Нет искусства, более обязанного революции, чем советское кино.

Естественно, я не говорю о балете, о музыке, о литературе. Почему? Эйзенштейн сказал в своей автобиографии: «Революция дала мне в жизни самое дорогое – она сделала меня художником». Можно воспринимать это как риторическую и дипломатическую фигуру, но Сергей Михайлович дальше поясняет: «Только революционный вихрь дал мне основное — свободу самоопределения».

Советское кино, в отличие от других видов искусства, сделано практически детьми. Средний возраст людей, создававших это кино — 22-23 года.

Это кино людей, воспользовавшись строками одного из поэтов, которым они поклонялись, Мандельштама: «С миром державным я был лишь ребячески связан». Вот эта «ребяческая» связь очень непрочная и очень специфическая.

В других видах искусства русская культура уже накопила серьезнейший опыт. Единственный вид искусства, который еще и искусством практически не является — это кинематограф. И

Делают его, как правило, люди, вырастающие на периферии — географической, социальной. Люди, которые по тем или иным причинам ощущают себя изгоями империи, чуждыми ей.

Кто в этой системе империи так остро ощущает свое изгойство и угнетенность? Конечно же, ребенок, для которого образ социального и родительского гнета оказываются соединены.

Маленькое примечание. Наша страна стала именоваться Россией и Российской Империей в 1721 году, когда Сенат поднес Петру I титул Отца отечества. Вот как описывает исток своего опыта не менее заметный персонаж кинематографа этой эпохи Григорий Козинцев: «Все, что я делаю, вышло, главным образом, из одного истока: актового зала Киево-Печерской 5-й гимназии с его огромной холодностью, блестящим паркетом, портретом Государя Императора в полный рост, строем, куда я должен был склониться по ранжиру, и богом — директором гимназии в вицмундире. Отсюда я хватил ужаса на всю жизнь. Из теплого дома, его человеческих размеров я попал в холодное пространство, в распорядок, программу, расписание, во время, отмеренное звонками. Здесь я был чужой, нелюбимый, бесправный, странный».

Стоит ли удивляться тому, что в своем «Пространстве трагедии» Козинцев вспоминает о том сильнейшем ощущении счастья, которое охватило его, когда однажды утром, идя в гимназию, он обнаружил, что гимназии нет? Она разрушена, в нее попал снаряд. Разрушенная гимназия — это разрушенное пространство, которое мы можем спокойно назвать «демонтированным», не так ли? Становится понятным, почему именно

Эти мальчики, придя в кино, находят и изобретают совершенно новый язык монтажной поэтики, смысл которого состоит в том, чтобы из отпечатков, кусков, фрагментов реального пространства на монтажном столе собрать пространство совершенно иное, новое, по отношению к которому ты являешься Демиургом. Ты, некогда ощущавший себя изгоем, чужим, странным и нелюбимым, вписанным в чужое расписание, становишься Демиургом.

Классический пример изобретения монтажного языка в русском кинематографе принадлежит Льву Владимировичу Кулешову (в это время Кулешову исполняется 19 лет). Происходит это случайно, поскольку самые точно срабатывающие художественные приемы, используемые в основах съемок, возникают из-за технических неполадок. Кулешов делает приключенческую картину, где герой идет по полю и показывает возлюбленной линию электропередач. И вдруг выясняется, что на этом поле, на котором они снимают фильм, нет никакой линии электропередач, а кино нужно сдавать. И Кулешов догадывается снять линию электропередач в другом месте и смонтировать два этих плана — это один из первых толчков. Но я сейчас говорю о другом. Интересно, когда он создает свои первые эксперименты, на которые его наталкивают технические неполадки, как он называет эти эксперименты - «творимая земная поверхность», «творимый человек».

Вообще глагол «творить» в период 10-20-х гг. прошлого века – чуть ли не слово-заклинание. Читатели Хлебникова постоянно повторяли знаменитые строки «Это шествуют творяне, заменивши «Д» на «Т». Жажда творить – вот что для них революция. Это исторический переворот, он предлагает им на выбор совершенно неограниченный ряд возможностей, которого они были лишены до этого социального события. Человеку открывается возможность становления и преображения.

Говоря об избыточных смыслах, один из моих самых любимых примеров - фильм «Броненосец Потемкин». На занятиях я люблю спрашивать своих слушателей, прошу их определить ключевое слово в той картине, которую мы смотрим.