Георгий Мартынов. Звездоплаватели 11 страница

останавливался у подножия скалы и, прижавшись к "земле", словно готовясь

прыгнуть, смотрел на Камова неподвижными зелено-серыми, кошачьими глазами.

Несмотря на свое отчаянное положение, Камов испытывал странное

спокойствие. Независимо от его сознания, в нем держалась уверенность, что

все обойдется благополучно. Он никак не смог бы объяснить, на чем

основывалась эта непонятная ему самому уверенность, но она была.

Минутная стрелка равномерно передвигалась по циферблату, отсчитывая

оставшееся ему время.

Секунды бежали.

Жизнь - смерть!.. Жизнь - смерть!..

Положение не изменялось.

Камов вспомнил о ждущих его друзьях. Как сильно они волнуются сейчас!

Он ясно представил себе всех троих. Белопольский, более хмурый, чем

всегда, ходит по обсерватории - от пульта управления к двери и обратно.

Мельников стоит у окна, с тревогой всматриваясь в горизонт, - не покажется

ли вдруг знакомая белая машина? Пайчадзе, внешне спокойный, поминутно

смотрит на часы. Ему никогда не изменяет привычная выдержка, но Камов

знает, что никто так не беспокоится за него, как этот верный, испытанный

друг.

Шесть часов... Остался один только час...

Камов опускает голову на руку. В усталом мозгу настойчиво как горький

упрек, звучат последние услышанные слова: "Будьте осторожны, Сергей

Александрович!"

В ОБРАТНЫЙ ПУТЬ!

2 января 19... года.

Последний день нашего пребывания на Марсе оказался самым тяжелым днем

из всех проведенных на этой планете.

Очень трудно рассказывать все, что нам пришлось пережить и

перечувствовать, но мой долг сделать это.

...Около полудня я вышел проводить Камова в последнюю экскурсию на

вездеходе. Сергей Александрович был в прекрасном настроении.

- Не скучайте! - шутливо сказал он, садясь в машину.

Вездеход ушел.

Я вернулся на борт корабля. Белопольский сидел возле лежавшего на

постели Пайчадзе. Тут же стояла и радиостанция.

Я ушел в свою лабораторию и стал приводить ее в порядок. Надо было

подготовиться к отлету. Заодно я решил исполнить просьбу Камова и проявить

пленку аппарата Бейсона. Сергей Александрович просил на это разрешения

американца, и тот, очевидно неохотно, согласился. Он сказал только, что

пленка вся пустая, - он сделал всего два снимка. Но Камова интересует

именно второй снимок, на котором, по рассказу Бейсона, должен быть заснят

момент нападения зверя на Хепгуда.

Была ли это такая же "ящерица", какую мы убили, или какой-нибудь

другой, неизвестный нам обитатель Марса? Если другой, то как он выглядит?

Проявив пленку, я убедился, что нападение на командира американского

корабля совершила именно "ящерица". Этот жуткий снимок получился очень

хорошо. И зверь и его жертва вышли, как говорят кинооператоры, "первым

планом".

Закончив свои дела в лаборатории, я вернулся к обоим астрономам. Они

беседовали о чем-то, не относящемся к Марсу и нашему пребыванию на нем. От

Камова еще не поступало никаких сообщений.

Я подошел к окну и стал смотреть на хорошо уже знакомую картину

марсианской пустыни. День был ясный и совершенно безветренный.

В четырнадцать часов десять минут Камов сообщил, что поворачивает в

обратный путь. Он просил через час дать радиомаяк, так как намеревался

вернуться другой дорогой.

Час прошел, и Белопольский включил микрофон. Произошел короткий

разговор, из которого я не забыл ни одного слова.

Сергей Александрович сообщил поразительную новость, что им обнаружены

какие-то скалы. При этих словах Пайчадзе даже сел на постели от

охватившего его волнения. Скалы на Марсе!..

- Наконец-то! - прошептал он.

Камов сказал, что хочет выйти из вездехода, чтобы обследовать свою

находку и собрать образцы. Пайчадзе попросил его быть осторожным, и Камов

как-то поспешно прекратил разговор. Возможно, что он опасался дальнейших

уговоров.

Когда раздался звук выключенного микрофона, Арсен Георгиевич

неожиданно вскочил на ноги. Белопольский укоризненно покачал головой.

- Нет оснований для беспокойства, - сказал он.

- Знаю, - ответил Пайчадзе.

- Зачем же так волноваться?

- Этого не знаю, но волнуюсь.

В этот момент я вдруг вспомнил только что проявленный снимок - голова

Хепгуда в пасти зверя - и невольно сказал:

- А если "ящерица"...

Никто не отозвался.

В обсерватории наступило тягостное молчание. Пайчадзе, забыв

предписание Камова лежать до самого момента старта, медленно ходил по

узкому пространству между пультом и дверью в коридор. Иногда он

останавливался и долгим взглядом смотрел на радиостанцию. В эти минуты у

него было такое выражение, будто он хотел попросить приемник заговорить. А

Белопольский слишком часто смотрел на часы, что выдавало его скрытое

волнение.

"Ждите меня через два часа", - сказал Камов.

Проходил час за часом, но от него не поступало никаких известий.

Белопольский несколько раз включал микрофон, но ответа не было.

Контрольная лампочка горела ровным светом, указывая, что на вездеходе

станция включена и работает.

- Если бы был второй вездеход, - сказал Пайчадзе, - я отправился бы

по следам Сергея.

- Если бы у нас даже был второй вездеход, - ответил Белопольский, -

то вы все равно никуда бы не отправились.

- Почему?

- Потому что я не разрешил бы вам этого. В отсутствие Сергея

Александровича я отвечаю за вас и за наш корабль.

Пайчадзе ничего не сказал на это. Он мельком взглянул на заместителя

командира звездолета и стал ходить быстрее.

- Вы бы лучше легли, - сказал Белопольский.

Против всяких ожиданий, Арсен Георгиевич послушно исполнил его совет.

Он лег и вплоть до восьми часов не произнес больше ни одного слова.

Мучительно тянулось время. Я ни на секунду не отходил от окна, до

боли в глазах всматриваясь в ту сторону, откуда должен был появиться

вездеход. Моментами мне казалось, что я вижу на горизонте его белый

корпус; сердце начинало стучать частым ударами, но проходили мгновения - и

все исчезало бесследно.

Прошел назначенный самим Камовым час его возвращения. Вездехода не

было. Контрольная лампочка на радиостанции по-прежнему горела, и это было,

пожалуй, мучительнее всего.

Что там случилось? Где Камов? Что заставило его покинуть вездеход на

столь долгое время?..

"Жив ли он?" - невольно приходил на ум страшный вопрос.

Шло время... Я боялся взглянуть на часы. Осталось совсем немного.

"Звездолет должен взять старт точно в назначенную минуту, что бы то

бы ни случилось", - настойчиво звучит в ушах голос Камова. И ответ

Белопольского: "Обещаю вам это".

Как решится Константин Евгеньевич исполнить свое обещание?..

Я знал, что он вынужден будет решиться. Недостаточная скорость

корабля делала нас пленниками графика. Звездолет не мог задержаться на

Марсе. Это привело бы к гибели всей экспедиции. Если Камов не явится

вовремя, Белопольскому ничего не останется, как только лететь на Землю без

него. Как ни ужасна гибель товарища, но губить остальных членов экипажа и

этим самым нанести тяжелый удар всему делу звездоплавания было бы

совершенно бессмысленно.

В обсерватории царила полная тишина. Каждый из нас замкнулся в себе,

боясь заглянуть в глаза другого, чтобы не прочитать в них своей

невысказанной мысли.

Первый не выдержал и нарушил молчание Белопольский. Он вдруг вскочил

и стремительно подошел к окну. Несколько минут он пристально вглядывался

вдаль странно неподвижными, застывшими глазами. Крупные капли пота

блестели на его лбу.

Что переживал сейчас этот человек, которому выпала судьба произнести

страшное слово? Он был заместителем командира звездолета, а сейчас его

единственным командиром. Ему предстояло дать команду: "В путь!",

равносильную смертному приговору отсутствующему товарищу.

Он обернулся и сказал очень тихо:

- Осталось двадцать минут!

Я вздрогнул всем телом. Пайчадзе не пошевельнулся. Мы оба не

ответили.

- Приведите сюда Бейсона. - Белопольский обращался ко мне.

Привести Бейсона... Так вот кому придется заменить на корабле Камова!

Мы вернемся на Землю вчетвером, как и прибыли сюда.

Я открыл дверь каюты и сказал:

- Идите за мной!

- Корабль улетает с Марса? - спросил американец.

Я ему ничего не ответил.

Все это время я старался не смотреть на часы, но теперь не мог

оторвать от них взгляда. Я видел, что Пайчадзе тоже смотрел на них.

Стрелка неуклонно и, как мне казалось, очень быстро приближалась к цифре

восемь.

- Наденьте шлемы! - по-английски сказал Белопольский. Ему не хотелось

два раза произносить эту страшную фразу. Он протянул шлем Бейсону. Я

заметил, что это был его собственный шлем. Тот, который принадлежал

Камову, он оставил себе.

Итак, все кончено! Мы улетаем!..

- Константин Евгеньевич, - прошептал Пайчадзе.

Белопольский вопросительно посмотрел на него, но Арсен Георгиевич не

сказал больше ни одного слова.

Прошла бесконечно длинная секунда.

- Хорошо! - сказал Белопольский. - Я буду ждать еще двадцать минут.

Пайчадзе вдруг встал и сказал громко и отчетливо:

- Вездеход мог сломаться. Сергей Александрович ждет нас.

Белопольский молча указал на красную лампочку радиостанции и тихо

произнес одно только слово:

- Воздух!

Смуглое лицо Пайчадзе стало серым. Мы оба сразу поняли, что хотел

сказать Константин Евгеньевич.

Индикаторная лампочка неопровержимо доказывает, что рация вездехода в

полном порядке. Раз приемник молчит, - это значит, что Камова нет в

машине. В атмосфере Марса дышать нельзя. Запас кислорода в резервуаре,

который он должен был взять с собой, выйдя из вездехода, мог обеспечить

его на шесть часов. С момента последнего разговора прошло уже больше пяти.

Значит, у Камова осталось воздуха меньше чем на час.

- Надо искать! -сказал я.

Белопольский ответил каким-то чужим, деревянным голосом:

- Хорошо! Звездолет будет искать своего командира еще десять минут.

Бейсон внимательно прислушивался к непонятному для него разговору.

Он, несомненно, чувствовал страшное напряжение, царящее на борту корабля,

но не мог понять его причины.

- Где мистер Каков? - спросил он.

Пайчадзе, стоявший к нему спиной, стремительно обернулся.

- Слышали приказ командира звездолета? - с бешенством в голосе

спросил он, забыв, что Бейсон не мог понять русской речи. - Наденьте шлем!

Прекратите разговоры!

Американец в замешательстве посмотрел на меня. Я повторил команду

по-английски. Бейсон молча повиновался.

Стрелка быстро бежала по циферблату. За окнами корабля стало темно.

Наступила ночь.

- Надеть шлемы! - вторично раздалась команда.

На этот раз я обрадовался ей. В том, что Камов не вернется, не

приходилось больше сомневаться. Оставалась единственная надежда найти его

сверху. Мощный прожектор корабля осветит нам местность.

- Занять сетки!

В обсерватории были заранее подвешены специально предназначенные

гамаки. На Марсе не было стартовой площадки, и корабль будет менять

направление полета.

Белопольский занял место у пульта. Его сетка осталась пустой.

Даже при первом в моей жизни старте - с Земли я не испытывал такого

мучительного волнения...

Я неотрывно смотрел в лицо нашего нового командира. Оно по-прежнему

было очень бледно, но казалось сосредоточенно спокойным.

Каким, вероятно, нечеловеческим усилием воли он сумел заставить себя

быть спокойным!..

Задрожал корпус корабля. Гул двигателей, нарастая, усиливаясь с

каждой секундой, заполнил собой, казалось, весь мир, всю Вселенную.

Звездолет тронулся с места.

Но он был еще на поверхности Марса.

Белопольский нажал знакомую кнопку. Он убрал колеса.

Значит, мы в воздухе!

Молниеносное движение рук... Могучие двигатели смолкли, и тотчас

заработал "атмосферный". Стремительный взлет корабля был прерван, и,

послушный своему командиру, он уже спокойно летел над планетой, как и пять

дней назад.

И я, и Пайчадзе мгновенно соскочили с сеток и кинулись к окнам.

Звездолет описывал широкий круг, возвращаясь к месту, откуда только

что взлетел. Луч прожектора позволял отчетливо видеть все подробности.

Промелькнуло озеро и площадка, где стоял наш корабль. Я заметил даже

стальной обелиск с рубиновой звездой на вершине. Скорость корабля была

настолько велика, что памятник мелькнул на короткое мгновение. Но

Белопольский не мог уменьшить ее, - звездолет врезался бы в "землю".

Мы летели к югу, в ту сторону, куда ушел вездеход Камова.

Через четыре минуты, пролетев больше ста километров, звездолет

повернул обратно. Лететь дальше не было никакого смысла. Вездеход мог

находиться не больше как в восьмидесяти километрах от нашей бывшей

стоянки.

Сто километров туда, сто километров обратно и опять сто километров по

первому направлению.

Ничего...

Марсианская пустыня была темна и безжизненна.

Мне казалось, что я теряю сознание. Все кончено!.. Сергей

Александрович Камов погиб безвозвратно...

Звездолет круто изменил направление. Мы стали удаляться в сторону.

Я бросил быстрый взгляд на лицо Белопольского.

Он склонился к перископу. В твердо сжатых губах я увидел непреклонную

решимость. Он не обращал на нас внимания. Казалось, что в эту ужасную

минуту он забыл о нашем существовании.

Арсен Георгиевич отвернулся от окна и направился к своему месту. Я

машинально последовал за ним.

По лицу Пайчадзе бежали обильные слезы.

Я не успел лечь. Резкий толчок швырнул меня в сетку. Знакомое

ощущение удвоенной тяжести сковало тело. В ушах стремительно нарастал

могучий давящий звук.

ОДИН

В застывшем холодном воздухе мрачно и угрюмо возвышаются бурые

гранитные скалы.

У их подножия, медленно передвигая плохо развитыми передними ногами,

бродят длинные мохнатые звери. Блестит в лучах заходящего солнца

серебристый мех. То один, то другой подходит к подножию высокой скалы и,

прижавшись к "земле", славно собираясь прыгнуть, смотрит на вершину

неподвижными зелено-серыми глазами.

На вершине скалы лежит человек.

Он положил голову на согнутую левую руку. Правая крепко сжимает

вороненую сталь пистолета.

Человек давно лежит тут. Он очень устал и физически и морально. Давно

уже потеряна надежда на спасение. Нельзя спуститься вниз, где совсем

близко стоит белая машина с зеркальными окнами. В ней спасение и жизнь! Но

на пути смерть, отвратительная смерть в пасти зверя.

Нет, что угодно, но только не это! Пусть лучше иссякнет кислород,

питающий надетую на человека маску.

Солнце совсем низко над горизонтом. Вот-вот наступит ночь, быстро

приближающаяся ночь тропиков. Воздух станет еще холоднее. Будет сильный

мороз.

Но человек не думает об этом. Какое ему дело до мороза, если

кислорода хватит не больше чем на один час. Там в белой машине, находятся

баллоны с живительным газом, там воздух и жизнь, но добраться к ним

невозможно, как если бы они находились не в пятидесяти метрах, а на одном

из спутников Марса, которые сияют над головой на уже потемневшем небе.

Человек сознает свою обреченность. Но его черные глаза смотрят

спокойно и твердо из-под густых, нависших бровей. Движения неторопливы и

уверенны. Он подносит руку к глазам и смотрит на циферблат. Стрелки

показывают восемь часов десять минут. Человек приподнимается. Кажется, что

он к чему-то прислушивается.

Но кругом ничем невозмутимая тишина. Ни один звук не нарушает

безмолвия пустыни.

С жестом досады он снова ложится на холодный гранит.

Проходит еще десять минут. Солнце скрывается за горизонтом. Воздух

быстро становится холоднее. Наступает ночной мороз.

Но вот какой-то звук доносится до ушей человека. Он стремительно

поднимается и всем телом наклоняется в сторону, откуда прилетел к нему так

давно ожидаемый им шум. Шум становится все громче. Как будто где-то

далеко, за десятки километров, сорвалась с гор и катится вниз с адским

грохотом лавина камней.

Лицо человека становится белым как мел, но губы улыбаются улыбкой

одобрения.

Звук постепенно затихает, и на лицо человека возвращается краска.

Бесконечно усталым движением он опустился на свое ложе.

Все. Он один на Марсе. Один на всей громадной планете!

Смерть не заставит себя долго ждать. Еще тридцать - сорок минут - и

все будет кончено!

Человек на скале не боится смерти. Он жалеет только, что слишком мало

сделано, не все планы осуществлены, не все намерения выполнены. Ну, что ж!

То, что он хотел сделать, исполнят другие. В своей преждевременной смерти

он виноват сам.

Как медленно идут минуты!..

Но что это?.. Снова послышался тот же звук. Все громче, все ближе...

Он нарастал, становился оглушительным...

Из-за горизонта взметнулся луч ослепительного света. Вот он

стремительно опустился к "земле", вырывая из темноты заросли растений,

воды замерзшего озера.

Человек на скале вжал тело в камень, словно боясь, что его могут

увидеть.

Он действительно боялся этого. В его голове мгновенно мелькнула мысль

о белой машине. Если луч прожектора коснется ее, лакированная крыша

заблестит как зеркало. Ее обязательно увидят те, кто направляет слепящий

свет.

Словно тысячи взрывов тяжелых снарядов слились в один невыносимый для

ушей звук. Всколыхнулся разрезанный воздух. Со свистом пронесся между

скалами внезапно возникший ветер. Широкие крылья закрыли небо над головой

человека.

Луч прожектора пронесся мимо. Местность осветилась призрачным красным

светом. За хвостом промчавшейся машины мелькнуло длинное ярко-красное

пламя и скрылось. Грохот затихал вдали

Человек облегченно вздохнул. Он провел рукой по лбу, словно прогоняя

ненужные мысли.

Снова послышался шум, но уже не такой громкий. Машина возвращалась

обратно. Она пролетела на расстоянии двух километров от скалы, на которой

человек напряженно следил за ней. Теперь он приподнялся: его не могли

увидеть.

Луч прожектора бегал по "земле" и на короткую секунду осветил скалы

вокруг. Но и этого времени было достаточно, чтобы заметить то, что

наполнило сердце человека бурной радостью: зверей между камнями не было!

В красном отблеске пламени виднелись быстро удалявшиеся прыгающие

тени. Смертельное испуганные "ящерицы" спасались бегством. Человек был

свободен.

Он быстро спустился вниз по веревке, закрепленной за выступ скалы, и

бросился к белой машине. В темноте он несколько раз падал, больно ударяясь

об острые края камней. Но что значила боль в сравнении с сознанием, что он

спасен от ужасной участи быть съеденным отвратительными "владыками Марса"!

Пусть впереди все равно смерть, но его тело не достанется прожорливой

пасти зверя.

Уже сидя в мягком кресле машины, он еще раз увидел свое любимое

детище, свой навеки утраченный звездолет.

Корабль пролетел далеко, но стоит протянуть руку, нажать кнопку - и

на крыше вездехода вспыхнет прожектор. Могучая птица увидит его свет и

опустится на "землю". Именно надеясь на это, она так упорно летает в

районе, где может находиться ее пропавший командир.

Товарищи все еще надеются, что найдут его.

Они потеряли очень много времени. Далекая Земля неумолимо

приближается к той точке, где звездолет должен встретиться с ней. Когда

планета пройдет эту точку, догнать ее будет уже невозможно. Тогда общая

гибель.

В утомленном мозгу с лихорадочной быстротой проносятся мысли.

Двигатели имеют запас мощности... Можно ускорить полет корабля и успеть

вовремя... Кнопка тут, рядом... Зажечь прожектор... Спасти свою жизнь...

Инстинкт самосохранения толкает руку к спасительной кнопке. Вот

пальцы коснулись ее гладкой поверхности... Еще одно маленькое усилие... Но

воля и разум побеждают инстинкт.

Имеет ли право он - командир корабля, - пытаясь спасти свою жизнь,

рисковать жизнью товарищей, рисковать исходом первого в истории большого

космического рейса?

Звездолет должен вернуться на Землю. И он вернется.

Камов решительно опускает протянутую руку.

Ведь так недавно на скале он прижимался к ней, боясь, что его заметят

с борта корабля. Почему же сейчас его рука протянулась к предательской

кнопке?

Очевидно, неожиданное избавление от "ящериц", кажущийся переход от

смерти к жизни нарушили равновесие его души, ослабили волю. Он виноват

один и должен нести наказание за свою вину. Рисковать жизнью других он не

имеет права.

Далеко на горизонте, в той стороне, куда должен направиться

звездолет, улетая на Землю, появилась и, казалось, медленно стала

подниматься вверх красная черточка. Вот она превращается в точку,

становится все меньше и меньше и незаметно исчезает из глаз.

Это огненный след позади улетевшего с Марса звездолета.

Камов закрыл глаза.

...Нарастает скорость. Могучая сила атомного распада толкает корабль

вперед все скорее и скорее. С бешеной быстротой врезается в черную пустоту

стальной корпус с золотой надписью "СССР-КС2". Он несет на родную планету

весть о великой победе. Пройдет полтора месяца, и среди ликующих людей

опустится на поле ракетодрома белоснежная птица...

Медленно передвигались на темном небе Марса узоры созвездий.

Изогнутая ручка ковша Большой Медведицы наклонилась к горизонту, опускаясь

все ниже и ниже. Среди звезд быстро двигался с запада на восток первый

спутник планеты - блестящий Фобос, успевающий за одну ночь два раза обойти

небо Марса. Усиливался и крепнул ночной мороз. Среди песчаной пустыни,

замерзших озер и причудливых серо-синих растений, закрывших свои гибкие

листья, мелькали прыгающие тени фантастических "ящериц". Их глаза, с

широко раскрытыми кошачьими зрачками, отражали тусклый свет марсианской

"луны". В разреженном воздухе слабо звучал жалобный крик пойманного

"зайца".

Шла извечная, повторяющаяся на всех небесных телах, несущих на себе

жизнь, борьба за существование.

Шло время...

Фобос опустился еще ниже, и тень скалы накрыла неподвижно стоявшую у

ее подножия белую машину, изготовленную за много миллионов километров

отсюда, на далекой Земле.

Камов поднял голову и сказал: "Прощай!"

Этим словом он подвел последний итог своей жизни, которую мысленно

пережил еще раз за эти часы. Его лицо осунулось и постарело. Глубокие

морщины, которых не было раньше, легли у краев губ, по-прежнему твердо и

упрямо сжатых.

"Прощай!"

Впереди близкая и неизбежная смерть. Ничто не может предотвратить ее.

Нет никакой надежды.

- - - - -

Вездеход медленно шел по своему старому следу. Не было звездолета, и

некому было дать радиомаяк. Камов решил вернуться туда, где стоял его

корабль. Завтра, при свете дня, он осмотрит место старта, чтобы увидеть,

какой след оставила взлетающая машина. Это было важно для расчета

механизма, который он хотел предложить вместо во многих отношениях

неудобных колес. О давно задуманном проекте он не только не записал нигде,

но и не говорил никому. Значит, надо изложить его на бумаге чтобы ценная

мысль не погибла. Вездеход он поставит возле воздвигнутого обелиска, и его

сразу найдет следующая экспедиция. А в нем найдут и его - Камова -

предсмертное письмо.

Вторичный полет на Марс состоится, вероятно, через два или три года.

В сухом климате вездеход нисколько не пострадает за это время. Им можно

будет пользоваться, переменив только аккумуляторы.

Камов изредка зажигал прожектор, проверяя правильность направления.

Часто пользоваться светом он не хотел, боясь привлечь этим блуждающих

кругом зверей.

Скалы, на которых он провел столько мучительных часов, давно скрылись

за горизонтом. Кругом расстилалась равнина. Камов впервые находился на ней

в ночное время. Над головой ярко сверкали звезды. При их свете он плохо

различал дорогу, едва намеченную следами гусениц. Потерять этот след было

равносильно тому, чтобы оставить всякую надежду отыскать обелиск в

песчаных просторах.

Вездеход шел на самой малой скорости. Спешить некуда: до восхода

Солнца было еще далеко.

Запас сжатого кислорода в резервуарах машины был настолько велик, что

обеспечивал Камова по крайней мере на две недели. Энергии аккумуляторов

хватило бы на сорок часов непрерывного движения с максимальной скоростью.

Продукты питания можно взять на звездолете Хепгуда, если, конечно, удастся

найти его, но Камов был уверен, что сумеет это сделать.

Таким образом, он сможет прожить около двух недель, пока не иссякнут

резервуары. Мысль о самоубийстве даже не приходила ему в голову. Подобный

способ кончать жизнь всегда казался ему пределом малодушия. На

американском корабле должна найтись бумага. Работы хватит на все

оставшееся ему время. Он может и должен записать в наследство своим

преемникам - продолжателям его дела - все свои мысли, все расчеты

космических перелетов, которые он намечал для себя.

На корабле Хепгуда имеется и кислород. При желании Камов мог

протянуть значительно больше двух недель, но он не хотел думать об этом.

Он хорошо понимал, что это является подсознательным намерением, не

прибегая к самоубийству, покончить скорее с жизнью, но старался не

разбираться в своих тайных чувствах. В конце концов небольшое малодушие

простительно. В таком положении с него нельзя было требовать слишком

многого.

Любой человек, попавший на Земле, казалось бы, в безвыходное

положение, может все же надеяться, что случай приведет к нему на помощь

других людей. Он должен бороться за жизнь до последней возможности, только

трус теряет надежду. Камову было абсолютно не на что надеяться. Никто не

мог прийти на помощь. На огромной планете он был один.

На невообразимом расстоянии находится от него Земля. Звездолет

достигнет ее примерно через полтора месяца. Если предположить, что он

немедленно вылетит обратно (что само по себе было совершенно невозможно),

то он вернется на Марс только через четыре месяца. На такой срок не хватит

кислорода на американском корабле. Никаких разумных существ на самом

Марсе, безусловно, нет. Надеяться на помощь с какой-то еще третьей стороны

просто бессмысленно. Это уже утопия!

Камов хотел убедиться, что у него нет даже теоретической возможности

надеяться, и методически обдумывал все приходящие в голову варианты.

Американский звездолет! На первый взгляд - самый легкий путь

спасения. Чего проще - сесть в него и лететь на Землю. Так, безусловно,

подумает каждый человек, незнакомый с техникой вождения космических

кораблей и плохо представляющий себе, что такое звездная навигация.

На необъятных просторах, на которых раскинулась солнечная система,

Земля и Марс выглядят крохотными точками. Чтобы безошибочно перелететь с

одной точки на другую, надо со скрупулезной точностью учитывать почти

неуловимые влияния, которые оказывают на летящий корабль обе планеты,

Солнце и даже другие планеты, в особенности Юпитер. Командир звездолета

должен в совершенстве знать свой корабль, его величину, вес, расположение

двигателей и их силу. Он должен уметь регулировать работу двигателей,

знать, какую скорость они сообщают кораблю, знать это с точностью до

одного сантиметра в секунду. Без всего этого космический корабль