Кого назначить королем на шахматную доску жизни?

Когда эта книжка увидела свет первым изданием и в разных библиотеках, ПТУ и школах начались ее обсуждения, меня пригласили на диспут ученики-старшеклассники одной из ленинградских школ. Если диспут, значит, спор, и я с интересом пошел на эту встречу. Разговор, действительно, получился интересный. Не излагая его целиком, приведу лишь основной пункт «противостояния сторон».

Невысокий, подвижный юноша, очевидно генератор беспокойных вопросов на уроках, чтобы поддержать в глазах однокашников репутацию парадоксалиста, изложил свой тезис в предельно заостренной форме. Он сказал: «С Вашей точки зрения, радость жизни — это удовлетворение от хорошо выполненной работы. А с моей, радость — это праздник или даже ожидание праздника. Например, когда мы ждем праздничного ноябрьского вечера, где встретимся со своим любимым ансамблем, или когда отдыхаем на зимних каникулах и делаем, что хотим, а не уроки. Предлагаю голосовать, кто за Вас, а кто за меня?»

Я ответил: «Валера, я согласен на голосование, однако голосование должно быть честным. Свою точку зрения ты изложил точно, а мою исказил. В книге она выражена совсем по-другому, я пишу, что счастье — в полноте человеческого бытия. Это, проще говоря, и труд, и праздники, в отличие от одних только праздников, которые составляют радость жизни, по-твоему. Так что давай голосовать иначе: кто за вечный отдых (уроков не делать), а кто за сочетание труда и веселого отдыха, в качестве награды за него? Согласен?»

Под смех всего класса Валера от такого голосования отказался.

А я продолжил: «Тем не менее ты вышел на самый главный, коренной вопрос жизни, от решения которого зависят абсолютно все другие частные вопросы: для чего мы живем, в чем видим смысл жизни? Как все нормальные отцы и матери мира, я хочу, чтобы счастлив был ты и весь твой класс, чтобы счастливы были мои сыновья и дочка, словом, все юные граждане планеты.

Вот тут-то и возникает проблема необычайной сложности, на решении которой мы с тобой было разошлись, но потом вроде бы объединились: что считать счастьем? Например, некто, скажем Плюшкин, счастлив, обманув свою дворовую девку, некто, скажем Пацюк, счастлив тем, что галушки сами прыгают ему в рот, а некто, скажем Данко, счастлив, отдав людям свое сердце. Все они счастливы, но представления о счастье у них отнюдь не совпадают». Дальше разговор шел уже на полном взаимопонимании.

Вот такая беседа — одна из многих — состоялась у меня после выхода в свет книги наших с тобой откровенных разговоров. Конечно же, определить свою исходную точку зрения на все окружающее непросто. Известно, что большинство людей живут, подчас ни разу и не задумавшись об этом. Однако это отсутствие осознанного представления вовсе не означает, что своего взгляда, определяющего все поведение, у них нет. Если собрать воедино поступки человека и проследить линию его поведения, то становится ясно, чем и как определяется эта линия.

Сейчас я хочу сказать нечто очень важное. Важное не только для решения стержневого вопроса о счастье, но и для всех других без исключения проблем, с которыми ты столкнешься в жизни. А для того чтобы это сказанное выглядело по возможности наглядно, я напомню тебе наши шахматные баталии. Немало часов провели мы с тобой за шахматной доской. Немало страстей, переживаний и наслаждения подлинной красотой принесли нам эти часы. Но почему? Не задумывался ли ты над этим? Думаю, дело в том, что шахматы — это пускай миниатюрная, пускай упрощенная, пускай в значительной степени абстрагированная от действительности, но модель самой действительности, модель самой жизни! Конечно, жизнь громадна, необъятна, сложна, но те принципы, которые приняты в шахматах, в известной степени отражают систему правил, иерархию ценностей, которые господствуют в нашей жизни. Отражают, я повторяю, очень обобщенно. В чем заключается главное, основное правило шахмат? В том, чтобы уберечь своего короля и заматовать, т. е. уничтожить, короля противника. Отстаивая своего короля, ты как бы отстаиваешь главные принципы своей жизни. Принципы, ради которых можно пожертвовать многим. Можно потерять все, но сохранить короля и, следовательно, победить, отстоять свои принципы. И напротив, при полной доске фигур можно получить мат — и к чему тогда все эти фигуры, если не сумел ты отстоять, сберечь самое для себя главное?..

Сейчас в шахматы играют, и весьма неплохо, быстро считающие электронно-вычислительные машины. При всем их быстром счете они неразумны. Каким же образом вкладывают в их программу представление о ценности короля, бесконечно большей, чем суммарная ценность всех остальных фигур? Это делается так: вводится приоритет короля, такое числовое значение, например десять тысяч единиц, при котором никакая сумма всех других фигур не сможет превзойти значения короля. К примеру, ферзь будет обозначаться в среднем пятьюдесятью единицами, ладья — десятью, пешка — от одной до сорока, в зависимости от своего положения на доске. Ты понимаешь, что нет такой комбинации, при которой машина согласилась бы отдать своего короля за какую-нибудь другую фигуру или даже за все другие фигуры, вместе взятые.

Шахматы — лишь упрощенная модель жизни. Но они наглядно доказывают, как важно со всей ясностью и бескомпромиссностью определить для себя «короля», т. е. главный, доминирующий принцип жизни, по отношению к которому все остальные ценности жизни являются лишь средствами и способами утверждения победы в главном, утверждения правоты основного принципа.

Так что же считать королем на шахматной доске своей жизни? И где гарантия того, что высшей ценой мы оценим действительно главное в жизни, а не вечную праздность, мечту Валеры, к примеру? Гарантия здесь лишь одна: увидеть мир с такой высоты, чтобы за мельканием частностей, за пестрой суетой противоречивых фактов и фактиков, перепутанных причин и следствий увидеть магистральные тенденции развивающейся жизни человечества и строить свои представления и свою практическую судьбу, исходя именно из самых важных закономерностей и в соответствии с ними.

Думаю, ты согласишься со мной, что нет более широкой основы для размышления, для извлечения выводов, чем закономерности развития всего живого. Мы будем говорить сначала о живом, а затем о мыслящем и социально организованном живом, т. е. о человечестве.

Так что же это за общий признак, определяющий развитие всего живого?

Я приведу тебе ряд примеров, а ты постарайся найти в них то общее, о чем мы сейчас говорим.

Превращение зерна в полновесный колос…

Ход семги на нерест через тысячи верст и сотни порогов…

Удивительная метаморфоза: превращение неуклюжей мохнатой гусеницы в многоцветную бабочку, прихотливо, невесомо порхающую между цветов…

Догадался? Нет?

Тогда еще один пример. Помнишь, как мы однажды шли с тобой по асфальтированной улице и вдруг увидели, как асфальт в одном месте вздыбился, вспучился и треснул. Подойдя к этому разлому асфальтброни, мы увидели, что под разломом торчит головка гриба шампиньона.

Думаю, теперь все стало на место, все тебе понятно; общее во всех этих случаях — это реализация себя, своих внутренних возможностей, своей сути. Все эти примеры говорят о неукротимой силе жизни, заложенной в семени, в зерне, в спорах. В каждом из этих случаев живое существо с невероятной силой стремится проявить себя до конца и стать именно тем, чем оно должно быть (а не застыть, отдыхая, в состоянии эмбриона).

Конечно, этот биологический закон распространяется и на людей. Человек, подобно всему живому, подлинно счастлив тогда, когда он раскрывает свои внутренние возможности, когда он конкретно реализует все то, что в нем заложено. Но ведь человек не просто живое. Конечно же, он должен пройти все этапы жизни, запрограммированные его видовыми особенностями: он должен пройти молодость и зрелость, он должен дать потомство. Но, кроме того, в отличие от животного, человек может быть счастлив лишь тогда, когда он реализует себя и как мыслящую особь, и как существо общественное, т. е. неразрывно связанное с тем обществом, в котором он живет, с теми людьми, которые его окружают, с теми родителями, которые его произвели на свет, с теми детьми, которым он дал жизнь. Диалектика счастья человека как существа общественного состоит в том, что счастье своего народа, своей страны, своего класса, своих близких и даже незнакомых ему людей общественно развитый человек способен поставить выше своего личного счастья и даже собственной жизни. Чтобы все сразу стало на место, напомню о подвиге Александра Матросова.

Сказанное не только не противоречит, но, напротив, подтверждает мысль о стремлении и возможностях человека реализовать внутреннюю программу, свои принципы до последнего предела, до конца. Практика показала, что, опираясь на особенности характера, особенности личности, можно добиться гораздо большего, чем перестраивая, эту личность то в одну сторону, то в другую. Одному удается лучше работа с механизмами, другому — с детьми, третьему — с формулами и т. д. и т. п. Более того, даже в пределах одной профессии наблюдается еще более узкое деление по склонностям и интересам: так, одни летчики более склонны, например, к работе на линиях Аэрофлота, другие — к службе в истребительной авиации. Именно поэтому в тех условиях, когда от человека требуется наибольшая отдача и максимальная ответственность, прибегают к принципу добровольности, ибо принуждение в подобных случаях может не только не дать наибольшую отдачу, но, напротив, принести вред делу.

Таким образом, счастье человека как существа и биологического и социального состоит в том, чтобы самораскрыться, реализовать заложенные в нем возможности.

Еще раз попрошу тебя запомнить, может быть, наиболее существенную для всего последующего изложения мысль: благо для человека — это прежде всего развитие внутренних возможностей, заложенных в нем, но не пассивное ожидание воздействий извне.

Так, незаметно, мы подошли к важнейшему водоразделу, который делит все человечество на две основные части. Существо одной из них составляет психология всемерного и безразмерного потребления благ. Иначе говоря, «королем», ведущим принципом на этой шахматной доске является жизнь ради потребления различных благ. Другое, могучее течение, не отрицая необходимости потребления благ и вещей в качестве необходимых средств, основным принципом, определяющей целью считает раскрытие всех внутренних возможностей человека, развитие всех его внутренних сил.

В одном случае смыслом жизни становится ничем практически не ограниченное потребление поступающего извне (галушки гоголевского Пацюка). Во втором — всемерная реализация своей внутренней программы.

Почему самоценное потребительство противоречит главному алгоритму развития, ты уже понял. Оно противоречит закономерностям поступательного развития человечества в целом, оно ведет его в пропасть, в тупик, и на этом мы сейчас остановимся особо.

В буржуазном обществе потребительство, или, иначе говоря, жизнь ради вещей и комфорта, порождено тем, что мера значимости человека определяется его богатством. И следовательно, целью жизни человека является овладение максимумом денег, движимой и недвижимой собственности, вещами вообще. У нас причиной этих цепких пережитков является прежде всего то (среди целого ряда других), что у некоторой части населения развитие сознания заметно отстает от уровня сознательности общества в целом. Это очень важный момент! Если рост материальных возможностей не будет постоянно сопровождаться повышением нравственного и культурного уровня людей, то мы можем въехать в сферу сугубо мещанской, буржуазной психологии.

Но возникает вопрос: чему мешает мое стремление к изобилию вещей? Может быть, у меня потребности такие-неукротимые! И разве не сказано, что при коммунизме каждый будет получать по потребности?

Да, будет, но все дело в том, что потребности человека при коммунизме совсем не будут дублировать потребности мещанина-потребителя! Наивно полагать, что естественной целью человека является не квартира для нормальной жизни, а две, три, десять квартир, нет, дворец, два дворца!.. Парк разных автомобилей!.. Загородное поместье, нет, два, пять поместий!.. Дело не в том даже, что это — идеал буржуа, рантье, даже не в том, что нормальному человеку эти излишества попросту не нужны, а в том (внимательно слушай!), что возможности нашего маленького голубого шарика — Земли — никак не позволяют допускать такой расточительности по отношению к любому жителю планеты.

Данная ситуация, конечно, может кое-кого натолкнуть и на такую мысль: поскольку на каждого человека безразмерных благ хватить ни теоретически, ни практически не может, постольку желающим обрести эти блага нужно их рвать, выхватывать, пробиваться к ним зубами и локтями… Способ известный, но при чем тут светлый путь человечества?

Но предположим, что огромные средства, которые сейчас идут на вооружение и тяжким грузом омерщвленного труда ложатся на плечи народов, человечество обратит на рост своего благосостояния; допустим, что всемогущая наука найдет способ преодолеть экологический барьер и позволит человечеству резко умножить источники энергии, не вызвав при этом катастрофического потепления атмосферы и необратимого загрязнения всей планеты; поверим, что техника даст человечеству возможность нарастить свои материальные ресурсы, не умертвив при этом биосферы.

Спрашивается: ну и что? Опять тот же идеал: не квартира для жилья, а индивидуальный многоэтажный дом? Нет — дворец, нет — собственный дворец в каждом городе? Но разве подобное количественное умножение личных благ-самоцель развития человека и человечества? Разве подобные количественные критерии (у меня пять авто, а у тебя только два — ты, стало быть, недочеловек; у меня пятьдесят костюмов — у тебя двести, ты, стало быть, сверхчеловек) не есть прямой сколок с критериев капиталистического строя, с ценностей общества безудержного потребления?..

Принципиальной ошибкой обывателя является представление о коммунизме как о таком устройстве, где нет различий между понятиями, которые лишь внешне похожи друг на друга: потребности и потребление! «Каждому по потребностям» — это вовсе не означает «каждому по горе золота». Гора золота каждому-отнюдь не магистраль движения человечества. И худо, очень худо поступает тот, кто вольно или невольно — своим примером — воспитывает своих детей потребителями, нацеливающимися лишь на вещи и внешний комфорт: весьма болезненно придется им со временем менять сбою психику, мучительно переоценивая все свои представления, когда поймут, что основные-то ценности жизни сокрыты не в сейфах, не в гардеробах и не в гаражах. Что не прыгающие в рот галушки составляют счастье. А если не поймут? Если никогда не дозреют до этого сознания? Это будет означать лишь то, что еще какие-то люди не состоялись, что не только сами они не раскрыли заложенного в них, т. е. обеднили свою жизнь, но и общество оказалось беднее на столько-то и столько-то несостоявшихся людей. А это крайне досадно, потому что от развития каждого из нас зависит развитие всех других людей: в современном обществе все мы связаны внешне невидимыми, но крепкими, неразрывными узлами.

ПРОВЕРКА ОТ ОБРАТНОГО

Ты знаешь, что любимым изречением Карла Маркса было: «Подвергай все сомнению»? Это хороший девиз. Вот давай подвергнем сомнению и, если надо, уточним тезис о том, что главное для счастья — возможность реализовать себя. Именно это, а не стремление к бесконечному потреблению благ разных видов.

Реализовать себя, проявить свои внутренние возможности…

Сразу же возникает вопрос: какие именно внутренние возможности?

В «Комсомольской правде» прошел как-то диспут вокруг проблем танцплощадки. Через несколько лет — вокруг проблем дискотеки. Из ряда статей вырисовался облик некоторых людей в возрасте от четырнадцати лет и старше, для которых раскрыться, проявить себя-это значит явиться в «поддатом» состоянии в место общего веселья и отдыха, кого-то задеть, кого-то оскорбить. Эти персонажи находят внутреннее удовлетворение (не зря провели время!), если обратили на себя внимание окружающих любым путем! Нравственность их столь невысока, что сильному парню ничего не стоит публично ударить девушку! Но что совершенно уж поразительно — там есть и девушки, которых веселит и удовлетворяет подобная обстановка, они готовы даже искренне заступаться за подобного гориллоида и испытывают удовольствие от подобного времяпрепровождения, которое позволяет «раскрыться» и им.

Мужчина, который способен реализовать себя, подняв руку на женщину, на будущую мать — святилище человечества!.. И женщина, которая находит подобное поведение естественным и возможным, — что может быть уродливее! Это гораздо ниже уровня развития животного (ведь у животных самец никогда не тронет особи женского пола). Недаром же статистика свидетельствует, что умственный образовательный и культурный уровень хулиганов, насильников, вообще уголовников, как правило, крайне низок: четыре пятых из них не имеют даже 8-летнего образования.

Так. Заметим, значит, что отнюдь не всякое самораскрытие, приносящее удовлетворение тому или иному субъекту, приемлемо для общества в целом. (Кстати говоря, для этих персонажей буйная праздность — действительно праздник жизни.)

В том же плане: не будем говорить об уровне удовлетворения примитивных людей, которые, не задумываясь над своей жизнью, просто растут, как сорняки на ветру. Вспомни, что существуют люди, сознательно определяющие зло королем на шахматной доске своей жизни. Я имею в виду профессиональных преступников. Так, например, согласно шкале достоинств преступного мира тот, кто ее придерживается, способен совершать самые бесчеловечные поступки при полной убежденности в своей правоте…

Мне довелось как-то читать письмо бывшего «вора в законе» Алексея Фролова, которого в конце концов умудрил его страшный и печальный опыт, молодому парню, имеющему уже две судимости. «Мне и в голову не приходило, писал Алексей Фролов, — что в моих нравственных представлениях что-то не так, что я кого-то обижаю, кому-то приношу беду… Я был преисполнен самодовольства, — кастового, если хотите. Далеко не всех уголовников я считал себе ровней: хулиганы, „штопорилы“ (мелкие грабители), насильники, „барыги“ (перекупщики краденого) — их я презирал, но не потому, что они были бесчестными, а потому, что в воровском мире они стояли ниже меня „по рангу“.

Я жил в тюрьмах и колониях, я бежал, совершал новые кражи — чаще всего в магазинах и складах — и снова возвращался в тюрьму. Я считал это нормальным — быть в тюрьме и жить ее интересами, бежать (риск, смелость!). Свобода мне нужна была только для того, чтобы снова идти на „дело“. Побеги и судимости были для нас все равно что ордена…

О, как все было просто и ясно в моей голове! Воры были для меня единственно стоящими людьми. Безграмотностью своей я гордился. Когда мне предложили прочесть книгу классика, я долго хохотал. „Чему может научить меня, меня, вора! — какой-то фраер!“.

Вообще я теперь вижу: чем человек невежественнее, тем больше он категоричен. Существования других мнений он просто не допускает. И тем более жесток».

Проявлять свою сущность в жестокости?

Незабываемая фотография была опубликована как-то в газете «Советская культура». Перед этим она обошла газеты всего мира. На этой фотографии был изображен мальчишка, который в кругу, образованном взрослыми, палкой убивает койота. Рядом лежат уже несколько убитых животных. Невдалеке, с удовольствием глядя на происходящее, стоит полицейский с дубинкой: в случае чего он поможет мальчишке, в случае чего подскажет. Комментируя эту фотографию, редакция писала: «Кем вырастет этот мальчик, сейчас нельзя сказать, но снимок этот страшен не менее, чем те виселицы, около которых так любили фотографироваться палачи».

Жестокость к людям, жестокость к стране — своей стране. Читаем судебный очерк «Черный бизнес»: некий Морозов ради полной жизни, как он ее себе представлял, сплавил за рубеж огромное количество достояний нашей истории, несметное число культурных ценностей — он грабил свой народ, чтобы купаться в роскоши. Читаем другой судебный очерк «Тараканы»: говорится о перепродаже опять-таки за рубеж культурных ценностей — картин, книг, ювелирных изделий. Читаем очерк «Видеопетля» — о «деятелях», наживавшихся на растлении соотечественников западными порнофильмами. Знакомимся с другими подобными материалами…

Итог, думаю, однозначен: отнюдь не всякое внутреннее самоудовлетворение и отнюдь не всякой личности будем мы иметь в виду, когда речь идет о подлинно человеческом счастье. Всегда следует видеть соотнесение своего личного счастья, реализацию своей личной программы с интересами и счастьем народа, общества, человечества в целом.

А сейчас со всем возможным скептицизмом — тоже для проверки-обратимся к самой сложной проблеме: а чем, собственно говоря, плохо, если человек живет, ни в чем и никогда не преступая уголовного кодекса, не злодействуя, будучи трудолюбивым, законопослушным членом общества, однако ориентируясь при всем своем добродетельном образе жизни исключительно и прежде всего на радость от потребления всевозможных благ? Видя именно в этом счастье свое? Да, чем плоха «красивая» жизнь? И, в конце концов, за что боролись?

Нет, боролись не за это.

Плохо, разумеется, не то, что человек пользуется вещами и благами, — вещи и блага для того и существуют, чтобы ими пользоваться, а то, что именно блага и вещи становятся королем на доске человеческой судьбы.

И если этот принцип ведущий, определяющий в жизни, то все остальные принципы выстраиваются в подчиненное ему положение, хорошо, если на уровень ферзей, а то ведь — и битых пешек.

О чем говорить, были времена, когда, например, при натуральном хозяйстве крестьянин вынужден был денно и нощно заботиться лишь о хлебе насущном. Но сейчас-то, при нынешнем развитии производительных сил, не выглядит ли анахронизмом человек, который задержался на уровне одних лишь материальных забот, пускай даже совсем по-другому выраженных?

У такого человека четкая иерархия ценностей. Он не может быть бескорыстен, его отношения строятся на принципах натурального обмена времен первобытного общества, только объекты торга иные: я тебе — японскую куртку, ты мне-американские джинсы; я тебе организую путевку в санаторий, ты мне устроишь дочь в модный институт; я тебе… что? Ты ничего не можешь предложить взамен? Никакого дефицита? Так зачем ты мне нужен вообще?

Сад или помидорная теплица? А что больше принесет выгоды? Теплица? Вырубим яблони, организуем помидорный бизнес!

Тратить время на разных там друзей или родителей или вкалывать, чтобы купить машину? Все для машины!

Предпочесть девушку, к которой тянется душа, или ту, у которой родители посостоятельнее, больше за ней дадут? Конечно, ту, с богатой собственной квартирой!..

Подобная иерархия ценностей беспощадна, ибо она проста и ее критерии оставляют человека на уровне одноклеточного организма.

И личное, и общественное несчастье подобного уровня Представлений, подобных определяющих принципов заключается в том, что человек, использующий их, реализует в себе возможности лишь далеких животных предков, но отнюдь не те высшие потенции, которые дано ему развить как человеку, венцу всего живого, как высшему представителю жизни, бесконечно далеко продвинувшемуся вперед от состояния протоплазмы.

Да, реализовать себя на уровне «тепло и сыро», на уровне ярких тряпок, комфорта, «балдежа», — это значит реализовать лишь возможности своей протоплазмы, но не себя как Человека. Это — не счастье, потому что, прожив свою жизнь с КПД ноль целых, ноль ноль ноль одна по сравнению с тем, что мог он жизни дать и мог от жизни взять, человек просто не состоялся, его не было. А ведь он был…

Мне приходят на память грустные стихи, грустные, мудрые и многозначительные. И великого автора их (Шекспира), и их замечательного переводчика (Маршака), думаю, ты узнаешь фазу:

Моя душа, ядро земли греховной, Мятежным силам отдаваясь в плен, Ты изнываешь от нужды духовной И тратишься на роспись внешних стен.

Недолгий гость, зачем такие средства Расходуешь на свой наемный дом, Чтобы слепым червям отдать в наследство Имущество, добытое с трудом?

Расти, душа, и насыщайся вволю, Копи свой вклад за счет бегущих дней, И, лучшую приобретая долю, Живи богаче, внешне победней.

Над смертью властвуй в жизни быстротечной, И смерть умрет, а ты пребудешь вечно.

Но беда тех, кто не состоялся, кто всю жизнь лишь украшал «внешние стены» обиталища своей души, кто реализовал себя лишь на ноль, ноль, ноль один КПД, эта беда касается не только таких людей, и их «король» не так уж безобиден, даже когда его действия не закононаказуемы. Суди сам. Я расскажу тебе сейчас о бабке Анне.

НОВЕЛЛА О БАБКЕ АННЕ

Мне было около двенадцати лет, когда я ослеп от голода. Позже я расскажу тебе об этом. Слепота поразила мои глаза зимой сорок второго года, когда мы с матерью были эвакуированы в Поволжье. К лету сорок второго года зрение вернулось, но я был тогда, как костлявый цыпленок. В июне я отправился в деревню наниматься в колхоз, чтобы подкормиться. В колхоз меня брали охотно, тогда требовалась любая пара рук. Но оплатить работу трудоднями и продуктами могли лишь осенью. А мне нужно было есть уже сейчас, летом. И тогда подсказали мне добрые люди пойти работать к бабке Анне Смирновой в богатое волжское село Усть-Курдюм. Бабка Анна согласилась взять меня и обещала кормить каждый день два раза, а в воскресенье и трижды. И за это определила она мне дело: доставать воду из колодца и поливать грядки с огурцами.

Усть-Курдюм стоит на горе. Берег к Волге сходит крутой, обрывистый, метров пятьдесят высотой, и колодец во дворе был глубиной поболее пятидесяти метров. А огород у бабки (впрочем, может быть, и не стара она была, может быть, моложе, чем я сейчас, какое у двенадцатилетнего понятие?) был две тысячи квадратных метров, двадцать соток, и все эти квадратные метры она засадила огурцами. И в то страшное жаркое испепеляющее лето я должен был все огурцы до последнего кустика поливать обильно, утром и вечером ежедневно. Это значит, надо было поднять с глубины, в которой и воды-то не видать было, до ста ведер, отнести их на гряды и разлить воду по лункам. А в промежутках между утренним и вечерним поливом надо было очистить, отряхнуть все листья от пыли и грязи, чтобы она не мешала солнцу освещать листья и наливать огурцы соком. Бабка Анна отменно знала агротехнику!.. И вот я таскал на своих цыплячьих косточках эти бесконечные ведра и поливал эти бесконечные ряды огурцов; по сухой раскаленной земле между тем не торопясь, немножко боком передвигались огромные, мохнатые, величиной с мышонка, черные тарантулы, пауки-крестовики. Они чувствовали себя хозяевами положения. Я им, а не они мне уступали дорогу.

Бабка Анна хорошо знала не только агротехнику. Ей была знакома и психология. Горожане готовы были платить любые деньги за эту довоенную забытую невидаль, за эту сказочную роскошь — за огурцы, за воспоминание о своем счастливом прошлом. И она это знала вперед и сажала у себя на участке не картошку, не просо, не лук, не жито, которые нужны были голодным людям, как сама жизнь, потому не сажала, что их снимешь один раз — и конец, а огурцы все время идут волна за волной, был бы полив, а солнышка в Поволжье сколько хочешь! Вот и зрели на грядах живые деньги. И она увозила в, город мешки огурцов и привозила из города мешки денег. Однажды на разовую огуречную выручку она прикатила блестящий никелированный велосипед. А ведь бешеные тысячи стоил он тогда!

А я таскал и таскал под нескончаемый скрип ворот эти, будто кирпичами нагруженные ведра, рвал свои мышчонки изо дня в день, из недели в неделю без выходных. Правда, однажды дала она мне с какой-то радости своей жареных шкварок, целое блюдце (чуть я концы не отдал от этой непривычной пищи), и однажды разрешила в воскресенье на лодке сплавать на остров, отпустила нарвать и навялить сумку дикого луку нам с матерью на зиму.

А ведь все эти тысячи рублей вырастали и устремлялись в ее бездонные мешки не только из благодатной земли, но и из моего непосильного, детского труда.

Я видел, как самоотверженно, не жалея себя, работали от зари до зари колхозники: женщины, инвалиды, старики и подростки, — я видел, с каким радушием, с какой русской открытостью делились они всем, чем могли, с эвакуированными к ним горожанами. А бабка Анна не упускала свой случай, она делала деньги…

Саратов eжeвeчерне и еженощно бомбили, горел крекинг-завод. Тысячи тонн нефти встали черным непроглядным дымом выше самого солнца. Без конца летели самолеты на Сталинград. Страна, истекая кровью, боролась на своем последнем рубеже. А бабка Анна возила огурцы, огурцы, огурцы на базар, два раза в неделю. И два раза в неделю привозила мешки денег или мешки тряпья. Вот так, сынок, я в упор увидел, что такое собственник, и какое ему дело до морали, и какое ему дело до своего народа, и какое ему дело до благородства.

С тех пор я много книг прочел — умных, насыщенных цифрами, содержащих исторические доказательства того, что капитализм — бесчеловечен. А перед моим взором стояла бабка Анна. Я ведь тогда совсем ребенком был, а она ни моим трудом, ни моей жизнью совсем не гнушалась: деньги не пахнут, деньги превыше всего! Шли фашисты на Сталинград, а бабка Анна продавала огурцы и превращала воду, которую я ведрами таскал с безмерной глубины, в золото. Приходили похоронки в Усть-Курдюм, траурный листок за листком, то тут, то там дико кричала вдова, а бабка Анна качала деньги. И ведь заметь, сынок: собственно говоря, ничего противозаконного она не совершала, а что на нее работал ребенок-недомерок, так ведь она его приютила, от голода спасла… Сила собственности, сынок, — это колоссальная сила, но это античеловечная сила. Кстати, тебе не приходилось ли читать статью о том, как ретивый садовладелец свалил на землю тяжелым колом подростка, забравшегося к нему в сад, и долго гвоздил оглушенного парнишку, который, не приходя в себя, через сутки с небольшим умер в сельской больнице? А собственнику было всего лишь около тридцати лет. Может быть, это был родной сын бабки Анны?..

И вспоминаются хорошие стихи:

Стряхнуть с себя господ еще не значит

Стряхнуть с себя господскую мораль.

Я представляю себе зримо, воочию, не по книгам, сколь безжалостен в своем ежедневном существовании капитал, способный переступать ради прибылей через кровь, через смерть и ребенка, и одного человека, и целых народов! Вот почему Октябрь для меня — это самое человечное дело, ибо впервые в человеческой истории приоритет был отдан не наживе и богатству отдельных особей, а благу всего народа. Впервые на шахматной доске мировой истории произошла реальная смена короля. Произошла смена определяющего принципа.

…А когда осенью я вернулся в город, мать устроила меня помощником наладчика на пошивочную фабрику, и я стал получать рабочую карточку и восемьсот граммов хлеба ежедневно. А главное, очень сердечно относились ко мне швеи в цеху, они помогали сшивать вечно рвущиеся старые ремни на шкивах и не нервничали, когда я не умел сразу наладить включение заглохнувшего мотора. Это были люди!.. Прошли с тех пор уже десятилетия, а я все помню их доброту. А потом, первого октября (тогда начинали учебный год позже, чем сейчас), я пошел в очередной — пятый класс.

Вот так, к вопросу о самовыявлении как условии счастья и о том, что не любая самореализация нужна другим людям.

Глава II

ЧТО МЫ МОЖЕМ?