Глава 15. Границы дозволенного 4 страница

— Афродизиак.

Ребекка кивнула, однозначно расстроенная и оскорбленная подобным отношением. Выпрямившийся во весь рост юноша неожиданно протянул ей руку.

— Аппарируем ко мне, я дам тебе зелье, чтобы не было последствий.

— Как мило с твоей стороны побеспокоиться об этом, — жестко отозвалась она. По бокам ото рта залегли некрасивые морщины, словно она всю свою жизнь капризно кривила губы минимум трижды на дню. — Можешь не утруждаться, даже если бы я хотела от тебя забеременеть, то не смогла бы. Ни разу за последние пять лет.

Снейп все так же стоял с вытянутой в ее сторону ладонью и пронзительно всматривался в темные глаза. Потом отвернулся, бросил: «Как скажешь», — и направился к выходу из комнаты, где с одной стороны уже раздавались крики пытаемых маггловских женщин, а с другой — громкие стоны тех Пожирателей смерти, которые не брезговали развлечениями иного рода.

Ребекка сползла по стенке на пол и беззвучно заплакала.

Гермиона снова провалилась в темную пустоту и очутилась в комнате, практически все пространство которой занимала огромная кровать.

— Тебя не было на прошлом собрании, — заметила темноволосая женщина, сидевшая на самом крае. Рядом с ней на полу валялись мужские брюки и черный плащ. Руки с тонкими пальцами методично разглаживали несуществующие складки на платье насыщенного синего оттенка.

— Задание Темного Лорда, — коротко бросил Северус. Помолчал с минуту и добавил: — Люциус рассказывал, что тебе пришлись по душе несколько моих изобретений.

Ребекка хищно улыбнулась.

— О, да. Должна признаться, я жалею, что только сейчас оценила всю прелесть и пользу собраний Хозяина.

— Уже даже Хозяина? — насмешка. — Помнится, еще неделю назад ты и смотреть в его сторону не могла, не говоря уже о том, чтобы признать его власть.

— Я… образумилась… — произнесла Каллиган, и что-то в ее тоне заставило Грейнджер насторожиться. И не ее одну.

— Что ты имеешь в виду?

Ребекка развернулась лицом к Снейпу. Глаза ее неестественно сверкали.

— Я поняла, что он прав. Только сила способна заставить других уважать тебя. Только сила способна очистить мир от маггловской грязи. А ограниченные грязнокровки и вовсе не достойны права познавать секреты нашего могущества!

— Я полукровка, — бесстрастно отозвался Северус. — Что же, я теперь для тебя недостаточно хорош?

— Да, иногда ошибки природы случаются, — она раздраженно передернула плечами. — Но в тебе столько силы, столько нераскрытого потенциала… Ну скажи мне, кто из них сможет выстоять против тебя хоть пять минут? Даже сам Хозяин признал твои способности в темных искусствах и зельеварении! Ими пропитана твоя жизнь, видел бы ты себя со стороны, когда говоришь о них! Меня дрожь пробирает, когда я думаю о том, какая жажда власти скрывается под твоей холодной маской! Снейп, а сколько в тебе хитрости и коварства! Ты получил у Лорда все интересующие тебя знания, и ведь при твоих удивительных успехах в ментальной магии это создает такой простор для собственного могущества и свободы…

С удивлением Гермиона узнала, что Северус падок на лесть. Все то время, пока Каллиган тешила его тщеславие своей пылкой речью, Снейп слушал ее с едва заметной кривой самодовольной улыбкой. Но даже то, что им восторгалась столь красивая женщина, казалось, не могло разрушить стену отчуждения, которую он выстроил вокруг себя. Потому что кроме самолюбования в его глазах не отражалось ни благодарности, ни любви. И стоило только Каллиган произнести последнюю фразу, как он мгновенно переменился:

— Ребекка, кто твой наставник?

Женщина отвернулась, продолжив затягивать шнуровку на корсаже платья.

— Какое это имеет значение?

— Я слышу крамольные мысли. И если их вложил в твою голову кто-то из ближнего круга, то Хозяин обязан об этом знать.

Искренне ли он говорил? Или искусно играл свою роль? Даже после того, как Гермиона столько вечеров видела Северуса без его непроницаемой маски, она не смогла понять правду по лицу молодого Снейпа.

Каллиган не удостоила его взглядом.

— Мы не в пятнадцатом веке, а я не еретичка, чтобы каяться перед тобой в грехах. И это раньше я верила в сказки вроде справедливости и любви. А теперь я верю лишь в силу. И я благодарна тебе за то, что ты своим примером раскрыл мне глаза.

Снейп усмехнулся. Лицо его снова приняло отстраненно-пренебрежительное выражение.

— Ты слишком самонадеянна, если считаешь, что мне есть какое-то дело до твоего мировоззрения.

— Это ненадолго, — загадочно обронила Ребекка.

Не успела Гермиона обернуться, как в следующую секунду она уже стояла напротив сидевшего в роскошном кресле молодого Снейпа. Длинные тонкие пальцы крепко сжимали хрустальный бокал с янтарной жидкостью. Выглядел он изможденным, под глазами его залегли глубокие тени.

— Прошу прощения, что заставил ждать, — растягивая слова, произнес блондин, входя в комнату. — Моя свояченица решила задержаться в библиотеке, и ей, как обычно, наплевать, что у меня гости.

— Твой эльф нашел, чем меня занять, Люциус, — насмешливо отсалютовал ему стаканом Снейп.

Но тон был напряженным, а ухмылка — вымученной. И то, что заметила Гермиона, не упустил из вида и Люциус. Он вальяжно развалился в кресле и лениво рассматривал Северуса.

— Должен признаться, выглядишь ты паршиво, друг.

«Друг!» — потрясенно повторила Грейнджер, но тут же взяла себя в руки. Не было в этом ничего удивительного. Это многое объясняло: и Фадж, и Амбридж лояльно относились к Снейпу, не подозревая его в продамблдоровских убеждениях.

Гораздо более странно было слышать искреннее участие в голосе Малфоя, потому что каждый раз, когда Гермионе доводилось видеть аристократа, весь его облик выражал неизменную скуку и пренебрежение. Но сейчас все было иначе. Малфой казался обычным молодым мужчиной, несколько надменным и насмешливым, но совершенно не похожим на того жесткого человека, который сражался с отрядом Дамблдора в Отделе тайн.

«Да что же со всеми вами сделала война?» — хотелось выкрикнуть Гермионе, но с ее губ не сорвалось ни слова.

Кто был виноват в том, что обычные люди превратились в теперешних монстров? Неужели их настолько развратила грязная сторона жизни Пожирателей смерти? И как Северус избежал этой участи?

Темный Лорд в то время был в большей степени человеком, чем в ее дни. Первая магическая война уже давно началась, и каждый день погибали не только десятки магглов, но и целые семьи волшебников, однако, Том Реддл еще не выглядел сумасшедшим маньяком, жаждущим крови. У него была своя философия, свои убеждения. И даже своя великая цель — сделать мир лучше. Но в фундаменте всех его утопических идей был принципиальный изъян: мысль о том, что один человек может быть выше другого не по личным заслугам, а по крови. Мысль о том, что волшебники выше других созданий просто в силу своего рождения.

Гермиона видела прекрасную в своей роковой красоте Беллатрису Лестрейндж, еще не иссушенную временем и Азкабаном, как на фотографии в «Ежедневном пророке», напечатанной год назад: ее щеки не ввалились под выдающимися скулами, смуглая кожа не выглядела болезненной, а крона блестящих черных волос не смотрелась клубком спутанной пряжи. И Беллатриса совершенно не была похожа на безумную.

А Ребекка Каллиган выглядела всего лишь несчастной женщиной, которую трофеем вручили нелюбимому мужчине. По крайней мере, в первом воспоминании.

Снейп тем временем сделал большой глоток (Гермиона заворожено проследила, как в такт движению на худой мужской шее дернулось резко выступающее адамово яблоко) и продолжил:

— Если Темный Лорд будет проводить собрания с такой же регулярностью, скоро я выплюну ему на ботинки свои легкие. Не знаю, с какой целью он приказывает выкурить столько афродизиака в залах, но долго так продолжаться не может.

— Ах, да, обостренное обоняние зельевара, — снисходительно улыбнулся Малфой, а потом безразлично предположил: — Может в фавор к Хозяину вошли Розье или Селвин, а ты знаешь, насколько далеки их пристрастия от боевой магии. А с твоей стороны, Северус, неразумно говорить в наших кругах о своих уязвимых местах.

— Но тебе я могу доверять, Люциус. Если планы Хозяина не изменятся, мне еще придется учить твоих детей… — услышала Гермиона, словно издалека, последние слова Северуса, и картинка снова сменилась. Она одно бесконечно долгое мгновение падала в холодную тьму, а затем оказалась в незнакомом парке. Ночной воздух был наполнен звонкими трелями птиц, а цветущий жасмин пьянил своим ароматом. И на фоне этого упоительного весеннего пейзажа резко выделялось тяжелое, загнанное дыхание мужчины в черном плаще и серебристой маске. Он привалился спиной к дереву и запрокинул голову, бессмысленно уставившись в небо сквозь молодую зеленую листву. Долго стоял, не двигаясь, словно собирался с силами.

Потом в ответ на свои мысли выругался сквозь зубы и уставился на собственную волшебную палочку, как на ядовитое жало мантикоры. Но Гермиона не замечала никаких отличий: на рукояти палочки все так же были вырезаны витые руны силы, а по темной лакированной древесине скользили блики лунного света, воровато подглядывающего сквозь кроны деревьев.

— Сколько можно?! Экспеллиармус! — воскликнул Северус, но ничего не произошло.

Лишь со второй попытки с кончика палочки сорвался тонкий бледно-красный луч и ударил в землю, подняв в воздух мелкое крошево прошлогодних прелых листьев.

— Если ты станешь гребанным сквибом, ты уже никому помочь не сможешь! — едва слышное злобное шипение сорвалось с губ волшебника.

Но понять, кому он собирался помогать, Грейнджер не успела — пока ее уносил холодный водоворот воспоминаний, она услышала громкий мужской крик, дьявольский смех Беллатрисы и вслед за ними тихий голос Волдеморта, заполнивший всю ее голову:

— Наконец, я увидел настоящего Северуса. Добро пожаловать в семью.

Сцена переменилась, и Гермиона оказалась в тесной и бедно убранной комнате. Шум и пьяная ругань, доносившиеся из-за двери, наталкивали на мысль, что Снейп находился в каком-то дешевом трактире. У стены стояла узкая койка с серыми простынями, а в спертом воздухе неприятно пахло хлевом.

Рядом с ней, скорчившись у ржавой раковины и подставив левое предплечье под струю воды, стоял Северус. На его скулах играли желваки, а глаза были закрыты. На светлой коже чернела метка. Он посмел не откликнуться на зов.

Гермиона прикрыла рот рукой, боясь не сдержать всхлип, совсем позабыв, что ее невозможно услышать. В том, как плотно Снейп сжимал челюсти, во всей его позе чувствовалась напряжение. Ему было больно. Но если вспомнить его рассказ в запретной секции, это оказалось оправданным поступком.

Гермиона снова ощутила падение и оказалась на этот раз перед воротами большого дома. Усыпанная гравием дорожка тихо и размеренно хрустела под привычными крадущимися шагами Снейпа, и, несмотря на то, что по обеим сторонам от нее росли низкие зеленые кустарники, голые деревья в отдалении и пронизывающий ветер подсказывали, что наступила зима. Кованые ворота распахнулись, стоило только юноше приблизиться, и вскоре он уже стоял у парадного входа в особняк.

Когда Грейнджер пыталась подстроиться к его шагам в длинном, богато обставленном коридоре, она была почти уверена, что находится в поместье Малфоев. Снейп резко остановился, а Гермиона, не готовая к такому повороту событий, прошла сквозь него и застыла как вкопанная, разделив удивление Северуса: из боковой комнаты выходила Ребекка Каллиган. Черный плащ скрывал фигуру женщины, но топорщащаяся на животе ткань раскрывала причину ее внезапного исчезновения.

Снейп мгновенно оказался рядом и увлек ее в маленькую комнату, из которой она появилась.

— Куда-то спешишь, Ребекка? — холод пробирал до самых костей от одного только звука его голоса: мертвый, зловещий, безжалостный.

— А я так надеялась, что ты сдохнешь! — ядовито выплюнула женщина.

В этот момент она была больше, чем когда-либо из воспоминаний Северуса похожа на свое изображение в книге — надменная, с ледяными глазами и жесткой, неприятной улыбкой. Казалось, злость даже искажала ее черты лица, словно ангел на картинке превращался в безобразную фурию.

— Я тоже рад тебя видеть, — преувеличенно вежливо отозвался Снейп, перехватывая ее правое запястье и выдергивая волшебную палочку из тонких пальцев. Было не похоже, что он контролировал прилагаемую силу: пальцы Каллиган неестественно изогнулись, неловко вывернулась рука, а на предплечье заалели следы. — Изволь объясниться.

— Что ты хочешь от меня услышать? Я была бы счастлива, если бы никогда больше тебя не увидела! Никого из вашей шайки! Но отец меня не послушал. Это же такая честь — собрание в нашем доме! Он просто не способен понять, что на самом деле нужно Хозяину!

— Я жду от тебя рассказа о том, с кем ты спала кроме меня! — Снейп грубо встряхнул ее за плечи. — Отвечай!

— Ах, если бы ты был так же учтив, как силен! — притворно вздохнула Ребекка, явно не понимая, что распаляет его еще больше. — Тогда нас ждало бы великое будущее! Но поскольку я уже получила от тебя все, что хотела, ты мне больше не нужен. Это мой ребенок! Ты не имеешь и не будешь иметь на него никаких прав!

— Ты солгала мне.

Тихие слова резко оборвали ее возбужденную речь, будто пощечина. Глаза Снейпа полыхнули бешенством, а сам он застыл, словно каменное изваяние.

Гермионе хотелось крикнуть Каллиган, что она ходит по лезвию ножа, предостеречь от глупых, необдуманных слов, но она лишь на мгновение прикрыла ладонью лицо.

Это двадцатилетний Снейп! Это молодой Пожиратель смерти! Как можно было не понимать, что таких людей нельзя доводить до точки кипения?

— Вот только давай без дешевых драм? — капризно произнесла Каллиган, скривившись. — Ложь — правда… сплошные условности. Ты ведь даже удовольствие получил, так чего же ждешь еще? Мне от тебя действительно больше ничего не нужно. Отдай мою палочку и забудь все, что произошло. Мы больше не встретимся.

Снейп желчно улыбнулся, и впервые на лице избалованной Ребекки промелькнул страх. По этой женщине было видно, что никто в семье не смел произнести слово ей наперекор. Единственная, драгоценная дочь Френсиса.

— Ты, наверное, привыкла, что все происходит так, как ты того потребуешь, да Ребекка? — подтвердил мысли Гермионы Северус настолько спокойно, будто читал лекцию перед классом о роли сушеных водорослей в зельеварении. — И, наверное, ты решила, что я так просто позволю тебе принимать решения вместо себя? Ты пытаешься унизить меня, а потом хочешь выйти сухой из воды? Наплести сказочку о том, что это не повлияет на мою жизнь? — Поцокал языком и сокрушенно качнул головой. — Не получится, Бекки. Ты избавишься от этого.

Каллиган неверяще уставилась на мужчину. Судя по выражению шока на ее лице, она была совершенно уверена в том, что никто не посмеет не то, чтобы причинить ей вред, а даже пригрозить. И уж точно не посмеет этого сделать Снейп в ее собственном доме.

Конечно, Гермиона понимала, что если бы Ребекка не вела себя так вызывающе и неразумно, ее судьба могла бы сложиться по-другому. Снейп остался бы верен Темному Лорду и, возможно, смог бы полюбить своего наследника после исчезновения Волдеморта.

Потому что он умеет любить. Но он никогда не простит собственного унижения.

Напрасно Грейнджер посчитала Ребекку жертвой! Она была виновата в произошедшем не меньше Северуса. Да, иначе. Да, по глупости. Но виновата.

— Ты не посмеешь… — раздался едва слышный шепот.

— Еще как посмею, милая, — ласково произнес Снейп и изобразил на своем лице улыбку. — Поверь, я достаточно восстановил силы после твоего… хм… неразумного заимствования, чтобы исполнить свое требование.

— Ты не понимаешь, — судорожно зашептала Каллиган сухими губами, и в ее огромных глазах заплескалось безумие, а речь стала едва связной: — Я должна была. Семья вырождается… близкородственные браки… сквибы… а ты такой сильный… молодой… ты бы даже не заметил… взяла чуть-чуть… но разве за это можно убивать?!

— А не ты ли на собраниях убивала магглов лишь за то, что им не посчастливилось родиться отличными от нас? — жестко оборвал ее Снейп. — Разве не ты хохотала над их мольбами о пощаде?

В нем не было ни капли сострадания. Он стоял совсем близко к женщине, и прищуренные черные глаза прожигали ее насквозь.

— Я пять лет пыталась… а потом… Дева-мария… дала зелья… и кровь… сила… и я не верила…

Каллиган потеряно улыбнулась, смотря сквозь Снейпа, а потом вдруг искривила губы, обнажая ряд красивых белых зубов, и злобно добавила:

— Слишком умен, чтобы купиться, да? А знаешь, почему ты никогда не увидишь своего наследника? Я хочу, чтобы ты испытал ту же боль отверженного, которую я ощутила на своей шкуре. Мы оба чудовища, Снейп. Ты — лицом, а я — душой. Так что поверь, у меня хватит сил исполнить свои планы. Я полюбила в тебе могущественную, уродливую химеру, и ты должен был боготворить меня лишь за то, что я обратила на тебя внимание! Но и здесь ты снова стал первым! Оказалось, что внутри мы одинаковы: ты тоже монстр. Ты каждый раз пользовался мной, а потом отталкивал. И в твоей душе нет даже капли раскаяния по этому поводу!

Снейп, неподвижный и бесстрастный, словно каменный идол, слушал ее обвинения, а когда Каллиган, обессилевшая от своего эмоционального всплеска, привалилась плечом к стене, тихо произнес:

— Ребекка, ты безумна.

И первый раз в его голосе зазвучала жалость. Причем такая откровенная и унизительная, что Гермиона ощутила подходящие к горлу спазмы рыданий. Ей было чудовищно больно за всех и каждого в этой нелепой истории. Ей было жаль надменную, избалованную Ребекку, ставшую жертвой прогнившей системы «чистоты рода», основанной на кровосмешении, ей было жаль невинного нерожденного ребенка, который должен был умереть еще до того, как сделает свой первый вздох, просто потому, что его родители не любили друг друга. Но больше всех ей было жаль Северуса. Молодого, чрезмерно гордого, мстительного, обрекающего себя на долгие годы метаний по самой страшной тюремной клетке — в собственной голове, — который в тот момент, возможно, считал, что поступает правильно.

«У меня было время свыкнуться с мыслью о том, какое я чудовище», — говорил он, вспоминая о своем поступке.

А Снейп тем временем продолжал, и голос его был тверд, как у человека, который смирился со своей судьбой и был готов сделать шаг во тьму:

— Ты не любила меня, Ребекка. Ты захотела новую игрушку и получила ее. Вот только мне не нравятся игры по чужим правилам. И независимо от того, что ты придумала себе, когда мы встретились, ты была другой. Но ты не имеешь права привязывать меня силой. Империо!

Взгляд Ребекки остекленел, тревога и страх стерлись с ее лица.

— Что бы ты ни думала, я не желаю тебе зла. Сейчас я отдам тебе палочку, а ты снимешь антиаппарационные чары с этой комнаты.

Каллиган кивнула и, получив свою палочку, пробормотала заклинание.

Через мгновение Гермиону окружила темнота, а потом она оказалась в маленькой пыльной и совершенно неуютной комнате с потертым диваном, старомодным маггловским телевизором, напоминавшим комод на высоких ножках и всего несколькими книжными полками, прикрывавшими выцветшие обои.

Снейп приказал Ребекке: «Жди здесь!» и исчез в потайной комнате за одним из книжных стеллажей. Вернулся со стаканом в руках, в котором плескалась фиолетовая жидкость.

Ребекка застыла, пытаясь сопротивляться Империусу, и Гермиона поспешно закрыла глаза, отворачиваясь. Она не хотела этого видеть.

Через время прозвучал неприятный булькающий звук, звон разбитого бокала, а следом за ним взволнованный голос Северуса, в котором Грейнджер еще никогда не слышала столько противоречивых эмоций:

— Садись, а теперь внимательно слушай. Когда я скажу, вернешься в свой дом, восстановишь чары. Вечером обратишься в больницу святого Мунго. Ты не будешь переживать по поводу того, что случится, а потом станешь вести себя так же, как и всегда. Объяснишь всем, что не заинтересована в продолжении отношений со мной. Тебе все понятно?

— Да, — первый раз за время нахождения в доме Снейпа ответила Ребекка. И после послышался хлопок аппарации.

Темнота под закрытыми веками Гермионы закачалась, а потом она очутилась на жестком ковре в спальне декана факультета Слизерин Северуса Снейпа.

И у нее впереди была вся ночь на размышления.

Глава опубликована: 05.04.2016

Глава 19. Пособники

Он уснул в своем кресле у камина. В жестком темно-зеленом кресле, в котором когда-то, тысячу лет назад, свернувшись калачиком, спала его студентка. И, как и в прошлые ночи, Снейп видел сон о ней.

Гермиона вышла из его спальни, одетая в подвенечное платье, облегающее гибкий стан, как вторая кожа, и глаза ее светились тем бесхитростным, доверчивым, восхищенным огнем, который впервые привлек его внимание. А Северуса захлестнуло волной раздражения, как сотню разъяренных гиппогрифов, потому что подсознание приписало Грейнджер слишком гриффиндорское представление о красоте. Ткань благородного жемчужного оттенка струилась по ее фигуре, перехваченная на тонкой талии бордовой атласной летной, а по самому краю длинного подола плелась алая вязь кружева. В ее густых, заплетенных в косу волосах мелькали маленькие бутоны роз, почти оскорбительных для взора слизеринца.

— У вас отвратительный вкус, мисс Грейнджер, — заявил Снейп. Взмах волшебной палочки — и лента, и кружево стали зеленые. Еще один — серебристые. — Вот так гораздо лучше.

— Вы испытываете извращенное удовольствие от надругательства над моим факультетом, профессор? — спросила ничуть не обиженная Гермиона. Где-то он слышал эту фразу. Где? Да разве это имеет значение во сне?

— Именно так. Грязное предательство. — Очередной взмах палочки и в глубоком декольте платья появился совершенно неуместный изумрудно-серебристый галстук, прикрывающий соблазнительную ложбинку между грудей. — То, на что совершенно не способна настоящая Гермиона Грейнджер.

— Но я настоящая, — произнесла девушка и опустилась перед ним на колени. Снейп протянул руку, и она пылом откликнулась на его ласку: прильнула щекой к раскрытой ладони и прикрыла от удовольствия глаза.

— Наглая ложь, — тихо-тихо, будто сам себе, ответил Северус. — Но ты все делаешь верно, настоящая сразу попыталась бы отстоять свою правоту. Во всем первая. Всегда правая. И она не вернется.

— Ну, тогда, может, я сгожусь?

Он хотел крикнуть «Нет!» в лицо своей галлюцинации, но лишь притянул ее за галстук слизеринской расцветки и смял нежные розовые губы в жестком поцелуе, наказывая фантома за то, что тот — лишь плод его воображения.

Снейпу казалось, что он поднял Гермиону на руки и унес в свою кровать, но в следующее мгновение снова оказался сидящим в жестком кресле. С тех пор, как Северус перестал очищать свое сознание от эмоций, к нему вернулись настолько реальные и красочные сны, что порой он не мог отличить их от реальности.

Потайная дверь так же, как и в прошлый раз, бесшумно отворилась, и из тени спальни вышла Гермиона в безликой студенческой форме. Стройные ножки в полосатых гольфах, юбка в складку, скрывающая женственную линию бедер, и ровно повязанный красный галстук в отвратительно-гриффиндорскую золотую полоску — она ничуть не изменилась с того момента, как неожиданно появилась в его комнате.

Ее подбородок был упрямо вздернут, а волосы, так же, как и в предыдущем сне, заплетены в косу, но карамель локонов не украшали ни наколдованные Снейпом веточки белой фрезии, ни серебристые ленты.

— Почти, — с заметной хрипотцой произнес он, а староста вздрогнула. — Вы на верном пути, но еще не до конца исправились, мисс Грейнджер.

— И что же я должна сделать? — шепот в ответ.

— Избавиться ото всех напоминаний о львином факультете, на котором только и могут научить, как наиболее глупым и прямолинейным способом принести себя в жертву ради других. Например, так, — прошелестел бархатный голос, и, повинуясь движению волшебной палочки, все красно-золотые полоски на форме студентки превратились в — неожиданно для самого Снейпа! — сине-бронзовые.

— Когтевран?

— Да. Так ты больше похожа на настоящую Грейнджер. Но платье будет только с серебром.

Еще один ленивый взмах, и на девушке оказалось то самое платье. Щеки Гермионы заалели. Она в несколько шагов преодолела разделявшее их расстояние и села на подлокотник кресла. Ее талию тут же обвили сильные руки, а сам Северус пронзительно посмотрел в карие глаза.

— Это предложение?

— Ни за что, — Снейп беззлобно ухмыльнулся. — Но пока я сплю, возможно и не такое.

Тонкий девичий пальчик с аккуратным коротким ногтем метнулся к его лицу и прижался к губам, заставляя замолчать.

— Шшш… Ничего не говори, Северус. С моей стороны было бы нечестно воспользоваться твоим беззащитным состоянием.

— Как благородно…

— Я пришла поговорить… — начала Гермиона, но Снейп резко притянул ее к себе и накрыл рот поцелуем. Жадно, исступленно терзая приоткрытые губы и лаская ладонями ее доверчиво подставленную шею и изгиб спины под тонкой тканью подвенечного платья.

Через несколько минут Северус отстранился от Грейнджер и заглянул в ее потемневшие от желания глаза.

— Ты слишком много говоришь. А плоду моего воображения положено вести себя так, как я того хочу.

Гермиона мягко вытащила из его пальцев черную волшебную палочку, направила на себя и, произнеся «Фините Инкантатем», вернула ее владельцу. Нежная и утонченная невеста перед его взглядом превратилась в студентку Гриффиндора с перепачканными чернилами пальцами. Только ни на йоту не изменились ее глаза. Решительный, упрямый, но в то же время пленительный и ласковый взгляд.

— Это не сон, Северус. Я хочу поговорить с тобой о том, что ты показал мне в Омуте памяти.

Между бровей Снейпа залегла глубокая морщина, и он послал Грейнджер, сидевшей всего в нескольких дюймах от него, подозрительный взгляд. Он ни на секунду не позволял голосу надежды затуманить свою голову, потому что было бы верхом идиотизма поддаться на эту уловку неразумного сердца в третий раз.

Чудом удержавшись от язвительного комментария, зельевар кивнул, откидываясь на спинку кресла и поощряя ее на продолжение.

— Каждый день и каждую ночь с момента, как ты рассказал мне о своем проклятии, я думала о том, что произошло с тобой. И с моей стороны было бы нечестно не признаться, что я считаю твое наказание заслуженным.

Как ни старался Северус сохранить бесстрастную маску на лице, он не смог. Дыхание перехватило, а голова его едва дернулась, будто Гермиона вместо слов ударяла его наотмашь пощечинами. Он был согласен с каждым ее словом, но оказался не готов к тому, какой болью в сердце отозвалась ее речь. Гермиона видела это, но продолжала так же твердо:

— Ты поступил плохо. Я не заблуждаюсь на этот счет. И я понимаю, что ты способен поступить так еще раз. Нет, не убить, — торопливо добавила она, заметив, каким холодным и жестким стал взгляд Снейпа, и как неприятно искривилась линия его рта. — Лишить меня права выбора.

Что он мог сделать? Презрительно хмыкнуть, насмешливо изогнуть бровь, чтобы показать ей, насколько глупы и безосновательны ее подозрения?

Но ведь эта удивительная рассудительная девчонка была права. Северус тридцать семь лет своей жизни был эгоистичным ублюдком. Так почему он теперь должен лгать себе или Гермионе, отступаясь от этой стороны своего скверного характера? Он восхищался гриффиндоркой, он, возможно, даже любил ее… Но этого было совершенно недостаточно, чтобы злобное чудище подземелий за одну ночь превратилось в прекрасного принца. Он слишком долго был предоставлен сам себе, и ему нужно время, чтобы измениться ради Грейнджер. Если это вообще было возможно.

Гермиона, едва ли догадываясь о чувствах, обуревающих Снейпа, продолжала раскрывать перед ним душу:

— Я двадцать минут пыталась наскрести в себе смелости, разглядывая несчастных единорогов перед входом в твою комнату, чтобы признаться самой себе в том, что я действительно готова предать все свои принципы и убеждения. И более того, что это доставляет мне какое-то мрачное и запретное удовольствие. В тот момент я почти понимала, чем тебя привлекли темные искусства. Можешь ли ты представить, насколько низко я пала? Я считала, что закрываю глаза на самое отвратительное и ужасное действие в мире и начинаю считать его допустимым, чтобы оправдать твой поступок.

Северус не мог пошевелиться из-за сковывающего его ужаса. Он чувствовал, как в его душе поднимается волна ненависти и отвращения к себе. Он с легким сердцем развращал Софию темными искусствами, потому что она изначально казалась ему склонной к этому пьянящему могуществу и безжалостной темноте. Но представить, что Снейп своими руками зародил в чистой и светлой Гермионе тягу к скверне и грязи, к власти, к смерти и боли, было выше его сил. Каждая клетка его существа вопила о ненормальности и гнусности всего происходящего, он был готов в ту же секунду снова лишить ее выбора и стереть каждое связанное с ним воспоминание, даже рискуя повредить ее память, сломать ее жизнь и надеяться, что посеянные им семена тьмы не дадут в ее душе всходов. Потому что каким бы мерзавцем он не являлся, Северус не имел права изменять ее невинную душу тягой к смерти и насилию. Но Гермиона продолжала, а страх внутри Снейпа сменялся растерянностью.

— Но после того как я увидела твои воспоминания, все стало иначе. Я поняла, что, как бы банально это не звучало, жизнь — сложная штука, и наши поступки в большей степени зависят от обстоятельств, чем мне казалось раньше. И я не была в твоей шкуре, я не испытывала того ужаса, который чувствовал ты, когда увидел Ребекку и узнал о ее обмане, поэтому я не имею права судить тебя. Я не имею права оправдывать тебя или обвинять за то, кем ты был в прошлом, я могу только принять его как факт. И ты должен знать, что для меня имеет значение только то, кем ты являешься сейчас и кем будешь дальше, — повторила Гермиона свою мысль и перевела дыхание. И, похоже, уловив какие-то изменения в выражении лица Снейпа, добавила тоном, не терпящим возражений, будто разговаривала с одним из своих недоумков-гриффиндорцев: — Но при этом ты должен знать, что я не стану унижаться и навязываться тебе. Никогда. Мой характер тоже не сахар, если ты все же заинтересован в нашей дружбе, тебе придется уважать мой выбор.

Наши рекомендации