Первые параллели с Библией

Археологические исследования, проведенные за последнее столетие в Египте и на Ближнем Востоке, обнаружили такие сокровища духовной и материальной культуры, о каких и не подозревали предшествующие поколения ученых. Благодаря наследию древних цивилизаций, извлеченному из-под толщи песка и пыли, в результате расшифровки древних языков и восстановления давно утерянных и забытых литературных памятников наш исторический горизонт сразу расширился на много тысячелетий.

Одним из важнейших результатов археологических исследований в «библейских странах» были находки, проливающие новый, яркий свет на первоосновы и происхождение самой Библии. Сегодня мы можем с уверенностью сказать, что этот литературный памятник возник вовсе не мгновенно — отнюдь не как некий искусственный цветок, выросший на пустом месте. Он уходит корнями в глубь веков, он впитал в себя соки всех соседних стран. И по форме и по содержанию, книги Библии имеют немалое сходство с литературными произведениями древнейших цивилизаций Ближнего Востока.

Шумерская литература оказала на древнееврейскую глубокое и сильное влияние. Поэтому одной из увлекательнейших сторон расшифровки и перевода клинописных текстов является установление сходства или параллелей между шумерскими и библейскими сюжетами. Разумеется, шумеры не могли оказать прямого влияния на древнееврейскую литературу, потому что сами исчезли задолго до того, как появились евреи. Однако нет никаких сомнений в том, что шумеры многое дали хананеям, непосредственным предшественникам евреев в стране, которая позже стала называться Палестиной, а также соседним народам — ассирийцам, вавилонянам, хеттам, хурритам и арамеям.

Убедительным примером таких параллелей может служить миф «Энки и Нинхурсаг». Текст этого мифа был опубликован еще в 1915 г., однако его содержание оставалось неясным вплоть до 1945 г., когда я напечатал в Bulletin of the American Schools of Oriental Research новый вариант текста.

Поэма насчитывает 278 строк, размещенных в шести колонках одной таблички, хранящейся в Музее Пенсильванского университета в Филадельфии. Меньшая копия той же таблички, опознанная Эдуардом Чиерой, находится в Лувре. Содержание этого мифа о рае, — впрочем, рае скорее для богов, чем для людей, — вкратце сводится к следующему.

В стране Дильмун — «чистой», «непорочной», «светлой» «стране живых», не знающей ни болезней, ни смерти, — не было пресной воды, столь необходимой для жизни растений и животных. Поэтому Энки, великий шумерский бог воды, приказал богу солнца Уту доставить в Дильмун воду с земли. Когда это было исполнено, Дильмун превратился в божественный сад, где зеленые поля перемежались с цветущими лугами.

В райском саду богов великая богиня-мать Нинхурсаг (возможно, первоначально она была матерью-землей) вырастила восемь растений. Ей это удалось только после довольно сложной процедуры, во время которой на свет появилось три поколения богинь, зачатых богом воды, причем — это подчеркивается в поэме неоднократно — все они появились на свет без страданий и мук. Но Энки, по-видимому, пожелал отведать растений, выращенных Нинхурсаг. И вот его посланец, двуликий бог Исимуд, срывает драгоценные побеги один за другим, дает их своему господину, и Энки съедает все без остатка.

Разгневанная Нинхурсаг проклинает Энки, обрекая его на смерть. И для того чтобы не смягчиться и не изменить своего решения, она покидает общество богов.

Здоровье Энки начинает ухудшаться. Восемь его органов поражает болезнь. По мере того как он все быстрее теряет силы, остальные боги погружаются в траур и простираются во прахе. Даже бог воздуха Энлиль, царь всех шумерских богов, не может справиться с бедой. И тут, неизвестно откуда, появляется лиса. Она говорит, что за соответствующее вознаграждение может найти Нинхурсаг. Лиса выполняет свое обещание. Каким-то способом, — этот отрывок текста, к сожалению, поврежден, — она заставляет богиню-мать возвратиться к богам и исцелить умирающего Энки. Нинхурсаг садится рядом с ним, спрашивает, какие части тела у него болят, и, по мере того как он их называет, производит на свет соответственно восемь исцеляющих божеств. Энки выздоравливает, смерть ему больше не грозит.

Какая же связь между всем этим и библейской легендой о рае?

Прежде всего есть основания полагать, что сама идея рая, сада богов, зародилась в Шумере. Шумерский рай, согласно поэме, был расположен в стране Дильмун, очевидно в юго-западной части Ирана. В этой же стране Дильмун поместили позже свою «страну живых» — страну бессмертия — вавилоняне, семитический народ, покоривший шумеров. Есть ряд указаний на то, что библейский рай тоже располагался на восток от Палестины, в Эдеме — там, откуда берут начало четыре величайшие реки, в том числе Тигр и Евфрат. Похоже, что это был все тот же рай шумеров, страна Дильмун.

Далее, отрывок, в котором бог солнца Уту орошает Дильмун водой, принесенной с земли, весьма напоминает слова Библии: «Но пар поднимался с земли и орошал всю поверхность земли» (Книга Бытия, 2, 6).

Рождение богинь без мук и страданий проливает свет на происхождение проклятия Евы, обреченной в муках рожать детей своих. А эпизод, когда Энки съедает восемь растений, навлекая на себя гнев матери-богини Нинхурсаг, напоминает сцену с запретным плодом дерева познания добра и зла, погубившим Адама и Еву, которые были прокляты за этот грех.

Однако, пожалуй, наиболее интересным результатом сравнительного анализа шумерской поэмы и Библии является вытекающее из него объяснение загадочной истории сотворения Евы, «матери всех живущих», из ребра Адама. Почему из ребра? Почему древнееврейские авторы предпочли ребро всем другим частям тела, когда речь шла о создании Евы, чье имя, согласно библейской традиции, означает «та, кто дает жизнь»?

Это можно объяснить тем, что в основе библейской легенды о рае лежит литературная традиция шумерской поэмы о Дильмуне. На шумерском языке ребро обозначается словом «ти». Богиня, созданная для того, чтобы исцелить боль в ребре Энки, носила имя Нинти, то есть «госпожа ребра». Но шумерское слово «ти» означает также «давать жизнь». Таким образом в шумерской литературе «госпожа ребра» благодаря своего рода игре слов превратилась в «госпожу, дающую жизнь». Это была одна из первых литературных ошибок, которая укоренилась на века благодаря библейской легенде о рае, хотя здесь уже никакой игры слов не осталось, потому что на древнееврейском языке «ребро» и «дающая жизнь» звучат по-разному.

Я пришел к такому, вполне возможному, объяснению библейской легенды через влияние шумерской поэмы совершенно самостоятельно в 1945 г. Однако та же мысль была высказана на тридцать лет раньше выдающимся французским ассириологом Шейлем, о чем мне сообщил американский востоковед У. Олбрайт. Раз к подобному объяснению пришли двое, значит, оно вполне правдоподобно.

Чтобы дать представление о настроении и стиле шумерской поэмы, я приведу ряд наиболее ярких и характерных отрывков.

Вот как описывается счастливая страна Дильмун, где нет ни болезней, ни смерти:

В Дильмуне ворон не каркает,
Птица «иттидду» не кричит,
Лев не убивает,
Волк не хватает ягненка,
Дикая собака, пожирательница козлят, здесь не живет,
. ., пожиратель зерна, здесь не живет.
Вдов здесь нет,
Птица на высотах не… свое. .,
Голубь не прячет голову,
Нет таких, которые бы говорили: «У меня болят глаза»,
Нет таких, которые бы говорили: «У меня болит голова»,
Нет старухи, которая бы говорила: «Я стара»,
Нет старика, который бы говорил: «Я стар».
Девы не омываются, прозрачная вода не струится по городу,
Пересекающий реку (смерти?) не произносит…
Вокруг него не ходят с рыданиями жрецы,
Певец не возносит жалоб,
У стен города он не сетует и не плачет.

А вот отрывок о безболезненном и легком рождении богинь, которые созрели во чреве матери всего за девять дней вместо девяти месяцев:

Богиня Нинму вышла на берег реки,
Энки среди болот смотрит вокруг, смотрит вокруг.
Он говорит своему посланцу Исимуду:
«Я ли не поцелую юную красавицу?
Я ли не поцелую прекрасную Нинму?»

Исимуд, его посланец, отвечает:
«Что ж, поцелуй юную красавицу,
Поцелуй прекрасную Нинму!
Для моего царя я подниму сильный ветер».

Энки входит в лодку один,
Во второй раз он входит….,
Он обнимает ее (Нинму), он ее целует,
Он извергает семя в ее лоно.

Она принимает в свое лоно семя, семя Энки,
Один день для нее — один месяц,
Два дня для нее — два месяца,
Девять дней для нее — девять месяцев, девять месяцев «материнства».
Нинму, как по… маслу, как по… маслу, как по лучшему превосходному маслу
Родила богиню Нинкурра.

Эпизод, когда Энки съедает восемь растений, описан с типичными для шумерской поэзии повторами:

Энки среди болот смотрит вокруг, смотрит вокруг.
Он говорит своему посланцу Исимуду:
«Я хочу определить судьбу этих растений, я хочу познать их „сердце“.
Скажи, что это (за растение)?
Скажи, что это (за растение)?»
Исимуд, его посланец, отвечает:
«Мой царь, это растение — дерево», — говорит он.
Он срубает его для Энки, и Энки его съедает.

«Мой царь, это растение — трава придорожная (?)», — говорит он,
Он срывает его для Энки, и Энки его съедает.

«Мой царь, это растение — трава придорожная (?)», — говорит он
Он срезает его для Энки, и Энки его съедает.

«Мой царь, это водяное растение», — говорит он.
Он срывает его для Энки, и Энки его съедает.

«Мой царь, это колючее растение», — говорит он.
Он срывает его для Энки, и Энки его съедает.

«Мой царь, это растение — каперсовое», — говорит он.
Он срывает его для Энки, и Энки его съедает.

«Мой царь, это растение —», — говорит он.
Он срезает его для Энки, и Энки его съедает.

«Мой царь, это растение — кассия», — говорит он.
Он срывает его для Энки, и Энки его съедает.

Энки определил судьбы всех растений, познал (?) их «сердце».
За это Нинхурсаг прокляла имя Энки:
«Пока он не умрет, я не взгляну на него глазами жизни!»

Итак, Нинхурсаг исчезает, однако лисе удается каким-то образом ее вернуть. И вот Нинхурсаг принимается лечить восемь больных частей тела Энки, в том числе и ребро, и для этого производит на свет восемь божеств-целителей:

Нинхурсаг посадила Энки возле себя.
«Брат мой, что у тебя болит?»
«Мой. . болит».
«Для тебя родила я бога Абу».

«Брат мой, что у тебя болит?»
«Моя челюсть болит».
«Для тебя родила я бога Нинтулла».

«Брат мой, что у тебя болит?»
«Мой зуб болит».
«Для тебя родила я богиню Нинсуту».

«Брат мой, что у тебя болит?»
«Мой рот болит».
«Для тебя родила я богиню Нинкаси».

«Брат мой, что у тебя болит?»
«Мой. . болит».
«Для тебя родила я богиню Нази».

«Брат мой, что у тебя болит?»
«Моя рука болит».
«Для тебя родила я богиню Азимуа».

«Брат мой, что у тебя болит?»
«Мое ребро болит».
«Для тебя родила я богиню Нинти» (то есть «госпожу ребра», или «госпожу, дающую жизнь»).

«Брат мой, что у тебя болит?»
«Мой… болит».
«Для тебя родила я бога Эншага».

В представлении шумерских теологов рай предназначался не для смертных людей, а для бессмертных богов. Впрочем, один смертный — но только один! — по словам шумерских сказителей, все же был допущен в этот рай богов. Речь идет о шумерском «Ное». Здесь мы подходим к мифу о потопе, самой близкой и разительной параллели с библейским текстом во всей клинописной литературе.

Потоп

Первый «Ной»

О том, что библейский рассказ о потопе не является оригинальной легендой, созданной древнееврейскими авторами, известно с тех пор, как Джордж Смит расшифровал одиннадцатую табличку вавилонского «Эпоса о Гильгамеше». Однако сам вавилонский миф о потопе восходит к шумерскому первоисточнику.

В 1914 г. Арно Пёбель опубликовал нижнюю часть шумерской таблички в шесть столбцов из Ниппурской коллекции Музея Пенсильванского университета в Филадельфии. Содержание этого фрагмента в основном посвящено потопу. До сих пор он остается уникальным, несмотря на то что ученые сделали все от них зависящее, чтобы отыскать еще хоть одну аналогичную табличку. Ни в одном музее, ни при новых раскопках, ни в частных коллекциях не было обнаружено даже обломка с надписью, посвященной потопу. Табличка, опубликованная Пёбелем, остается нашим единственным источником, и сделанный им перевод до сих пор является общепринятым.

Однако содержание этой таблички интересно не только из-за описания потопа, но также благодаря предшествующему тексту. Несмотря на то что табличка сильно повреждена, этот вступительный отрывок необычайно важен для понимания шумерской космогонии и космологии. В нем содержится ряд сведений о сотворении человека, возникновении царской власти и о существовании по крайней мере пяти «допотопных» городов.

Итак, мы приводим практически весь сохранившийся текст этого мифа со всеми его неясностями и головоломками. Он хорошо иллюстрирует трудности, которые приходится преодолевать ассириологам, но одновременно дает представление об удивительных открытиях, которые им предстоит сделать.

Поскольку сохранилась, как я уже говорил, только нижняя часть таблички (примерно ее треть), нам придется начать, опустив недостающие верхние 37 строк первого столбца. Мы не знаем, что там было написано. Для нас действие начинается с того момента, когда некое божество обращается к другим богам, очевидно обещая спасти род человеческий от гибели, с тем чтобы люди вновь строили города и храмы для богов.

Вслед за этим идут три строки, которые трудно увязать с текстом. Скорее всего в них описывается, что именно делает это божество, чтобы выполнить свое обещание.

Далее следуют четыре строки, рассказывающие о сотворении человека, животных и растений.

Весь этот отрывок выглядит так:

«Род человеческий, в (момент) его гибели я. .,
Я верну Нинту … моих созданий.
Я верну народ в его селения,
В городах они воздвигнут святилища для божественных законов.
Я сделаю их тень благостной.
Они положат в освященных местах кирпичи наших храмов,
Места, откуда мы повелеваем, они воздвигнут в местах освященных».
Он направил священную воду, гасящую огонь,
Он установил ритуалы и возвышенные божественные законы,
На земле он…, он поставил там. . . .

Когда Ан, Энлиль, Энки и Нинхурсаг
Создали черноголовый народ,
Пышная растительность покрыла землю,
Животные, четвероногие (обитатели) равнины были искусно сотворены.

Здесь текст прерывается новой лакуной в 37 строк, после чего мы узнаем, что царская власть была ниспослана свыше и что тогда было основано пять городов.

Когда… царской власти спустилась с небес,
Когда возвышенная тиара и царский трон спустились с небес,
Он создал обряды и высшие божественные законы. . . .,
Он основал пять городов в … освященных местах,
Он дал им имена и сделал их главными святилищами.
Первый из этих городов, Эриду, он отдал Нудиммуду, вождю,
Второй, Бад-Тибиру, он отдал. .,
Третий, Ларак, он отдал Эндурбиль-хурсаг,
Четвертый, Сиппар, он отдал герою, чье имя — Уту,
Пятый, Шуруппак, он отдал Суду.

Когда он дал городам имена и сделал их главными святилищами,
Он принес. . . .,
Повелел очищать малые реки, подобно. . . .

Здесь в тексте опять пробел примерно в 37 строк, в которых, видимо, говорилось главным образом о решении богов ниспослать на землю потоп и уничтожить род человеческий. Когда текст снова становится достаточно четким, мы видим, что некоторые боги недовольны и опечалены таким жестоким решением. Затем на сцене появляется Зиусудра, шумерский прототип библейского Ноя. Он предстает как набожный и богобоязненный царь, во всех своих делах руководствующийся указаниями, полученными от богов в сновидениях и предсказаниях. Насколько можно понять, в тот момент, когда Зиусудра стоит возле какой-то стены, божественный голос возвещает ему о решении богов: на землю обрушится потоп, дабы «уничтожить семя рода человеческого». Этот довольно длинный отрывок читается так:

Потоп. . . .

Так было решено
Тогда Нинту зарыдала, как. . .,
Божественная Инанна заплакала о своем народе,
Энки посоветовался сам с собой,
Ан, Энлиль, Энки и Нинхурсаг….,
Боги небес и земли произнесли имена Ана и Энлиля.

Тогда царь Зиусудра, пашишу[26] . . . .,
Построил огромный. . . .;
Смиренно, послушно, с благоговением, он. . . .,
Каждый день, неустанно он. . . .,
Вспоминая все сновидения, он. . . .,
Призывая небо и землю, он. . . .
. . . . боги, стена. . . .,
Зиусудра, встав рядом, слушал.
«Встань у стены, слева от меня. . . .,
У стены я скажу тебе слово, внемли моему слову!
Слушай же мои указания:
По нашему. . потоп зальет главные святилища,
Дабы уничтожить семя рода человеческого. . . .,
Таково решение и постановление собрания богов.
По слову Ана и Энлиля
Его царству, его правлению (придет конец)».

Дальнейший текст, очевидно, содержит подробные указания Зиусудре — чтобы он построил огромный корабль и спасся на нем от гибели. Но эти указания отсутствуют, потому что здесь в поэме новый пробел примерно в 40 строк. Когда текст становится разборчивым, мы видим, что потоп уже обрушился «на страну». Он бушевал семь дней и семь ночей. На восьмой день вновь появился бог солнца Уту, разливая над землей свой драгоценный свет. Зиусудра простерся перед ним и принес ему жертвы.

Все бури с небывалой силой разбушевались одновременно.
И в тот же миг потоп залил главные святилища.

Семь дней и семь ночей
Потоп заливал землю,
И огромный корабль ветры носили по бурным водам.
Потом вышел Уту, тот, кто дает свет небесам и земле.
Тогда Зиусудра открыл окно на своем огромном корабле,
И Уту, герой, проник своими лучами в огромный корабль.

Зиусудра, царь,
Простерся перед Уту,
Царь убил для него быка, зарезал овцу.

После нового пробела примерно в 39 строк в последнем отрывке описывается обожествление Зиусудры. Простершись перед Аном и Энлилем, он получает «жизнь, подобно богу», вечное дыхание, а затем его переносят в Дильмун — «место, где восходит солнце»:

Ан и Энлиль провозгласили: «Дыханье небес, дыханье земли», и по их. . оно распространилось,
И растения, выйдя из земли, поднялись.

Зиусудра, царь,
Простерся пред Аном и Энлилем.
Ан и Энлиль обласкали Зиусудру,
Дали ему жизнь, подобно богу,
Вечное дыхание, подобно богу, принесли для него свыше.
Потом Зиусудру, царя,
Спасителя имени всех растений и семени рода человеческого,
В страну перехода, в страну Дильмун, где восходит солнце, они поместили.

Остальная часть таблички, содержащая примерно еще 39 строк, разрушена. Поэтому о дальнейшей судьбе Зиусудры в обители бессмертия мы можем только строить предположения.

Перейдем теперь от рая к аду, от небес к подземному царству, которое сами шумеры определяли как «страну, откуда нет возврата». В эту страшную страну смерти спускается непокорная, своевольная богиня, чтобы удовлетворить свое непомерное тщеславие. История ее нисхождения в подземное царство, о которой пойдет речь в следующей главе, сохранилась лучше многих других шумерских мифов. Кроме того, в ней мы находим весьма интересную параллель с одной из важнейших тем Евангелия.

Потусторонний мир