Из разговоров с церковоной певчей

— Я знаешь, почему так долго не звонила тебе? К нам же французы в гости приезжали! Ну, да, те самые… только они в этот раз с ребёнком приехали. Хороший мальчик такой.. по-моему, лет пять ему, не больше. Или шесть? Может, и шесть. И имя такое редкое – Жан. А что ты смеёшься? На самом деле и вправду редкое: у них теперь такие простые имена не в моде, а в моде либо какие-нибудь восточные, с арабскими наворотами, либо англизированные. Так вот, Жан… Знаешь, я раньше думала, что мои дети – разбойники. Но теперь-то я знаю, что они у меня все смирные и образцовые… все, как на подбор, даже Ванька. Им за всё время, пока они на свете живут, ни разу не удавалось сделать с квартирой то, что этот Жан в лёгкую делал с ней за полчаса. Причём, их-то трое, а он один. Вот что значит – умение и сноровка. Ну, и природные данные, разумеется. Мои, знаешь, только сидели по углам и смотрели на это, разинув рты – опыта набирались… Потрясающий парень, одно слово.

По-русски он, конечно, совсем не говорил, ни слова, но каким-то образом они с моими оглоедами отлично друг друга понимали. И вот, как-то раз смотрю: стоит этот Жан у нас на лестничной площадке, а сосед из квартиры слева ему за что-то выговаривает. Он, вообще, очень нервный, этот сосед, и занудный.. как с утра выходит на лестницу с ведром, так и смотрит по сторонам, к кому бы прицепиться. Ну, вот.. прицепился к Жану. Орёт на него чего-то и пальцем перед его носом машет туда-сюда. А Жан слушал, слушал его, а потом нахмурился и сказал – очень отчётливо так сказал и внятно: «Псих!» Развернулся и пошёл. А сосед так и остался стоять с открытым ртом посреди лестницы.

Я потом у Ваньки спрашиваю: ты научил? Ванька божится, что нет. Я – к Лёльке. Она тоже говорит: не учила. Ну, у Гришки спрашивать бесполезно, он сам ещё таких слов не знает. Ладно, думаю, наверное, по-французски «псих» тоже будет «псих»… иначе не объяснишь. А вечером смотрю: мои дети ставят Жану кассету с «Ёжиком в тумане». Оказывается, один раз они ему этот мультфильм показали, и с тех пор он каждый вечер стал просить, чтобы ему эту кассету поставили. Именно эту, и никакую другую. Представь себе только: днём это сокровище носится по дому, как наскипидаренное торнадо, сметая всё на своём пути.. ни минуты не сидит на месте, ни секундочки… даже пищу на бегу заглатывает. А стоит ему «Ёжика» включить, как он – раз! – впрыгивает в кресло и сразу замирает, моментально, как заколдованный. И сидит, скрестив ноги и чуть дыша, и смотрит вот такими огроменными печальными глазами на экран, и вздыхает, и сопит изо всех сил, и сам такой нежный и красивый, ну просто Жерар Филип, только маленький. Конечно, он этого «психа» из «Ёжика запомнил – помнишь, там филин на ёжика напрыгивает из тумана, а ёжик ему так серьёзно говорит: «псих!» Но дело даже не в психе этом… Это вообще было чудо какое-то, понимаешь, просто магия самая настоящая: как у тебя на глазах дикое чудище из дикого булонского леса вдруг превращается в эльфа, в поэта, в задумчивого ангела… Мы все удивлялись: как это человек, воспитанный на Диснее и на каких-то там кенгуру в спортивных трусах… как он смог так вот, с ходу, проникнуться высокой философией «Ёжика»? Уму непостижимо!

***

— Слушай, как же всё-таки интересно с детьми, да? Недавно мы купили розы, поставили их в вазу посреди стола. А Гришка смотрит на них из кроватки и вдруг как зажмёт пальцами нос, да как скривится, да как заорёт: ф-ф-фу-у! Ну, мы удивились конечно. Я беру Гришку на руки, подношу его к розам, говорю: ты что? Понюхай, вкусно же пахнет! Какое там! Морду воротит, морщится: «бякано, бякано пахнет, фу!» Что за загадка? Ну, потом-то я поняла, в чём дело. Мы же с ним, когда гуляем, мимо цветочного киоска часто проходим. А там тётки эти, которые торгуют… они так простодушно каждый вечер всю эту протухшую воду из своих ваз и контейнеров выливают прямёхонько на асфальт. И там запахан такой жуткий, рядом с этим киоском… зимний слоновник в зоопарке по сравнению с этим – просто райский сад. Конечно, у Гришки теперь розы только с этой вонитурой и ассоциируются… Кошмар, да? Ведь вырастет – не сможет же дарить девушкам цветы, как пить дать… Ёлки зелёные, как бы он так холостяком не остался!

***

— Знаешь, я заметила одну вещь… У нас рядом с домом магазинчик такой небольшой, и там молодые ребята торгуют – парни и девушки. Так вот, если я парню говорю: дайте мне пять пирожных, всё равно, каких, - то он идёт и, не глядя, набирает мне первых попавшихся. То есть, он это понимает так: «ей действительно неважно, какие я ей дам пирожные». А если девушку о том же самом попросить, она теряется, бледнеет, обязательно переспрашивает: мол, вы всё-таки скажите, какие именно? А если ей повторить: любые, мне всё равно, - то она зависает на полчаса над прилавком и так мучительно вглядывается в лицо каждому пирожному, что просто страшно становится . То есть, она понимает это так: «она переложила эту ответственность на меня, а мне теперь мучайся, выбирай»… Забавно, правда?

2007/10/12 Как хорошо быть молодым!

— Дай мне телефон твоей парикмахерши, - попросила меня юная соседка, с которой мы иногда занимаемся немецким языком. – Отведи меня к ней, я тебя очень прошу. Только поскорее, пока у меня кураж не прошёл.

— Ты это серьёзно? – усомнилась я, разглядывая её волосы, свисающие, как говаривал граф Нулин, «вот до этих пор» дивными нечесаными прядями, отливающими цветом вечернего солнца и жареного каштана. Я знала, как трепетно она ими дорожит. Древние франки так не дорожили своими волосами, как дорожит ими моя соседка

— Да, - со скорбной гордостью сказала она. – Хочу постричься. Это я из солидарности, понимаешь? Тут недавно одну из наших так опозорили, ты себе не представляешь. Они её постригли. Насильно. В прямом эфире, на всю страну.

— Кого насильно постригли? – испугалась я. – В монашки, что ли? Да ещё и в прямом эфире? Ни фига себе, шоу!

— Да не в монашки! Вот что значит – католик… одни монашки на уме. Не в монашки. Хуже. Гораздо хуже. В блондинки. А она эльф, понимаешь? Я не знаю, зачем она туда пошла и на это согласилась. Но когда она увидела, что с ней сделали, она даже заплакала... Ну, ты что, правда, что ли, ничего не слышала? Есть такая передача, они там переодевают и перекрашивают людей по своему усмотрению… И там переодели и перекрасили эльфа. Ну, неужели ты про это не слышала?

— Да-да-да, что-то такое слышала. Или в Интернете читала, - сделала вид, что вспоминаю, я. – А ты-то тут при чём?

— Я тоже эльф. И я, и ещё несколько наших тоже решили постричься, понимаешь? Из солидарности. Чтобы её поддержать, понимаешь? Ну, понимаешь?

— Нет, - сказала я, любуясь её гневными, ярко-зелёными глазами и нежным, пылающим лицом. – Но это не имеет значения. Идём, конечно. Хоть сейчас – к моей парикмахерше можно без записи, к ней очереди никогда не бывает… Это очень хороший парикмахер, она именно для таких случаев. Если кто-то захочет подстричься в знак протеста, причём так, чтобы все окружающие сразу это поняли и ужаснулись – то это как раз к моей парикмахерше. Тут ей равных нет.

— Отлично, - сказала моя юная соседка и закусила губы, сморгнув яростную слезу.

…Домой мы возвращались уже в сумерках. Моя соседка шла рядом со мной, вытянувшись в струнку и раздувая ноздри, и ветер бил ей в лицо, раздувая короткое, замечательно кривое каре, и она была прекрасна, как Жанна Д’Арк с этим каре, и со своей великолепной, непостижимой для меня яростью и страстью.

— Это в самом деле ужасно выглядит? – строго спрашивала она у меня.

— Ты выглядишь, как монастырский послушник тринадцатого века, - успокаивала её я. – Даже хуже. Не беспокойся, я же говорила – она не подведёт. Настоящий мастер своего дела.

— Это хорошо, - вздыхала соседка и ненадолго расслаблялась

Навстречу нам, гогоча и приплясывая, бежали две девушки примерно соседкиного возраста. Они выскочили из дома в каких-то тоненьких свитерах и легкомысленных юбочках, не накинув даже пальто, и теперь подвывали и взвизгивали под ударами ветра, и хохотали, и на бегу колотили друг друга кулаками, чтобы согреться. Всякие закутанные старушки, вроде меня, смотрели на них с ностальгическим и мечтательным осуждением.

Парень на велосипеде резко затормозил возле дверей кафе «Муму», едва не уронив свою девушку с багажника.

— Ну, чего, зайдём, что ли, погреемся? – предложил он, предупреждая её возмущённые вопли. – Какой ты торт хочешь – банановый или брусничный?

— Брусничный, - раздумав ругаться, сказала она. – С подливкой такой, знаешь?.. Ой! А как же велосипед твой?

— Ничего, здесь оставим. Вот, около этой стеночки.

— Ага, «оставим». Сопрут!

— Да кому он нужен, развалюха допотопная? На нём ещё мой дедушка в школу ездил…

— Не ври. Сам говорил, что в позапрошлом году только купил…

— Ну… и ладно. Всё равно не сопрут. А сопрут – и хрен с ним. Пошли в «Муму», а? А то я уже заледенел весь… и жрать хочется, сил никаких нет.

— Пошли уж и мы в «Муму», - сказала я соседке. – Отпразднуем твоё преображение.

В "Муму" было тепло, накурено и чрезвычайно уютно. Мы напились кваса, изрядно захмелели и окончательно развеселились. Соседка рассказывала мне эльфийские анекдоты. Было не очень понятно, но очень смешно. Кривое каре украшало её несказанно, и я больше всего боялась ей об этом проговориться.

На улицу мы вышли, когда уже совсем стемнело. Впереди нас шли те самые парень с девушкой.

— Смотри! – с радостным удивлением сказал парень. – А велосипеда-то и правда нету!

— Спёрли? – заволновалась девушка. – Я так и знала! А ты: не сопрут, не сопрут…

— А они взяли и спёрли! – подхватил парень. – Ой, я не могу! Ведь это ж надо! И кому понадобился? Развалюха же реальная! - Ой, я не могу! – зашлась и девушка. И они оба покатились со смеху, валясь друг на друга и хватаясь за стенку, возле которой раньше стоял велосипед.

Мы уходили в темноту, сопровождаемые их счастливым хохотом.

Сахарный сироп, дети

Говорят, в старину люди завешивали иконы, собираясь «совершить грех».

Взрослые, вообще, очень однобоко понимают слово «грех». Попробуйте, скажите им про грех – увидите сами, про что они подумают. А грехов-то ведь много, на самом-то деле – каких только нет грехов на белом свете…

Недавно я наблюдала сквозь застеклённую кухонную дверь за тем, как Туська завешивает полотенцем икону Николая Угодника, а потом, покаянно вздохнув, лезет в Самый Дальний Угол Буфета. Там, в изумительной жестяной коробочке, за семью бумажными печатями, лежит Настоящий Бельгийский Шоколад в виде белых, чёрных и карих лошадей. Разумеется, это Шоколад к Празднику, поэтому в любой другой, непраздничный день, его трогать строжайше запрещено. Грех, короче говоря.

— Что, конокрадством занимаемся? – спрашиваю я у Туськи, когда та боком пробирается вон из кухни.

Туська нехорошо смотрит на меня исподлобья, хмурится и краснеет

— Нечего коситься, я всё видела.

Туська хмурится ещё больше и пытается отпихнуть меня плечом.

— А Николая Угодника зачем завесила? Типа, стыдно?

— Чтобы бабушке не сказал, когда онa ему вечером молиться будет, - не очень охотно объясняет она. – А то он один раз ей уже сказал про печенье.

— Думаешь, он из-под полотенца не видит, что ты делаешь? Я, вон, и то увидела. Зачем стащила шоколадку?

— Думаешь, я - чтобы съесть? – Губы у неё начинают пухнуть и вздрагивать – то ли от обиды, то ли от чего-то ещё. – Нет. Я – наоборот. Потому что их нельзя есть, а трёх уже съели… - Почему – нельзя есть?

— Потому что они тоже живые. Пусть хоть одна останется без съедения. Я её в игрушках спрячу, и никто не догадается.

Она достаёт из кармана белую шоколадную лошадь с грустными изюмовыми глазами и показывает мне.

— Просто так, в коробке с игрушками нельзя, - говорю я. – Она поломается или растает. Давай, ты пока её спрячешь, а завтра я принесу для неё специальную коробочку, маленькую. С мягкой бумажкой такой, чтобы ей там было тепло, сухо, и чтобы она не разбилась. А иногда, потихоньку, можно будет выпускать её гулять.

— Хорошо, - соглашается она и озабоченно чешет кончик носа. – Как ты думаешь, никто не узнает?

— Если мы будем осторожны, никто не узнает, - заверяю её я. – Я не проговорюсь, ты не проговоришься… А уж Николай Угодник точно не проговорится. Это ведь не то, что тогда, с печеньем. Это ведь совсем другое…

Я открываю дверь в детскую и провожаю её туда, показав по пути кулак попугаю Марку Михайловичу Бобровскому, который немедленно делает вид, что тоже ничего не видел.

Вавилонская библиотека

Инопланетяне и студенты

Если выбирать между инопланетянами и студентами, я, безусловно, выберу студентов. Постичь ход их мыслей непросто, но всё же проще, чем ход мыслей инопланетян. Объявления на нашем информационном стенде обычно оставляют инопланетяне.

Вот что можно там увидеть:

Обучаю английскому языку пешком. В двух шагах от метро «Кузьминское».

Желающие за 1,5 (полтора) с половиной (1,5) года в совершенстве овладеть разговорным английским языком , просьба обращаться по телефону…..

Внимание! Английский, французский, китайский, немецкий – досрочно! Обращаться по телефонам….

Кириллица, глаголица, латиница, индейская пиктография! Ускоренный курс (Вот это – точно для инопланетян – прим. составит.)

Обучаю языку кечуа! Звонить по телефону….., спросить Владимира Николаевича (лучше после).

Желающим ознакомиться (недорого) с древнемонгольским алфавитом, звонить по указанному телефону в любое время дня и ночи, кроме второго понедельника месяца.

Предлагаем переводы с различных европейских и восточных языков, включая мало известные. (Надо полагать, мало известные переводчикам. - Прим. составит.)

Обучаю англоязычных иностранцев любого возраста русскому языку. Чтение, письменность, любые виды разговорной речи.

Ищу квалифицированного и мобильного преподавателя для совместных занятий французским языком!

Ищу преподавателя или курсы языка хинди, суахили, бенгальский, уэльсский, тибетский, санскрит и других языков, развивающих воображение! Оплату (почасовую или в любом существующем порядке) гарантирую!

Срочно! Требуются интенсивные курсы или преподаватель-интенсив арабского языка фарси! Для всех, кто откликнется, прошу иметь в виду – у меня очень мало времени!!!

Ищу трёхгодичные, хорошо оплачиваемые курсы английского, немецкого и польского языков, желательно одновременно.

Ищу преподавателя или специалиста по языкам Северной Африки. Оплату гарантирую, в дополнительной информации не нуждаюсь!

Внимание! Срочно требуется носитель итальянского языка! Оплату и порядок в доме гарантирую!

Требуется преподаватель-надомник испанского языка, лучше бразильский вариант.

___________

Со студентами, конечно, проще. Значительно.

—… Не могли бы вы мне дать книжку? По лексикологии. На английском языке, но чтобы там всё-всё было по-русски.

— Подождите… Так по-английски или по-русски?

— По-английски. Но чтобы всё было написано по-русски. Потому что у меня курсовая на русском, понимаете?

— Не очень, честно говоря. Вам нужно, чтобы там был параллельный текст – и по-английски, и по-русски?

— Нет, мне про параллельные ничего не надо. Я же сказала: мне не по математике книжку, а по лексикологии. Чтобы книжка – на английском, а написано было по-русски.

— То есть, текст на английском с переводом на русский?

— Нет. Мне не текст. Мне лексикологию. Чтобы было всё на английском, а написано по-русски. А перевода мне не надо, я специально такую хочу, чтобы не переводить. Потому что мне курсовую же на русском писать, понимаете?

Я смотрю в её печальные васильковые глаза и вздыхаю:

— Ладно. Сейчас принесу. Вот. «Лексикология» Гальперина. Как раз то, что вам нужно.

Она недоверчиво хмурится, пролистывая книгу:

— Но тут же не по-английски всё, а по-русски!

— Конечно. А по-каковски тут должно быть, если курсовая-то у вас на русском?

Её печальные васильковые глаза затуманиваются какой-то мыслью, потом радостно проясняются:

— Вот спасибо!

_______

— Мне нужна книжка. Или не книжка. Что-то такое, а что – я не пойму. Вот, тут написано у меня: «Происхождение выр».

— Происхождение – кого?

— Выр. Я не знаю, что это такое, честное слово. Я с чужой тетрадки списывала

— А автора вы, случайно, не списали с этой самой тетрадки?

— Списала. Гордеев.

— Так. А инициалы?

— Гордеев У. Но в каталоге такого нету.

— Ещё бы он там был! Если мне кто-нибудь ещё скажет, что «Пока чиво» Д.К Мирона – это плод чьей-то досужей выдумки…

— Пока – чего, чего?

— Да ничего. Всё того же, откровенно говоря. Полагаю, что вам нужно выяснить происхождение выражения «гордеев»… тьфу!.. «гордиев узел», только и всего.

— Точно! Я вспомнила, нам препод что-то такое говорил про всякие выражения… А где искать-то?

— Ну, это несложно. Посмотрите в Интернете. Или, если хотите, я вам словарь принесу…

— Нет, нам преподаватель сказал, что в Интернете нельзя, это он не зачтёт. И словарь мне тоже не нужен. Мне нужна книжка. Ну, чтобы там подробно всё было.

— Ну, поищите какую-нибудь книжку про Александра Македонского. Что-нибудь такое… популярное. Посмотрите в каталоге.

— Ага. А как смотреть – на фамилию автора? На Македонского?

______

Вечером мы с дежурной по отделу составляем акт о потерянном кем-то кошельке. Кошелёк набит разноцветными кредитками, клубными карточками и купюрами. В разгар наших усилий к нам подбегает запыхавшийся юноша.

— Вы нашли, да? Как хорошо, что нашли! Это мой…

— Ваш? – строгого переспрашивает дежурная. – Тогда скажите, сколько в нём денег?

— Ну.. я не помню, - теряется юноша. – Мелочь какая-то… Долларов шестьсот-семьсот. И рублями ещё тысячи три где-то, не больше… А может, меньше даже…

Вслед за ним к нам подбегает другой юноша.

— Скажите, а ксерокопировать у вас сколько стоит?

— Четыре рубля лист.

— Ага.. Четыре рубля. – Другой Юноша возводит глаза к потолку и что-то подсчитывает, шевеля губами. Потом суёт руку в карман, и лицо его делается отрешённым и бесстрастным, как у буддийского монаха - А если… А давайте так! А можно я у вас половинку листа сделаю за два, а?

Вавилонская библиотека

Считаю абсолютно неправдоподобными и неудобными ваши правила пользования!

Продолжаю публиковать выдержки из Жалобной книги Вавилонской библиотеки. На этот раз - жалобы на регистратуру и гардероб.

В который раз сталкиваюсь с невозможностью пронести в читальный зал все жизненно необходимые мне предметы и вещи, поскольку их очень много, а рук у меня – только две!!!

Прошу отменить правило, введённое с января 2003 года, о необходимости прохождения в читальные залы только в прозрачных пакетах! Пора, наконец, начать с уважением относиться к читателям!

На все требования со стороны сотрудников снять с себя одежду я ответил решительным отказом, и за это меня не пропустили в читальный зал!

Прошу обратить внимание на невежливое и даже хамское отношение персонала к верхней (мужской) одежде! Меня не пустили в библиотеку, хотя я был в кожаной куртке. Я не мог сдать её в гардероб, поскольку она постоянно на мне, и никто никогда не выражал по этому никакого недовольства, только у вас!

Я выражаю свой резкий протест против необходимости совершать Стриптиз в вашей библиотеке и сохраняю за собой право подать судебный иск в связи с возможностью простудиться.

Почему меня не пустили в библиотеку в пиджаке? Прошу обратить внимание, что в данном пиджаке, который я, если понадобится, готов предъявить для экспертизы, я неоднократно читал лекции в Гарвардском университете! Уверяю вас, попытки снять с профессора пиджак – просто смешны и в высшей степени неуместны! Это никому ещё не удавалось, и, уверяю вас, не удастся и вам!

К сожалению, в последнее время уровень обслуживания в библиотеке сильно пострадал.

Уважаемая администрация! Прожив 6 лет в Гамбурге, для смены обстановки и мировоззрения решил несколько раз прийти к вам и воспользоваться вашим читальным залом. Мне это было запрещено, потому что я был в дублёнке.

Сегодня, впервые столкнувшись с оформлением читательского билета, я узнал, что такое дискриминация.

Очень прошу, руководствуясь Конституцией РФ, и Судом РФ, и требую, чтобы В.В. Путин взыскал с этой библиотеки денежные средства, необходимые мне для залечивания душевных травм, т.е. прохождения мной личного психоаналитика.

Я, как потенциальный посетитель Вашей библиотеки (Джотто), хочу высказать недоумение по поводу некоторых Ваших сотрудников, в частности, той девушки, к которой этим утром все обращались «Анна Владимировна».Благоприобретённое хамское отношение часто встречаешь на улице (на рынке), в транспорте (в метро) и на таможне. Но никак не ожидал встретить то же самое в библиотеке (учреждении культуры). Какое-то ворчание безостановочное в ответ на конкретные (чёткие) вопросы! Нахожу, что это выглядит крайне и крайне невежливо (некультурно).

Считаю абсолютно неправдоподобными и неудобными ваши правила пользования!

Сегодня, в 13.45, находясь в библиотеке, я посетила ваш вестибюль, который нахожу вполне приличным, хотя там сквозняки и пахнет отвратительно! И ещё мне не понравилось, что библиотекарь при входе обслуживает клиентов, стоящих сзади, слишком громким голосом!

Сотрудница на выдаче контрольных листков ведёт себя непрофессионально и по-хамски, прошу принять меры к её устранению!

Уважаемая администрация! Сегодня ваш сотрудник – рядовая Князева Е.А. – предложила мне оставить сумку на сумму 30 тыс. рублей, неизвестно кому, кому попало, без расписки, в гардеропе! И при этом ухмылялась и закатывала глазки. Насколько я понимаю, для сотрудника библиотеки такой уровень необразованности просто недопустим! Я, уважающий себя человек, имеющий с 21 года 4 высших образования, в том числе и юридическое, и не намерена терпеть оскорбления. Более того, согласно какому документу тут из меня делают девочку? Прошу принять меры и доложит мне по контактному телефону.

Вавилонская библиотека

Книга жалоб Вавилонской библиотеки

Очень просим Администрацию в ближайшее время аннулировать такое бессмысленное заведение, как гардероб!

Запахи, которые разносятся из буфета, очень отрицательно влияют на зловоние отдельных читателей, которые страдают от аллегории, к ним отношусь и я .Это мешает, раздражает чтение, а какая дизэнфэкция! Запах этот обладает следующими качествами: 1) прогорклый, 2) прогорелый и тухловатый, 4) въедливый, 5) невозможно проветрить, 6) вызывающий устойчивую тошноту и непереварение желудка. Это ужасный факт, невозможный ни в каком, хотя бы в каком-нибудь респектабельном заведении!

Замечательная библиотека, но не понравилось одно: у вас слишком тяжёлые, недостаточно скользкие перила на лестницах, и этот выступ в конце перил, он очень и очень мешает посетителям!

Сегодня мне без убедительных причин было отказано в услуге размножения, хотя ни одного клиента, кроме меня, в Центре не было!

Я читатель библиотеки с 1957 года и за это время достаточно насмотрелся на сотрудников. Но последние случаи, когда в читальных залах, просто зверски, по-хулигански практикуется ПРОВЕТРИВАНИЕ, каждые 2 ч, по 10 мин. (по четвергам и в другие дни недели – тоже), терпение моё ЛОПНУЛО! Две недели подряд я разговаривал с зав. отделом (пытался), довести до её сведения, что так поступали ТОЛЬКО ФАШИСТЫ! – но не смог! Всё, что я услышал, это то, что в читальном зале нет вентилятции и нечем дышать! Более идиотского, хулиганского (я подчёркиваю) аргументирования я в своей жизни не слышал! Я добился того только, что в читальном зале был выставлен НА ВСЕОБЩЕЕ ОБОЗРЕНИЕ «график проветривания», полностью издевательский!!! Это было сделано при попустительстве всех сотрудников, даже 65-летней сотрудницы, и даже некоторых из посетителей, которым это, видите ли, нравится (мало ли что, а мне, быть может, нравится петь или танцевать в чит. зале «краковяк», но никто не видел, чтобы я это себе позволял!) Очень прошу вышестоящие инстанции прекратить хулиганство!

Я, старый читатель вашей библиотеки, столкнулся на старости лет с хамством и непрофессиональным, невнимательным отношением к читателям со стороны электронных каталогов на компьютерах! Совершенно невозможно разобраться, в какой последовательности надо набирать буквы при указании фамилии автора.

Выражаю неудовольствие невнимательным отношением сотрудников к читателям, особенно в туалетах!

Прошу сотрудников рассмотреть возможность отменить Закон РФ об охране авторского права и сканировать мне те материалы, которые мне нужны для работы, а не для развлечения!

Ваша библиотека является единственной библиотекой гуманистического профиля, поэтому просим вас решить наши проблемы с изменением режима питания!

Вчера, уходя домой в 19.35 из вашей библиотеки, я слышал крики (дикие) в районе между первым и вторым этажом. Создавалось такое впечатление, как будто там кого-то режут или пытают. Прошу обратить ваше внимание, чтобы это больше не повторялось, потому что это неприятно и мешает читателям.

Могу сообщить о своём желании лично побеседовать с директором библиотеки по различным вопросам переустройства цивилизации и мироздания. Прошу отнестись к моей просьбе со всей серьёзностью, т.к. это имеет очень большое значение для нашего коллективного будущего.

Очередь (живая при этом!) на ксерокс в учреждении, где все умеют читать и писать, представляется досадным и упорным диссонансом в общей гармонии наших общественных отношений.

Заказ, сделанный мной в 11.05, я не смог получить, потому что ушёл домой, несмотря на срочность заказа! Впечатление от библиотеки складывается не очень радужное.

Ваша библиотека вся нацелена только на то, чтобы трепать нервы читателям! Библиотекари ведут себя, как вахтёры, т.е. очень небрежно по отношению к выполнению своих самых непосредственных обязанностей! Так, 6.04.06., сданные мной книги и оставленные на полке где-то там, где я не видел, библиотекарь сказал, что оставляет их до «9 апреля включительно». Я ушёл домой, хотя меня беспокоили сомнения на счёт этих её слов. Придя в библиотеку 11.04.03, ровно в 12.00, я убедился, что был прав, конечно! Моих книг на полке уже не отказалось! Прошу обратить на это внимание и наказывать сотрудников на кафедре выдачи до тех пор, пока они не осознают, что надо как следует выполнять свои ежедневные примитивные обязанности.

Возмущён безобразной работой хранилища, особенно того сотрудника, который вместо книги написал мне на требовании слово «зад» и отдал мне в таком вот неприглядном виде! Я считаю, что этот сотрудник должен уголовно отвечать на подобное хамство!

В читальном зале очень трудно работать. Сознание здесь расширяется со сверхзвуковой скоростью!

Сахарный сироп

Из рассказов церковной певчей

— Отец Василий – он, вообще, везучий человек такой… куда ни пойдёт – обязательно что-нибудь найдёт такое интересное… и полезное для хозяйства. Вот – в прошлом году, осенью. Шли мы с ним на станцию, на электричку. Смотрим – недалеко от платформы, внизу, под лестницей, сидит бабулька. Сама маленькая такая, ма-аленькая, вот такая крохотулька, да ещё и горбатая, личико острое, сухое, как коряжка, а глаза – вот такущие, в пол-лица. И синие-синие, представляешь? Не голубые, не серые, а прямо по-настоящему синие, с длиннющими ресницами пушистыми, и совершенно какие-то молодые. Я подумала сперва, что это из-за очков… что у неё очки с таким сильным увеличением, и из-за этого глаза кажутся в два раза больше. Присмотрелась – а у неё вообще одна оправа от очков, а стёкол нету, представляешь? Подхожу поближе, смотрю – она не одна, а с такой маленькой кудлатой собачонкой. И у той тоже глазищи громадные, только не синие, а уже красные от старости, и слезятся… бабка её в платок закутала, прижимает к себе, как младенчика, а сама сидит, дрожит в какой-то рванине и улыбается. По-настоящему улыбается, понимаешь? – не вымученной какой-нибудь, а такой хорошей, мечтательной, интеллигентной улыбкой, как будто она не на платформе заплёванной милостыню просит, а сидит где-нибудь в ложе бенуара и слушает арию Каварадосси в исполнении Лемешева… Перед ней баночка стоит для подаяния и табличка, от руки написанная: «ПОМОГИТЕ НАМ ДОЖИТЬ!».

Тут отец Василий подошёл, посмотрел на всё это, сунул ей в баночку сотенную бумажку и говорит так ехидно, - знаешь, как он это умеет: «И до чего же ты, милая, хочешь дожить? До Страшного Суда? Или, может, до повышения пенсии?» А бабка ему: «Как – до чего? До смертного своего часа, значит, - до чего ж ещё?» Отец Василий хмыкнул и говорит: «Ну, до этого-то все мы доживём, ни один не пропустит, это ты не сомневайся». А она: «В том-то и дело, - говорит, - что не все. Господь всякому определил свой час, только не всякий до него доживает. И я боюсь, - говорит, - что мы с Жозефиной не доживём, это очень непросто в наше время. А так бы хотелось, - говорит, - дожить! Потому что своей смертью умирать легко, а чужой - трудно». Отец Василий так, вроде бы, немножко удивился и спрашивает: «А от чего, как ты думаешь, люди не своей смертью умирают?» Она говорит: «Да от всяких, - говорит, - обстоятельств. От болезней, от немощей всяких, от голода, от несчастных случаев.. да мало ли, от чего?» Отец Василий всё не отстаёт: «А своей смертью, - спрашивает, - от чего умирают?» А она говорит: «Как – от чего? От радости. Как Господь в положенный час за твоей душой придёт, тогда она обрадуется и сама к Нему навстречу вылетит, - ты и не услышишь, как». Представляешь, да? Так и сказала, честное слово.

Отец Василий задумался, за бороду себя подёргал и говорит: «Ты, мать, просто ставишь меня в какое-то безвыходное положение. Потому что у меня в церкви уже двое торгуют свечками и третий там – ну, никак ни к чему… В общем, короче говоря, пойдёшь ко мне в храм свечками торговать?» Ой! Бабка и раньше-то вся, незнамо от чего, светилась, как лампадка, а после этих слов глазищи свои необъятные ещё больше распахнула, хотя казалось бы – дальше уж некуда… засияла, заулыбалась так, что просто глазам стало больно. Мы её прямо оттуда, с платформы и забрали, вместе с Жозефиной… Правда, с этой Жозефиной у нас потом и возникла проблема, потому что Елизавета Васильевна… ну, так бабушку эту звали… в общем, она ни в какую не хотела с ней расставаться. А в церкви ведь с собаками нельзя! Пришлось нам Жозефину замуж выдать… Да, да, представь себе. Не за Наполеона, конечно, за Пантелея одного местного… он тоже старичок, вроде неё, и он, в общем, не возражал против такого варианта. И вот, пока Елизавета Васильевна в церкви, Жозефина в будке у Пантелея её дожидается… Умора! В общем, всех устроил отец Василий по высшему разряду. И не прогадал, между прочим. С бабой Лизой у нас так торговля пошла, просто песня. Все образки старые, залежавшиеся, которые никто не брал… брошюрки там разные, крестики, платочки – всё расходилось на ура. Причём я даже объяснить не могу, почему...

А этим летом.. в июне это было… в общем, один раз выхожу я из церкви, смотрю – баба Лиза сидит на скамейке. Вот так вот на спинку откинулась, руки на коленях сложила, глаза закрыла… И лицо такое молодое-молодое, такое радостное, такое спокойное, что у меня просто сердце оборвалось. Тут-то я всё и поняла. И заплакала. Подхожу к ней, трогаю её вот так вот за руку – а рука уже холодная… Ой! Я как зареву во весь голос! А баба Лиза… представляешь, открывает глаза и говорит: «Лена, что ты? Что с тобой?» А я всё реву, не могу остановиться. Потом кое-как взяла себя в руки, говорю ей: так и так, у вас, тётя Лиза, лицо такое радостное было, что я подумала, что вы уже умерли… А она говорит: что ты, Леночка, Господь с тобой! Разве радость только затем нужна, чтобы от неё помирать? Она и для того, чтобы жить, тоже очень даже годится!

Всякая ерунда

Сегодня утром опять прошла мимо Франкфурта. Ну, нет бы зайти на минуточку, - на одно только мгновение, самое крошечное! Так нет же – опять взяла и прошла мимо. А он так и остался висеть над мостовой по правую руку от меня, тихо побрякивая колоколами, как серёжками, - остроугольный, зеленовато-коричневый, весь закутанный в душистый морозный туман. И собор Святого Варфоломея протыкал своей щетинистой готикой туманные облака; и седые немецкие бабушки в аккуратных пальто послевоенного покроя пересмеивались сквозь призрачную дымку и вкусно сплетничали нежными, глуховатыми голосами с раскатистым старомодным грассированием; а во дворах гоготали весёлые оранжевые мусорщики, и коты на заборе какого-то уютного «фридхоффа» пели в унисон: “Die Gedanken sind frei!” А я взяла и прошла мимо. Потому что нельзя дважды войти в одну и ту же зелёную калитку. Вон, один вошёл уже… И что? Ничего хорошего, если вы помните.

Чтобы хоть немного утешиться, по пути я заглянула в тот самый супермаркет, где пахнет Франкфуртом. Но в этот раз, как назло, там пахло не Франкфуртом, а Лиссабоном. На огромных, в полстены, экранах застенчиво скалилась в объектив семья орангутангов.

— Лёнь, может, пойдём домой, а? Ну его, этот шопинг, - заворожённо выдохнул кто-то у меня за спиной.

— Нин, ты чего, заболела, что ли? Чтобы ты сказала «ну его, этот шопинг» - это что же, блин, должно было случиться-то?

— Да нет, я просто как посмотрю на этих обезьянок… Смотри, какие обезьянки, Лёнь! Посмотри, они ничего не покупают, ничего им не нужно, - а как им хорошо! Смотри, как скачут… ой, смотри-смотри-смотри!.. Нет, не могу, умру сейчас! Нет, ты только посмотри!

— Ну, так чё, - уходим, что ли? Совсем, типа?

— Ага. Что нам покупать-то, Лёнь? Всё же есть, если подумать… Пошли лучше погуляем в скверике, как тогда… Погода-то какая классная, да, Лёнь?

Уходя, она всё оборачивалась на обезьян, а Лёня шёл впереди и всё оборачивался на неё, и у обоих были изумлённые и умиротворённые лица. Я попыталась состроить такое же лицо, не преуспела, покосилась на зеркало, мысленно плюнула и пошла на работу.

А вечером, когда я возвращалась, никакого Франкфурта на том месте, конечно, уже не было, а был подземный переход, ведущий к метро. В переходе лежал толстый, похожий на волка кобель, а рядом с ним лежала табличка: «Дипломы. Аттестаты. Свидетельства. Др. документы» Мимо пробегала стайка возбуждённых молодых людей с бутылками кефира.

— Слушай, я не понял, а этот Алик – он кто по национальности?

— Он-то? Да там вообще у него… там и чеченцы, и дагестанцы, и осетины, и кабардинцы – какой только кровищи не понамешано!

— О! Так вот почему он с нами гамбургеры никогда не покупает…

«Кровищи понамешано.. – печально думала я. – И гамбургеры не покупает.. При чём тут, на фиг, гамбургеры? И Франкфурта нет… А может, его вообще нет? В принципе?»

— Скажите, - сказала я в щёлочку киоска с корейской бижутерией, - а вот тут вот у вас, утром…

— Было, - ответили мне из щёлочки. – Два часа назад распродали всё подчистую.

— Ага, - вздохнула я. – А вот тут вот, рядом с вами, ещё один киоск был, с эзотерическими товарами. У меня сосед – буддист, я хотела ему ароматические палочки подарить…

— Были демоны, - ответили мне из щёлочки. – Этого мы не отрицаем. Но они самоликвидировались.

— Ага, - вздохнула я и пошла домой.

На лестнице рядом с мусоропроводом сидел сосед-буддист, ел гамбургер и тоже вздыхал. В утешение мне захотелось погладить его по выбритой налысо голове, но я постеснялась.

Дети

Канун Всех Святых

В канун Всех Святых мы с Туськой идём по вечерней улице. Она болтает мою руку туда-сюда, подпрыгивает, пытаясь поджать обе ноги одновременно, и радостно горланит:

Лучше лежать на дне,

В синей прохладной мгле,

Чем мучиться на суровой,

Жестокой,

Прошлятой земле!

Я вяло думаю про себя: почему же «прошлятой»? Потому, что мы её прошляпили, или потому, что, пока шлялись по ней, прошляли всю насковзь, до проплешин и дырок? Посреди этих размышлений я вдруг замечаю, что Туська уже не скачет и не орёт, а смотрит наверх, приоткрыв рот, и задумчиво улыбается.

— Ты чего? – на всякий случай спрашиваю я.

— Смотри, - говорит она и тычет пальцем в густо-синюю, с серыми облачными разводами, темноту. – Смотри, звёздочки падают.

— Какие же это звёздочки, Тусь? Это листья падают.

— Какие же это листья, - фыркает она, - если тут нету деревьев? Это звёздочки. Там, наверху, они звёздочки. А здесь они листья. Понятно?

Я тоже смотрю наверх в пустоту, из которой с тихим шелестом падают жёлтые, душистые, слегка потрёпанные по краям звёзды, и отрываюсь от этого зрелища только тогда, когда у меня начинает кружиться голова. А Туська, оказывается, уже давно дёргает меня за рукав.

— Знаешь, чего я сейчас хочу? Прямо сейчас, сию же минуту!

— Знаю. Я тебе говорила, между прочим: сходи перед тем, как нам выходить из дома. А теперь чего? Посреди улицы садиться?

— Не-ет, - Она морщится и отмахивается. – Я не это совсем хочу! Я – хочу – посмотреть – в колодец!

— В какой ещё колодец?

— В такой, который у нас на даче. Не у нас на даче, а дальше, в деревне. Такой большой, с крышей, как домик. Там дверцы открываются… ты смотришь, смотришь.. а там – вода. Черная, холодная, и пахнет. И небо с лягушками. Я СЕЙЧАС это хочу, понимаешь?

И я понимаю, что остро, до дрожи в коленках, хочу того же самого.

— А знаешь, почему нам так это хочется? – серьёзно спрашивает Туська.- Вот прям СЕЙЧАС?

— Знаю, - вздыхаю я. – Потому что как раз СЕЙЧАС это сделать невозможно. Закон Тома Сойера.

— А вот и нет, - вздыхает Туська. – А потому что – знаешь, почему? Потому что как раз СЕЙЧАС он там, в колодце этом, сидит и зовёт нас к себе.

— Он – это кто? – спрашиваю я, передёргиваясь от мурашек.

Туська хмурится и укоризненно на меня смотрит. Я понимаю, что сморозила глупость, и мне становится совсем уж неуютно.

— Откуда ты знаешь? – на всякий случай спрашиваю я.

— А ты, что ли, не знаешь?

— Тогда – бежим? – предлагаю я.

— А чего "бежим"? Колодца-то нету, он же ведь у бабушки, на даче!

— Ты уверена?

Туська несколько минут молчит и морщит лоб, а потом предлагает:

— Только мы не очень быстро побежим. Потому что у меня пятка стёртая.

И мы, стараясь не оглядываться по сторонам, грациозной, хотя и тяжеловатой трусцой побежали прочь из этого Самайна.

Наши рекомендации