Терапевт не может быть отстраненным «объективным» наблюдателем.

Развитие кибернетики второго порядка позволило нарративным терапевтам занять более оценочную позицию по отношению к их мышлению и практике и поместить терапевта и других профессионалов внутрь системы. Это допущение пришло на смену распространенной ранее идее о том, что терапевт имеет дело с проблемами локализованными в системе семье, оставаясь при этом как бы над этой системой или вовне ее.

Терапевты стали стремиться сделать свои предположения, допущения и практику прозрачными для клиентов. Одним из средств реализации этого проекта стали рефлексивные команды, которые могли состоять из профессионалов разного уровня, включать студентов и вольнослушателей, и в разных вариациях обсуждали различные аспекты семейной истории проблемы целей на глазах у этой семьи или в диалоге с ней. Это позволило семье задать терапевтам вопросы по поводу тех вопросов, которые были заданы им.

Парадоксально, что воплощение в практику этого конструктивистского тезиса о включенном наблюдателе, в психотерапии изначально носило не прагматический характер – мы так будем считать, потому что это сделает нашу работу эффективней-, а было логически выведено в результате наблюдений за практикой (проходивших во время возрастающего влияния конструктивистского дискурса, на тех, кто эти наблюдения осуществлял) наблюдателями – мы так будем думать, потому, что мы видим, что так есть.

Прагматический же аспект был добавлен позже. Главным изменением здесь было полное исчезновение концепта сопротивления из нарративной терапии и замена его идеей сотрудничества. Если человек семья система «сопротивляются» терапии, значит терапевт предлагает им то, что им не подходит. Терапевты начали спрашивать людей о том, какие задания, ритуалы, способы организации терапии они считают для себя полезными. Эти ритуалы, стратегии и т.д. часто разрабатывались совместно с семьей и, если семья их затем не выполняла, то это также обсуждалось в контексте поиска более эффективных путей. Для нарративных терапевтов, как и для профессионалов, практикующих BSFT, все это не является манипулятивными приемами, способами преодолеть или обогнуть сопротивление. «Сопротивления» нет. Есть коэволюционный процесс системы, которая включает и терапевта (и рефлексивные команды) и, пробуя разные формы сотрудничества, пытается измениться.

Знание Истина Язык Смысл

Модернизм:

Знание:

Знание как интернализованная репрезентация внешней, независимой реальности.

Локк: Знание – результат «отпечатывания» внешнего мира на tabula rasa познающего.

Мир Познаваем

Истина: Логоцентризм. Идея о существовании одного конечного трансцендентного смысла. Истина – это означаемое. Оно то всех и интересует, а

Язык: слово – это означающее для этой истины.

тоталитаризм

Постмодернизм:

Знание: Неоднозначность познанного. Вероятностность. Микромир является вероятностным. Например, электрон переходит с одной орбиты на другую случайно. Расходящаяся, равновероятностная модель

Плюрализм

Конструктивизм:

Знание - гипотетическая конструкция

Ботелла: «Таким образом, субъект и объект это конструкции (или операции) наблюдателя, а не независимо существующие целостности. Даже если существует онтологическая реальность, мы можем познавать ее, только оценивая, насколько хорошо наше знание ей соответствует. Фон Гласерфельд (1984)[22] проясняет идею соответствия с помощью метафоры ключа и замка – даже если ключ открывает замок, мы не можем быть уверены, что он ему соответствует (возможно, мы могли бы найти другой ключ, который также открыл бы замок). Таким образом, радикальный конструктивизм видит в знании конструкции» (9).

Кант: Знание – измышление активного организма, взаимодействующего с окружающей средой.

Поппер: Знание происходит из чистого наблюдения, так как каждый акт наблюдения нагружен теорией.

Социальный конструктивизм:

Знание - социальный конструкт.

Смыслы создаются в процессе социального взаимодействия.

Знание находится не в людях (в индивидуальном сознании), и не снаружи (в объективной реальности), оно междулюдьми. Знание создается людьми в процессе взаимодействия и обсуждения общих для этих людей смыслов.

Истина: Вместо истины теперь можно говорить об интерпретации, теории или взгляде на что-либо. Все интерпретации, естественно, равноправны. В социальном конструктивизме есть идея, что в каждом обществе отдельные интерпретации, разделяемые большим количеством его членов, со временем приобретают статус «истины» и следующими поколениями воспринимаются как нечто «само собой разумеющиеся». Никто уже не помнит, что возникли эти «законы жизни» в результате переговоров их предков. Переговоры же осуществлялись посредством языка.

Язык:Постмодернистов интересуют означающие – слово, текст сам по себе, текст в контексте, интерпретации текстов, игра означающих друг с другом.

Для социального конструктивиста, язык не отражает истину, язык создает известные нам истины.

Некоторые релевантные теории:

Идея социального конструирования реальности. 4 постулата: 1. Мир не предстает человеку объективно, человек постигает реальность через опыт, а опыт находится под влиянием языка 2. Языковые категории формируются в социальном взаимодействии в конкретном социуме, следовательно - имеют социальную природу 3. Понимание действительности в данный момент зависит от того, что сформировалось в социуме (от действующих норм социальных конвенций). 4. Формируемое социально понимание действительности определяет многие стороны человеческой жизни.

Экологический подход Гибса: Не так важно, что у человека в голове, как то, в чем это голова (Umwelt). Человек во взаимодействии с окружающей средой.

Витгенштейн: 3 идеи (потом отсюда развились Теории речевых актов)1. Язык неотделим от контекста использования = язык это форма жизни 2. Когда человек говорит, он действует 3. Язык = форма конвенционального поведения

Теория лингвистической относительности. Создали Сепир и Уорф. Вопрос о силе языкового влияния. Сильный вариант ТЛО: язык определяет мышление. Слабый: язык предрасполагает к выбору определенных форм поведения и мышления.

Социальная ответственность (Шоттер): 1.Человеческий опыт неотделим от коммуникации 2. Центральное звено связи между коммуникацией и опытом состоит в процессе объяснения (через язык) – отсюда социальная ответственность = человек обязан объяснить свое поведение, и это объяснение строится в терминах правил общества. Планирование поведения осуществляется в свете последующего объяснения. Наше понимание в большой степени определяется тем, как мы говорим.

Психотерапия^[23]:

Нарративная психотерапия основана на идеях социального конструктивизма. Причем для нарративных терапевтов существенным оказался сдвиг от конструктивистской сосредоточенности на биологии наблюдателя к социально конструктивистскому интересу к взаимодействию между наблюдателями.

Нарративные терапевты полагают, что реальности конструируются людьми через язык и организуются и поддерживаются через истории.

Согласно Уайту (17) нарративная терапия сфокусирована на том, как люди выражают свой опыт. Эти выражения опыта, переживания мира или жизни, есть акты интерпретации (через язык), посредством которых люди придают смысл своему опыту и делают его понятным для себя и для других. Смысл и опыт – нераздельны. Выражения опыта – это единицы смысла и опыта. То, какими будут выражения опыта, зависит от того, насколько людям доступны интерпретативные ресурсы, способные обеспечить так называемые рамки понятности, нечто, что приводит события жизни в отношение друг с другом. Выражения опыта имеют культурный контекст и наполнены культурно заданными знаниями и практиками. То, как люди интерпретируют свой опыт, конституирует их жизнь: мир в котором они живут, самих людей их отношения, способы переживания и т.д. Интерпретации, выражения опыта, находятся в постоянном производстве, и это меняет жизнь. Действие опирается на смысл – то, что люди будут делать, основано на том, как они интерпретируют свой опыт. Люди предпочитают те смыслы, которые разделяются их сообществом. Смыслы личного опыта, которые изначально расплывчаты и неясны, определяются и проговариваются в сообществах людей в соответствии с установленными процедурами. Таким образом, люди формируют и переформируют свою жизнь через выражения опыта, через истории.

Эти истории не абстракция, не нечто вовне, к чему люди могут отнести свой опыт, не точки зрения или «зеркала мира» - это и есть сама жизнь.

Основанная на этих теоретических допущениях, нарративная терапия предлагает людям возможность рассказать и перерассказать, воплотить и перевоплотить предпочитаемые истории своей жизни; превратить уникальные, противоречивые, случайные, а иногда и отклоняющиеся события их жизни в важные значимые эпизоды присутствия альтернативного; распространить это присутствие во времени так, как им удобно; открыть альтернативные знания и умения, которые содержатся в этих новых выражениях опыта и определить их культурный контекст, который, возможно, не будет соответствовать доминирующим в данной культуре историям, то есть эти знания и умения могут быть репрессированы в данной культуре; открыть способы жизни, в которых эти альтернативные знания и умения воплощаются (например: можно жить весело и мне это нравится; жить весело - это жить вот так-то; и вот как это можно сделать).

Никаких объективных истин для нарративного терапевта, конечно же, не существует. Цель нарративной терапии – создание новых историй, открытие пространства для широкого поля альтернатив, переживания ощущения выбора.

Между этой теоретической посылкой и прагматической целью расположилась позиция терапевта. Не трудно догадаться, что называется она «не-знание».

Нарративные терапевты испытывают искренний интерес к историям их клиентов, всегда готовы и рады услышать нечто удивительное и уникальное.

Поскольку нарративный терапевт не имеет доступа к глобальным основаниям жизни, если таковые имеются, и не знаком с универсальной природой человека; не думает, что за поверхностным скрывается глубинное, к которому у него одного как тренированного эксперта есть доступ; не знаком не только с классификациями и типологизациями людей систем паттернов поведения etc., но и с идеей нормы, - в связи со всем этим для него становится затруднительным определить что предпочтительно для данной семьи клиента (быть функциональной, дисфункциональной или еще какой-то, например) или куда ее его следует вести (скажем, с психотического уровня на невротический). А главное, нарративный терапевт понятия не имеет, кто перед ним сидит. Зато точно знает, что чем-то отличается от этих людей (полом, возрастом, расой, вероисповеданием и т.д.), и эти отличия влияют на то, как он понимает истории своих клиентов. Соответственно это свое «не-знание» людей нарративный терапевт старается по-постмодернистски рефлексировать и задавать больше вопросов относительно тех моментов историй, где он чувствует себя особенно незнающим.

Фридман и Комбс пишут о том, как предыдущий клинический опыт и знания могут мешать нарративному терапевту справиться с «Ага»-реакцией на «клинически значимые моменты»^[24]. Трудно отказаться от «экспертных фильтров» и, «хотя полученное образование говорит нам о том, что мы знаем, попытаться прислушаться к тому, что мы не знаем»((7) стр. 70 ).

Согласно Уайту (17) понимание возникает в сознании тех, кто участвует в интерпретативных актах, в выражении опыта и в действиях, практических следствиях этих выражений. Нарративный терапевт в процессе терапии пытается понять, какой смысл несут истории людей для них самих. Знать здесь по сути значит понимать, и этих пониманий столько же, сколько историй.

Итак, ключевые слова в позиции нарративного терапевта: не экспертность, не-знание, уважение, интерес, сотрудничество, прозрачность.

Еще одна базовая идея нарративной терапии, основанная на ее представлениях о роли языка в жизни людей, звучит так: «Люди – это не проблемы. Проблемы – это проблемы».

Итак, люди - не проблемы, но отношение, которое человек имеет к набору источников, с помощью которых он придает смысл своей ситуации, может поместить его «в» проблемы.

По мнению нарративных терапевтов, многие способы, которые изначально были созданы, чтобы помочь людям успешно справиться с проблемами, на самом деле, скрытым образом удерживают их в этих проблемах, и увеличивают силу проблемы и ее власть над человеком. Причина этого в том, что язык, который мы унаследовали в наших (в особенности в западных) культурах, способствует тому, чтобы мы осмысляли себя и наши отношения с миром определенными способами (теория лингвистической относительности и социального конструирования реальности).

В языке есть ресурсы, которые позволяют нам интерпретировать наши проблемы следующим образом: «это с нами что-то не в порядке: я - алкоголик, а не у меня есть такая проблема – алкоголизм; я злая, а не у меня есть проблемы со злостью, - последние формулировки звучат для нас странно и непривычность этой интерпретации обусловлена языком^[25]. Многие терапевтические подходы базируются на этой негласной предпосылке, что Я или Индивид, это то самое место, к которому следует отнести проблему. Таким образом, они помогают позиционировать людей как «индивидов с которыми не все в порядке»^[26]

Лингвистическая практика, помогающая людям отделить себя от проблем (т.е. отделить себя от проблемно насыщенных историй, которые они воспринимают как собственную идентичность); посмотреть на них со стороны; посмотреть на свои отношения с проблемой, взять на себя больше ответственности за характер этих отношений и почувствовать себя способными в большой степени определять эти отношения, - вот такая лингвистическая практика называется экстернализация и является еще одной базовой техникой нарративной терапии.

Экстернализация также исключает эффект «приклеивания ярлыков» и способствует тому, чтобы вся семья сплотилась и направила свои усилия на борьбу с проблемами, а не с людьми (с алкоголизмом, а не с мамой – алкоголичкой; с невнимательностью, а не с ужасно (и точно назло родственникам) невнимательным ребенком и т.п.). Это уменьшает количество обвинений в семье, снижает чувство вины у ее членов и повышает эффективность их усилий.

Библиография:

1. Будинайте Г.Л. Классическая системная семейная терапия и постклассические направления: свобода выбора. // МПЖ 2001г. № 3
2. Вацлавик, П. Конструктивизм и психотерапия. // Вопросы психологии, 2001 г. № 5.
3. Жорняк Е.С. Нарративная психотерапия: от дебатов к диалогу. // МПЖ 2001г. № 3
4. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996
5. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998
6. Ильин И.П. Постмодернизм: словарь терминов. Москва 2001.
7. Кузнецов Сергей. Лекции по Культорологии. РГГУ, 1995г
8. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994
9. Семейная психотерапия., С.-П., 2000
10. Современная западная философия. Словарь. М., 1991
11. Фридман Джилл, Комбс Джин. Конструирование иных реальностей: истории и рассказы как терапия. М., 2001.
12. Эко Умберто. Заметки на полях «Имени розы» // Имя Розы. М., 1994
13. Botella, Luis. 1997. Personal Construct Psychology, Constructivism, and Postmodern Thought
14. Combs, Gene & Freedman, Jill (2002). Narrative therapy with couples… and a whole lot more! A collection of papers, essays and exercises. Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia
15. Deconstructing Psychotherapy. (1999).Edited by Ian Parker. Sage Publications Ltd. London. Thousand Oaks. Delhi.
16. Gleick, J. (1987). Chaos. New York: Viking.
17. Hart, Bruce. Re-authoring the stories we work by: Situating the narrative approach in the presence of the family of therapists. // Australian and New Zealand Journal of Family Therapy, 1995, vol.16, no. 4, pp. 181-189
18. Just Therapy – A Journey (2003) by Charles Waldegrave, Kiwi Tamasese, Flora Tuhaka & Warihi Campbell - Dulwich Centre Publications, Adelaide, Australia.
19. Morgan Alice. (2000) What is narrative therapy? An easy-to-read introduction. Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia
20.Shotter, John. (1990) Toward a third revolution in psychology: from inner mental representations to dialogical social practices. // First draft of chapter for David Bakhurst and Stuart Shanker (Eds.) Culture, Language, Self: the Philosophical Psychology of Jerome Bruner, Sage Publications, London.
21.VanderVen, Karen. 1998. Play, Proteus, and Paradox: Education for a Chaotic and Supersymmetric World. // Play from birth to twelve and beyond: Contexts, Perspectives, and Meanings. Garland Publishing, Inc., NY & London.
22. White, M., & Epston, D. (1990). Narrative means to therapeutic ends. New York: Norton.
23. White, Michael (2000) Reflections on narrative practice: essays and interviews. Dulwich centre publication. Adelaide, South Australia
24. White, Michael 'The process of questioning: A therapy of literary merit.' In The Selected Papers of Michael White. Dulwich Centre Publications, Adelaide: 1989.
25. White, Michael. (1995) Re-Authoring Lives: Interviews and Essays. Adelaide: Dulwich Centre Publications

[1]Anderson, H. and Goolishan, H.A., (1988), Human Systems as Linguistic Systems: Preliminary and Evolving Ideas about the Implications for Clinical Theory, Family Process, 27, 4: стр 380.

[2]Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. М.: Гнозис, 1994 стр.2

[3] Нарративную терапию создали и до сих пор развивают австралийские психотерапевты Майкл Уайт (MichaelWhite) и Дэвид Эпстон (DavidEpston). Даже в их исполнении за последние 20 лет она претерпела значительные изменения. Кроме того за это время нарративная терапия превратилась в признанный и довольно влиятельный подход в Европе и Америке. Однако разные терапевты восприняли нарративную метафору по-разному, и внутри подхода существуют значительные различия – одни терапевты заняты исследованием постмодернистского влияния на психотерапевтическую беседу; других больше интересуют постструктуралистские идеи; третьи стали называть себя дискурсивными терапевтами. Соответственно большие различия существуют и в том, как различные терапевты воплощают свои идеи в практику. Учитывая, однако, общее для всех любителей нарративной метафоры релятивистское отношение к действительности, такое расхождение рассматривается ими как хороший повод для интереса друг к другу и ресурс для новых описаний психотерапии.

[4] Это определение взято с официального сайта Дульвич Центра. www.dulwichcentre.com.au

[5] Это высказывание является основанной на самой себе интерпретацией. Тем не менее, многие нарративные терапевты в своих рассуждениях используют его как аксиому.

[6] Постмодернизм - "Многозначный и динамичный подвижный в зависимости от исторического, социального и национального контекста комплекс философских, эпистемологических, научно-теоретических и эмоционально-эстетических представлений. Прежде всего, постмодернизм выступает как характеристика определенного менталитета, специфического способа мировосприятия, мироощущения и оценки как познавательных возможностей человека, так и его места и роли в окружающем мире". (Цит. по (6) стр. 206).

[7]“К сожалению, "постмодернизм" - термин годный а toutfaire (на все случаи. Фр.). У меня такое чувство, что в наше время все употребляющие его прибегают к нему всякий раз, когда хотят что-то похвалить. К тому же его настойчиво продвигают в глубь веков.Сперва он применялся только к писателям ихудожникам последнего двадцатилетия; потом мало-помалу распространился и на начало века; затем еще дальше; остановок не предвидится, и скоро" категория постмодернизма захватит Гомера”.

Умберто Эко «Заметки на полях «Имени розы». // «Имя Розы» стр. 635

[8] Здесь и далее в разделы модернизм или постмодернизм могут попадать идеи, люди и цитаты не укладывающиеся во временные границы приписываемые этим явлениям.

[9] Maturana, Humberto R. The Nature of time. November 27, 1995
http://www.inteco.cl/biology/nature.htm - ChileanSchool of Biology of Cognition // The Web Page of Humberto Maturana.

[10] Нарративная терапия, изначально, возникла как вид семейной терапии. И сегодня она в основном популяризуется и практикуется как направление в семейной терапии. Однако в самом нарративном подходе не заложено никаких противопоказаний для использования его в работе с индивидуальными клиентами (которых нарративные терапевты, кстати, предпочитают называть людьми). Это отражается на практике – по сути, нарративный терапевт работает с теми тем той, кто к нему к ней пришел. Соответственно в данной статье какой бы термин для краткости не употреблялся: семья, человек или клиент, - речь идет о человеке или нескольких людях.

[11] То же самое означает используемый нарративными терапевтами термин "ограниченное, или скудное, описание" (thindescription). Перед лицом множества проблем или на фоне стресса люди часто начинают приписывать событиям смыслы, составляющие это самое скудное описание, в котором мало пространства для разнообразия, сложности и противоречивости жизни. Подобные ограниченные описания также часто исходят из доминирующих дискурсов, примером может служить психиатрический диагноз. Создаваемой нарративной психотерапией альтернативой служит "богатое или насыщенное описание" (thickandrichdescription), открывающее пространство для многообразия интерпретаций и выбора.

[12] Larner, G. (1995) The real as Illusion; deconstructing power in family therapy. Journal of Family Therapy, 17: 191-219. (p. 207)

[13]Perry, W.G. (1970). Forms of intellectual and ethical development in the college years: A scheme. New York: Rinehart & Winston. p. 258.

[14] Efran, J.S., & Clarfield, L.E. (1992). Constructionist therapy: Sense and nonsense. In S. McNamee & K.J. Gergen (Eds.), Therapy as social construction(pp. 200-217). London: Sage. p. 201.

[15] Необычная конструкция примеров уникальных эпизодов, в которых проблемы выглядят как отдельные сущности связана с идеей "люди не проблемы. Проблемы – это проблемы" и техникой экстернализации, которые будут рассмотрены ниже.

[16] "В 1973 г. американский психолог Д.Розенхэн опубликовал свои сенсационные исследования под заголовком: «Здоровый в окружении больных» («On being sane in insane places»). Эта работа представляет собой отчетный доклад одного исследовательского проекта, согласно которому Д.Розенхэн и некоторые его сотрудники добровольно были помещены в психиатрическую больницу на том основании, что они якобы слышат голоса и хотят пройти курс психиатрического лечения. Однако сразу же, как только их приняли на излечение, они заявили, что больше никаких голосов не слышат, и с этого момента стали вести себя так, как если бы оставались нормальными людьми за пределами психиатрической клиники. Срок их «излечения» длился от 7 до 52 дней, и все они были выписаны с диагнозом «шизофрения в стадии ремиссии». Ни один из них не был разоблачен в качестве псевдопациента; более того, любые особенности их поведения рассматривались как свидетельства, подтверждающие правильность диагноза. Вместо того, чтобы ориентироваться по фактам наблюдений, поставленный диагноз породил собой некую «действительность» sui generis, которая, в свою очередь, оправдывала и делала необходимыми применяемые клинические меры. В качестве особого курьеза следует упомянуть о том обстоятельстве, что единственными, кто не принимал участия в конструировании данной реальности, были многие «реальные» пациенты: «Ты не сумасшедший, ты — журналист или профессор»; такие и подобные им высказывания приходилось слышать довольно часто, причем иногда в резкой форме" (цит. по 2).

[17] «Должен сказать, что я сам убежден, что постмодернизм - не фиксированное хронологически явление, а некое духовное состояние, если угодно, Kunstwollen - подход к работе. В этом смысле правомерна фраза, что у любой эпохи есть собственный постмодернизм...» Умберто Эко «Заметки на полях «Имени розы». // «Имя Розы» стр. 635

[18] Maturana, H.R., & Varela, F.J. (1987). The tree of knowledge: The biological roots of human understanding. Boston: Shambhala

[19]Определение из электронной Энциклопедии Аутопоэзиса (ENCYCLOPAEDIA AUTOPOIETICA
An Annotated Lexical Compendium on Autopoiesis and Enaction Copyright © 1998, 2001 Randall Whitaker). Энциклопедия создана доктором Рэндалом Витакером. С полной версией энциклопедии можно ознакомиться на http://www.enolagaia.com/EA.html

[20] Maturana, H.R., & Varela, F.J. (1987). The tree of knowledge: The biological roots of human understanding. Boston: Shambhala. p. 34

[21] Maturana, Humberto R. The Nature of time. November 27, 1995
http://www.inteco.cl/biology/nature.htm - ChileanSchool of Biology of Cognition // The Web Page of Humberto Maturana.

[22]von Glaserfeld, E. (1984). An introduction to radical constructivism. In P. Watzlawick (Ed.), The invented reality (pp. 17-40). New York: Norton.

[23]

Вацлавик: "...мы имеем дело с, казалось бы, само собой разумеющимся допущением, что существует некая действительная, объективная, независимая от человека реальность, которую нормальный человек осознает яснее, чем так называемый душевно больной. Идея такой реальности стала в философском отношении несостоятельной уже со времен Д.Юма и И.Канта; в научном же отношении несостоятельной она является с тех пор, когда стало утверждаться мнение о том, что задачей науки не может быть поиск и обнаружение неких окончательных истин.

Насколько мне известно, допущение «реальной» реальности сохранилось лишь в психиатрии. В этой связи было бы полезно провести фундаментальное различие между двумя аспектами действительности, которое достаточно ярко выявляется на простом, часто приводимом примере. Физические свойства золота известны с давних пор, и совершенно невероятно, чтобы они (так же как многочисленные другие естественнонаучные факты, установленные экспериментальным путем) были подвергнуты сомнению в результате новых исследований, либо существенно обогатились благодаря последующим фундаментальным открытиям. В данном случае, если два человека имеют разные мнения относительно его физических свойств, то привести естественнонаучные доказательства тому, что один из них прав, а другой — нет, относительно просто. Эти свойства золота мы называем действительностью первого порядка ⁽дабы несколько упростить картину, мы оставляем без внимания тот факт, что, как об этом говорит Х. фон Ферстер в своем докладе, и этот аспект реальности является результатом фантастически сложного процесса конструирования действительности на нейрофизиологическом уровне, что обязательно предлагает наличие одной и той же языковой и семантической среды). Помимо этого, совершенно очевидно, в отношении золота существует действительность второго порядка, а именно — его стоимость. Эта последняя не имеет ничего общего с физическими свойствами металла, а представляет собой допускаемую человеком условность. Общепризнано, что и эта реальность золота является, в свою очередь, результатом взаимодействия других факторов, таких как, например, соотношение предложения и спроса или последние высказывания Аятоллы Хомейни. Все эти факторы объединяет то, что они являются человеческими конструкциями, но никак не отражением независимой истины.

Таким образом, так называемая действительность, с которой мы имеем дело в психиатрии, является действительностью второго порядка, и конструируется путем приписывания смыслов, значений или ценностей соответствующей действительности первого порядка. Различие между двумя упомянутыми действительностями хорошо выявляется в известном шуточном вопросе о различии между оптимистом и пессимистом: оптимист — как гласит ответ — о начатой бутылке вина скажет, что она наполовину полная, пессимист же — что она наполовину пустая. При одной и той же действительности первого порядка налицо две принципиально разные действительности второго порядка" (цит. по 2).

[24] У Пелевина есть отличная иллюстрация к этой практике. Рассказ, кажется, называется «Зигмунд в кафе».

[25]Точно также во время прогулки в горах нам было бы странно услышать от представителя племени (не помню какого), что вот, мол, камнит. Для нас бы падали камни. Если мы представим, что эти камни наделены сознанием и пришли из разных культур, подобных, скажем, нашей и этого племени, то одни из них с детства слышали, что им предстоит камнить, в то время как другие готовились падать.

Представим теперь, что камень из общества падающих камней пришел к психотерапевту, выходцу из племени камнящих (этот психотерапевт скорей всего называл бы себя «психотерапевтирующий»), с проблемой страха падения....

Какого такого падения?, – подумал бы модернистский психотерапевтирующий, уже в этот момент радостно предвидя, что этот пациент к нему надолго, и за то время, пока они будут прогулочным шагом идти к камнящей реальности, он, терапевт, вероятно, успеет довести эту реальность до правильного состояния, в котором он всем известен, как первооткрыватель «синдрома «страха падения» у камнящих».

Ага! значит падения! – подумал бы модернистский психотерапевтирующий, читавший на втором курсе работы предыдущего психотерапевтирующего, уже в этот момент обреченно предвидя, что этот пациент наверняка упорно будет называть его психотерапевтом, несмотря на то, что неотделимость действия от агента действия давным-давно научно доказана и нормальному пациенту совершенно очевидна.

Ого!, - подумал бы постмодернистский психотерапевтирующий (долгие годы с большим интересом пытавшийся понять всех тех, кто называл его психотерапевтом, ухогорлоносом и летчиком испытателем), - он, говорит, что у него есть такая проблема, страх падения. Очень, Очень интересно! Вы, знаете (вслух), в культуре, в которой я вырос, не было даже такого слова «падение» ..... некоторые нарративные терапевты и я в том числе полагают, что.... еще мама часто говорила мне в детстве..... я бы хотел постараться понять..... представьте, что прошел год и Вы уже «с тихим достоинством ждете падения и не слышите страха», это будет для вас хорошее состояние?.... кто первым заметит, что вы больше не слышите страха?..... Были ли когда-то в прошлом случаи, когда Вам удавалось договориться с этим Страхом падения, чтобы он на какое-то время замолчал? (Думает: Потрясающе! Потрясающе интересно! Сколько в мире всего уникального и непознаваемого! Вот процесс психотерапии, например....)

[26] «Возьмем например идею лечения беседой, которая неслучайно промелькнула в начале нашего рассуждения о нарративной терапии. Эти два слова могли бы ухватить некую суть относительно того, что такое «терапия». Они предполагают, в них имплицитно содержится, что у кого-то есть проблема и эту проблему надо излечить. Терапевт таким образом подобен доктору, который может диагностировать, что именно должно быть вылечено. Доктора обучены быть экспертами в решении этой задачи. Когда доктор находит в чем действительно проблема, он может как эксперт дать определение того, «что здесь на самом деле происходит», и на основе этого, предпринять ряд действий, которые все приведут в порядок. И таким образом тот, у кого была проблема, больше ее иметь не будет, так как все было приведено в порядок, стало правильным, и человек теперь может жить немного лучше, по крайней мере, в течении какого-то определенного времени. Вот такая карикатура на модернистский взгляд на язык и практику...
Озвучивая постмодернистский подход, мы могли бы здесь задать такие вопросы: Кто определяет, что значит в порядке и не в порядке, что правильно, а что не правильно? Какой эффект это производит на человека, когда ему говорят, что он должен подчиниться экспертизе другого? На каких основаниях, с какой стати один человек имеет право на то, чтобы его Знания рассматривались как более серьезные лучшие знания, чем чьи-то еще? Язык действует в согласии с научным методом так, что это приближает нас к контакту с подлинными фактами природы, с истинным положением вещей? Или язык более конструктивистская вещь, и сам создает и поддерживает некоторые проблемы?» JennyPinkus, August 1996

[27] семейный психолог, преподаватель психологии ГУУ

[28] Эта первая в Европе нарративная конференция была организована Дульвич Центром (Аделаида, Австралия) и Центром Нарративной Практики (Манчестер, Великобритания). Местом встречи 400 человек со всех обитаемых континентов был выбран Ливерпуль – город, который на протяжении нескольких веков был перекрёстком путей Старого и Нового Света. Современный Ливерпуль приветствовал гостей на многих языках мира, подтверждая статус Столицы Культуры 2008 года. На конференции были слышны голоса людей из Австралии, Великобритании, Ганы, Гонконга, Греции, Дании, Зимбабве, Израиля, Ирландии, Испании, Камеруна, Канады, Колумбии, Мексики, Новой Зеландии, Норвегии, Португалии, России, США, Финляндии, Чехии, Швеции, ЮАР. Более подробную информацию об этом событии можно получить на сайте www.dulwichcentre.com.au

[29]Например, М.Уайта - см. егокнигу “Reflections over narrative practice” (2000) - Dulwich Centre Publications, Adelaide, Australia иликомандутерапевтовизНовойЗеландии – см. книгу “Just Therapy – A Journey” by Charles Waldegrave, Kiwi Tamasese, Flora Tuhaka & Warihi Campbell (2003) - Dulwich Centre Publications, Adelaide, Australia.

[30] См. далее упражнение «Исследование наших историй», представленное на конференции в мастерской английского психотерапевта и супервизора HughFox.

[31] Примеры того, как это делают терапевты, работающие в нарративном подходе, есть в книге AliceMorgan “WhatisNarrativeTherapy? An easy-to-read introduction” (2000) - DCP, Adelaide, Australia.

[32]Подробнеесм. “Some of the thinking that is informing the conference planning “ – www.dulwichcentre.com.au

[33] Fox, Hugh (1996) Externalising Conversations: a process of motivational merit? – Context # 26, pp 26-29.

[34] Emily Sued & Barbara Amunategui – A Mexican perspective on teaching narrative ideas, The International Journal of Narrative Therapy & Community Work 2003 # 4.

[35] Автор: Michael White