Мамой, и влюбленные женятся. Вдруг к парадному входу подъезжает королевская карета. Оказывается, что бывший лягушонок и вправду принц, а это — его карета, прибывшая, чтобы забрать его в собственное королевство, которое так долго горевало, когда его превратили в лягушонка. Это — мотив пустоши, центральный мотив в средневековых легендах о Граале. Король — сердце земли, и пока с ним что-то не так, страна в запустении.

Итак, новобрачные садятся в карету и в пути вдруг слышат громкий хлопок. Принц спрашивает кучера: «Что случилось, Генрих?»

Кучер отвечает: «Понимаете, с тех пор, как вы пропали, любезный принц, сердце мое от горя сдавили четыре железных обруча, и вот один из них лопнул».

По дороге еще три раза слышатся эти хлопки, и наконец сердце кучера начинает бит

Наши рекомендации